Выстрелы могут означать просьбу о помощи 2 страница
Но температура гидротерм не остается неизменной. Двигаясь по трещинам земной коры, они постепенно охлаждаются, вследствие чего растворенные в них вещества выпадают в осадок, давая начало новым минералам, которые мы называем минералами гидротермального происхождения.
Таких минералов очень много. Гидротермальное минералообразование дает нам главную массу благородных, цветных и радиоактивных металлов. Именно а гидротермальных жилах сосредоточены основные минералы золота, серебра, меди, свинца, цинка, олова, вольфрама, никеля, кобальта, молибдена, висмута, сурьмы, мышьяка, ртути, а также урана, тория и радия. Но каждый из этих минералов образуется лишь в определенную стадию гидротермального процесса, ограниченную известными температурными интервалами.
Из самых горячих гидротерм с температурой от четырехсот до трехсот градусов выпадают такие ценные минералы, как молибденит, кобальтин, уранинит, магнитный колчедан, мышьяковый колчедан, оловянный камень касситерит, являющийся единственным промышленным источником олова, титансодержащий рутил, вольфрамовые руды — шеелит и вольфрамит, самородное золото и многие другие. Все это так называемые рудные минералы. Наряду с ними в эту же стадию образуются и некоторые нерудные минералы, такие, как кварц, турмалин, мусковит.
При более низкой температуре, от трехсот до ста семидесяти пяти градусов, из гидротерм выпадают медный колчедан, галенит, сфалерит, никелин, тетраэдрит. В эту же стадию образуются и принесенные вами аргентит и прустит. Вместе с ними выделяются и другие руды серебра — пираргирит и стефанит и целый ряд других минералов. Из нерудных минералов здесь продолжает выделяться кварц. Начинает выделяться барит, сидерит, кальцит и другие карбонаты.
При еще более низких температурах, от ста семидесяти пяти до пятидесяти градусов, гидротермы дают главным образом руды ртути, мышьяка и сурьмы, В эту стадию образуется киноварь, антимонит, реальгар, аурипигмент. Здесь же выпадают кварц, флюорит, доломит и другие минералы.
Наконец, при температуре ниже пятидесяти градусов рудных минералов уже не образуется. Теперь из гидротерм выпадают лишь такие минералы, как кальцит, анкерит, сидерит, то есть, главным образом, карбонаты. По сути дела — это уже минералообразование из обычных подземных вод.
Так кончается большая сложная жизнь магматического очага. Но не кончается жизнь магматических минералов. Они продолжают жить своей особой многогранной жизнью, подвергаясь различным изменениям и превращениям, вступая во взаимосвязь друг с другом и окружающими их породами, порождая новые минеральные виды.
В мире минералов, как и в мире живой материи, нет ничего неизменного и вечного. В нем все изменяется, все движется, все находится в непрерывном развитии, подчиняясь великим законам природы.
Петр Ильич помолчал, а затем, словно вспомнив, что перед ним не студенческая аудитория, заговорил тише и проще:
— Ну так вот, ваш шурф вскрыл гидротермальную жилу…
— Почему жилу? — не понял Алексей Михайлович.
— Очень просто. Поскольку гидротермы движутся, как правило, по трещинам горных пород, то выпадающие из них минералы и заполняют эти трещины, образуя длинные узкие тела, которые мы называем жилами. Основная масса этих жил сложена нерудными минералами: кварцем, баритом или карбонатами, а в них в виде более или менее крупных включений оказываются вкрапленными различные руды. Теперь вы понимаете, почему ваши рудные минералы оказались в кварце?
— Это понятно. Но ведь вначале-то мы нашли там кераргирит…
— Законный вопрос. Кераргирит не образуется из гидротерм. Но я уже сказал вам, что любой минерал, какого бы происхождения он ни был, не остается неизменным. Под действием кислорода воздуха и поверхностных вод верхняя часть вашей жилы подверглась значительным изменениям. Кварц в ней разрушился, а сульфиды серебра в результате окисления и реакции с хлоросодержащими водами, просачивающимися с поверхности, превратились в хлорид серебра — кераргирит.
— Занятно! — летчик встал и шагнул к выходу. — Камень из воды!.. Никогда б такого не подумал! Ну ладно… Интересно вас слушать. Но пора заняться своим делом. Завтра утречком покопаемся еще в этой жиле.
— Что же вы меня не пригласите с собой, Алексей Михайлович?
Летчик удивленно посмотрел на развалившегося на мешках геолога.
— Разве здесь нужно какое-то особое приглашение? Это же не гулянье. Если хочется помахать киркой, то — милости просим!
Прошло еще два дня. Все работы по рытью шурфа были закончены, и Сашей снова, овладело тревожное беспокойство. Перед его глазами вновь и вновь возникала страшная пещера, едва не ставшая их могилой.
«Ведь если у здешних обитателей, — думал он, — был обычай хоронить покойников под землей, то и в низовьях реки могут быть такие же пещеры-кладбища. И Андрей Иванович обязательно захочет осмотреть одну из них. А тогда… Тогда с ними может произойти такое же несчастье…»
На миг Саша представил себе Наташу в темном подземелье, и сердце его сжалось от боли. Вечером он снова зашел в палатку к летчику.
— Алексей Михайлович, разрешите мне завтра отправиться навстречу Андрею Ивановичу.
Летчик поднял голову от разобранного передатчика:
— Как это тебе отправиться? Разве одному можно пускаться в такое путешествие? Уж если плыть, то плыть вдвоем. Поплывешь с Петром Ильичей или со мной… Надо обсудить все это. Вот завтра и потолкуем, а дня через два, если они к тому времени не вернутся, может быть, и отправимся. И что тебе на месте не сидится? Экий прыткий парень! Ты пойми, что Андрей Иванович исследователь. А исследовательскую работу трудно спланировать с точностью до одного дня…
— Алексей Михайлович, все это я понимаю. Но если с ними что-нибудь случилось? Ведь они тоже могли попасть в пещеру. Если у здешних обитателей…
— Если, если… Что же ты думаешь, у них головы на плечах нет? Да Андрей Иванович у черта из пекла выберется, а не то что из какой-то там пещеры! Право же, ты зря беспокоишься! Ты вот поговори с нашим геологом. Он тебе то же самое скажет.
— С Петром Ильичей я говорить не буду, — отрезал Саша.
— Ну и зря…
Но Саша его уже не слушал. Выскочив из палатки, он направился было к бревенчатому складу, но махнул рукой и быстро зашагал к реке, где бился о берег привязанный плот.
Стемнело. С верховьев подул холодный резкий ветер. Небо покрылось тучами. Угрюмая стена леса будто шагнула далеко вперед и прижалась к самому лагерю. А он все стоял на берегу и смотрел на черную воду Ваи. В душе его шла мучительная борьба с самим собой.
Может быть, Алексей Михайлович и прав? Может быть, и в самом деле нет никакого основания беспокоиться? Конечно же Андрей Иванович выпутается из любого положения! Саша и сам так думал. Андрей Иванович!.. О том, чтобы стать таким, как он, можно было лишь мечтать.
А Наташа?.. Ей ведь никогда не приходилось бывать в таких условиях. Разве сможет она ворочать каменные глыбы, бороться с течением, стрелять из ружья по зверью?..
Но ведь Наташа не одна. С ней Андрей Иванович…
Саша глянул в глухую тьму ночи и вдруг резко выпрямился. Знакомое пепельно-голубое сияние полыхало далеко над лесом в той стороне, куда уплыл отряд Андрея Ивановича. Мертвенно-бледный полусвет струился там над темными застывшими вершинами, заставляя сжиматься сердце в предчувствии чего-то страшного и неотвратимого.
Саша вздрогнул. Он тут же вспомнил ту темную тревожную ночь, когда они с Наташей в последний раз сидели на берегу реки перед тем, как отправиться в далекое плавание. Он будто снова увидел, как дрогнули ее ресницы и как улыбнулась она ему одними глазами в тот миг, когда впервые полыхнуло перед ними это далекое грозное зарево. Тогда он дал себе слово не останавливаться ни перед чем, если понадобится прийти ей на помощь. А теперь… Он еще стоит и думает, плыть или не плыть ей навстречу. Нет! Больше раздумывать некогда. Завтра чуть свет он отправится в путь. Отправится во что бы то ни стало!
Саша снова глянул на запад. Зарево погасло. Огромное черное небо будто придавило уснувшую тайгу, и ни звука не слышалось в сыром холодном воздухе.
Мальчик невольно поежился. Тайга была страшной.
— И все-таки я завтра поплыву! — тряхнул он упрямо головой и зашагал к палаткам.
А ночь становилась все темнее и темнее. Ни звездочки на небе. Даже воздух, казалось, стал необычно густым и черным. Саша ускорил шаги. Но не успел он подняться на мысок, как на лицо его упала капля. Затем другая, третья… И мелкий частый дождик забарабанил по его плечам.
Саша пошел быстрее. Машинально поднял воротник. Но в следующее мгновение остановился и рывком распахнул пиджак, колючие брызги коснулись шеи, попали на раскрытую грудь. Холодная струйка побежала по спине. Но он не шелохнулся.
Дождь лил всю ночь. Не прекратился он и на утро. Тяжелые иссиня-черные тучи лениво ползли над угрюмой рекой, непрерывно кропя ее мелкими холодными брызгами. Тайга потемнела и наполнилась глухим шумом. Тяжелый запах прели повис в сыром воздухе.
Алексей Михайлович выглянул из палатки и покачал головой:
— Ну и погодка!..
В палатке, где расположились Петр Ильич, и Саша, было тихо.
— Эк спят! — проворчал он с добродушной усмешкой и сладко потянулся. — Да что еще остается делать в такую погоду…
Он также повалился на спальный мешок. Но спать уже не хотелось. Минут через десять летчик снова поднялся и надел сапоги.
— Займусь-ка завтраком, — сказал он себе и, набросив плащ, начал разжигать костер.
Но отсыревшие дрова не горели. Тогда он прошел на склад и вытащил оттуда пустой ящик. В палатке нашлось немного бересты.
Вскоре костер разгорелся, а еще через полчаса на нем забулькала каша и пыхнул паром веселый чайник.
— Ну, теперь пора и будить.
Он подошел к палатке и рывком откинул намокший полог. К его удивлению, там уже не спали. Петр Ильич лежал и читал книгу, а Сашин мешок был аккуратно свернут и пододвинут к стенке.
— Вот тебе и на! — воскликнул летчик, разводя руками. — Где же Саша?
Петр Ильич посмотрел на свернутый мешок и зевнул:
— Разве он не у вас?
— Нет, ко мне он не заходил.
— Значит опять в тайгу умчался… Дурная голова!
Алексей Михайлович замахал руками:
— Что вы! Да знаете ли, что на улице-то делается? В такую погоду добрый хозяин собаки из избы не выгонит.
— Вы думаете, люди всегда умнее собак? Алексей Михайлович нахмурился и, не ответив, вышел из палатки. Реплика геолога больно резанула его слух.
— Ну это еще как сказать, — буркнул он, направляясь к костру. — Немного надо ума, чтоб других дураками честить. Но где же все-таки Саша? А что, если…
Алексей Михайлович вдруг стукнул себя по лбу и бросился к реке. Плота у берега не было.
— Удрал! — воскликнул он, хлопая себя по бокам. — Удрал! Вот бесененок! В такую погоду! Один!!
Он сдвинул фуражку на затылок и сел на мокрую корягу.
— Каков пострел! Каков пострел!..
Он вынул из кармана папиросу, помял ее в руках, но так и не закурил.
Дождь усилился. Поднялся ветер. А летчик все сидел на берегу и долго-долго смотрел на темную воду реки.
Глава семнадцатая
ЧУДЕСНЫЙ КАМЕНЬ
Дождь лил не переставая. Серой пеленой заткались дали. Потемнели и нахмурились прибрежные леса. Мелкая рябь побежала по реке. Воздух наполнился шумом падающих в воду капель.
Тяжелый, темный от дождя плот медленно скользил мимо низких неприветливых берегов. Управлять им было трудно. Намокший плащ сковывал движения, Громоздкий шест выскальзывал из рук. А ноги разъезжались на скользких мокрых бревнах.
Саша устал, проголодался и в глубине души уже раскаивался в том, что не послушал летчика и один в такую погоду отправился навстречу Андрею Ивановичу. Но возвращаться было стыдно. Да и просто у него не хватило бы сил гнать теперь плот против течения. А что будет ночью?..
Саша поежился. День, по-видимому, шел уже к концу. Но приставать к берегу не хотелось. Он. вынул сухарь и стал медленно жевать его, думая о том, как лучше устроиться на ночь. Плыть дальше было бессмысленно. Берега тонули в оплошной сетке дождя. Но Саша медлил. Очень уж не хотелось возиться с мокрой палаткой, мокрым хворостом, мокрой одеждой. Он посмотрел, на сумрачное, затянутое тучами небо и вдруг вздрогнул. Ему показалось, что кто-то отчетливо произнес его имя. Мальчик весь обратился в слух. Но это было совсем излишним, так как через секунду над рекой пронесся душераздирающий крик:
— Сашка! Сашка! Стой! Причаливай сюда!
Саша обернулся к берегу и увидел бегущего к воде человека. Это был Валерий. Но на кого он был похож! Мокрый, грязный, с растрепанными волосами и безумными, лихорадочно блестящими глазами он отчаянно махал рукой и что-то быстро-быстро приговаривал.
Саша рывком направил плот к берегу.
— Что случилось? — крикнул он Валерию.
Но тот по-прежнему твердил какое-то оно непонятное слово.
Наконец плот причалил к берегу.
— Что случилось? — повторил Саша.
— Есть! Есть! Скорее есть! Иначе я умру!.. — вопил Валерий, прыгая на плот.
В мгновение ока он подскочил к ящику с продуктами и, схватив целую пригоршню сухарей, принялся с жадностью грызть их, не обращая внимания на Сашины расспросы.
— Да что, в конце концов, случилось? Где Наташа? Где Андрей Иванович? — не отставал от него Саша.
— Они все… там… погибли… — выдавил наконец Валерий, давясь сухарем.
— Что? Погибли?.. — Саша выпустил из рук шест и, как подкошенный, опустился на ящик. Он не смог вымолвить больше ни слова, и только глаза его, расширившиеся от ужаса, говорили о том, как поразило его это известие.
Молчал и Валерий. Он усердно работал челюстями и почему-то упорно смотрел в сторону.
— Что же с ними случилось? — проговорил наконец Саша, стараясь не смотреть на хищно бегающий кадык Валерия.
— Погибли с голоду… там… — махнул тот рукой в сторону водопада.
— Где там? На берегу?
— Да, когда я уходил, они остались на берегу. А сейчас… Не знаю… Может быть, перебрались в лес…
— Что?! — закричал Саша. — Как перебрались? Значит, они были еще живы?
— Да… То есть нет! В общем, я не знаю…
— Так ты их бросил?!
— Что толку… — начал было Валерий.
Но Саша не дал ему закончить.
— Мерзавец! — крикнул он, сжимая, кулаки. — Я всегда знал, что ты мерзавец! Вон отсюда! Вон с плота! Я сейчас же поплыву к ним!
— А я? Я же умираю. Неужели ты бросишь меня здесь? Я… Свези меня хоть, в лагерь…
— Что?! В лагерь? Да я сейчас утоплю тебя, как собаку! Ну!
Саша схватил его за руку. Валерий съежился. И Саша увидел, что из глаз Валерия бегут слезы.
— Хорошо. Я уйду. Уйду. Но дай мне немного еды.
— На, бери! — сунул ему в руки Саша пакет с сухарями. — Да скажи толком, где ты их оставил?
— Я… Я даже не знаю…
— Что! — Саша снова подступил к нему с кулаками. — Сейчас же скажи все, а то…
— Когда я ушел… Вчера утром… Они остались лежать на этом берегу. На небольшом пригорке…
— Далеко отсюда?
— Я шел вчера весь день… А сегодня… уже не мог…
— Но они еще были живы? Живы, да?! Говори, черт тебя побери! — закричал Саша, хватая Валерия за ворот куртки.
— Н-н-не знаю… — промямлил тот, пряча глаза от Саши. — Я ушел рано… Может быть, они еще спали…
— Ах ты, гадина! — воскликнул Саша, отталкивая от себя Валерия. — Даже не узнал, живы они или нет! — Он отвернулся от него, как от прокаженного, и только тут почувствовал, что весь дрожит, как в лихорадке. Но в последних словах Валерия была еще надежда. Может быть, еще не поздно? Может быть, он еще успеет? И Саша быстро схватил шест.
— Ну, чего ты еще стоить? Чего тебе еще надо? Уходи сейчас же, пока я не пристукнул тебя! — крикнул он, поднимая шест.
Валерий поспешно попятился и неуклюже, как-то боком, спрыгнул с плота прямо в воду. Он медленно зашлепал к берегу, но, не дойдя до него с полшага, вдруг поскользнулся и упал, уткнувшись лицом в прибрежную траву.
— Эх ты, чучело! — воскликнул Саша с отвращением, но в следующее мгновение прыгнул на берег и, вытащив Валерия из воды, усадил его на кучу мокрого хвороста. Валерий попытался подняться, но тут же схватился за живот и снова повалился на бок.
— Чего еще?
— Живот… — глухо промычал Валерий.
— Дорвался!.. Не ешь пока больше! — бросил Саша, прыгая обратно на плот, и, уже берясь за шест, крикнул: — Лагерь тут совсем недалеко. Всего полдня пути.
Валерий что-то ответил. Но Саша его уже не слушал. Он с такой силой оттолкнулся от берега, что плот наполовину ушел в воду.
Дождь усилился. Поднялся ветер. Река потемнела. Вода то и дело накатывала на плот, подступая к самым ногам Саши. Но он не замечал ничего.
«Только бы успеть, только бы успеть!» — твердил он себе, налегая на шест.
Плот мчался быстро. Словно в гигантском калейдоскопе, мелькали перед глазами. Саши залитые дождем, берега. Но ему казалось, что он еле тащится по темной угрюмой реке.
Вскоре он сбросил плащ. Затем куртку. Рубаха его взмокла от дождя и пота, а он мчался вперед и вперед.
Сколько прошло времени, он не знал. Он не заметил, как прекратился дождь, как очистилось от туч небо. И только тогда, когда гладь реки вдруг вспыхнула под лучами вечернего солнца, он разогнул спину и отбросил со лба намокшие волосы.
Омытые дождем берега сияли, точно покрытые лаком. Река горела тысячами огней. А над безбрежными лесными просторами раскинулась широкая многоцветная лента радуги.
С минуту Саша смотрел на эту захватывающую картину. И вдруг ему показалось, что за дальним поворотом поднимается к небу тонкая, чуть приметная струйка дыма. Он невольно прижал руки к груди.
— Что это? Неужели дым? Но ведь это может быть только дым их костра! Значит, они живы! Значит, он увидит их сейчас!.. Увидит ее…
Сердце Саши забилось от радости. Но только на миг. В следующее мгновение оно сжалось от страшного предчувствия. Неужели он не успеет? Неужели… Нет, этого не может быть! Скорее! Скорее вперед!
Он снова налег на шест. А через несколько минут выпрямился и громко крикнул:
— Наташа-а-а!..
Многоголосое эхо подхватило его голос и понесло над таежной рекой туда, где таяла в воздухе легкая струйка дыма…
Дождь прошел. Андрей Иванович поднялся на небольшой пригорок и, подойдя к поваленной лесине, осторожно опустил на нее Наташу. Сегодня им пришлось довольствоваться лишь горсткой черники, и потому еще до полудня девушка совершенно выбилась из сил. Геолог вынужден был почти нести ее на руках, но и его силы таяли с каждым часом.
День близился к концу. Надо было снова думать о ночлеге. А завтра… Что-то будет завтра?.. Наташа ослабла до последней степени, а сегодня к тому же она насквозь промокла. Надо было немедленно просушить ее одежду. Но как разжечь костер, когда все вокруг утопает в воде?.. Андрей Иванович вырвал из своей тетради все чистые листы и потратил почти весь запас спичек. Но только полчаса спустя над пригорком поднялся наконец дымок.
Геолог с трудом разогнул спину и подошел к Наташе.
— Ну, вот и огонек… Ты посиди возле него, подсохни. А я пойду, поищу ягод.
Наташа слабо кивнула головой и вдруг выпрямилась. Ей показалось, что она слышит голос Саши. Девушка посмотрела на Андрея Ивановича и увидела, что тот тоже прислушивается.
— Андрей Иванович! — прошептала она, боясь поверить своей догадке. — Вы что-нибудь слышите?..
— Мне показалось, что где-то кричит Саша.
Они снова прислушались. Но в звучном вечернем воздухе стоял лишь громкий птичий гомон да привычный назойливый звон комаров.
— Неужели нам обоим показалось?..
— Едва ли…
Андрей Иванович взобрался на ствол поваленного кедра и стал смотреть на дальний поворот. С минуту все было тихо. Наташа тоже поднялась с места и встала рядом с геологом. Глаза ее смотрели с мольбой и надеждой. Дыхание почти остановилось от волнения. Она готова была бежать к лесистому мыску, за которым скрывалась река. И вдруг оттуда явственно донеслось:
— Наташа-а-а!
Она слабо вскрикнула и опустилась на землю. Руки ее беспомощно упали на колени. И только большие измученные глаза все с той же мольбой и надеждой смотрели на реку.
Прошла минута. Другая. И вдруг… Из-за поворота реки выскользнул плот, и она увидела на нем знакомую мальчишескую фигуру.
— Саша… — прошептала она одними губами, и силы окончательно оставили ее.
— Что ты, Наташенька? — Андрей Иванович соскочил с дерева и склонился над ней. — Что с тобой?..
Но она уже ничего не видела и не слышала. Земля вдруг стремительно закружилась у нее перед глазами, и она повалилась на руки геолога.
Он бережно положил ее на сырой замшелый ствол и, сорвав с головы фуражку, спустился к самому берегу.
— Сашулька! Как вовремя ты подоспел… — шептал он слабым голосом, стараясь отвести от глаз спутавшиеся волосы.
Через несколько минут плот с ходу врезался в берег и Саша бросился к Андрею Ивановичу.
— Андрей Иванович! Вы живы! А Наташа?..
— Все в порядке, Саша… Все хорошо… Наташа ослабла немного. Но теперь все будет хорошо. Она вон там, на пригорке. Ты не пугайся только. Она просто потеряла сознание.
Саша в два прыжка взлетел на пригорок и, опустившись возле Наташи, осторожно приподнял ее голову.
— Наташа…
Глаза девушки раскрылись, и по щеке ее покатилась слеза.
Ярко светится в вечерних сумерках пламя костра. Весело потрескивают в нем сухие сучья. Высоко к небу поднимается столб пахучего дыма.
Привычная тишина опустилась на маленький таежный лагерь. Лишь тихий шум реки перекликается с треском костра, да время от времени где-то в вышине слышится слабое похлопывание флага, под которым снова, как и три недели назад, собрались все участники экспедиции. Нет среди них только Наташи, которая все еще не оправилась от слабости и лежит в своей палатке.
Сумерки сгустились. С реки потянуло ночной сыростью. Пламя костра заколебалось, выхватывая из темноты серьезные сосредоточенные лица. Но никто не шелохнулся. Разговор шел о тех загадочных происшествиях, с которыми столкнулись путешественники на Вае и которые не позволили им проникнуть в тайну реки Злых Духов.
Андрей Иванович только что закончил рассказ о том, что произошло, с его отрядом, и теперь все внимательно слушали Петра Ильича, который докладывал о маршруте, проделанном им и Сашей. Говорил Петр Ильич подробно, не опуская ни одной мелочи. Саша при всем желании не мог упрекнуть его в какой-либо неточности. И тем не менее было в этом рассказе что-то такое, что невольно заставляло мальчика насторожиться. Особенно отчетливо это что-то начало проскальзывать в конце рассказа, когда Петр Ильич перешел к событиям, происшедшим на маленькой речке.
— Посмотрел я на этот рисунок, — говорил он, обращаясь к Андрею Ивановичу, — и решил, что едва ли стоит дальше рисковать. Ведь я плыл не один. Со мной был Саша, за жизнь которого я отвечал…
Саша покосился на Андрея Ивановича, чтобы увидеть, какое впечатление произведут на него эти слова. Но лицо геолога было непроницаемо. Он слушал молча, лишь время от времени задавая короткие вопросы, и больше всего его почему-то интересовало, как менялось направление течения Ваи.
— Но это было еще не все, — продолжал Петр Ильич. — В тот самый момент, когда я обдумывал, что предпринять дальше, раздалось несколько выстрелов…
— Сколько было выстрелов? — перебил его Андрей Иванович.
Петр Ильич пожал плечами:
— Выстрела… три или четыре.
— Ничего подобного! Вы слышали два выстрела.
Петр Ильич с удивлением посмотрел на геолога.
— Почему вы думаете, что было два выстрела?
— Я не думаю, а знаю.
— То есть… как знаете?
— Друг мой, я знаю и то, что произошло дальше. Вскоре после того, как вы услышали выстрелы, с запада показалась большая черная туча. А через несколько минут разразился ливень, который превратил вашу речку в бурлящий поток.
Петр Ильич и Саша посмотрели друг на друга и, ничего не понимая, снова обернулись к Андрею Ивановичу.
— Но… Как вы все это узнали? — спросил наконец Петр Ильич.
Андрей Иванович усмехнулся:
— Да как мне всего этого не знать, когда стрелял я сам.
— Вы?! — почти одновременно воскликнули Петр Ильич и Саша.
— Да, я. И находился я в то время всего в нескольких километрах от вас.
Саша не знал, что и подумать. А Андрей Иванович вынул составленную им карту маршрута и обратился к Петру Ильичу:
— Дайте-ка вашу маршрутную карту.
Петр Ильич подал ему карту и недоуменно пожал плечами. Саша подсел поближе к Андрею Ивановичу. А тот приложил карты одну к другой и сказал: — Смотрите, что получается! Огибая гранитный массив, Вая делает почти замкнутую петлю. А ее притоки, на одном из которых были вы, своими верховьями почти сходятся на водоразделе.[30]В то время как вы поднялись по вашей речке к западу, я прошел больше десятка километров по другому притоку Ваи навстречу вам, к востоку. На другой день я рассчитывал пройти еще дальше, но… обстоятельства сложились так, что мне пришлось возвращаться к лагерю.
Все склонились над маршрутными картами.
— Подумать только! — воскликнул Саша. — Ведь если бы ничего не случилось, на другой день мы могли, бы с вами встретиться!
— Да. Но слишком уж много было этих «если»: если бы Валерий выгрузил наш плот, если бы здешние обитатели не рисовали страшных рисунков, если бы я не стрелял по куропаткам… Скажите, Петя, так неужели все-таки эти выстрелы и явились причиной вашего окончательного решения повернуть обратно?
— Как вам сказать, Андрей Иванович… Не одни выстрелы, конечно. Все одно к одному. И подземное кладбище, и случай с медведем, и таинственный огонь на скалах, и этот рисунок… Ведь со мной был мальчик…
— Ну, а с ним-то вы посоветовались о своем решении?
— С Сашей… Да ведь он еще мальчишка, Андрей Иванович.
При этих словах Алексей Михайлович круто повернулся к Петру Ильичу. Но Андрей Иванович легонько коснулся плеча летчика и тихо сказал:
— Так ведь вы по сравнению со мной тоже мальчишка, Петя. А между тем я советуюсь с вами. Что же касается Саши, то у вас как будто не было особых оснований бояться за него. Напротив! Лучшего товарища вы не нашли бы, пожалуй, и среди людей вашего возраста. Так что Саша здесь ни при чем. А вот страх вас действительно подвел. Только страх! Но ведь страх — плохой помощник исследователя… И особенно плохую услугу он оказал вам у темных скал, где вы видели загадочный огонек. Этот огонек наверняка приблизил бы нас к разгадке тайны реки Злых Духов. А вы даже не попытались выяснить, его природу. И потом этот сподумен из глаза чудовища… Вы говорите, что Саше показалось, будто он был зеленым. А между тем есть одна разновидность сподумена кунцит, которая при определенных обстоятельствах начинает светиться именно зеленым цветом. У вас не сохранился его образец?
— Нет, я бросил его еще там, когда услышал выстрелы. Но это был кунцит, Андрей Иванович: он имел фиолетовую окраску. И я знаю, что кунцит светится под действием…
— Подождите! — перебил его Андрей Иванович и обратился к Саше: — Какого цвета был камень, из которого сделано чудовище?
— Черный такой…
— Черный? А не было ли на нем оранжевых пятен?
— Да, да! Я даже подумал, что его специально измазали оранжевой краской.
— Андрей Иванович! Так это… — Петр Ильич даже вскочил от возбуждения. — Это же…
— Да, Петя, такая мысль возникла и у меня, но…
— Какая мысль, Андрей Иванович? — глаза Саши перебегали от одного геолога к другому. — Значит глаза чудовища в самом деле светились? Но почему они были зелеными?
— Все это еще не совсем ясно, Саша. Но одно можно сказать наверняка: вам не следовало уходить из ущелья, не обследовав его.
Петр Ильич смутился.
— Вы же сами советовали мне быть осторожным.
Андрей Иванович нахмурился и хотел что-то возразить. Но летчик опередил его:
— Осторожным! Так разве осторожность и трусость — одно и то же? Трус вы, молодой человек! И даже признаться в этом боитесь. Да еще все хотите свалить на Сашу. А я уверен, что без него вы бы и половины вашего маршрута не прошли.
Андрей Иванович снова похлопал летчика по плечу.
— Не горячитесь, Алексей Михайлович! То, что в душу молодого человека закрался страх, в этом нет ничего особенного. Конечно, на нем лежало больше ответственности, чем на Саше, да и обстановка на этой реке такая, что трудно оставаться совсем спокойным. Но вот то, что вы не смогли побороть этот страх, Петя, позволили ему руководить вашими поступками, это нехорошо…
Петр Ильич покраснел.
— Я это понял, Андрей Иванович…
— Ну, и отлично… — начал было геолог. Но его неожиданно перебил Валерий:
— Понял! — воскликнул он, стремительно поворачиваясь к брату. — Ты еще прощения попроси. Трусливый заяц! Выстрелов испугался! А мы из-за этого чуть не погибли с голоду. Такие муки вынесли!.. Перессорились даже. Горе-геолог!
В голосе Валерия зазвучала прежняя самоуверенность. Казалось, он готов был броситься на брата. Еще бы! Наконец-то ему представилась возможность свалить хоть часть своих грехов на голову других. Наконец-то он мог хоть в какой-то мере оправдаться в своих подленьких поступках. О! Он докажет теперь, что это Петька с Сашкой больше всего виноваты в том, что они чуть не погибли в тайге.
— Да! Твоя трусость привела к этой трагедии. Только твоя трусость! Вместо того чтобы, услышав выстрелы, прийти людям на помощь или хотя бы выстрелить в ответ, он бросает все на свете и мчится к лагерю! Везет обратно целые ящики с продуктами, в то время как буквально в нескольких шагах от него умирают с голоду его товарищи, когда мы с Андреем Ивановичем… — Валерий вскинул голову и обернулся в сторону геолога и летчика, надеясь прочесть в их глазах поддержку или сочувствие. Но Андрей Иванович сейчас же отвернулся. А в глазах Алексея Михайловича не было ничего, кроме брезгливого отвращения и насмешки. Тогда он перевел глаза на брата. Но тот тоже отвернулся в сторону.