Отношение Онегина к природе
Автор и природа
В L строфе первой главы: Придет ли час моей свободы?Пора, пора! - взываю к ней;
Брожу над морем {10}, жду погоды,
Маню ветрила кораблей.
Под ризой бурь, с волнами споря,
По вольному распутью моря
Когда ж начну я вольный бег?
Пора покинуть скучный брег
Мне неприязненной стихии
природа – это море. А оно для Пушкина символ свободы, символ романтизма и Байрона. Поэтому здесь важно не само море, а планы и надежды на освобождении, с ним связанные.
LV и LVI строфы первой главы:Я был рожден для жизни мирной, Для деревенской тишины; В глуши звучнее голос лирный, Живее творческие сны. Досугам посвятясь невинным, Брожу над озером пустынным, И far nientе мой закон. Я каждым утром пробужден Для сладкой неги и свободы: Читаю мало, долго сплю, Летучей славы не ловлю. Не так ли я в былые годы Провел в бездействии, в тени Мои счастливейшие дни? LVI Цветы, любовь, деревня, праздность, Поля! я предан вам душой. Всегда я рад заметить разность Между Онегиным и мной, - это строфы не автобиографичны, т.к. Пушкин до ссылки в Михайловское никогда так долго не жил в деревне, поэтому тут нет никакого конкретного деревенского пейзажа, а говорится об абстрактной деревне. Иперечисление «Цветы, любовь, деревня, праздность, поля» очень иронично. Лотман пишет, что эти «строфы декларируют два новых для Пушкина и весьма существенных художественных принципа: отказ от лирического слияния автора и героя и разрыв с романтической традицией, требовавшей создания вокруг поэмы атмосферы интимных лирических признаний автора и вовлечения мифологизированной биографии поэта в сложную игру отношений к поэтическим образам». В лирическом отступлении начала седьмой главы: II Как грустно мне твое явленье, Весна, весна! пора любви! Какое томное волненье В моей душе, в моей крови! С каким тяжелым умиленьем Я наслаждаюсь дуновеньем В лицо мне веющей весны На лоне сельской тишины! Или мне чуждо наслажденье, И все, что радует, живит, Все, что ликует и блестит Наводит скуку и томленье На душу мертвую давно И все ей кажется темно? III Или, не радуясь возврату Погибших осенью листов, Мы помним горькую утрату, Внимая новый шум лесов; Или с природой оживленной Сближаем думою смущенной Мы увяданье наших лет, Которым возрожденья нет? Быть может, в мысли нам приходит Средь поэтического сна Иная, старая весна И в трепет сердце нам приводит Мечтой о дальной стороне, О чудной ночи, о луне...) Пушкин искренне, снимая литературную маску, говорит о своих чувствах, он не просто констатирует то, что не любит весну, но пытается понять причину своей подавленности. Лотман считает, что с помощью отказа от жанровой маски и эффектом внутреннего многоголосия Пушкин по-новому разрабатывает традиционные темы романтизма, с которым связывал принципы новой лирики. Наступление весны, обновление природы для Пушкина еще и напоминает о его собственном старении, об ушедшей молодости, а такие поэтические формулы, как «поэтический сон», «иная, старая весна», «чудная ночь» вызывают у нас воспоминание об убитом Ленском, смерть которого застала его на «весне его дней». И может быть, эта отсылка подталкивает нас к сравнению ушедшей юности Пушкина и ушедшей юности, а вместе с ней и жизни Ленского. I В те дни, когда в садах Лицея Я безмятежно расцветал, Читал охотно Апулея, А Цицерона не читал, В те дни в таинственных долинах, Весной, при кликах лебединых, Близ вод, сиявших в тишине, Являться муза стала мне. Моя студенческая келья Вдруг озарилась: муза в ней Открыла пир младых затей, Воспела детские веселья, И славу нашей старины, И сердца трепетные сны.… IV Но я отстал от их союза И вдаль бежал... Она за мной. Как часто ласковая муза Мне услаждала путь немой Волшебством тайного рассказа! Как часто по скалам Кавказа Она Ленорой, при луне, Со мной скакала на коне! Как часто по брегам Тавриды Она меня во мгле ночной Водила слушать шум морской, Немолчный шепот Нереиды, Глубокий, вечный хор валов, Хвалебный гимн отцу миров. В этом лирическом отступлении природа изменяется вместе с периодами творческого и жизненного пути Пушкина.Первая строфа отсылает к началу стихотворения «Демон» и показывает тот период жизни Пушкина, который он сам характеризовал так: «В лучшее время жизни сердце, еще не охлажденное опытом, доступно для прекрасного. Оно легковерно и нежно». В 4-й строфе поэт рассказывает о Южной ссылке и увлечении романтизмом. Определенные географические объекты отсылают к конкретным произведениям: «Скалы Кавказа» - это намек на «Кавказский пленник», «брега Тавриды» - отсылка к «Бахчисарайскому фонтану». В «Путешествии Онегина» Пушкин пишет о своем новом отношении и восприятии природы: Иные нужны мне картины: Люблю песчаный косогор, Перед избушкой две рябины, Калитку, сломанный забор, На небе серенькие тучи, Перед гумном соломы кучи Да пруд под сенью ив густых, Раздолье уток молодых; Здесь природа воспринимается реалистично, на нее поэт смотрит непосредственно, вне условностей литературной традиции. Поэзию он теперь находит в самой действительности. Итак, мы видим, что, в отличие от Онегина, автор в романе на всех этапах своего развития восприимчив к природе, и это восприятие занимает важное место в его внутреннем мире. . Пусть сначала это восприятие было идиллично и романтично, но оно менялось и развивалось. В финале романа автор воспринимает природу как она есть, на есть, видеть в ней поэзию и считать важной и неотъемлемой частью своей жизни, своего духовного опыта.Отношение Онегина к природе
Когда прозрачно и светло
Ночное небо над Невою {8}
И вод веселое стекло
Не отражает лик Дианы,
Воспомня прежних лет романы,
Воспомня прежнюю любовь,
Чувствительны, беспечны вновь,
Дыханьем ночи благосклонной
Безмолвно упивались мы!
Как в лес зеленый из тюрьмы
Перенесен колодник сонный,
Так уносились мы мечтой
К началу жизни молодой.
В этой строфе не говорится прямо об отношении автора и героя к этой картине природы, их разочарование в людях, поэтическое и вольнолюбивое настроение передается, в частности, с помощью поэтических образов («Ночное небо», «лик Дианы») и автореминисценции из «Братьев-разбойников» («В лес зеленой из тюрьмы»).
Следующая строфа, в которой говорится о природе, рассказывает нам о приезде Онегина в деревню:
Два дня ему казались новы
Уединенные поля,
Прохлада сумрачной дубровы,
Журчанье тихого ручья;
На третий роща, холм и поле
Его не занимали боле;
Потом уж наводили сон;
Потом увидел ясно он,
Что и в деревне скука та же,
Хоть нет ни улиц, ни дворцов,
Ни карт, ни балов, ни стихов.
Хандра ждала его на страже,
И бегала за ним она,
Как тень иль верная жена.
Начало строфы напоминает стихотворение «Демон». В «Демоне» после описания радостного и восторженного восприятия жизни идет период сомнений и разочарований. Однако параллелизм в данном случае отрицательный, так как новые впечатления Онегина, оказавшегося в деревне, скоро сменяются привычной для него скукой и хандрой. Они вызваны не столько красотой природы, сколько сменой обстановки. В сущности к природе Онегин относится равнодушно.
Если в этой строфе о природе говорится отвлеченными поэтическими выражениями, то в 1-й строфе второй главы она описана подробно и эта красота и живописность составляет контраст с однообразием скучной и тоскливой жизни Онегина.
Деревня, где скучал Евгений,
Была прелестный уголок;
Там друг невинных наслаждений
Благословить бы небо мог.
Господский дом уединенный,
Горой от ветров огражденный,
Стоял над речкою. Вдали
Пред ним пестрели и цвели
Луга и нивы золотые,
Мелькали селы; здесь и там
Стада бродили по лугам,
И сени расширял густые
Огромный, запущенный сад,
Приют задумчивых дриад.
Как пишет Лотман, «в этом описании отражены черты Михайловского, однако деревня Онегина является не копией какой-либо реальной, известной Пушкину местности, а художественным образом». Здесь автор указывает на возможность иного отношения к природе, нежели то, на которое способен Онегин. «Друг невинных наслаждений» мог бы радоваться природе, находить в ней источник для душевного подъема. Однако Онегин для таких переживаний закрыт.
Со временем Онегин привыкает к тихой деревенской жизни. В четвертой главе дается описание того, как он проводит время летом:
А что ж Онегин? Кстати, братья!
Терпенья вашего прошу:
Его вседневные занятья
Я вам подробно опишу.
Онегин жил анахоретом:
В седьмом часу вставал он летом
И отправлялся налегке
К бегущей под горой реке;
Певцу Гюльнары подражая,
Сей Геллеспонт переплывал,
Потом свой кофе выпивал,
Плохой журнал перебирая,
И одевался...
XXXVIII. XXXIX
Прогулки, чтенье, сон глубокой,
Лесная тень, журчанье струй,
Порой белянки черноокой
Младой и свежий поцелуй,
Узде послушный конь ретивый,
Обед довольно прихотливый,
Бутылка светлого вина,
Уединенье, тишина:
Вот жизнь Онегина святая;
И нечувствительно он ей
Предался, красных летних дней
В беспечной неге не считая,
Забыв и город, и друзей,
И скуку праздничных затей.
Это описание довольно автобиографично и похоже на жизнь самого Пушкина в Михайловском. Но, несмотря на плаванье, прогулки и катанье на лошадях, о самой сельской природе тут не говорится, она – всего лишь обстановка, в которой Онегин теперь живет. Этой деревенской жизни он предался «нечувствительно», то есть не сознавая ценности этой жизни.
Радости жизни в деревне, в близости природе перечислены скороговоркой, что подчеркивает равнодушие Онегина к природе:
«Прогулки, чтенье, сон глубокой,
Лесная тень, журчанье струй…
Последнее упоминание природы в связи с Онегиным есть в конце восьмой главы:
XXXIX
Дни мчались; в воздухе нагретом
Уж разрешалася зима;
И он не сделался поэтом,
Не умер, не сошел с ума.
Весна живит его: впервые
Свои покои запертые,
Где зимовал он, как сурок,
Двойные окны, камелек
Он ясным утром оставляет,
Несется вдоль Невы в санях.
На синих, иссеченных льдах
Играет солнце; грязно тает
На улицах разрытый снег.
Тут показано единственное серьезное влияние природы, а точнее наступления весны на Онегина: «Весна живит его».
Таким образом, Онегин совсем не связан с природой, не чувствует ее, можно сказать, что он на протяжении всего романа в глубокой депрессии и его душа ни на что не откликается, в том числе и на природу, он не доступен ее красоте и силе.