Предостережение предков 3 страница

— Петр Ильич, смотрите! Глаз-то идола позеленел.

Но Петра Ильича это нисколько не удивило. Он отложил в сторону нож, неторопливо вытер руки и только после этого взял у Саши зеленую розочку.

— Так и быть должно, Я еще в пещере догадался, что это александрит.

— Но почему же он так позеленел, этот александрит? Ведь он был красным. Или он так же меняет окраску, как и синий вивианит?

Петр Ильич усмехнулся:

— Здесь дело посложней. Иди-ка сюда.

Он нырнул в палатку и, раскрыв свой спальный мешок, сунул туда руку с александритом.

— А теперь возьми фонарь и освети его.

Саша недоуменно пожал плечами, но послушно взял фонарь и, направив луч света в отверстие мешка, заглянул туда сам.

— Да как же это так? — воскликнул он, поднимая голову. Таинственный камень опять горел ярким фиолетово-красным огнем, точно так же, как горел он в глазнице черного идола.

Петр Ильич улыбнулся:

— Здорово?

— Ох и здорово! — воскликнул Саша.

— Это и отличает александрит от других разновидностей хризоберилла. Недаром он является драгоценным камнем первого класса. Когда-то за него платили бешеные деньги. Но не только окраской ценится александрит. Все хризобериллы обладают громадной твердостью. По твердости этот минерал уступает только корунду и алмазу. Даже топаз имеет меньшую твердость, чем хризоберилл. Но это еще не все. — Петр Ильич вышел из палатки и снова взялся за консервы. — В состав хризоберилла входит металл бериллий, обладающий чрезвычайно ценными свойствами. Достаточно сказать, что он в пять раз легче меди и в то же время отличается исключительно высокой прочностью и довольно большой тугоплавкостью. Главная же его ценность заключается в громадной теплопоглощаюшей способности. Каждый килограмм бериллия способен «вобрать» в себя в пятнадцать раз больше тепла, чем такой тугоплавкий металл, как, например, платина. Вот почему этот элемент является наиболее возможным материалом для корпусов и теплопоглощающих экранов космических кораблей…

— Космических кораблей!.. — воскликнул Саша, бросая ложку и снова протягивая руку к александриту. — Вот здорово!

Чудесный камень, только что горевший фиолетово-красным огнем, а затем вновь вспыхнувший ярким зеленым пламенем, приобрел вдруг для него совершенно иной смысл. И перед глазами мальчика была уже не глухая тайга, а обширное, залитое огнями поле космодрома, на котором высилась сверкающая громада ракеты…

Космический корабль Саши готов ринуться навстречу звездам. Последние секунды остались до старта гигантского звездолета… В едином вздохе замерли тысячи людей. В едином порыве устремились их глаза к освещенным иллюминаторам корабля. В едином восторге забились сердца, переполненные гордостью за смелых сынов Земли, отправляющихся в бескрайние просторы космоса. Последние секунды… Последний взгляд на огни родной планеты, и он решительно подходит к пульту управления. Прощай, Земля!.. Теперь глаза его устремлены туда, где горит далекая зеленая звезда. Туда, куда помчит его могучий космический корабль…

Саша мечтательно улыбнулся. Эта картина вставала передним уже много раз. Но сегодня он впервые словно прикоснулся к своей заветной дерзкой мечте. Ведь а руках его был камень, содержащий крупицу металла, который, быть может, очень скоро понесет людей к звездам…

Но Петр Ильич вернул его на землю.

— И чего это ты ложку-то бросил? — спросил он размечтавшегося мальчика. — Мы не в гостях! Быстрее поворачивайся.

Саша послушно взял ложку.

— А этот… хризоберилл, он всегда встречается в виде таких красивых кристаллов? — спросил он.

— Да, это его обычная форма нахождения в природе. Но это не кристалл.

— Как не кристалл? Что же это такое?

— Это так называемый тройник, закономерное срастание трех кристаллов. Видишь ли, в чем дело… Кристаллы хризоберилла имеют форму уплощенных табличек, несколько вытянутых в одном направлении. Но при образовании они, как правило, срастаются по три, вернее, прорастают друг через друга, образуя такие вот шестилепестковые розочки.

— И часто они встречаются?

— Нет, к сожалению, хризоберилл — минерал очень редкий. Поэтому сырьем для получения бериллия служат другие бериллиевые минералы. Но мы с тобой заболтались, Саша. Солнце, смотри, уже как высоко! Доедай скорее и убери посуду. Мы уж и так засиделись на этой стоянке.

Вскоре они снова взялись за шесты. Солнце поднялось уже над лесом, но на воде было по-прежнему прохладно. Туман почти рассеялся. Река заискрилась миллионами золотистых огней. Живительная свежесть утра, казалось, проникала в каждую клеточку тела, делая его легким, гибким и сильным, а чистый утренний воздух будто звенел при каждом взмахе тяжелого шеста.

Плот шел быстро. Руки Саши двигались в точном стремительном ритме. Все в нем будто пело. Он забыл обо всем на свете. Он видел лишь сверкающие росой берега и спокойную гладь реки. Мысли его были светлыми и радостными. А в голове невольно рождались стройные рифмы.

И когда эти рифмы сложились в звучные поющие стихи, Саша отложил шест, вынул из кармана небольшую тетрадку и стал быстро заносить их на бумагу. И вот уже на страницах тетради встало яркое солнце и заклубился седой туман, и вспыхнула огнями таежная река, и зазвенел упругий утренний воздух… Но что это? Какая-то тень упала вдруг на быстрые строки, и в то же мгновение Саша почувствовал, что ему смотрят через плечо. Он быстро захлопнул тетрадь. Но поздно…

— Да ты, оказывается, и стихи пишешь!.. — протянул Петр Ильич.

Саша покраснел.

— Нет… Это просто так…

Он никому не показывал своих стихов. О них не знали ни в школе, ни дома. Только Андрею Ивановичу дал он однажды почитать кое-что. И то лишь после того, как тот сам познакомил его со стихами своей юности. Петру Ильичу он никогда бы не показал этой тетради. Саша знал, что тот будет смеяться над ним. Но если раньше Саша прислушивался к замечаниям аспиранта, то теперь многое изменилось, и смех Петра Ильича не только смутил его, но и вызвал в нем бурный протест.

— А если бы даже это были стихи, — сказал он, глядя прямо в глаза аспиранту, — что в этом смешного?

— Да это же чепуха! Понимаешь, чепуха! Какой геолог занимается такой мутью?

Саша хотел было возразить, сославшись на Андрея Ивановича, но внезапный сильный толчок сбил его с ног и повалил на груду мешков и ящиков, сложенных на середине плота. Саша невольно чертыхнулся и, встав на ноги, огляделся по сторонам. Прямо у его ног отчаянно барахтался Петр Ильич, запутавшийся в ремнях рюкзаков. Плот стоял неподвижно. Рядом тянулась длинная песчаная коса. За ней зеленела громада левого берега. Крутой склон его обрывался здесь почти к самой воде и густо порос молодым ельником. Противоположный берег был, напротив, низким и пологим. Небольшая пойменная терраса словно отодвигала коренной склон[21]его, темнеющий высокими голыми скалами, и оттого долина Ваи казалась здесь шире и светлее.

Саша помог геологу встать:

— На мель, кажется, сели.

— Вижу, — буркнул тот, растирая ушибленное плечо, — А все-твои стихи! Теперь видишь, что все это значит?

Саша не ответил. Быстро сбросив сапоги и закатав штаны выше колен, он прыгнул в воду и попытался столкнуть плот по течению. Но не тут-то было! Мель держала его крепко.

— Подожди, я оттолкнусь! — крикнул Петр Ильич, беря в руки шест.

Но не помогло и это. Плот будто прирос ко дну. Пришлось и геологу снимать сапоги.

— Вот засели! — проворчал он, прыгая в воду и становясь рядом с Сашей. Но плот не сдвинулся.

— Может, разгрузить его? — предложил Саша и посмотрел по сторонам. Взгляд его невольно задержался на песчаной косе. На поверхности ее местами вспыхивали маленькие красные огоньки. Длинная отмель словно подсвечивалась изнутри множеством крохотных; елочных фонариков.

Глаза Саши загорелись любопытством.

— Петр Ильич! Смотрите. Что это там так блестит?

Геолог поднял голову.

— Любопытно! — Он протер очки и пригладил рассыпавшиеся волосы. — Пойдем-ка посмотрим, что это за камешки.

— А плот?..

— Что плот! — Петр Ильич раздраженно махнул рукой. — Плот застрял навеки! Его теперь надо вагами стаскивать.

Он досадливо сплюнул и, подвернув повыше брюки, зашлепал к песчаной отмели. Но Саша опередил его. В несколько больших прыжков, подняв фонтаны брызг, он первым подскочил к косе и, набрав в пригоршню леску, закричал:

— Гранаты! Петр Ильич, здесь все усыпано гранатами! Точно такими, как вы показывали мне в музее.

Геолог выбрался из воды и молча склонился над отмелью. Чистый речной песок ее был действительно переполнен блестящими, почти прозрачными многогранничками, окрашенными в приятный буровато-красный цвет. Петр Ильич поднял несколько кристалликов и, вынув из кармана лупу, начал внимательно их рассматривать. Саша затаил дыхание.

— Ну что, гранаты? — не вытерпел он долгого молчания геолога.

Петр Ильич покачал головой:

— Едва ли…

Он поднял еще несколько красных кристалликов и снова приставил к глазам лупу. Наконец он спрятал ее в карман и торжественно произнес:

— Ты знаешь, что это такое? Это кристаллы гельвина, одного из ценнейших минералов пегматитовых жил.

Саша внимательно посмотрел на лежащие в его ладони красиво ограненные камешки.

— Но они ничем не отличаются от кристаллов граната…

— Да, по своим физическим свойствам гельвин действительно очень похож на гранат. Он также, как видишь, встречается в виде отдельных кристаллов, имеет примерно такую же твердость, цвет, блеск, излом. Одинаковы и их удельные веса. Но кристаллическая структура их не однотипна. Поэтому гельвин имеет несколько иную огранку кристаллов, хотя заметить это не так просто. Что же касается их внутреннего строения и химического состава, то здесь нет ничего общею.: В этом отношении наш красный камень, пожалуй, более всего, подобен синему лазуриту…

— Тому, что мы нашли в мраморном овраге?

— Вот-вот! Только вместо натрия и алюминия в состав гельвина входят марганец и бериллий.

— Бериллий?! Но ведь этих кристалликов здесь полным-полно!

— Да, гельвин нередко образует значительные скопления, имеющие промышленный интерес.

— Значит, это бериллиевая руда?

Петр Ильич усмехнулся:

— Ну, если тебе так больше нравится, то можно назвать его и рудой.

— А еще какие минералы служат бериллиевой рудой?

— Чаще всего и в наиболее значительных количествах в природе встречается силикат бериллия — берилл. Люди, не знакомые с геологией, знают главным образом его разновидность — изумруд. Сравнительно. часто встречается и другой силикат бериллия — фенакит…

— Фенакит? Это тот минерал-обманщик, который теряет на свету окраску?

— Ты его знаешь?

— Мне рассказывал о нем Андрей Иванович. Когда он, еще студентом, был на производственной практике, ему попались на одном руднике красивые кристаллы какого-то неизвестного минерала. Они были окрашены в чудесный янтарно-желтый цвет и искрились на солнце, как снежинки в лунную ночь. Он, конечно, набрал этих кристаллов, а когда пришел домой…

— То увидел, что они стали совершенно бесцветными, как простые стекляшки. Так?

Саша с удивлением посмотрел на Петра Ильича:

— Да… А у вас тоже был такой случай?

Геолог рассмеялся:

— Нет, у меня такого случая не было. Но я знаю, что фенакит почти мгновенно обесцвечивается на свету. Впрочем, обманщиком его называют не потому.

— А почему же?

— Название свое он получил за то, что его очень трудно отличить от кварца. Он имеет почти такие же, как кварц, твердость, блеск, характер излома, так же, как и кварц, не растворяется в кислотах и не плавится паяльной трубкой. На поверхности земли он так же, как кварц, обычно бесцветен и прозрачен. Но в момент добычи некоторые его разновидности действительно бывают окрашены в нежные тона винно-желтого или розового цвета. Вообще, надо сказать, что среди бериллиевых минералов немало прекрасных самоцветов. Это и король зеленых камней — изумруд, и несказанно прекрасный минерал цвета морской волны — аквамарин, и изумительный, очень редкий, но исключительно красивый голубой камень эвклаз.

Все эти минералы были известны людям с незапамятных времен. Ими восторгались, перед ними преклонялись, из-за них вели бесчисленные войны, но никому и в голову не приходило, что в состав всех этих камней входит замечательный металл, ценность которого неизмеримо выше, чем ценность любого самоцвета.

— Петр Ильич, как же попали эти кристаллики гельвина в речной песок?

— Э-э! Вот это-то самое интересное! Ты обрати внимание на то, что они почти совершенно не окатаны. Значит, река где-то совсем близко размывает коренное месторождение гельвина. Я не сомневаюсь в том, что и этот камень, — Петр Ильич подбросил на ладони яркий александрит, — найден где-то здесь, в долине Ваи. Вот о каких богатствах шла речь в древних легендах, и я уверен…

Но в чем был уверен геолог, Саша так и не узнал, ибо в следующее мгновение Петр Ильич вскочил, как ошпаренный, и закричал испуганным голосом: — Саша! Плот..

Саша быстро обернулся и тоже не мог сдержать испуганного возгласа. Там, где только что темнела громада их плота, теперь свободно струились чистые воды Ваи. Оба путешественника, как по команде, посмотрели вдоль реки. Вздох облегчения вырвался из груди Саши. Плот медленно плыл по течению метрах в трехстах от злополучной косы.

— Бежим! — воскликнул Саша и первым бросился в воду. Но бежать по воде было не так просто. Сразу же за перекатом река становилась глубокой, а сильное течение валило мальчика с ног. Тогда он повернул к берегу и вскоре выбрался на низкую песчаную отмель.

— Скорее, Петр Ильич, скорее! — торопил он геолога, на ходу отжимая мокрые брюки.

Через минуту оба они мчались по ровному, густо заросшему травой берегу. Плот плыл медленно. До него оставалось уже не более ста метров, когда путь им преградил маленький ручеек. Ручеек пустяшный. Саша, не останавливаясь, перепрыгнул через него и уже начал огибать густые заросли кустарника, подступающие почти к самой воде, как вдруг из-за них послышалось глухое рычанье, раздался сильный треск, а в следующее мгновение кусты с шумом раздвинулись и… громадный медведь поднялся во весь рост перед глазами пораженного мальчика.

Саша замер. Свирепый зверь повел из стороны в сторону огромной тупорылой мордой, шумно втянул ноздрями воздух и вдруг медленно, но решительно двинулся навстречу людям. Косматая шерсть встала на нем дыбом. Глаза загорелись яростным огнем. А шумное клокочущее дыхание, вылетавшее из полураскрытой пасти, перешло в глухой грозный рев.

Саша похолодел. Острое, ни с чем не сравнимое чувство страха молнией пронзило его мозг. Он невольно попятился назад и в то же мгновение услышал за своей спиной быстро удаляющийся топот. Мальчик обернулся и увидел, что Петр Ильич со всех ног мчится обратно к перекату, стараясь почему-то держаться подальше от берега.

Саша снова глянул на медведя. Зверь был уже совсем рядом. Раздумывать было некогда. Сознание страшной опасности словно подбросило мальчика над землей. В два прыжка взлетел он на пригорок и, точно ветер, ринулся вслед за геологом. Злобное рычание зверя, раздававшееся за спиной, подстегивало его, как удары кнута. Оно будто ввинчивалось в его мозг, не давая ни на минуту опомниться и подумать о чем-либо другом. Единственное, что смог сообразить Саша, это то, что им не следует бежать в одном направлении, и, так как Петр Ильич по-прежнему удалялся от берега в сторону темных утесов, он снова спустился ближе к воде.

Но зверь, видимо, не собирался оставить их в покое. Рев его становился все громче и яростнее. Саше показалось даже, что он уже слышит за спиной его горячее дыхание и тяжелый топот огромных когтистых лап. Он помчался еще быстрее, но в это время нога его зацепилась за корягу, и он с размаху полетел в густую траву.

На миг сердце мальчика остановилось от страха. Но в следующее мгновение он снова вскочил на ноги и оглянулся назад. Медведь был, оказывается, далеко. Он как будто не торопился догнать беглецов, но и не прекращал преследования, быстро ковыляя вдоль берега и оглашая воздух грозным ревом.

Саша перевел дыхание. Взгляд его скользнул по воде и вдруг остановился на знакомой косе, поблескивающей красными гельвиновыми огоньками. Сердце мальчика снова упало. Тут только он вспомнил, что их плот унесло течением. Саша быстро взглянул вниз по реке. Но поверхность ее была пустынной. Плот, по-видимому, уже скрылся за поворотом.

Что же делать?.. Медведь приближался. Петр Ильич почти скрылся из виду. А плот?.. Плот может уплыть так далеко, что его нельзя будет и догнать. Саша посмотрел на противоположный берег. А что, если перебраться через реку? Он не знал, плавают медведи или нет. Но другого выхода не было. И Саша, не раздумывая, бросился в воду.

Река была здесь не глубокой. Саша без труда пересек ее и вскоре выбрался на другой берег. Глаза его сейчас же отыскали медведя. Тот остановился и, казалось, с удивлением смотрел на человека, почему-то решившего переправиться через широкую реку. К воде он не подходил. Тогда Саша вскарабкался по склону и быстро отжал намокшие брюки и рубашку.

«Теперь к плоту!» — скомандовал он себе и снова помчался по берегу. Но бежать было трудно. Берег оказался крутым и неровным. К тому же он густо зарос молодыми елями и пихтами. Ноги Саши скользили по мшистой земле. Одежда цеплялась за сучья. А глаза непрерывно следили за зверем, оставшимся по ту сторону реки.

Между тем медведь постоял на месте, покрутил головой, медленно повернулся и заковылял по берегу, не отставая от Саши, но и не собираясь, видимо, перебираться через реку.

Саша замедлил шаги. Медведь тоже как будто заковылял медленнее. Саша пустился бегом. Медведь тоже затрусил быстрее. И вдруг остановился. Рычание его стало глуше и мягче. А в голосе послышались даже странные нотки нежности.

Саша невольно приостановился и посмотрел через реку. Жесткие, окаменевшие от напряжения черты лица его вдруг смягчились и расплылись в улыбке. Там, на противоположном берегу, из-за большого куста, росшего почти у самой воды, выскользнули два маленьких пушистых комочка и быстро покатились навстречу медведю.

«Вот оно что! — подумал Саша. — Это медведица с медвежатами! Теперь понятно, почему она так настойчиво преследовала нас».

Саша не раз слышал, что медведь избегает встречи с человеком, но если набрести на медведицу с медвежатами, то можно жестоко поплатиться. Впрочем, на этот раз медведица была, по-видимому, и сама изрядно напугана, увидев двух бегущих прямо на нее людей. Недаром она ограничилась лишь тем, что отогнала их от своего выводка.

Между тем медвежья семейка скрылась в густых прибрежных зарослях, и обычная тишина воцарилась над таежной рекой. Саша облегченно вздохнул и, спустившись ближе к воде, побежал за уплывшим плотом.

Догнал он его лишь за третьим поворотом. Их плот, к которому Саша так привык за неделю плавания, который был их домом, складом, лабораторией, от которого зависело все благополучие их путешествия, спокойно плыл по середине реки, будто управляемый чьими-то сильными опытными руками.

Саша вновь, не раздеваясь, бросился в воду и вскоре настиг упрямого беглеца. Потом он подчалил его к берегу, закрепил за большой камень и только тогда смог наконец подумать о судьбе своего спутника.

Петр Ильич остался где-то далеко за перекатом и, может быть, до сих пор еще бежал от зверя, не зная, что тот давно уже их не преследует. Как сообщить ему об этом? Кричать? Слишком далеко. Догонять на плоту? Бессмысленно. Против течения плот плыл очень медленно, К тому же Саша совершенно выбился из сил.

А что если выстрелить из ружья? Конечно! Услышав выстрел, Петр Ильич сразу же догадается, что Саша добрался до плота, и пойдет на звук выстрела.

Мальчик взял ружье и выстрелил. Подумал немного и выстрелил еще раз. Только после этого он переоделся, разжег костер и, развесив на кустах мокрую одежду, прилег на мягкую траву.

Прошло с полчаса. Саша напряженно вслушивался, ожидая шагов или голоса геолога. Но было тихо. Мальчик забеспокоился. Он встал на ноги и громко крикнул. Ответа не последовало.

— Неужели с ним что-нибудь случилась?.. — произнес он в большой тревоге и после минутного раздумья решил плыть к перекату.

Все тело у него болело. Ноги казались чугунными. Только теперь, после небольшого отдыха, ощутил он по-настоящему огромную усталость, вызванную неожиданным состязанием с рекой и свирепой медведицей. Хотелось снова повалиться на траву, вытянуть ноги и лежать, лежать, ни о чем не думая, наслаждаясь отдыхом и тишиной, нарушаемой лишь мирным потрескиванием костра. Но Петр Ильич не подавал никаких признаков жизни. А что, если с ним и в самом деле что-нибудь случилось?

Саша решительно затоптал костер, собрал одежду, отвязал плот и погнал его вверх по реке. Глаза мальчика внимательно обшаривали оба берега. Бот тот куст, из-за которого выскочили медвежата. А вот и коса с гельвином! Где же Петр Ильич?

Саша перевалил через перекат и снова подчалил плот к берегу. Плыть дальше было рискованно. Геолог мог остаться ниже по течению. Что же делать?

Саша с минуту подумал, перезарядил ружье и снова выстрелил. И тут со стороны огромных голых скал, возвышавшихся на правом берегу, послышался как будто слабый человеческий голос. Саша крикнул. В ответ снова раздался тихий, приглушенный звук, напоминающий человеческий голос. Саша внимательнее вгляделся в темные утесы. До них было совсем недалеко. Но звуки были слабые-слабые, и доносились они как будто из-под земли.

Что-то тут не так! Он укрепил плот и, взяв на всякий случай ружье, выскочил на берег. Мрачные, поднимающиеся высоко к небу утесы казались развалинами какой-то огромной древней крепости. Саша подошел к ним почти вплотную и крикнул:

— Петр Ильич!!

— Э-е-сь!.. — послышалось снова откуда-то из-под земли.

Саша огляделся по сторонам. Нигде никого не было. Тогда он снял с плеча ружье и пошел на звук загадочного голоса. Под ногами его резко поскрипывала каменистая осыпь. Утесы, казалось, насторожились в ожидании чего-то недоброго. Саша невольно замедлил шаги.

— Петр Ильич! — крикнул он еще раз, почему-то оглядываясь назад и понижая голос.

— Э-е-сь! — снова донеслось до Саши, и в то же мгновение он чуть не наступил на огромное пятно густой застывшей крови. Мальчик вздрогнул и в ужасе отдернул ногу. Свежая, чуть запекшаяся кровь широко растеклась по каменистой почве, а отдельные брызги ее виднелись даже на соседних скалах.

— Петр Ильич! — закричал Саша голосом, полным отчаянья и ужаса.

— Здесь! — глухо, но на этот раз отчетливо раздалось у самых его ног.

Мальчик начал лихорадочно обшаривать глазами землю, ожидая увидеть окровавленное тело геолога. Но кругом были лишь серые, забрызганные кровью камни. А откуда-то из-под земли снова и снова доносился глухой могильный голос…

Сашу охватил ужас. Он судорожно сжал в руках ружье и в то же мгновение увидел огромную черную тень, стремительно пронесшуюся у него над головой…

Глава одиннадцатая

ЛУННАЯ СОНАТА

Яркий луч утреннего солнца прорвался сквозь густую крону кедра, стремительно промчался по ветвям и, поиграв с повисшими на них капельками росы, упал на осунувшееся лицо Наташи. Она медленно открыла глаза. Начинался четвертый день утомительного пути к лагерю.

Утро едва занималось. Густым туманом дымилась широкая гладь реки. Седой от росы была трава на берегах. А в воздухе веял еще тот легкий бодрящий ветерок, которым почти всегда сопровождается рождение нового дня.

Девушка зябко поежилась. Утренний холодок давно уже прогнал сон. Но вставать не хотелось. Кружилась голова. Мучительно ныло под ложечкой. Болели натруженные ноги.

Наташа вздохнула. Уже три дня прошло с тех пор, как взбунтовавшиеся воды Ваи лишили их плота. Вместе с ним река унесла все запасы продовольствия, палатку, спальные мешки, топоры, ружье Валерия, патроны и отобранные образцы минералов и пород. В первую минуту Наташа даже не осознала всей глубины случившегося несчастья. Ей было только страшно. И даже не страшно, а мучительно стыдно перед Андреем Ивановичем за то, что они не выполнили его приказа и тем сорвали дальнейшую работу экспедиции. Она заранее представляла, как он посмотрит на них, когда узнает о случившемся, что скажет им…

Но то, что произошло в действительности, было в тысячу раз хуже. Андрей Иванович выслушал их сбивчивый рассказ о гибели плота, не произнеся ни слова. Ни единого слова! Он даже не взглянул на них. Молча сел на камень, к которому был когда-то привязан плот, молча стал смотреть в мутные воды реки.

Так прошло несколько долгих минут. Невозможно передать, что происходило в это время в душе Наташи. Она презирала себя за то, что так глупо, так легкомысленно вела себя в этот день. И в довершение ко всему Валерий начал оправдываться:

— Андрей Иванович, мы не виноваты… Честное слово… Мы просто не думали…

Наташа вся съежилась от стыда, слушая этот жалкий приниженный лепет.

Андрей Иванович не проронил ни звука.

Через минуту Валерий затянул опять:

— Разве мы думали, что эта река…

И тут Наташа пе выдержала:

— Перестань! Слышишь! Как тебе не стыдно?!

Тогда геолог поднялся. Лицо его было совершенно спокойным.

— Выкладывайте содержимое ваших мешков!

Они поспешно, как нашкодившие дети, начали выбрасывать из рюкзаков свои вещи. Андрей Иванович вытряхнул и свой мешок.

— Продукты кладите отдельно, вот сюда.

Они молча отобрали пакеты с продовольствием. Его оказалось слишком мало: с килограмм сухарей, две банки консервов, немного сахара, кулек конфет и несколько плиток шоколада. В эту же кучу Андрей Иванович бросил двух только что убитых им куропаток. Он тщательно пересчитал все сухари, кусочки сахара и нахмурился.

— Н-да, не густо… Совсем не густо!

После этого он приступил к беспощадному перетряхиванию ребячьего багажа. В сторону было отброшено все лишнее: запасное белье, книги, печатки мыла, коробки с зубным порошком и тому подобное. Продукты и самые необходимые вещи Андрей Иванович разделил на три части и сам тщательно уложил по рюкзакам.

— А теперь, — сказал он твердо, — переправимся на левый берег, и в путь, к лагерю.

С тех пор прошло три дня. С утра до вечера, с небольшими остановками на отдых, шли они вдоль берега реки. Идти было трудно. Густая высокая трава сильно затрудняла движение. Особенно тяжело было по утрам. Одежда промокала от росы насквозь. В сапогах хлюпала вода.

Но вот вставало солнце. Трава подсыхала. И по лицам начинал струиться пот. Он заливал шею, спину, грудь. Одежда прилипала к телу. А несметные полчища мошкары накидывались, подобно обжигающей туче. И все это время — и утром, и в полдень и вечером — ни на минуту не затихающее чувство голода.

Шли молча. Только Валерий время от времени пытался заговорить с Наташей. Но она ограничивалась лишь односложными ответами. Щеки ее до сих пор пылали при воспоминании о том, что сказал он ей в тот ужасный момент, когда они обнаружили исчезновение плота.

Зато теперь она все чаще вспоминала Сашу. Но эти воспоминания были не менее мучительны. Теперь-то Наташа знала, в чем она виновата перед ним. В ее памяти снова и снова возникал разговор с Андреем Ивановичем там, у лабрадоровой жилы, где она впервые ясно поняла, что не имеет права даже на то, чтобы Саша вспоминал о ней в будущем.

А ведь было время, когда их связывала большая хорошая дружба.

Наташа потянулась на мягкой пихтовой постели, заботливо приготовленной с вечера Андреем Ивановичем, и мысли ее, помимо воли, унеслись в прошлое.

Однажды мать Наташи положили в больницу. А на другой день заболела и ее сестренка. Сколько забот свалилось на ее плечи! Нужно было сходить на базар, в булочную, в аптеку, истопить печь, приготовить обед. Наташа в растерянности металась по комнате, не зная, с чего начать, а больная Милка капризничала и принималась реветь всякий раз, как только Наташа бралась за пальто.

Вдруг в дверь постучались.

— Да! — крикнула она, не поднимаясь от печки, в которой никак не разгорались дрова.

Но в комнату никто не входил.

— Ну, кто еще там?.. — спросила она с досадой и пошла открывать дверь. В прихожей стоял Саша. Красный от смущения, он комкал в руках шапку, в нерешительности переминаясь с ноги на ногу.

— А я шел мимо… И думаю… Может, тебе помочь чем-нибудь?

Наташа смутилась.

— Нет, зачем же? У меня все хорошо… Вот только печка не горит.

— Так я сейчас! — обрадовался Саша. Он окинул пальто и бросился прямо к печке, словно только за этим сюда и явился.

— А у тебя других дров нет? — спросил он через минуту.

— Есть в сарае. Да вот она, — Наташа кивнула на Милку, — не дает и шагу сделать из комнаты.

Саша тотчас же сорвался с места и, не одеваясь, помчался в сарай. Вскоре в печи загудело пламя. Саша поднялся.

— Может, сходить куда-нибудь надо? В аптеку или…

— Ну, что ты! Я сама сейчас сбегаю, — возразила Наташа. Но Милка, услышав ее слова, разразилась таким ревом, что ей пришлось сразу же отказаться от своего намерения.

— Вот так все время, — сказала Наташа смущенно. — Если тебе в самом деле не трудно, Саша, сходи, пожалуйста, в аптеку да по пути купи хлеба в булочной.

— Может, и на базаре чего-нибудь надо? — спросил Саша, надевая пальто.

— Так это же очень далеко…

— Ерунда! Я мигом! А тебя она разве отпустит? — подмигнул он притихшей Милке.