Значение собора в средневековом городе
В средневековом городе собор долгое время был единственным общественным зданием. Он исполнял роль не только религиозного, идеологического, культурного, просветительского центра, но и административного и в какой-то степени хозяйственного. Позднее появились ратуши и крытые рынки, и часть функций собора перешла к ним, но и тогда он отнюдь не остался только религиозным центром. Представление о том, что «главные задачи города…служили материальной основой и символами конфликтующих социальных сил, доминировавших в городской жизни: замок-опора светской феодальной власти; собор-воплощение власти духовенства; ратуша-оплот самоуправления горожан» (А.В.Иконников)- справедливо только отчасти. Их безоговорочное приятие упрощает социально-культурную жизнь средневекового города.
Современному человеку достаточно сложно воспринять многообразие функций средневекового собора, его значимость во всех сферах городской жизни. Собор остался храмом, культовым зданием или стал памятником архитектуры и культуры, музеем, концертным залом, необходимым и доступным немногим. Его сегодняшняя жизнь не передает полнокровия его бытия в прошлом.
Средневековый город был невелик и замкнут стенами. Жители воспринимали его целостно, в ансамбле, - чувство, утраченное в современном городе. Собор определяет архитектурный и пространственный центр города, при любом типе городской планировки паутина улиц тяготела к нему. Как самое высокое здание в городе в случае необходимости он служил сторожевой башней. Соборная площадь была главной, а иногда и единственной. Все жизненно важные публичные действа происходили или начинались на этой площади. Впоследствии, когда рынок из пригорода был перенесен в город и появилась специальная рыночная площадь, она одним из углов часто примыкает к соборной. Так было в ряде городов Германии и Франции: Дрездене, Мейсене, Наумбурге, Монтобане, Монпазье. В городе, помимо главного собора, как правило, были еще и приходские церкви, им передавалась часть функций собора. В больших городах их число могло быть значительным. Так современник отмечает в Лондоне конца XII в. Сто двадцать шесть таких церквей.
Нашим восхищенным взорам собор предстает в завершенном и «очищенном виде». Вокруг него нет тех маленьких лавок и лавчонок, которые, подобно птичьим гнездам, лепились на всех выступах и вызывали требования городских и церковных властей « не пробивать дыр в стенах храма». Эстетическая неуместность этих лавок, видимо, совсем не смущала современников, они становились неотъемлемой частью собора, не мешали его величию. Иным был и силуэт собора, поскольку то одно, то другое его крыло постоянно находилось в лесах.
Средневековый город был шумным: на небольшом пространстве раздавался скрип колес, цоканье копыт, стук деревянных башмаков, крики торговцев-разносчиков, грохот и звон ремесленных мастерских, голоса и колокольчики домашних животных, которых только постепенно постановления городских властей вытесняли с улиц, трещотки больных проказой. «Но один звук неизменно перекрывал шум беспокойной жизни: сколь бы он ни был разнообразным, он не смешивался ни с чем возносил все происходящее в сферу порядка и ясности. Это колокольный звон. Колокола в повседневной жизни уподоблялись предостерегающим добрым духам, которые знакомыми всем голосами возвещали горе и радость, покой и тревогу, созвали народ и предупреждали о грозившей опасности. Их звали по именам: Роланд, Толстуха-Жаклин – и каждый разбирался в значении того или иного звона. И хотя их глосса звучали почти без умолку, внимание к их звону вовсе не притуплялось» (Й. Хёйзинга). Соборный колосок составлял необходимую информацию всем горожанам сразу: о пожаре, о море, нападении, каком-либо экстренном внутригородском событии. И в наши дни древние « Большой Поль» или « Большой Бен» одушевляют пространство современного города.
Собор был хранителем времени. Колокола отбивали часы уточного богослужения, но они же долгое время возвещали начало и конец работы ремесленника. До XIVв. – начала распространения механических башенных часов – именно соборный колокол задавал ритм « благоразмеренной жизни».
Недреманное око церкви сопровождало горожанина от рождения до смерти. Церковь принимала его в общество, и она же помогала ему перейти в загробную жизнь. Церковные таинства и ритуалы были существенной частью повседневной жизни. Крещение, помолвка, брачная церемония, отпевание и погребение, исповедь и причащение – все это связывало горожанина с собором или приходской церковью( в малых городах собор был и приходской церковью), позволяло ощутить себя частью христианского социума. Собор служил и местом захоронения состоятельных граждан, у некоторых там находились замкнутые родовые усыпальницы с надгробными памятниками. Это было не только престижно , но и практично( как отмечают историки, ограбления приходских кладбищ происходило постоянно).
Взаимоотношения горожан и городского духовенства были далеки от идиллии. Хроники Гвиберта Ножанского, Оттона Фрейзингенского, Ричарда Девизе не говорят о горожанах ничего доброго. В свою очередь в городской литературе – фаблио, шванках, сатирической поэзии- монах и священник часто осмеиваются. Горожане выступают против свободы духовенства от налогов, они стремятся не только высвободиться из под власти своих прелатов-сеньоров, но и взять под муниципальный контроль дела, традиционно находившиеся в ведении церкви. Показательная в этом отношении эволюция положения больниц, которые в течении XIII-XIVвв. постепенно перестают быть церковными учреждениями, хотя и сохраняют покровительство церкви и в силу этого неприкосновенность своего имущества. Однако нередкое противостояние духовенству сочетается с постоянными контактами с ним в повседневной жизни и не мешает горожанам считать строительство и украшение собора своим кровным делом.
В строительстве городского собора участвовали не только горожане, но и крестьяне округи, магнаты и духовенство. Средневековые хроники и другие документы отразили поразившее современников примеры религиозного энтузиазма: «дамы, рыцари-все стремились не только пожертвованиям, но и посильным трудом помочь строительству». Нередко для возведения собора собирали средства по всей стране. « Широкое распространение в средние века приобрели самые разнообразные донации, дарения, вклады на строительство храма, рассматривавшиеся как достойное и благоугодное дело. Чаще всего это были пожертвования драгоценностей и ценных вещей, денежные суммы или бесплатное предоставление материалов для будущей постройки» (К.М. Муратов). Собор строился несколько десятков лет, но полное завершение постройки тянулось столетиями. От поколения к поколению предавались легенды о закладке и строительстве храма, собирались все новые и новые средства, делались дарения, оставлялись завещания. Фраза папского легата и бывшего канцлера парижского университета Одо де Шатору, что « собор Парижской Богоматери построен на гроши бедных вдов» разумеется, не должна восприниматься буквально, но именно под собой основания. Искренний порыв благочестия сочетался с соперничеством с соседним городом, а у кого-то и с желанием получить личное отпущение грехов. Прекрасный собор был одним из важных знаков престижа, демонстрировал силу и богатство городской общины. Размеры храмов, построенных в совсем небольших городах, роскошь и сложность их интерьеров отвечают потребности создать нечто несоизмеримое по красоте и величию со всем окружающим. О значимости собора говорит и стремление немедленно восстановить его послед пожара, причем непременно на том же месте, что бы сохранить привычные объекты паломничества.
Строительство собора было многие годы в центре внимания горожан, но вступал он в действие задолго до своего окончательного завершения. Постройку начинали с хоровой части, крышу сооружали, как правило, еще до перекрытия храма сводами, таким образом богослужение можно было совершать достаточно быстро после начала строительства.
Строительство и украшение храма служило импульсом для развития городского художественного ремесла. Знаменитая парижская «Книга ремесел» (XIIIв.) сообщает о целом ряде таких профессий, применение которых в повседневной жизни города было бы весьма ограничено. Среди них живописцы, резчики по камню, филигранщики, ваятели, изготовители четок(из кораллов, раковин, кости, рога,, амбры, янтаря), ковров, инкрустации, золотых и серебряных нитей для парчи, застежек для книг и т.д. Затем украшаться будет ратуша, дома живущих в городе магнатов и городского патрициата, благотворительные учреждения. Но поначалу мастера прикладного искусства в основном работают для собора. Строители не оставались на одном месте, они переходили из города в город, из страны в страну. Они учились у прославленных мастеров; площадка строящегося собора была школой для зодчих.
О живом интересе современников к процессу возведения храма свидетельствует и иконографический материал эпохи: сюжет постройки собора част на миниатюрах средневековых рукописей.(Приложение А)
В соборе хранились реликвии с мощами, к нему стекались паломники, иногда издалека. Происходил постоянный обмен между жителями различных местностей. Пестрая толпа пилигримов, идущих в Кентербери поклониться мощам Фомы Беккета, подсказала Чосеру идею «Кентерберийских рассказов». Город и храм дорожили такими паломничествами: они приносили существенный доход.
При соборе находилась школа с певческим и грамматическим классом. В небольшом городе она часто оставалась единственной. Так, в Лондоне еще в XIVв. Известны всего три церковные школы. Церковные книжные собрания могли быть достаточно богатыми, но они были доступны лишь узкому кругу клириков и, возможно, городских интеллектуалов. Библиотеки при ратушах и Гилдхоллах появились позднее. На паперти, а в зимнее время и в помещении собора, школяры и студенты устраивали диспуты. Присутствовавшие на них горожане получали удовольствие скорее от жеста и самого процесса спора, чем от слова: диспуты велись на латыни. В Болонье с внешней кафедры собора Сан - Стефано студентам университета читали лекции.
Паперть собора была оживленнейшим местом города: здесь заключали различные сделки, нанимали на работу, здесь начиналась брачная церемония, нищие просили милостыню. Лондонские юристы на паперти собора св. Павла устраивали совещания и давали консультации клиентам. Паперть долгое время служила сценой для драматических представлений. На паперти, а иногда и в самой церкви устраивались так называемые «церковные эли» - прообраз будущих благотворительных базаров, на них продавали вино, различные изделия местного ремесла и сельхозпродукты. Вырученные деньги шли на содержание храма, нужды прихода, в частности, и на оплату праздничных процессий и театральных представлений. Обычай, постоянно осуждавшийся, но с течением времени становившийся все более частым. Пирушки эти очень возмущали церковных реформаторов и вообще ревнителей благочестия.
Городской собор долгое время служил местом муниципальных собраний, использовался в случае различных общественных нужд. Правда, с этой же целью использовали и монастырские церкви, и дома городских сеньоров. Храм был всегда готовым и открытым прибежищем в дни горя, тревог и сомнений, он же мог стать убежищем в прямом смысле, гарантировавшим на некоторое время неприкосновенность. Собор стремился вместить всех, однако в особо торжественные дни желающих было слишком много. И несмотря на строгую этикетность средневекового уклада, которая для нас стала уже застывшим стереотипом, в соборе происходила давка и не всегда безобидная толчея. Современники оставили свидетельство о беспорядках во время коронационных церемоний в Реймсском соборе.
Собор был одним из самых значимых( если не самым значимым) осуществлений средневековой культуры. Он вмещал в себя всю сумму знаний своей эпохи, все ее овеществленные представления о красоте. Он удовлетворял потребности души в высоком и прекрасном, небудничном, и простеца, и интеллектуала . «Символом вселенной был собор,- пишет современны историк,- его структура мыслилась во всем подобном к космическому порядку: обозрение его внутреннего плана, купола, алтаря, приделов должно было дать полное представление об устройстве мира. Каждая его деталь, как и планировка в целом, была исполнена символического смысла. Молящийся в храме созерцал красоту и гармонию божественного творения». Восстановить во всей полноте то, как обычный горожанин воспринимал богослужение, разумеется, невозможно. Переживание «храмового действия» было и глубоко индивидуальным и в то же время коллективным процессом. Воспитание, ритуализированные нормы поведения накладывались на набожность, впечатлительность, образованность индивида.
Горожанин и время
Средневековье унаследовало приемы измерения времени от древнейших времен. Приборы для такого измерения делились на две большие группы: отмерявшие отрезки времени и показывающие астрономическое время. К первым можно отнести песочные часы, известные с древности, но зафиксированные в Западной Европе лишь в 1339г., и огненные часы – свечи или масляные лампады, сгорание которых происходит за определенные промежуток времени. Ко второму типу часов относят солнечные и механические. Солнечные- гномон, известны еще в Египте V тысячелетии до н.э., получили Широкове распространение в Римской империи и были почти обязательным украшением многих вилл и домов. Промежуточным типом часов можно считать водяные-клепсидры. Клепсидры так же известны еще с XVв. До н.э. в Египте. Иные их них представляют собой две соединенные колбы, в которых вода переливается из одной в другую за фиксированное время – таковы, например известны в Греции примерно с 450г. до н.э. «Часы для ораторов». Другой вид водяных часов – большие цистерны, в которых вода также переливается из одной в другую, но в течении многих дней или, при соединении одной из цистерн к естественному или искусственному водному потоку, - постоянно, и абсолютное время определяется по уровню воды. Около 150г. до н.э. Ктесибий Александрийский изобрел водяные часы, в которых поднимающийся поплавок поворачивал вал со стрелкой. Часы эти были, скорее, календарем, рассчитанным на год, и стрелка отмечала день; каждый час, правда, вода выбрасывала камешек, который падал со звоном на металлическую пластину. Позднее клепсидры были видоизменены так, что стрелка показывала не день, а час. (Деление суток на 24 часа, а часа на 60 минут известно еще в Месопотамии во II тысячелетии до н.э.)
В раннее средневековье точное измерение времени, особенно суток, было мало распространено. Первые известные тогда часы – солнечные и водяные- были построены по указаниям знаменитого философа Боэция(ок. 480-524) по приказу Теодориха Великого (ок. 454-526; король остготов с 471, король Италии с 493); они предназначались в подарок королю бургундов Гунвольду. Из письма, сопровождавшего этот дар, явствовало, что в варварских королевствах, возникших на территории Галлии, часы были неизвестны( хотя на римских виллах в Галлии были и гномоны, и клепсидры).
Малая распространенность часов в раннее средневековье объясняется, во-первых, отношением( в известном смысле безразличием) людей ко времени, в котором они исходили из природной цикличности и ориентировались по наблюдаемым веками приметам и явлениям. Во-вторых- техническими трудностями: и клепсидры, и гномоны представляли собой неподвижные, громоздкие и (особенно первые) сложные сооружения, а солнечные часы, к тому же, могли показывать время лишь днем и в ясную погоду.
Многие мыслители средневековья уделяли немало внимания тщательной градации времени. Например, Гонорий Августодунский(первая половина XIIв.) делил час на 4 «пункта», 10 «минут»,15 «частей», 40 «моментов», 60»знамений» и 22560 «атомов». Но все же единицей измерения времени оставался в лучшем случае час, и тот, скорее, в литургическом обиходе, тогда как в обыденной жизни – день. Григорий Турский( ок. 538-594) в сочинении « De cursu stellarum ratio» предложил исчислять время по восхождению звезд и по числу прочитанных псалмов.
Деление времени на равные часы долгое время отсутствовало: светлое и темное время суток делилось каждое на 12 часов, так что часы дня и ночи были неодинаковы и разнились в разное время года. Первичное разделение суток на 24 часа было произведено на Ближнем Востоке, на широте которого день и ночь приблизительно равны в течении всего года, но в северных регионах Европы различие бросалось в глаза. Одним из первых, если не первым мыслителем, выразившим стремление уравнять часы, был англосакс Беда Достопочтенный( ок. 673-731), как явствует из его трактата « De ratione computi». Ему или его окружению принадлежит первый календарь, где указано распределение светлого и темного времени на широте средней части Британских островов: «декабрь -ночных часов XVIII, дневных – VI; март – ночных часов XII, дневных – XII; июнь- ночных часов VI; дневных – XVIII» и т.д. Уже после изобретения механических часов и до начала XVIIв. Применялись очень сложные регулируемые приводы, позволяющие делить сутки на неравные отрезки времени – часы дня и ночи, так что представление о часе как постоянной единице времени распространились довольно медленно и первоначально только в церковном обиходе, где это было вызвано литургической необходимостью. Особенно активно постоянство часа стало удерживаться в X в., в процессе Клюнийской реформы, в целях унификации церковного ритуала, предусматривавшей, среди прочего, единовременность церковных служб ( о поясном времени тогда и не знали).
Исследователи XIXв. Приписывали изобретение механических часов знаменитому ученому Герберту Орильякскому (ок. 940-1003), ставшему в 999г. папой под именем Сильвестра II. На самом деле он лишь усовершенствовал (ок. 983) клепсидру, и теперь ось ее вращалась под воздействием падающей воды; это дало возможность впоследствии заменить силу воды весом гирь, т.е. облегчило создание механических часов.
Причины появления последних были скорее социально-психологические, нежели технические. Точное измерение времени осуществлялось лишь внутри церковного пространства, вовне время отмечалось не так точно.