В которой майор утверждает, что это обезьяны 4 страница
– Отец, отец!.. – прошептала девушка.
Она не в силах была продолжать. Но всех вдруг осенила одна и та же мысль – всем стало ясно горе Мери, почему она заплакала, почему вспомнила об отце.
Раскрытие предательства Айртона убивало всякую надежду найти Гарри Гранта. Каторжник, для того чтобы завлечь Гленарвана в глубь материка, придумал крушение у австралийского побережья. Об этом определенно было упомянуто в разговоре бандитов, подслушанном Мак-Наббсом. Никогда «Британия» не разбивалась о подводные камни Туфоллд-Бей! Никогда Гарри Грант не ступал ногой на Австралийский материк! Вот уже второй раз ошибочное истолкование документа толкнуло искавших «Британию» по ложному пути.
Подавленные горем детей капитана Гранта, их спутники хранили молчание. Да и что можно было сказать им в утешение! Роберт плакал, прижавшись к сестре. Паганель с раздражением бормотал:
– А, злосчастный документ! Чуть не дюжина честных людей ломает головы по твоей милости!
И, негодуя сам на самого себя, почтенный географ колотил себя кулаком по лбу, рискуя проломить череп.
Тем временем Гленарван пошел к Мюльреди и Вильсону, стоявшим на страже. По всей долине между опушкой леса и рекой царила полная тишина. На небе неподвижно теснились густые тучи. В дремотно застывшем воздухе далеко разнесся бы малейший звук, между тем ничего не было слышно. По – видимому, Бен Джойс и его шайка удалились на порядочное расстояние, иначе не веселились бы так на нижних ветках деревьев стаи птиц, не объедали бы так мирно молодые побеги несколько кенгуру, не высовывала бы доверчиво из кустов свои головы пара страусов, – все говорило о том, что нигде в мирной глуши нет людей.
– Вы ничего не видели и не слышали за последний час? – спросил Гленарван матросов.
– Ничего, милорд, – ответил Вильсон. – Каторжники, должно быть, за несколько миль отсюда.
– Как видно, их было слишком мало, чтобы напасть на нас, – добавил Мюльреди. – Наверное, этот Бен Джойс отправился вербовать себе помощников среди других таких же беглых каторжников, бродящих у подножия Альп.
– Видимо, так, Мюльреди, – согласился Гленарван. – Эти негодяи – трусы. Они знают, что мы вооружены – и вооружены хорошо. Быть может, они ждут ночи, чтобы напасть на нас. Когда станет темнеть, нужно будет усилить бдительность. Ах, если бы мы могли покинуть эту болотистую равнину и продолжать путь к побережью! Но разлившиеся воды реки преграждают нам дорогу. За плот, который переправил бы нас на тот берег, я бы отдал столько золота, сколько он весит.
– А почему же вы не прикажете нам построить такой плот, милорд? – спросил Вильсон. – Ведь деревьев здесь сколько угодно.
– Верно, Вильсон, – ответил Гленарван, – но эта Сноуи – Ривер не река, а непреодолимый поток.
Тут к Гленарвану подошли Джон Манглс, майор и Паганель. Они как раз только что обследовали Сноуи-Ривер. После последних дождей ее воды поднялись еще на один фут. Они неслись со стремительностью, напоминавшей пороги американских рек. Конечно, немыслимо было пуститься по этой ревущей, клокочущей пучине, изрытой водоворотами. Джон Манглс заявил, что переправа неосуществима.
– Все же нельзя сидеть здесь сложа руки, – прибавил он. – То, что мы хотели сделать еще до предательства Айртона, теперь, по-моему, еще более необходимо.
– Что вы хотите сказать, Джон? – спросил Гленарван.
– Я хочу сказать, что нам срочно необходима помощь, и, раз нельзя идти в Туфоллд-Бей, надо идти в Мельбурн. У нас осталась одна лошадь. Дайте мне ее, милорд, и я отправлюсь в Мельбурн.
– Но это рискованная попытка, Джон, – сказал Гленарван. – Не говоря уж обо всех опасностях этого путешествия в двести миль, по незнакомому краю, учтите и то, что все дороги и тропы, вероятно, отрезаны сообщниками Бена Джойса.
– Знаю, милорд, но знаю и то, что дальше так продолжаться не может. Айртону, по его словам, требовалась неделя, чтобы доставить сюда матросов с «Дункана»; я же берусь вернуться с ними на берега Сноуи-Ривер через шесть дней. Так как же, милорд? Каковы будут ваши приказания?
– Прежде чем Гленарван ответит, – сказал Паганель, – позвольте мне сделать замечание. Ехать в Мельбурн надо, но я против того, чтобы этим опасностям подвергался Джон Манглс. Он капитан «Дункана» и поэтому не должен рисковать своей жизнью. Вместо него поеду я.
– Хорошо сказано! – похвалил майор. – Но почему именно вы, Паганель?
– А мы разве не можем? – в один голос воскликнули Мюльреди и Вильсон.
– Думаете, я испугаюсь проехать какие-нибудь двести миль верхом? – сказал Мак-Наббс.
– Друзья мои, – заговорил Гленарван, – раз один из нас должен поехать в Мельбурн, то давайте бросим жребий… Паганель, пишите наши имена.
– Во всяком случае, не ваше, милорд, – заявил Джон Манглс.
– Почему? – спросил Гленарван.
– Как вы можете покинуть леди Элен, да и рана ваша не зажила еще.
– Гленарван, вам нельзя покидать экспедицию! – воскликнул Паганель.
– Конечно, – подтвердил Мак-Наббс. – Ваше место здесь, Эдуард, вы не должны уезжать.
– Предстоят опасности, – возразил Гленарван, – и я никому не уступлю мою долю риска. Пишите, Паганель. Пусть мое имя будет смешано с именами моих товарищей, и дай бог, чтобы оно вышло первым.
Пришлось подчиниться воле Гленарвана. Его имя присоединили к другим. Стали тянуть жребий, и он пал на Мюльреди. У отважного матроса вырвалось радостное «ура».
– Милорд, я готов пуститься в путь, – сказал он. Гленарван пожал руку Мюльреди. Он направился к повозке, а майор и Джон Манглс остались на страже.
Леди Элен немедленно узнала о решении послать гонца в Мельбурн, и о том, на кого пал жребий. У нее нашлись для честного матроса слова, тронувшие его до глубины сердца. Все знали Мюльреди как человека храброго, толкового, неутомимого, и жребий поистине сделал наилучший выбор.
Отъезд Мюльреди был назначен на восемь часов вечера, тотчас же после коротких сумерек. Вильсон взялся снарядить лошадь.
Ему пришло в голову заменить на ее левой ноге изобличительную подкову с трилистниками другой, снятой с одной из павших ночью лошадей. Теперь, думалось ему, каторжники не смогут ни распознать следы Мюльреди, ни гнаться за ним, ведь у них нет лошадей.
Пока Вильсон седлал лошадь, Гленарван занялся письмом Тому Остину, но он не мог писать из-за раненой руки и попросил это сделать Паганеля. Ученый, поглощенный какой-то неотступной мыслью, казалось, не замечал ничего вокруг. Надо сказать, что среди всех тревожных событий Паганель думал только об одном: о неверно истолкованном документе. Он всячески переставлял слова, стремясь извлечь из них новый смысл, и с головой ушел в эту работу.
Конечно, он не расслышал просьбы, и Гленарван должен был ее повторить.
– А, прекрасно! Я готов! – отозвался Паганель.
С этими словами он машинально взял свою записную книжку, вырвал из нее листок, взял карандаш и приготовился писать. Гленарван начал диктовать следующее:
– Приказываю Тому Остину немедленно выйти в море и вести «Дункан».
Паганель дописывал это последнее слово, но тут его глаза случайно остановились на валявшемся на земле номере «Австралийской и Новозеландской газеты». Газета была сложена, и из ее названия, по-английски, «Australian and New-Zealand Gazette» виднелись только последние пять букв слова New – Zealand. Карандаш Паганеля вдруг остановился: географ, по – видимому, совершенно забыл и о Гленарване, и о его письме, и о том, что ему диктовали.
– Паганель! – окликнул его Гленарван.
– Ах! – воскликнул географ.
– Что с вами? – спросил майор.
– Ничего, ничего, – пробормотал Паганель. Потом он зашептал про себя: – Aland! Aland! Aland!
Он вскочил и схватил газету. Он тряс ее, стараясь удержать слова, рвавшиеся из уст.
Леди Элен, Мери, Роберт, Гленарван с удивлением смотрели на географа, не понимая причины его волнения.
Паганель словно внезапно сошел с ума. Но его нервное возбуждение длилось недолго. Ученый мало-помалу успокоился. Радость, светившаяся в его глазах, угасла. Он сел на прежнее место и сказал спокойно:
– Я к вашим услугам, милорд.
Гленарван снова принялся диктовать письмо. В окончательном виде оно гласило: «Приказываю Тому Остину немедленно выйти в море и вести «Дункан», придерживаясь тридцать седьмой параллели, к восточному побережью Австралии».
– Австралии? – переспросил Паганель. – Ах, да, Австралии!..
Закончив письмо, географ дал его Гленарвану. Тот кое-как подписал – ему мешала его рана. Затем письмо было запечатано, и Паганель еще дрожащей от волнения рукой написал на конверте:
«Тому Остину, помощнику капитана яхты «Дункан», Мельбурн».
Вслед за этим он вышел из повозки, жестикулируя и повторяя непонятные слова:
– Aland! Aland! Zealand!
Глава XXI
ЧЕТЫРЕ ТОМИТЕЛЬНЫХ ДНЯ
Остаток дня прошел без происшествий. Все приготовления к отъезду Мюльреди были закончены. Честный матрос был счастлив, что может доказать Гленарвану свою преданность.
К Паганелю вернулось хладнокровие, и он стал таким, как обычно. Можно было догадаться, что он о чем-то непрерывно думает, но решил скрывать это. Без сомнения, у него были на то серьезные причины, ибо майор слышал, как он повторял, словно борясь с собой:
– Нет, нет! Они мне не поверят! Да и зачем? Слишком поздно!
Приняв такое решение, Паганель стал показывать Мюльреди на карте путь, которого ему следовало держаться, чтобы достигнуть Мельбурна. Все тропы на равнине вели к дороге на Лакнау. Она шла прямо на юг до самого побережья, где круто поворачивала к Мельбурну. Географ советовал Мюльреди все время держаться этого пути и не пытаться ехать напрямик по малоизвестной местности. Все очень просто. Заблудиться Мюльреди не мог.
Опасны были только первые несколько миль от лагеря, где, должно быть, засела шайка Бена Джойса. Главное – миновать их, а там уже каторжники не смогут догнать Мюльреди, и его важное поручение будет выполнено.
В шесть часов пообедали. Шел проливной дождь, защитить от которого палатка не могла. Поэтому все забрались в повозку. Вот это было надежное убежище. Затвердевшая глина сковала повозку, и она прочно держалась, как форт на своем фундаменте. Арсенал этой крепости, состоявший из семи карабинов и семи револьверов, мог выдержать довольно долгую осаду, благо не было недостатка ни в пулях, ни в провианте. А через шесть дней «Дункан», возможно, уже бросит якорь в Туфоллд-Бей. Еще сутки – и его команда появится на противоположном берегу Сноуи-Ривер, и даже если переправа будет еще невозможна, то шайка каторжников, во всяком случае, принуждена будет отступить перед превосходящими силами. Но для этого прежде всего нужно было, чтобы Мюльреди успешно выполнил опасное поручение.
В восемь часов вечера совершенно стемнело. Настало время ехать. Привели оседланную лошадь. Ее копыта, из осторожности обернутые тряпками, беззвучно ступали по земле. Лошадь казалась усталой, а ведь от твердости ее поступи и крепости ног зависело общее спасение. Майор посоветовал Мюльреди щадить лошадь, как только он будет вне досягаемости каторжников. Лучше задержаться на полдня, но зато наверняка добраться до цели.
Джон Манглс передал матросу револьвер, который сам только что тщательно зарядил. Недурное оружие в руках отважного человека, ибо шесть выстрелов один за другим за несколько секунд могут расчистить дорогу, прегражденную бандитами. Мюльреди вскочил в седло.
– Вот письмо, которое ты передашь Тому Остину, – сказал Гленарван. – Пусть не теряет ни часа! Пусть плывет в Туфоллд – Бей, и если нас там не окажется, если мы не сможем переправиться через Сноуи-Ривер, то пусть немедленно спешит сюда. А теперь – в путь, мой честный матрос, да хранит тебя бог!
Гленарван, Элен и Мери Грант – все пожали руку Мюльреди. Такой отъезд темной дождливой ночью в полный опасностей путь через огромные неизведанные дебри смутил бы человека, менее крепкого духом, чем отважный матрос.
– Прощайте, милорд, – произнес он спокойно и быстро исчез на тропе, шедшей вдоль опушки леса.
К этому времени порывы ветра усилились. Сухие ветви эвкалиптов с глухим стуком ударялись друг о друга. Порой было слышно, как они, отломившись, падали на размокшую землю. Не одно гигантское дерево, высохшее, но все еще стоявшее, повалилось в эту бурную ночь. Среди треска деревьев и рева Сноуи-Ривер раздавались завывания ветра. Густые тучи, гонимые к востоку, неслись так низко над землей, что казались клубами пара. Беспросветный мрак делал еще страшнее эту и без того страшную ночь.
После отъезда Мюльреди путешественники укрылись в повозке. Леди Элен, Мери Грант, Гленарван и Паганель разместились в переднем отделении. Оно из предосторожности было наглухо закрыто. В заднем отделении устроились Олбинет, Вильсон и Роберт. Майор и Джон Манглс несли дозор снаружи. Это было необходимо, так как каторжники могли воспользоваться возможностью легкого нападения.
Оба эти верных стража стояли на своем посту, стоически перенося хлеставший им в лицо дождь и порывы ветра. Они силились проникнуть взором в таившую опасность темноту, ибо из-за воя бури, треска сучьев, шума валившихся деревьев, рева бушевавших вод расслышать что-либо было невозможно.
Однако в оглушительном шуме порой на короткое время наступало затишье. Ветер приостанавливался, словно для того, чтобы перевести дух. Одна лишь Сноуи-Ривер бурлила среди неподвижных камышей и черной завесы камедных деревьев.
В такие минуты тишина казалась особенно глубокой. Тогда майор и Джон Манглс внимательно прислушивались.
В один из моментов затишья до них донесся пронзительный свист. Джон Манглс поспешно подошел к майору.
– Слыхали? – спросил он его.
– Да, – ответил Мак-Наббс. – Но кто это: человек или животное?
– Человек, – ответил Джон Манглс.
Оба стали слушать. Вдруг снова послышался тот же непонятный свист, а вслед за ним – звук, похожий на выстрел. Но в этот миг буря завыла с новой силой и почти заглушила его. Мак-Наббс и Джон Манглс перестали слышать друг друга. Они подошли к повозке с подветренной стороны.
В тот же миг кожаные занавеси приподнялись, и из повозки вышел Гленарван. Он тоже слышал зловещий свист и выстрел, отдавшийся эхом под брезентовым навесом.
– С какой стороны это послышалось? – спросил он.
– Оттуда, – Джон Манглс указал рукой в сторону темной тропы, по которой поехал Мюльреди.
– С какого расстояния?
– Звуки донес ветер. Это было, наверное, милях в трех от нас, – ответил Джон Манглс.
– Идем! – сказал Гленарван, вскидывая на плечо карабин.
– Нельзя! – отозвался майор. – Это западня, подстроенная, чтобы увести нас подальше от повозки.
– А что, если негодяи убили Мюльреди? – настаивал, схватив за руку Мак-Наббса, Гленарван.
– Об этом мы узнаем завтра, – хладнокровно ответил майор, твердо решивший удержать Гленарвана от бесполезной неосторожности.
– Вам нельзя покидать лагерь, милорд, – сказал Джон, – пойду я один.
– И вы не пойдете! – твердо возразил Мак-Наббс. – Неужели вы хотите, чтобы нас перебили поодиночке, хотите ослабить наши силы, хотите, чтобы мы оказались в руках этих злодеев? Если Мюльреди стал их жертвой, зачем же прибавлять к этому несчастью еще новое? Мюльреди отправился потому, что на него пал жребий. Пади жребий на меня, отправился бы нe он, а я, и не просил бы и не ждал бы никакой помощи.
Майор был совершенно прав, удерживая Гленарвана и Джона Манглса. Было бы безумием, притом совершенно бесполезным, идти на поиски матроса в такую темную ночь, в лес, где засели каторжники. В небольшом отряде Гленарвана слишком мало людей, чтобы рисковать еще чьей-нибудь жизнью.
Однако Гленарван, видимо, не хотел согласиться с этими доводами. Рука его нервно сжимала карабин. Он ходил взад и вперед у повозки, прислушивался к малейшему шороху, вглядывался в зловещий мрак. Его терзала мысль, что один из близких ему людей где-то лежит, смертельно раненный, беспомощный, тщетно зовя тех, для кого он рисковал жизнью. Мак-Наббс далеко не был уверен, что ему удастся удержать Гленарвана и что, повинуясь чувству, он не бросится под выстрелы Бена Джойса.
– Эдуард, – сказал он, – успокойтесь. Послушайте друга. Подумайте о леди Элен, о Мери Грант, обо всех, кто останется здесь. И куда вы пойдете? Где искать Мюльреди? Если на него напали, то не ближе, чем в двух милях отсюда. На какой дороге? По какой тропе идти?
В эту минуту, как бы в ответ на слова майора, раздался отчаянный крик.
– Слушайте! – сказал Гленарван.
Крик послышался с той же стороны, откуда прозвучал выстрел, на расстоянии какой-нибудь четверти мили. Гленарван, оттолкнув Мак-Наббса, уже бежал по тропе, но тут шагах в трехстах от повозки кто-то позвал:
– Помогите! Помогите!
Голос был жалобный, полный боли. Джон Манглс и майор бросились туда, откуда он донесся. Через несколько минут они увидели, что вдоль опушки леса ползет и тяжело стонет человек. То был Мюльреди, раненый, умирающий, может быть, при последнем издыхании. Когда товарищи подняли его с земли, они почувствовали, что руки их в крови.
Ливень все усиливался, ураган неистовствовал в вершинах мертвых деревьев. Борясь с яростными порывами ветра, Гленарван, Джон Манглс и майор понесли Мюльреди к повозке.
Когда они вошли, все встали; Паганель, Олбинет, Роберт и Вильсон ушли из повозки, а леди Элен уступила бедному Мюльреди свое отделение. Майор снял с матроса промокшую от крови и дождя куртку и обнаружил у него в правом боку рану, нанесенную кинжалом. Мак-Наббс умелой рукой перевязал ее. Сказать, были ли задеты главные органы, он не мог. Из раны, то усиливаясь, то ослабевая, струилась алая кровь. Бледность и слабость раненого говорили о серьезности ранения. Обмыв рану свежей водой, майор наложил на нее плотный тампон из трута и нескольких слоев корпии, а затем туго забинтовал. Ему удалось остановить кровотечение. Мюльреди уложили на здоровый бок, приподняв голову и грудь, и леди Элен дала ему выпить несколько глотков воды.
Через четверть часа раненый наконец зашевелился, глаза его приоткрылись, и он стал шептать какие-то бессвязные слова.
Майор нагнулся к нему и расслышал, как он несколько раз пробормотал:
– Милорд… письмо… Бен Джойс…
Майор повторил вслух эти слова и вопросительно взглянул на своих товарищей. Что силился сказать Мюльреди? Видимо, Бен Джойс напал на матроса. Но только ли затем, чтобы помешать ему добраться до «Дункана»? Письмо… Гленарван осмотрел карманы Мюльреди. Письма, адресованного Тому Остину, там не оказалось!
Ночь прошла в мучительном беспокойстве. Боялись, что раненый умрет. У него был сильнейший жар. Леди Элен и Мери Грант, сестры милосердия, не отходили от Мюльреди. Ни за одним больным не ухаживали так заботливо и с таким сочувствием.
Рассвело. Дождь перестал, но тяжелые тучи еще ползли по небу. На земле валялись обломанные сучья. Размокшая глина стала жидкой, и хотя повозка уже не могла увязнуть глубже, но подойти к ней стало труднее.
Джон Манглс, Паганель и Гленарван отправились на рассвете обследовать окрестности лагеря. Они пошли по тропе, где еще виднелись пятна крови. Никаких следов Бена Джойса и его шайки не было. Они дошли до того места, где произошло нападение. Там лежали два трупа – бандиты, которых застрелил Мюльреди. Один из них был кузнец из Блэк-Пойнта. Смерть страшно исказила его лицо. На этом Гленарван прекратил разведку – далеко отходить от лагеря было неблагоразумно.
Озабоченный серьезностью положения, он пошел назад к повозке.
– Нечего и думать об отправке нового гонца в Мельбурн, – сказал он.
– Однако это необходимо, милорд, – отозвался Джон Манглс, – и я попытаюсь пробраться там, где это не удалось моему матросу.
– Нет, Джон, у вас даже нет лошади для этого пути в двести миль.
Действительно, лошадь Мюльреди, единственная оставшаяся у путешественников, не вернулась. Убили ее, или она заблудилась в чаще, или ее захватили каторжники?
– Во всяком случае, – сказал Гленарван, – расставаться мы больше не будем. Подождем здесь неделю, две недели, пока спадет вода в Сноуи-Ривер. А тогда, делая небольшие переходы, мы доберемся до Туфоллд-Бей и оттуда более безопасным путем пошлем «Дункану» приказ идти к восточному побережью.
– Это единственное, что нам остается сделать, – согласился Паганель.
– Итак, друзья, – продолжал Гленарван, – будем держаться все вместе. Слишком велик риск пускаться в одиночку в дебри, где бродят разбойники.
Гленарван был прав и в том, что отказался посылать кого – нибудь одного, и в том, что решил терпеливо выжидать на берегу Сноуи-Ривер спада воды. Ведь до Делегита, первого пограничного городка провинции Новый Южный Уэльс, было всего миль тридцать пять. Там они, конечно, найдут средства передвижения, чтобы добраться до Туфоллд-Бей, и смогут отправить оттуда в Мельбурн по телеграфу приказ «Дункану». Эти решения были разумны, но запоздалы. Если бы Гленарван не послал Мюльреди по дороге на Лакнау, скольких бед можно было бы избежать, не говоря уже о тяжелейшей ране матроса!
Вернувшись в лагерь, Гленарван застал своих товарищей менее удрученными. Казалось, у них затеплилась надежда.
– Ему лучше! Ему лучше! – крикнул Роберт, бросаясь к Гленарвану.
– Мюльреди лучше?
– Да, Эдуард, – ответила леди Элен. – У него был кризис. Наш матрос будет жить!
– Где Мак-Наббс? – спросил Гленарван.
– Он у него. Мюльреди захотел с ним поговорить. Не надо им мешать.
Действительно, час назад раненый очнулся от забытья, жар уменьшился. Придя в себя, Мюльреди тотчас же попросил позвать Гленарвана, а если его нет, то майора. Мак-Наббс, видя, как раненый слаб, запретил было ему всякие разговоры. Но Мюльреди так упорно настаивал, что майору пришлось сдаться.
Когда Гленарван вернулся, разговор длился уже несколько минут. Оставалось только ждать, что скажет майор. Вскоре кожаные занавески раздвинулись, и показался Мак-Наббс. Он прошел в раскинутую под камедным деревом палатку, где ждали его друзья. Лицо майора, обычно бесстрастное, теперь казалось сумрачным и озабоченным. Когда глаза его остановились на леди Элен, на Мери Грант, в них отразилась глубокая грусть.
Гленарван стал расспрашивать майора. Вот что Мак-Наббс узнал от раненого.
Покинув лагерь, Мюльреди поехал по тропе, указанной ему Паганелем. Он спешил, насколько это было возможно в темноте. Он проехал, как он думает, уже мили две, как вдруг несколько человек – кажется, пятеро – бросились наперерез лошади. Она встала на дыбы. Мюльреди выхватил револьвер и стал стрелять. Ему показалось, что двое из нападавших упали. При вспышке выстрелов он узнал Бена Джойса. Больше ничего
Мюльреди не видел. Он не успел расстрелять всех зарядов. Сильный удар в правый бок сбросил его с седла. Однако он еще не потерял сознания. Убийцы сочли его мертвым. Он почувствовал, что его обыскивают. Затем он услышал, как один из разбойников сказал: «Нашел письмо!» – «Давай его сюда, – отозвался Бен Джойс. – Теперь «Дункан» наш!»
Здесь у Гленарвана невольно вырвался крик. Мак-Наббс продолжал:
– «А теперь поймайте лошадь, – сказал Бен Джойс. – Через четыре дня я буду на «Дункане», через шесть – в Туфоллд-Бей. Там встретимся. Отряд Гленарвана будет еще вязнуть здесь, в болотах у Сноуи-Ривер. Вы же переходите реку через Кемпльпирский мост, добирайтесь до моря и ждите меня. Я найду способ привести вас на яхту. Когда же мы побросаем команду в море, то с таким судном, как «Дункан», станем хозяевами Индийского океана». – «Ура Бену Джойсу!» – крикнули каторжники. Привели лошадь Мюльреди, и Бен Джойс ускакал на ней по направлению к дороге на Лакнау, а его шайка направилась к реке. Мюльреди же, хотя и тяжело раненный, нашел в себе силы дотащиться до того места, где мы нашли его почти умирающим. Вот что рассказал мне Мюльреди, – закончил Мак-Наббс. – Теперь вы понимаете, почему отважный матрос так спешил сообщить все это нам?
Рассказ майора привел в ужас Гленарвана и его спутников.
– Пираты! Пираты! – воскликнул Гленарван. – Они перебьют мою команду и завладеют «Дунканом»!
– Конечно, – отозвался Мак-Наббс, – ведь Бен Джойс захватит экипаж врасплох, и тогда…
– Значит, надо опередить этих негодяев! – сказал Паганель.
– Но как же мы переправимся через реку? – спросил Вильсон.
– Так же, как и они, – ответил Гленарван, – каторжники перейдут через Кемпльпирский мост, то же самое сделаем и мы.
– А как быть с Мюльреди? – спросила леди Элен.
– Мы понесем его! Будем сменяться!.. Не могу же я допустить, чтобы моя беззащитная команда попала в лапы шайки Бена Джойса!
План перейти реку через Кемпльпирский мост был осуществим, но, конечно, рискован. Каторжники могли засесть у моста и оборонять его. Их оказалось бы человек тридцать против семи мужчин отряда. Но бывают минуты, когда не до расчетов и, несмотря ни на что, надо идти вперед.
– Милорд, – обратился к Гленарвану Джон Манглс, – прежде чем решиться испробовать последний шанс и рискнуть перейти через этот мост, стоит сначала все разведать. Я беру это на себя.
– Я с вами, Джон, – заявил Паганель.
Джон согласился, и оба они стали тотчас же собираться. Надо было идти вниз по течению, пока они не найдут мост, о котором говорил Бен Джойс, и, конечно, соблюдать осторожность, чтобы не попасться на глаза каторжникам, вероятно наблюдавшим за берегами реки.
Итак, два отважных путешественника, хорошо вооруженные и снабженные пищей, пустились вперед, пробираясь среди высокого тростника, росшего по берегам.
Их ждали весь день, но наступил вечер, а они все не возвращались. В лагере начали беспокоиться.
Наконец около одиннадцати часов Вильсон возвестил об их приближении. Паганель и Джон Манглс вернулись, крайне утомленные десятимильным переходом.
– Ну, что этот мост? Он существует? – бросившись им навстречу, спросил Гленарван.
– Да, мост из лиан, – сказал Джон Манглс. – Каторжники действительно прошли через него, но…
– Но что? – допрашивал Гленарван, предчувствуя новую беду.
– Они сожгли его за собой! – ответил Паганель.
Глава XXII
ИДЕН
Предаваться отчаянию было некогда, надо было действовать. Кемпльпирский мост сожжен, но необходимо во что бы то ни стало переправиться через Сноуи-Ривер и добраться до Туфоллд-Бей раньше шайки Бена Джойса. Вот почему, не теряя времени на бесполезные разговоры, Гленарван и Джон Манглс на следующий же день, 16 января, отправились к реке, чтобы найти какой-нибудь способ переправы.
Бурные, вздувшиеся от дождей воды все не убывали. Они клубились с неописуемой яростью. Пуститься по ним значило бы обречь себя на верную гибель. Гленарван, опустив голову, скрестив на груди руки, неподвижно стоял на берегу.
– Хотите, я попытаюсь вплавь перебраться на тот берег? – предложил Джон Манглс.
– Нет, Джон, – ответил Гленарван, удерживая за руку отважного молодого человека, – подождем еще!
Они вернулись в лагерь. День прошел в томительном беспокойстве. Раз десять Гленарван приходил на берег Сноуи – Ривер. Он пытался изобрести какой-нибудь смелый способ переправы. Тщетно. Даже если бы меж берегов реки неслись потоки лавы, и тогда она была бы не более неприступна.
В эти долгие часы вынужденного бездействия леди Элен, следуя советам майора, старательно и толково ухаживала за раненым Мюльреди. Матрос чувствовал, что он возвращается к жизни. Теперь Мак-Наббс смело мог утверждать, что у раненого не были затронуты главные органы. Видимо, слабость его объяснялась лишь большой потерей крови. А раз кровотечение остановлено и рана затягивалась, для полного выздоровления нужны были только время и покой. Леди Элен настояла, чтобы Мюльреди оставался в первом, лучшем отделении повозки. Честному матросу было совестно. Он все думал, что из-за него может задержаться весь отряд, и добился обещания, что если будет найден способ переправы, то его оставят в лагере под присмотром Вильсона.
К несчастью, не удалось переправиться ни в тот день, ни на следующий, 17 января. Такая задержка приводила Гленарвана в отчаяние. Напрасно леди Элен и майор пытались его успокоить и уговорить терпеливо выждать. Выжидать, когда Бен Джойс, быть может, уже всходит в эту минуту на палубу яхты! Когда «Дункан», быть может, уже разводит пары и снимается с якоря, чтобы направиться к роковому для него восточному побережью!
Джон Манглс переживал те же муки, что и Гленарван. Поэтому, стремясь во что бы то ни стало преодолеть ставшее на пути препятствие, молодой капитан соорудил из больших кусков коры камедных деревьев нечто вроде пироги. Из этих легких пластов, скрепленных деревянными перекладинами, получилась хрупкая лодка.
Днем 18 января капитан и матрос приступили к испытанию суденышка. Они проявили чудеса сноровки, силы, ловкости, отваги. Но, как только пирогу подхватило течение, она перевернулась, и храбрецы едва не поплатились жизнью за свою попытку. Пирога же, закрутившись в водовороте, исчезла. Джону Манглсу и Вильсону не удалось проплыть и десяти саженей по разлившейся на целую милю после дождей и таяния снегов реке.
Дни 19 и 20 января не принесли ничего утешительного. Майор и Гленарван поднялись вверх по течению на целых пять миль, но брода не нашли. Река всюду мчалась с той же бурной стремительностью: ведь в нее вливались все воды горных ручьев и речек южного склона Австралийских Альп.
Приходилось отказаться от надежды спасти «Дункан». Со времени отъезда Бена Джойса прошло пять дней. Яхта, наверное, уже была у восточного побережья и в руках каторжников!