Политипизм или полиморфизм? 5 страница
Во всяком случае мы получили некоторые твердые опорные пункты для начала морфологической характеристики реликтового гоминоида и определения его систематического положения. Вкратце наш вывод можно сформулировать так: с точки зрения узко морфологической (т.е. не касаясь трудовой, психологической, социальной стороны процесса “очеловечения” приматов) это существо эволюционно находится не дальше от современного человека, чем австралопитековые, но и не ближе к нему, чем неандертальцы (палеоантропы).
Есть несколько самых общих признаков, неизменно повторяющихся в огромной массе устных сообщений, отличающих аналогов “снежного человека”, с одной стороны, от современного человека, с другой стороны, от любой обезьяны. От современного человека во всех описаниях его отличает 1) волосатость тела (наблюдаемая ввиду отсутствия одежды), 2) отсутствие членораздельной речи. От обезьяны же аналогов “снежного человека” в той же абсолютно подавляющей массе сведений отличают 1) прямохождение (по своей определенности и сходству с человеческим не идущее в сравнение с намечающимся прямохождением горных горилл), 2) наличие у особей женского пола развитых и даже гипертрофированных сравнительно с женской грудью грудных желез (в общем совершенно отсутствующих у всех обезьян, хотя в виде исключения иногда и наблюдается набухание и даже обвисание молочных желез, например, у самок гориллы, но только в период лактации). Что касается низших обезьян, то от них “снежного человека” отличает отсутствие какого либо хвоста, ¾ признак опять-таки подтверждаемый огромной массой описательных материалов.
Однако прямохождение у этих реликтовых гоминоидов все же еще далеко не столь выработано, как у современного человека, и отличается как бы некоторой незавершенностью. Выше уже приведен ряд показаний, характеризующих их неуклюжую, раскачивающуюся походку на несколько расставленных и слегка согнутых в коленях ногах. К этому нужно добавить встречающиеся указания на их относительную коротконогость, а также в некоторых случаях — кривоногость, косолапость (ИМ, I, с. 9; III, с. 115; IV, с. 56—57, а также кавказские данные). Мы не встретили оснований признать характерным для “снежного человека” тип фигуры, реконструированной Хахловым: с осью, в общем сильно наклоненной вперед, но зато очень часты, как подчеркивает и Хахлов, указания на сутулость, согнутость вперед плеч и головы, как бы сгорбленность, причем чаще при описании движущегося существа, реже — в стоячем положении (ИМ, I, с. 42, 6, 8, 83, 85, 92; II, с. 50, 61, 85, 106, 117; III, с. 12, 33, 70, 85, 115; IV, с. 58, 113, а также кавказские данные). Эта сутулость, столь характерная, как известно, для фигуры неандертальца, объясняется, с одной стороны, особенностями в посадке головы, с другой стороны, сдвинутостью вперед плечевого пояса. Последнее создает на скелете неандертальца впечатление длиннорукости, так как руки свисают вперед и спускаются низко, хотя действительная длина рук сравнительно с длиной туловища и ног и мало отличается от нормы современного человека. То же впечатление оставляет и фигура аналогов “снежного человека”. В значительной серии наблюдений указывается на большую, чем у человека, длину их рук, спускающихся до колен и даже ниже (ИМ, I, с. 6, 9, 26, 42, 83, 85; II, с. 47, 79, 51; III, с. 38, 106, 115; IV, с. 43 – 45, 136, а также кавказские данные). Но нам важно не только это зрительное впечатление о длиннорукости. Еще гораздо существеннее серия наблюдений, указывающих на использование аналогами “снежного человек” передних конечностей при передвижении.
Эти случаи употребления рук для локомоции относятся к самым разным ситуациям: барахтанью в снегу, перепрыгиванию через трещины, убеганию от опасности и преследования, карабканью на скалы, а также и на деревья (ИМ, I с. 15, 21, 32, 43, 44, 45, 46, 52, 53; II с. 38, 48; III с. 32, 101; IV, с. 92, 113, а также тянь-шанские и кавказские данные). Характерно, что нет ни одного указания на то, чтобы экземпляр “снежного человека” в какой бы то ни было ситуации при передвижении на четырех конечностях опирался на тыльную сторону кистей рук, как это всегда делают антропоиды. Он неизменно опирается на ладони. В случае, описанном геологом М.А. Строниным, существо это бежало вверх по довольно крутому склону помогая себе передними конечностями, “подкидывая их под себя, как лошадь, бегущая наметом”. В описании этих существ другим наблюдателем говорится: “Много работают руками, особенно при подъемах на гору”. Последнее замечание особенно важно: если подчас, судя по рассказам, “снежный человек” бросается бежать на четвереньках даже на плоском месте, будучи сильно испуганным, то все же роль передних конечностей в локомоции “снежного человека” выступает чаще всего и особенно ясно при подъемах на скалы и крутые склоны. В этих случаях на передние конечности ложится задача подтягивания тела, а нижние конечности играют скорее вспомогательную роль. У В.А. Хахлова на основе рассказов охотников-казахов, видевших как “дикий человек” лазает по крутым склонам и скалам, сложилось впечатление, что он “быстро ползает главным образом на своих длинных руках, подталкивая тело ногами” (ИМ, IV, №122, с. 46 – 47). Выше приводилось одно наблюдение с Кавказа: “дикий человек”, перелезая через забор, сначала подтягивается на руках, затем перебрасывает ноги. Цитировался и анализ горцами-шерпами отпечатков, оставленных “йе-ти” на снегу: чтобы сесть на высокий камень, он подтянул себя, опираясь на руки, о чем свидетельствуют следы двух вмятин по краям отпечатка его ягодиц (ИМ, I, с. 45).
Но все же вся серия упоминаний об использовании передних конечностей при локомоции составляет ничтожный процент к постоянным, неизменным указаниям на прямостояние и прямохождение, как основную форму положения тела аналогов “снежного человека”. Они способны, судя по различным описаниям, на задних конечностях подниматься в гору, идти на протяжении многих километров, быстро бежать, спрыгивать на 1,5 м. вниз, перепрыгивать через камни. Иными словами, выпрямленное положение — их существенная видовая черта. При этом он может садиться как человек, — преимущественно на корточки, что отмечено в очень большой серии показаний, но в меньшем числе случаев сидел и на ягодицах на камне, как на стуле, или съезжал сидя со снежного склона (ИМ, I, с. 33, 38, 47, 54, 56; IV, с. 136 и др., а также кавказские данные). И все-таки для биолога не менее важно отличие локомоции реликтового гоминоида от человеческой, выражающееся в том, что он пользуется передними конечностями для передвижения и лазания значительно больше и чаще, чем человек.
От особенностей способа передвижения вернемся к строению тела аналогов “снежного человека” в целом. В большинстве случаев непосредственное впечатление наблюдателей состоит в том, что фигура этого существа и спереди, и сбоку, и сзади похожа на человеческую, хотя нередко в показаниях оговаривается, что оно именно только похоже на человека, т.е. человекоподобно, а есть в его внешнем облике и что-то звериное, обезьяноподобное (ИМ, I, с. 23, 82, 83; II, с. 112; III, с. 33, 38, 42, 49, 70, 71, 73, 77, 87, 97, 105, 115; IV, с. 32, 136, а также кавказские и Тянь-шаньские материалы). Наряду о упомянутыми выше особенностями фигуры, как например, в большей или меньшей мере выраженная у разных особей сутулость, свисающие руки и пр., нередко указывается также на относительно большую длину туловища сравнительно с ногами (ИМ, III, с. 87; IV, с. 56), на относительно большую ширину плеч и всей верхней части туловища сравнительно с тазом и всей нижней частью (ИМ, II, с.115; III, с. 70, 105, 115 – 116). В нескольких показаниях подчеркивается общая массивность, мощность телосложения, мускулистость, коренастость, могучая грудная клетка (ИМ, I, с. 26, 28, 31, 37, 40, 85; II, с. 115; III, с. 11, 89, 116; IV, с. 103, 121). Лишь в очень редких случаях (у В.А. Хахлова, Н.А. Байкова, в некоторых кавказских опросных материалах) говорится, наоборот, о худобе, узкогрудности, щуплости, слабой физической развитости, что, конечно, вполне объяснимо как индивидуальное или популяционное отклонение от более обычного физического типа в результате плохих условий питания, болезней и т.д.
Как уже отмечалось, особенно велик размах колебаний — в данных, касающихся роста аналогов “снежного человека”. Значительно более 50% всей серии имеющихся показаний говорит о том, что рост наблюдавшегося экземпляра равен росту среднего человека (около 1,5 – 1,7 м.) Однако, в немалом числе случаев отмечается рост выше среднего человеческого (1,8 – 2,2) и даже якобы доходящий у некоторых экземпляров до 2,5 – 3 м. В других случаях указывается рост ниже среднего человеческого для предположительно взрослых особей “снежного человека”, однако эти данные, как и самый нижний отмечаемый предел роста, не представляют для морфолога особого интереса, ибо могут относиться не только к низкорослым особям или популяциям, но к подросткам или детенышам. Что касается веса тела, то единственная попытка определить его по глубине следов крупного экземпляра в снегу была сделана Вис-Дюнантом и привела к ориентировочной оценке веса в 80 – 100 кг (ИМ, I, с. 51).
По описательным данным может быть замечена существенная разница в росте и массивности мужских и женских особей (половой диморфизм) (Напр., ИМ, III, с. 52; IV, с. 61 – 62). У самок в большой серии показаний отмечены очень отвисшие грудные железы и только в одном случае, относящемся явно к очень молодой особи, указаны небольшие расположенные высоко молочные железы (ИМ, IV, с. 62). Описания детенышей реликтового гоминоида слишком скудны для определения каких-либо особенностей в строении тела.
Самцы, самки и детеныши реликтового гоминоида покрыты с ног до головы волосами. В этом сходится 100% показаний. Подошвы ног и ладони рук, напротив, по всем показаниям, не имеют волос. Волосяной покров на теле аналогов “снежного человека” определяется наблюдателями очень конкретно, образно, нередко с помощью сравнений с теми или иными животными. Наряду с совпадением общей характеристики обволошенности тела, мы обнаруживаем огромное многообразие в деталях. Как объяснить эту мозаичность сведений — не фантазией ли рассказчиков? Проф. В.А. Хахлов предложил гипотезу, которая представляется более рациональной: и цвет и характер шерсти резко изменяются у животных, как диких, так и домашних в летнее и зимнее время, и даже у человека прослеживаются реликты этих изменений; следует полагать, что у аналогов “снежного человека” также происходит смена и изменения волосяного покрова по сезонам, откуда, может быть, разногласия и противоречия у рассказчиков (ИМ, IV, №122, с. 77). Выше упоминалась аналогичная мысль д-ра Б. Эвельманса о возрастных изменениях окраски волос у высших приматов. Иными словами, мы можем допустить большую индивидуальную, популяционную, возрастную, сезонную вариабельность волосяного покрова у вида Homo troglodytes L.
Каковы же данные о цвете волос реликтовых гоминоидов? Значительно больше половины всей серии показаний по этому вопросу называют рыже-бурый или коричневый цвет. Но в остальной части есть и значительные колебания: цвет подчас определяется как более темный, вплоть до характеристики его как “коричнево-черный” и просто “черный”, а в другую сторону — как светло-коричневый, желтоватый, желто-серый, серо-палевый, просто серый (ИМ, I, с. 3, 8, 9, 10, 15, 21, 22, 24, 26, 27, 31, 33, 37, 40, 43, 45, 53, 63, 65, 71, 80, 82, 88, 90, 93; II, с. 6, 8, 9, 13, 15, 18, 27, 31, 52, 61, 81, 100, 105, 117; III, с. 12, 14, 30, 32, 37, 42, 50, 51, 68, 70, 73, 88-89, 100, 105, 106, 107, 113; IV, с. 61, 100, 113, 103, 104, 121, 124, а также кавказские и другие данные). Цвет волос не всегда вполне одинаков на всем существе: иногда указывается отличие цвета на животе или груди, еще чаще — на голове (ИМ, I, с. 40, 71; II, с. 6). Наконец, упомянем уже отмечавшиеся редкие сведения о совершенно белых особях — седых или альбиносах.
Несколько слов о длине и характере волос на теле. На основе описаний можно уверенно полагать, что у реликтового гоминоида нет подшерстка (подпуши), как у всех представителей отряда приматов. Показания о волосах колеблются от характеристики их как “коротких” (длиною в 1 – 2 – 3 см,) до определения как “длинных”, от эпитета “редкие” до эпитетов “густые”, “лохматые”, “косматые” (ИМ, I, с. 3, 8, 9, 15, 21, 26, 27, 28, 37, 41, 63, 65; II, с. 9, 16, 18, I9, 31, 47, 61, 71, 81, 82, 88; III, с. 12, 30, 32, 37, 50, 70, 71, 76, 85, 88, 89, 97, 100, 104, 105, 107, 106, 113; IV, с. 59, 61, 77, 100, 121, 124, а также кавказские и другие данные), Однако этот размах определений длины и густоты волос как раз в наибольшей степени может быть объяснен изменениями организма и среды, в том числе сезонной сменой волосяного покрова. Напомним цитированное выше сообщение начальника автономного уезда из юго-западной части Синьцзян-Уйгурской автономной области КНР о ежегодной линьке живущих в горах “диких людей” (“волосы падают в апреле”). Таким образом, в пестроте показаний можно усмотреть не столько противоречивость, сколько отражение большой изменчивости волосяного покрова реликтового гоминоида. Впрочем, немалую роль может играть, конечно, и субъективная оценка наблюдателя, неточность масштаба для определений. Например, шерсть “снежного человека” характеризуется то как “жесткая”, то как “мягкая” или “пушистая” (ИМ, I, с. 21, 26, 31, 45, 63; II, с. 6). Более объективный характер, несомненно, носят указания на неравномерность обволошенности или разную длину волос на разных частях тела (ИМ, I, с. 42; II, с. 85; III, с. 78, 100). Представляют, в частности, интерес несколько имеющихся указаний на весьма малую обволошенность ягодиц. Неоднократно повторяются указания на разное направление роста волос в верхней и ниженей части тела (что находит аналогию и в направлении роста волос у некоторых людей) (ИМ, I с. 22, 29, 42, 46; II, с. 9).
Почти единогласно наблюдатели указывают, что волосы на голове аналогов “снежного человека” имеют иной характер, чем на теле: они отличаются прежде всего своей длиной, ниспадая на плечи и на лоб; они спутанные, косматые; они, по редким данным, отличаются от волос на теле также большей жесткостью и подчас иной окраской; наконец, в случаях остроконечной формы головы, отмечается и пучок волос на макушке (ИМ, I, с. 26, 28, 32, 42; II, с. 8, 9, 27, 117; III, с. 33, 38, 41, 42; IV, с. 102, 121, а также китайские и кавказские данные). У самок волосы длиннее, чем у самцов (ИМ, I, с. 68; III, с. 100). Непонятным исключением из этой серии непротиворечивых свидетельств о длинных волосах на голове реликтового гоминоида является впечатление, вынесенное В.А. Хахловым из рассказов очевидцев-казахов, будто волосяной покров на голове “дикого человека” вообще мало развит (ИМ, IV, с. 42). Может быть в этом пункте имело место недоразумение между зоологом и информаторами, которые подумали, что он спрашивает их о волосах на лице? Однако и впечатление Хахлова об отсутствии бровей на мощных надбровьях этого существа (при наличии выраженных ресниц) не совпадает с другими свидетельствами (ИМ, IV, с. 37—38; II, с. 115).
Ни в одном показании из всей массы имеющихся у нас свидетельств не упоминается о бороде и усах, напротив, в ряде случаев подчеркивается их отсутствие. Несомненно, это — очень важный устойчивый видовой признак, отличающий Homo troglodytes L. от человека. Отмечается либо мелкая обволошенность всей кожи лица, либо полная безволосость лица при темной, черной, красноватой коже (ИМ, I, с. 15, 31, 42, 53, 77; II, с. 29, 47, 79, 82, 114, 115, 117; III, с. 49; IV, с. 113, а также китайские и кавказские данные).
Голова Homo troglodytes характеризуется подчас как крупная, массивная (ИМ, II, с. 13; III, с. 70, 115 ИМ, II, с. 13; III, с. 70, 115). Имеется серия указаний на то, что голова длинная, заостренная кверху, конической формы (ИМ, I, с. 22, 24, 31, 33, 36, 53, 69, 71; II, с. 13, 27, 29, 47, 52, 107; III, с. 49; IV, с. 36, 136).
Серия описательных данных, хотя и не очень обширная, указывает на особенности посадки головы. Особенно подробно охарактеризована эта особенность в записях В.А. Хахлова: “Толстая шея “дикого человека” наклонена вперед, в силу чего голова расположена не так, как у человека. Сильные затылочные мышцы удерживают голову, не давая ей склоняться вниз. Поэтому и создается впечатление, что голова у него втянута в плечи. Как можно было предполагать по свидетельству очевидцев, положение головы по отношению к шее у “дикого человека” приблизительно такое же, как у человека, смотрящего вверх. Оба очевидца говорили, что когда “ксы-гыик” смотрит на кого-нибудь, то невольно создается впечатление, что он готов вот-вот броситься на него; в этом отношении они сравнивали его с борцом, который приготовился к состязанию” (ИМ, IV, с. 57). В нескольких других записях отмечается, что у “дикого человека” шеи словно и нет: прямо на плечах — голова, прямо на груди — подбородок (ИМ, I, с. 66; IV, с. 136, а также кавказские данные). Этот признак, хотя он не всегда фиксируется и, очевидно, не всегда выражен, представляется нам очень важным. Он снова вызывает параллель с посадкой головы на скелетах неандертальцев. У них эта посадка головы, весьма похожая на описанную В.А. Хахловым, объясняется не столько сильным развитием затылочных мышц, сколько особым положением затылочного отверстия на черепе: оно находится не в центре основания черепа, как у современного человека, а сдвинута по сравнению с ним кзади. Очевидно, мы можем предполагать эту особенность и в скелете реликтового гоминоида.
Что касается общей формы лица реликтового гоминоида, то надо отметить прежде всего постоянные сравнения его наблюдателями с человеческим лицом, причем отличия от последнего подчас вовсе не фиксируются их вниманием. Например, врач Карапетян констатировал: форма лица овальная (круглолицый), обезьяньих черт в лице не замечено, но цвет лица не человеческий, необычайна темный и т.д. (ИМ, II, с. 115). Госохотинспектор Леонтьев отмечал: “во всяком случае это было лицо, а не удлиненная звериная морда” (ИМ, III, с. 115). С другой стороны, может быть более точно определение офицера Колпашникова: лицо похоже на очень грубое человеческое лицо (ИМ, IV с.102). По словам шерпы Пхурпа, это было плоское лицо зверя со множеством морщин, очень напоминавшее обезьянью морду (ИМ, II, с. 47). По словам другого шерпы, морда была “как у обезьяны” — “безволосая и коричневая” (ИМ, I, с. 46).
К очень важным для морфолога признакам в строении головы и лица аналогов “снежного человека” относится форма его лба и надбровий. Дело в том, что именно эта часть скелета ископаемых гоминид представлена наибольшим числом находок и наиболее скрупулезно изучена, следовательно, даже недостаточно точные описательные данные о лбе аналогов “снежного человека”, как и вообще о его черепе, дают повод для сопоставлений, хотя, разумеется, самых осторожных, с палеоантропологическими данными. “Покатый”, т.е. низкий и убегающий лоб реликтовых гоминоидов отмечен не в очень большой, но все же значительной серии показаний (ИМ, I, с.8; II, с. 50, 61; III, с. 32, 87; IV, с. 113). Особенно следует отметить записи В.А. Хахлова о том, что по описаниям очевидцев, лоб у “дикого человека” есть, “но мало заметен, так как очень покатый…; для уточнения наклона лба рассказчик показывал это не только на себе, но для большей наглядности и на других (взрослых и детях) и даже пытался уловить сходство между лбом “дикого человека” и некоторых животных, причем собачий лоб, по-видимому, больше всего подходил для этого” (ИМ, IV, с. 35 – 36). Атанасиус Кирхер отмечал “сморщенный узкий лоб” (ИМ, IV, с. 105). Тибетский лама говорил: “череп очень плоский” (ИМ, III, с. 37). Следует, однако, отметить и исключения. Так, очевидец таджик из юго-западной окраины Синьцзяна, опрошенный проф. Б.А. Федоровичем, говорил, что у виденного им убитого экземпляра был “почти прямой лоб, не скошенный, нормальной высоты, как у человека”; однако, во-первых, и среди палеоантропов встречаются вариации, когда покатость лба выражена слабее, так что не могла бы броситься в глаза не-антропологу, во-вторых, не исключено недопонимание при расспросах, например, информатор может быть имел в виду, что “не скошенным”, “прямым” было лицо в целом (в отличие от животного). В общем же приведенная серия показаний о покатости лба, показаний, исходящих от лиц, не знающих антропологии, очень важна, ибо указывает как раз на один из решающих “примитивных”, т.е. в той иди иной мере обезьяньих диагностических признаков, отличающих черепные крышки ископаемых гоминид, включая неандертальцев.
Невольно вызывает сопоставление с ними и одно любопытное упоминание, содержащееся в устном сообщении тибетца Гэ Лана: черепная крышка “дикого человека”, которую он видел в руках у монахов, по его впечатлению, была по разрезу (распилу) длиннее, чем обычная черепная крышка человека (ИМ, II, с. 9). Нельзя не сравнить этого с известным фактом, что черепа палеоантропов обладают тем же признаком: их черепные крышки как бы вытянуты в длину сравнительно с человеческой за счет затылочной части. Но тибетец Гэ Лан не мог знать об этом!
Непосредственно с убегающим назад лбом связана и другая важнейшая деталь строения лобной части черепа и лицевого скелета: выступающий надбровный рельеф или валик. Антропологи довольно уверенно узнают по этому признаку черепа, принадлежащие не современным людям (хотя в ослабленной степени он попадается и на черепах последних). Палеоантропы и стоящие ниже них ископаемые гоминиды, как вообще все высшие приматы, характеризуются этими выступающими надбровьями. О них же говорит серия показаний, относящихся к аналогам “снежного человека” (ИМ, I, с. 8; II, с. 50, 61 и др.), в том числе детальное описание этого признака у В.А. Хахлова (ИМ, IV, с. 34, 37—38).
Нередко при зрительном наблюдении очевидцы обращают внимание не на выступающие надбровья, а так сказать на обратную сторону того же самого явления: на глубоко сидящие, глубоко впавшие глаза. Например: “Брови очень густые. Под ними — глубоко впавшие глаза” (ИМ, II, с. 115).
Об особенностях и цвете глаз есть некоторое число описательных данных, однако их еще преждевременно обобщать, а какой-либо сравнительный материал по ископаемым гоминидам, кроме формы глазниц, естественно, отсутствует.
Зато в этом отношении очень важны описания нижней части лица аналогов “снежного человека”. Для сравнения с ископаемыми формами, для определения его места среди приматов очень важен вопрос: в какой мере у него выражен прогнатизм, т.е. выступание вперед челюстей, косая посадка зубов?
Один из кавказских информаторов, пользуясь доступными ему средствами описания, употребил такое выражение в своем рассказе о “диком человеке”: лицо, как у человека, только губы вытянуты вперед, так что морда представляет как бы середину между человеком и обезьяной.
На этот вопрос снова и снова пытаются дать ответ наблюдатели: морда или лицо? На соответствующий вопрос В.А. Хахлова, “подумав немного, оба очевидца говорили, что у “дикого человека” хотя и есть лицо, но оно больше похоже на морду” (ИМ, IV, с. 58). Также и для ряда других ответ представлял известную трудность, хотя большинство сами ставили его лишь для того, чтобы ответить: все-таки скорее лицо, чем морда. Так, геолог М.А. Стронин говорит: “у медведя — морда (рыло), а у этого существа не было выдвинутой вперед звериной морды, она была гораздо более округлой”. То же утверждает охотинспектор В.К. Леонтьев: “во всяком случае это было лицо, а не удлиненная звериная морда” (ИМ, III, с. 115). В такой же связи возникают сравнения физиономии “снежного человека” с обезьяной и человеком. Иногда ответ гласит “морда как у обезьяны” (ИМ, I, с. 46; II, с. 105), иногда — “похоже на обезьяну и человека” (ИМ, II, с. 9), иногда — “обезьяньих черт в лице не замечено” (ИМ, II, с. 115; III, с. 32). Попадаются определения, что морда (лицо) аналога “снежного человека” — более плоская, чем у обезьяны, но менее плоская, чем у человека, или же: “плоское лицо зверя” (ИМ, I, с. 42; II, с. 47).
Создается впечатление, что прогнатизм выражен у реликтовых гоминоидов меньше, чем у обезьяны, но у многих особей, если не у всех, — больше, чем у человека. За это говорит ряд более определенных указаний о строении нижней части лица: 1) массивность нижней челюсти и скул (ИМ, I, с. 8, 24; II, с. 50; IV, с. 34 – 35, 113 и др.); 2) нижняя челюсть выдается вперед (ИМ, III, с. 51; IV, с. 113); 3) зубы поставлены скошенно, прикус резцов, по выражению казахов, “как у лошади” (ИМ, IV, с. 40); 4) подбородок срезан назад, т.е., на нем отсутствует подбородочный выступ (ИМ, IV, с. 39). Эти признаки чрезвычайно ясно сближают аналогов “снежного человека” с палеоантропами или их эволюционными предшественниками.
В нескольких случаях отмечено, что разрез рта у аналогов “снежного человека” значительно шире, чем у людей, а губы — тонкие или почти совсем не видны (ИМ, IV, с. 39, а также кавказские и индокитайские данные).
В нескольких показаниях отмечаются оскаливающиеся крупные зубы. Особенное внимание некоторых наблюдателей привлекли выступающие больше, чем у человека, клыки. В.А. Хахлов полагает, на основе рассказов казахов, что резцы и клыки “дикого человека” почти в два раза больше человеческих, и, соответственно, предполагает, что очень крупными могут оказаться и коренные зубы (ИМ, IV, с. 79—80).
Весьма разноречива имеющаяся небольшая серия показаний о размерах и форме носа аналогов “снежного человека”. О одной стороны, налицо несколько указаний на небольшой запавший нос с бросающимися в глаза ноздрями, с другой, — упоминания о достаточно крупном, напоминающим человеческий, носе (ИМ, I, с. 31, 42; II, с. 82, 115; IV, с. 38—39, 105). Эта разноречивость могла бы несколько обескуражить морфолога, если бы он опять-таки не обратился к палеоантропологическим параллелям: черепа неандертальцев свидетельствуют о большом многообразии степени развития и формы наружного носа в рамках этой группы, начиная от сильно проваленного до крупного выступающего вперед.
Наконец, остается добавить, что мы не располагаем пока сколько-нибудь ясными описательными данными об ушах аналогов “снежного человека”. Немногие имеющиеся сведения разноречивы; уши то “прижаты”, то “оттопырены” (ИМ, I, с. 46; II, с. 82; IV, с. 40—42).
Подводя итог, можно отметить, что данные по морфологии вида Homo troglodytes L. (“снежного человека”) представляют по многим признакам и общим описаниям картину некоторой амплитуды колебаний: от сближения его с антропоидом до сближения с человеком. Эти колебания можно объяснить двумя причинами: объективной и субъективной.
Во-первых, ископаемые гоминиды тоже рисуют нам картину аналогичных вариаций, располагающихся между формами, более близкими к антропоидам, и формами, имеющими “сапиентные” черты, подчас весьма выраженные, делающие их во многих отношениях по строению тела, конечностей, головы, лица похожими на современного человека (Homo sapiens). Правда, среди части антропологов распространено мнение, что эти формы всегда следует трактовать как эволюционно переходные к современному человеку, как ступеньки “перерождения” неандертальца в человека современного физического типа. Однако, ряд находок, геологически и археологически достаточно древних, заставляет внести поправки в такое понимание. Это не значит, что можно присоединиться к существующей концепции о “пресапиенсах”, якобы с очень древних эпох уже представляющих особую ветвь эволюции гоминид, ведущую к современному человеку совершенно в стороне от неандертальцев. Правильным нам кажется представление, что среди ископаемых гоминид формы более или менее “сапиентные” были до определенного времени всего лишь одним из проявлений полиморфизма, одной из вариаций, вкрапленной среди других, но не имевшей еще принципиальных биологических преимуществ перед другими. Вот Homo troglodytes L. (“снежный человек”) также имеет значительные вариации, и часть популяций этого вида обладает большим внешним обманчивым сходством с современным человеком, чем другая часть.
Во-вторых, при наблюдении неведомого человекоподобного существа многое зависит от субъективной направленности внимания. Так, глядя на обезьяну, один человек более поражен ее сходством с нами, другой — отличием, и в зависимости от этого каждому больше западут в память те или иные черты. Описательные данные о реликтовых гоминоидах, несомненно, отразили на себе в некоторой мере воздействие этого психологического фактора — фиксацию тех или иных признаков в зависимости от установки наблюдателя.
ГЛАВА 12 ● ПРОДОЛЖЕНИЕ. ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ ОПИСАНИЕ HOMO TROGLODYTES L. (“СНЕЖНОГО ЧЕЛОВЕКА”)
БИОЛОГИЯ
Если по строению тела Homo troglodytes L. (“снежный человек”), как мы убедились, может быть сближен с ископаемыми гоминидами, то его образ жизни не имеет ничего общего с восстановленной археологами картиной жизни древнейших и древних предков человека. Каждая ступень эволюции последних характеризуется той или иной специфической формой находимых вместе с их костными останками искусственных орудий из камня. Археологи четко отличают, скажем, каменные “культуры” обезьяно-людей (питекантропов, синантропов, атлантропов) от каменных “культур” неандертальцев (палеоантропов). Налицо тенденция связать даже и австралопитековых с определенными формами искусственных костяных орудий, иными словами — с некоей археологической “культурой”. В связи с находимыми каменными и иными изделиями и следами обитания древнейших и древних гоминид делаются предположения об их труде, общественной жизни, психике. Напротив, никаких данных о “культуре” “снежного человека” нет. Поскольку наш предварительный материал уже довольно обширен, можно с уверенностью думать, что у него нет никакой специфической “культуры” в археологическом смысле.
Следовательно, нет никаких оснований рассматривать образ жизни исследуемого реликтового гоминоида по аналогии, допустим, с тем, что известно археологам об образе жизни неандертальцев (поздне-ашельская и мустьерская культура). По образу жизни, по своей биологии реликтовый гоминоид предстает перед нами без каких-либо признаков труда, характеризующих прямых предков современного человека. Иными словами, налицо нет никаких поводов, чтобы рассматривать его как ступень очеловечения обезьяны. Он по своему образу жизни выступает как животное, и только как животное.