Почему «Дункан» крейсировал у восточного берега Новой Зеландии

Невозможно описать чувства Гленарвана и его друзей, когда их слуха коснулись напевы старой Шотландии. В момент их появления на палубе «Дункана» волынщик заиграл народную песню древнего клана Малькольм.

Гленарван, Джон Манглс, Паганель, Роберт и даже сам майор — все со слезами обнимали и целовали друг друга. Это был порыв безумной радости. Географ совсем потерял голову: он приплясывал, как сумасшедший, и все прицеливался своей неразлучной подзорной трубой в подходившие к берегу уцелевшие пироги.

Но, видя, какими лохмотьями покрыты Гленарван и его спутники, как исхудали и бледны их лица, сохранившие следы пережитых ими страшных мук, команда яхты прервала свои бурные изъявления радости. На борт «Дункана» вернулись лишь тени тех отважных, блестящих путешественников, которые три месяца назад, полные надежд, устремились на розыски капитана Гранта. Случай, и только случай, привел их на судно, которое они уже больше никогда не ожидали увидеть. Но в каком ужасном виде они были, как истощены, как слабы!

Все же, прежде чем подумать об отдыхе, пище и питье, Гленарван стал расспрашивать Тома Остина: почему «Дункан» находился у восточного берега Новой Зеландии? Каким образом не попал он в руки Бена Джойса? Какой сказочно счастливый случай привел яхту навстречу беглецам?

«Почему? Как? Зачем?» — посыпались со всех сторон вопросы на Тома Остина.

Старый моряк не знал, кого и слушать. Наконец он решил слушать одного Гленарвана и отвечать только ему.

— А где же каторжники? — спросил Гленарван. — Что сделали вы с каторжниками?

— С каторжниками? — переспросил с недоумением Том Остин.

— Да! С теми негодяями, которые напали на яхту.

— На какую яхту? — спросил Том Остин. — На вашу яхту?

— Ну да, Том, на «Дункан». Ведь явился же к вам Бен Джойс?

— Никакого Бена Джойса я не знаю. Никогда его не видывал, — ответил Остин.

— Как — никогда? — воскликнул Гленарван, пораженный ответом старого моряка. — Тогда скажите мне, Том, почему же «Дункан» крейсирует сейчас вдоль берегов Новой Зеландии?

Если Гленарван, Элен, Мэри Грант, Паганель, майор, Роберт, Джон Манглс, Олбинет, Мюльреди, Вильсон не понимали, чему удивляется старый моряк, то каково же было их изумление, когда Том спокойно ответил:

— Да он крейсирует здесь по вашему приказанию.

— По моему приказанию?.. — воскликнул Гленарван.

— Так точно, сэр, я лишь выполнял предписание, содержавшееся в письме вашем от четырнадцатого января.

— В моем письме? В моем письме? — воскликнул. Гленарван.

Тут все десять путешественников окружили Тома Остина и впились в него глазами: значит письмо, написанное у реки Сноу, все-таки дошло до «Дункана»?

— Давайте-ка объяснимся хорошенько, — сказал Гленарван, — а то мне кажется, будто все это происходит во сне… Вы говорите, Том, что получили письмо?

— Да.

— В Мельбурне?

— В Мельбурне, как раз в тот момент, когда я закончил ремонт.

— А что это было за письмо?

— Оно не было написано вами, но подпись была ваша, сэр.

— Это верно. И письмо мое передано было вам каторжником, по имени Бен Джойс?

— Нет, сэр, моряком, по имени Айртон, боцманом с «Британии».

— Ну да! Айртон и Бен Джойс — это одно и то же лицо! И что же говорилось в том письме?

— В нем содержался приказ покинуть Мельбурн и идти крейсировать у восточного побережья…

— …Австралии! — крикнул Гленарван с горячностью, смутившей старого моряка.

— Австралии? — с удивлением повторил Том, широко открывая глаза. — Да нет же, Новой Зеландии!

— Австралии, Том, Австралии! — подтвердили в один голос все спутники Гленарвана.

Тут на Остина словно нашло помрачение. Гленарван говорил с такой уверенностью, что старому моряку стало казаться, что он и вправду ошибся, читая письмо. Неужели он, преданный и аккуратный моряк, мог сделать подобную ошибку? Он смутился и покраснел.

— Успокойтесь, Том, — ласково проговорила Элен, — видно, так суждено было.

— Да нет же, миссис, простите меня, — пробормотал старый моряк. — Это невозможно, я не ошибся! Айртон прочел это письмо, так же как и я. И он-то, он-то и хотел, чтобы я, вопреки приказанию, шел к австралийским берегам!

— Айртон? — воскликнул Гленарван.

— Он самый. Айртон уверял, что это ошибка и что назначенное вами место встречи — бухта Туфольд.

— У вас сохранилось это письмо, Том? — спросил крайне заинтересованный майор.

— Да, мистер Мак-Наббс, — ответил Остин. — Я сейчас схожу за ним.

И Остин побежал к себе в каюту. В продолжение немногих минут его отсутствия все молчали переглядываясь. Только майор вперил взор в Паганеля и, скрестив на груди руки, проговорил:

— Ну, знаете, Паганель, это было бы уж слишком!

— А? Что вы сказали? — пробормотал географ.

Согнувшийся, с очками во лбу, он удивительно походил на гигантский вопросительный знак.

Остин возвратился. Он держал в руке письмо, написанное Паганелем и подписанное Гленарваном.

— Прочтите, пожалуйста, — сказал старый моряк. Гленарван взял письмо и стал читать:

— «Приказываю Тому Остину немедленно выйти в море и вести «Дункан», придерживаясь тридцать седьмой параллели, к восточному побережью Новой Зеландии…».

— Новой Зеландии! — крикнул, сорвавшись с места, Паганель.

Он вырвал из рук Гленарвана письмо, протер себе глаза, поправил на носу очки и, в свою очередь, прочел письмо.

— Новой Зеландии! — повторил он непередаваемым тоном, роняя письмо.

В этот момент он почувствовал, что на плечо его легла чья-то рука. Он поднял голову. Перед ним стоял майор.

— Что ж, почтеннейший Паганель, — сказал с невозмутимой серьезностью Мак-Наббс, — нам еще посчастливилось: ведь вы могли бы услать «Дункан» и в Индокитай.

Эта шутка доконала бедного географа. Грянул всеобщий гомерический хохот. Паганель, как сумасшедший, шагал взад и вперед, сжимая руками голову, рвал на себе волосы. Он уже не отдавал себе отчета в том, что он делает, что намерен делать. Он спустился по трапу с юта и бесцельно зашагал, спотыкаясь, по палубе, затем поднялся на бак. Здесь ноги его запутались в свернутом канате, он пошатнулся и ухватился за какую-то подвернувшуюся ему под руку веревку.

Вдруг раздался оглушительный грохот. Выстрелила пушка. Град картечи усеял спокойные воды океана. Злополучный Паганель уцепился за веревку заряженной пушки, курок опустился — и грянул выстрел. Географа отбросило на трап бака, и он провалился в кубрик.

Первый миг удивления сменился всеобщим криком ужаса. Все подумали, что случилось несчастье. Матросы гурьбой бросились вниз и вынесли Паганеля на палубу. Его длинное тело было согнуто вдвое, он был не в силах говорить. Его перенесли на ют. Товарищи милейшего француза были в отчаянии. Майор, который при несчастных случаях заменял врача, собирался было раздеть бедного Паганеля, чтобы перевязать его раны, но едва он прикоснулся к умирающему, как тот подскочил, словно от электрического тока.

— Ни за что! Ни за что! — вскричал он и, запахнувшись в свою изодранную одежду, с необычайной поспешностью застегнулся на все пуговицы.

— Но послушайте, Паганель… — сказал майор.

— Нет, говорю я вам!

— Надо же осмотреть…

— Вы ничего не осмотрите!

— Вы, быть может, сломали… — уговаривал Мак-Наббс.

— Да, сломал, — подтвердил Паганель, прочно становясь на свои длинные ноги, — но то, что я сломал, починит плотник.

— Что же вы сломали?

— Палубную подпорку, когда летел вниз.

Такой ответ совершенно успокоил всех друзей почтенного Паганеля: было ясно, что достойный ученый вышел цел и невредим из своего приключения с пушкой.

«Во всяком случае, — подумал майор, — вот необычайно стыдливый географ!».

Когда Паганель пришел в себя после пережитых им волнений, ему пришлось ответить еще на один неизбежный вопрос.

— Теперь, Паганель, отвечайте мне чистосердечно, — обратился к нему Гленарван. — Я признаю, что ваша рассеянность была благодетельна. Если б не вы, «Дункан» несомненно, попал бы в руки каторжников. Если б не вы, нас снова захватили бы маори. Но, ради бога, скажите мне: в силу какой странной ассоциации идей вы вместо «Австралии» написали «Новая Зеландия»?

— Да потому, черт возьми, написал, — воскликнул Паганель, — что…

Но в эту минуту его взор упал на Роберта и его сестру, и он осекся. Потом ответил:

— Что поделаешь, дорогой Гленарван! Я безумец, сумасшедший, неисправимое существо. Видно, я так и до смерти не вылезу из кожи рассеяннейшего чудака.

— Если только ее раньше не сдерут с вас, — заметил майор.

— Сдерут? — крикнул в ярости географ. — Что это: намек?

— Какой намек, Паганель? — спросил своим обычным спокойным тоном Мак-Наббс.

Но дальше этого разговор не пошел. Таинственное появление «Дункана» разъяснилось. Чудесно спасшиеся путешественники стремились лишь снова попасть в свои комфортабельные, уютные каюты, а затем сесть за завтрак.

По уходе Элен, Мэри Грант, майора, Паганеля и Роберта Гленарван и Джон Манглс остались на палубе с Томом, желая еще порасспросить его.

— А теперь, мой старый Том, — обратился Гленарван к Тому Остину, — скажите мне вот что: приказ крейсировать у берегов Новой Зеландии не показался ли вам странным?

— Да, сэр, признаться, я был очень удивлен, — ответил старый моряк. — Но я ведь не имею обыкновения обсуждать получаемые приказания и повиновался. Мог ли я поступить иначе? Если бы я не выполнил в точности ваших указаний и из-за этого произошла какая-либо катастрофа, разве не я был бы виновен в этом? А вы, капитан, разве поступили бы иначе? — обратился он к Джону Манглсу.

— Нет, Том, я поступил бы точно так же.

— Но что же вы подумали? — спросил Гленарван.

— Я подумал, сэр, что в интересах Гарри Гранта надо идти туда, куда вы приказываете, что вследствие каких-то новых обстоятельств вы отправитесь в Новую Зеландию на каком-нибудь судне и что мне следует ждать вас у восточного побережья этого острова. Надо, сказать, что, уходя из Мельбурна, я никому не сообщил, куда мы направляемся, и команда узнала об этом лишь тогда, когда мы были уже в открытом море и австралийские берега скрылись из наших глаз. Но тут на борту у нас случилось происшествие, очень меня озаботившее.

— Что же такое случилось, Том? — спросил Гленарван.

— Да то, что когда на следующий день после нашего отплытия из Мельбурна боцман Айртон узнал, куда идет «Дункан»…

— Айртон! — воскликнул Гленарван. — Так он на яхте?

— Да, сэр.

— Айртон здесь! — повторил Гленарван, глядя на Джона Манглса.

— Судьба, — отозвался молодой капитан. Мгновенно, с быстротой молнии, перед их глазами промелькнули все злодеяния Айртона: его задолго подготовленное предательство, рана Гленарвана, покушение на убийство Мюльреди, все муки, испытанные отрядом среди болот у берегов Сноу. И вот теперь, в силу удивительного стечения обстоятельств каторжник был в их власти.

— Где же он? — с живостью спросил Гленарван.

— В одной из кают бака под стражей, — ответил Том Остин.

— Почему же вы взяли его под стражу?

— Потому что, когда Айртон увидел, что яхта идет к Новой Зеландии, он пришел в ярость, хотел заставить меня изменить направление судна, грозил мне и, наконец, стал подстрекать мою команду к бунту. Я понял, что это опасный малый, и решил принять в отношении его необходимые меры предосторожности.

— И что же было дальше?

— С тех пор он сидит в каюте и не пытается из нее выйти.

— Вы хорошо поступили, Том!

Тут Гленарвана и Джона Манглса пригласили в кают-компанию: был подан завтрак, в котором они так нуждались. Они сели за стол, ни слова не упомянув об Айртоне. Но когда завтрак кончился и путешественники, подкрепившись, собрались на палубе, Гленарван сообщил им, что боцман находится на «Дункане». Он добавил, что хочет при них допросить Айртона.

— Нельзя ли избавить меня от присутствия на этом допросе? — промолвила Элен. — Признаюсь вам, дорогой Эдуард, что видеть этого несчастного мне было бы чрезвычайно тягостно.

— Это будет очная ставка, Элен, — ответил Гленарван. — Очень прошу вас остаться. Нужно, чтобы Бен Джойс встретился лицом к лицу со всеми своими жертвами.

Это соображение заставило Элен сдаться. Они с Мэри Грант уселись подле Гленарвана. Вокруг них разместились майор, Паганель, Джон Мангле, Роберт, Вильсон, Мюльреди, Олбинет — все те, кто так жестоко пострадал от предательства каторжника. Команда яхты, не понимая еще всей важности этой сцены, хранила глубокое молчание.

— Приведите Айртона, — сказал Гленарван.

Глава XVIII

Айртон или Бен Джойс?

Появился Айртон. Он уверенным шагом прошел по палубе и поднялся по трапу в рубку. Его взор был мрачен, зубы стиснуты, кулаки судорожно сжаты. В нем не видно было ни вызывающей дерзости, ни смирения.

Очутившись перед Гленарваном, он молча скрестил на груди руки и стал ждать допроса.

— Итак, Айртон, — начал Гленарван, — мы с вами теперь на том самом «Дункане», который вы хотели выдать шайке Бена Джойса.

Губы боцмана слегка задрожали. Его бесстрастное лицо на мгновение покраснело. Но это была не краска раскаяния, а краска стыда за постигшую его неудачу. Он — узник на той самой яхте, которой он собирался командовать, и участь его должна была решиться через несколько минут. Он ничего не ответил. Гленарван терпеливо ждал, но Айртон упорно молчал.

— Говорите, Айртон, — промолвил наконец Гленарван. — Что можете вы сказать?

Айртон, видимо, колебался. Морщины на его лбу стали глубже. Наконец он сказал спокойно:

— Мне нечего говорить, сэр. Я имел глупость попасться вам в руки. Поступайте, как вам будет угодно.

Сказав это, боцман устремил глаза на берег, расстилавшийся на западе, и сделал вид, что ему глубоко безразлично все происходящее кругом. Глядя на него, можно было подумать, что он не имеет к этому никакого отношения. Но Гленарван решил не терять терпения. Ему хотелось узнать некоторые подробности таинственного прошлого Айртона, особенно той части, которая касалась Гарри Гранта и «Британии». Он возобновил свой допрос. Он говорил мягко, стараясь подавить кипевшее в нем негодование.

— Мне думается, Айртон, снова заговорил он, — что вы не откажетесь ответить на некоторые вопросы, которые я хочу вам задать. Прежде всего скажите, как звать мне вас: Айртон или Бен Джойс? Были вы или не были боцманом на «Британии»?

Айртон все так же безучастно смотрел на берег, будто не слыша этих вопросов.

В глазах Гленарвана вспыхнул гнев, но он сдержал себя и продолжал допрашивать боцмана:

— Ответьте мне: при каких обстоятельствах вы покинули «Британию» и почему вы очутились в Австралии?

То же молчание, тот же безразличный вид.

— Послушайте, Айртон, — еще раз обратился к нему Гленарван, — в ваших же интересах говорить: только откровенность и может облегчить ваше положение. В последний раз спрашиваю вас: желаете ли вы отвечать на мои вопросы?

Айртон повернулся к Гленарвану и посмотрел ему прямо в глаза.

— Сэр, мне не к чему отвечать, — произнес он, — пусть правосудие само изобличает меня.

— Это ему легко будет сделать, — заметил Гленарван.

— Легко, сэр? — насмешливо отозвался Айртон. — Мне кажется, это слишком смело сказано! Я утверждаю, что самый лучший судья не знал бы, что со мной сделать. Кто скажет, почему я появился в Австралии, раз здесь нет капитана Гранта? Кто докажет, что я тот самый Бен Джойс, приметы которого дает полиция, если я никогда не бывал в ее руках, а товарищи мои находятся на свободе? Кто может, кроме вас, приписать мне не только какое-либо преступление, но даже поступок, достойный порицания? Кто может подтвердить, что я собирался захватить это судно и отдать его каторжникам! Никто! Слышите? Никто! У вас имеются подозрения? Хорошо. Но этого мало, чтобы осудить человека, — тут нужна уверенность, а у вас ее нет. До тех пор, пока не будет доказано противное, я — Айртон, боцман «Британии»

Говоря это, Айртон оживился, но потом снова впал в прежнее безразличие. Он думал, вероятно, что это его заявление положит конец допросу, но ошибся. Гленарван снова заговорил:

— Айртон, я не судебный следователь, которому поручено расследовать ваше прошлое. Это не мое дело. Нам с вами важно выяснить точно наши взаимоотношения. Я не спрашиваю вас ни о чем, что могло бы вас скомпрометировать. Это дело правосудия. Но вам известно, какими поисками я занят, и вы одним словом можете навести меня на утерянный мной след. Согласны ли вы сообщить мне нужные сведения?

Айртон отрицательно покачал головой с видом человека, твердо решившего молчать.

— Скажете ли вы мне, где находится капитан Грант? — спросил Гленарван.

— Нет, сэр, — ответил Айртон.

— Скажете ли вы мне, где потерпела крушение «Британия»?

— Нет!

— Айртон, — сказал почти умоляющим тоном Гленарван, — если вам известно, где Гарри Грант, скажите об этом, по крайней мере, его бедным детям. Вы видите, как они ждут от вас хотя бы одного слова!

Айртон, видимо, колебался. На лице его отразилась внутренняя борьба. Но он все же промолвил тихо:

— Не могу, сэр.

И тут же добавил резко, словно раскаиваясь в минутной слабости:

— Нет! Нет! Вы ничего от меня не узнаете! Можете меня повесить, если хотите.

— Повесить! — вскричал, выйдя из себя, Гленарван. Но, овладев собой, он сказал серьезно:

— Айртон, здесь нет ни судей, ни палачей. На первой же стоянке вы будете переданы английским властям.

— Только этого я и прошу, — заявил боцман. Сказав это, он спокойным шагом направился в каюту, служившую ему тюрьмой. У дверей ее поставили двух матросов, которым было приказано следить за каждым движением заключенного.

Свидетели этой сцены разошлись, полные возмущения и отчаяния.

Раз Гленарвану не удалось ничего выпытать у Айртона, что же ему еще оставалось делать? Очевидно, надо было осуществлять план, принятый в Эдене: возвращаться в Европу, с тем чтобы когда-нибудь возобновить неудавшиеся поиски. Пока же приходилось оставить эту мысль: ведь следы «Британии» казались безвозвратно утерянными; документ же не допускал никакого нового толкования, ибо на протяжении тридцать седьмой параллели уже больше не осталось ни одной не исследованной ими страны. Таким образом, «Дункану» оставалось только идти обратно на родину. И Гленарван, посоветовавшись со своими друзьями, обсудил с Джоном Манглсом вопрос о возвращении.

Джон осмотрел угольные ямы и убедился, что угля хватит не больше чем на две недели. Значит, на первой же стоянке необходимо было пополнить запас топлива. Джон предложил Гленарвану плыть в бухту Талькагуано, где «Дункан» уже однажды возобновлял свои запас перед началом своего кругосветного плавания. Это был бы прямой путь, и он как раз проходил бы по тридцать седьмой параллели. Снабженная с избытком всем необходимым, яхта пошла бы на юг и, обогнув мыс Горн, направилась бы по Атлантическому океану в Шотландию.

Когда этот план был одобрен, механик получил приказ разводить пары. Полчаса спустя «Дункан» взял курс на бухту Талькагуано. Яхта понеслась по зеркальной поверхности океана, и в шесть часов последние горы Новой Зеландии скрылись в горячей дымке, опоясавшей горизонт.

Итак, началось возвращение на родину. Печально было оно для этих отважных людей, разыскивавших Гарри Гранта и теперь возвращавшихся без него! Команда «Дункана», такая веселая и полная надежд на успех при отплытии из Шотландии, теперь пала духом и в самом печальном настроении возвращалась в Европу. Никого из этих славных матросов не радовала перспектива скоро очутиться на родине, и все они были бы готовы еще долго подвергаться опасностям океанского плавания, лишь бы найти капитана Гранта.

На «Дункане», где еще так недавно приветствовал Гленарвана радостные крики «ура», теперь царило уныние. Прекратилось непрестанное общение между пассажирами, умолкли беседы, так развлекавшие их в пути. Все держались порознь, каждый в своей каюте, и редко кто-нибудь из них показывался на палубе «Дункана».

Паганель, у которого из всех пассажиров яхты переживания, и радостные и горестные, выражались в наиболее яркой форме, Паганель, у которого всегда находились слова утешения, теперь хранил мрачное молчание. Географа почти не было видно. Его природная словоохотливовость и французская живость сменились молчаливостью и упадком духа. Он, казалось, был даже в большем унынии, чем его товарищи. Когда Гленарван заговаривал о том, что надо будет со временем возобновить поиски капитана Гранта, Паганель качал головой с видом человека, потерявшего всякую надежду, у которого, видимо, сложилось окончательное мнение относительно судьбы потерпевших крушение на «Британии». Чувствовалось, что он считает их безвозвратно погибшими.

А между тем на борту «Дункана» был человек — Айртон, — который мог рассказать об этой катастрофе, но он продолжал упорно молчать. Не могло быть никакого сомнения в том, что если этот негодяй и не знал о том, где находится в данное время капитан Грант, то, во всяком случае, ему было известно место крушения. Но, видимо, Грант явился бы для боцмана нежелательным свидетелем. Отсюда его упорное молчание. Оно вызывало всеобщий гнев. Особенно возмущались матросы. Они хотели даже расправиться с ним.

Не раз Гленарван пытался добиться чего-нибудь от боцмана. Ни обещания, ни угрозы не действовали. Необъяснимое упорство Айртона заходило так далеко, что майора даже взяло сомнение, знает ли он вообще что-нибудь. Такого же мнения придерживался и географ: оно подтверждало его личное мнение о судьбе Гарри Гранта.

Но если Айртон ничего не знал, почему он в этом не признавался? Ведь его неведение не могло повредить ему; молчание же его делало еще более затруднительным составление нового плана. На основании того факта, что боцман находился в Австралии, можно ли было заключить, что на этом же континенте должен быть и Гарри Грант? Необходимо было во что бы то ни стало заставить Айртона высказаться.

Элен, видя, что Гленарван ничего не может добиться от боцмана, попросила у мужа разрешения, в свою очередь, сделать попытку сломить упорство Айртона. Быть может, думалось ей, то, что не удалось мужчине, удастся женщине, с ее более кротким обращением. Разве не верна старая басня о том, что ураган не в силах был сорвать плащ с путника, а первые пробившиеся лучи солнца заставили путника добровольно сбросить с себя этот плащ?

Гленарван, зная, как умна его молодая жена, предоставил ей свободу действий.

В этот день, 5 марта, Айртон был приведен в помещение Элен. Здесь находилась также и Мэри Грант. Присутствие молодой девушки могло оказать большое влияние на боцмана, а Элен не хотела упустить ни одного шанса на успех.

Целый час обе женщины провели с боцманом «Британии», но что говорили они, какие приводили доводы с целью вырвать у каторжника его тайну, об этом никто ничего не узнал. Впрочем, после этого свидания с Айртоном Элен и Мэри имели очень разочарованный вид. Видимо, они потерпели неудачу. Когда боцмана вели обратно в каюту, матросы встретили его свирепыми угрозами. Айртон лишь молча пожал плечами. Это еще более усилило ярость команды, и только вмешательство Джона Манглса и Гленарвана спасло Айртона от расправы.

Но Элен не считала себя побежденной. Она все еще надеялась найти доступ к сердцу этого безжалостного человека. На следующий день она сама пошла в каюту Айртона, желая предотвратить бурные сцены, происходившие при появлении боцмана на палубе яхты.

Два часа добрая, кроткая женщина провела с глазу на глаз с атаманом беглых каторжников. Гленарван в волнении бродил у каюты, то решаясь испытать до конца это последнее средство к раскрытию тайны Айртона, то порываясь избавить жену от такой тягостной беседы.

На этот раз, когда Элен вновь появилась среди своих друзей, в глазах ее светилась надежда. Неужели ей удалось затронуть последние струны жалости в сердце этого негодяя и она вырвала у него тайну?

На лице Мак-Наббса — он первый заметил ее появление — отразилось естественное недоверие.

Среди команды с быстротой электрической искры разнесся слух о том, что боцман уступил наконец настояниям Элен Гленарван. Все матросы собрались на палубе проворнее, чем по свистку Тома Остина, созывавшего их на работу.

Завидев жену, Гленарван бросился к ней навстречу.

— Айртон все рассказал? — спросил он.

— Нет, — ответила Элен, — но, уступая моей просьбе, он хочет повидаться с вами.

— Ах, дорогая Элен, так вы, значит, добились своего!

— Хочу надеяться, Эдуард!

— Не обещали ли вы ему что-нибудь, что мне нужно подтвердить?

— Я пообещала ему одно, а именно: что вы используете все ваше влияние, чтобы смягчить его участь.

— Хорошо, дорогая. Пусть сейчас же приведут ко мне Айртона.

Элен в сопровождении Мэри Грант ушла в свое помещение, а боцмана привели в кают-компанию, где ожидал его Гленарван.

Глава XIX

Сделка

Введя боцмана в кают-компанию, стража удалилась.

— Вы хотели переговорить со мной, Айртон? — обратился к нему Гленарван.

— Да, сэр, — ответил боцман.

— Со мною одним?

— Да. Но мне кажется, что если бы при нашем разговоре присутствовали майор Мак-Наббс и господин Паганель, то это было бы лучше.

— Лучше для кого?

— Для меня.

Айртон говорил очень спокойно. Гленарван пристально посмотрел на него. Затем он послал сказать Мак-Наббсу и Паганелю, что он просит их прийти в кают-компанию. Они тотчас явились на его приглашение. Как только оба его друга уселись у стола, Гленарван сказал боцману:

— Мы вас слушаем.

Айртон несколько минут собирался с мыслями, потом сказал:

— Сэр, когда два человека заключают между собой контракт или сделку, то при этом обычно присутствуют свидетели. Вот почему я и просил, чтобы здесь были мистер Паганель и майор Мак-Наббс. Ибо, собственно говоря, я хочу предложить вам сделку.

Гленарван, привыкший к обращению Айртона, даже не поморщился, хотя иметь какие-либо дела с этим человеком казалось ему более чем странным.

— Что же это за сделка? — спросил он.

— Вот она, — ответил Айртон. — Вы хотите узнать от меня некоторые полезные для вас сведения, а я хочу получить от вас кое-какие выгоды, для меня драгоценные. Словом, сэр, я дам, если и мне дадут. Подходит вам это или нет?

— А что это за сведения? — с живостью спросил Паганель.

— Нет, — остановил его Гленарван — что это за выгоды?

Айртон кивнул головой в знак того, что он понял мысль Гленарвана.

— Вот, — сказал он, — те выгоды, которые я хочу от вас получить. Скажите, сэр: вы все еще имеете намерение передать меня английским властям?

— Да, Айртон, и это будет только справедливо.

— Не оспариваю, — спокойно отозвался боцман. — Итак, вы не согласились бы вернуть мне свободу?

Гленарван с минуту колебался. Нелегко было ответить на этот столь отчетливо поставленный вопрос. Ведь от его ответа, быть может, зависела судьба Гарри Гранта. Однако чувство долга взяло верх, и он сказал:

— Нет, Айртон, я не могу вернуть вам свободу.

— Я не прошу ее! — гордо ответил боцман.

— Так что же вам нужно?

— Нечто среднее между ожидающей меня виселицей и той свободой, которую вы, сэр, дать мне не можете.

— И это?..

— Я прошу высадить меня на одном из пустынных островов Тихого океана, оставив мне при этом предметы первой необходимости. Там уж я выпутаюсь как сумею, а найдется свободное время, так — как знать! — может быть, и раскаюсь.

Гленарван, не подготовленный к такому предложению, поглядел на своих друзей. Те не проронили ни слова. Подумав несколько минут, Гленарван сказал боцману:

— А если я пообещаю вам сделать то, о чем вы просите, Айртон, вы сообщите мне обо всем, что меня интересует?

— Да, сэр, то есть все, что я знаю о капитане Гранте и о судьбе «Британии».

— Всю правду?

— Всю.

— Но кто же поручится мне…

— О! Я вижу, что вас беспокоит, сэр: вам придется положиться на мое слово — слово злодея! Это верно, но что поделаешь! Такое уж создалось положение. Тут приходится или согласиться, или отказаться.

— Я положусь на ваше слово, Айртон, — просто сказал Гленарван.

— И вы не ошибетесь, сэр. А если даже я обману вас, то вы всегда будете иметь возможность отомстить мне.

— Какая же это возможность?

— Вернуться на мой остров и снова захватить меня: ведь убежать оттуда я не смогу.

У Айртона находился ответ на все. Он сам шел навстречу затруднениям, он сам приводил против себя неопровержимые доводы. Было ясно, что он относится к предлагаемой им сделке с подчеркнутой добросовестностью. Невозможно было проявить большее доверие к своему собеседнику. И, однако, он сумел пойти еще дальше по этому пути бескорыстия.

— Мистер Гленарван и вы, господа, — добавил он, — мне хочется убедить вас в том, что я играю в открытую. Я не стремлюсь ввести вас в заблуждение и сейчас представлю вам новое доказательство своей искренности в этом деле. Я откровенен потому, что верю в вашу честность.

— Говорите, Айртон, — ответил Гленарван.

— У меня ведь еще нет вашего согласия на мое предложение, и тем не менее я, не колеблясь, говорю вам, что знаю о Гарри Гранте немного.

— Немного! — воскликнул Гленарван.

— Да, сэр. Те подробности, какие я в состояния сообщить вам, касаются меня лично. И они вряд ли помогут вам снова напасть на утерянный вами след.

Сильнейшее разочарование отразилось на лицах Гленарвана и майора. Они были уверены, что боцман владеет важной тайной, а тот вдруг признается, что те сведения, которые он может сообщить, вероятно, окажутся для них бесполезными. Один Паганель оставался невозмутимо спокоен.

Как бы то ни было, это признание Айртона, без всяких гарантий отдававшего свою судьбу в руки Гленарвана, тронуло его собеседников. Особенное впечатление на них произвела последняя фраза боцмана:

— Итак, сэр, я предупредил вас: сделка эта будет менее выгодна для вас, чем для меня.

— Это не важно, — ответил Гленарван. — Я согласен на ваше предложение, Айртон. Даю вам слово, что высажу вас на одном из островов Тихого океана.

— Хорошо, — промолвил боцман.

Был ли доволен решением Гленарвана этот странный человек? Можно было бы усомниться в этом, ибо на его бесстрастном лице не отразилось ни малейшего волнения. Казалось, что он ведет переговоры не о себе, а о ком-то другом.

— Я готов отвечать, — сказал он.

— Мы не станем задавать вам вопросы, — возразил Гленарван. — Расскажите нам сами, Айртон, все, что вы знаете, и прежде всего сообщите нам, кто вы такой.

— Господа, — начал Айртон, — я действительно Том Айртон, боцман «Британии». Двенадцатого марта 1861 года я покинул Глазго на корабле Гарри Гранта. В течение четырнадцати месяцев мы вместе с ним бороздили волны Тихого океана в поисках места, удобного для основания шотландской колонии. Гарри Грант был человек, рожденный для великих дел, но у нас с ним часто происходили серьезные столкновения. Его характер был не по мне. Я не умею беспрекословно подчиняться, а когда Гарри Грант принимал какое-нибудь решение — кончено: никакое противодействие не было возможно. Это человек твердый, как железо, и в отношении себя и в отношении других. Я все же осмелился восстать против него. Я попытался поднять мятеж среди команды и захватить корабль в свои руки. Был ли я прав или виноват — это не важно. Как бы то ни было, Гарри Грант без колебаний высадил меня восьмого апреля 1862 года на западном побережье Австралии…

— Австралии? — повторил майор, прерывая рассказ Айртона. — Значит, вы покинули «Британию» до ее стоянки в Кальяо, откуда были получены последние сведения о ней?

— Да, — ответил боцман. — Пока я находился на борту «Британии», она ни разу не заходила в Кальяо, и если я упомянул вам на ферме Падди О'Мура о Кальяо, то только потому, что я узнал из вашего рассказа, что «Британия» туда заходила.

— Продолжайте, Айртон, — сказал Гленарван.

— Итак, я очутился один на почти пустынном берегу, но всего в двадцати милях от Пертской исправительной тюрьмы. Бродя по побережью, я встретил шайку только что бежавших каторжников и присоединился к ним. Вы разрешите мне не рассказывать вам о моей жизни в течение двух с половиной лет. Скажу только, что я, под именем Бена Джойса, стал главарем шайки беглых каторжников. В сентябре 1864 года я явился на ирландскую ферму и поступил туда батраком под моим настоящим именем — Айртона. Я ждал на этой ферме подходящего случая, чтобы захватить какое-либо судно. Это было моей заветной мечтой. Два месяца спустя появился «Дункан». Когда вы были на ферме, вы рассказали всю историю капитана Гранта. Тут я узнал о том, что мне было неизвестно: о стоянке «Британии» в порту Кальяо, о том, что последние известия об этом судне относились к июню 1862 года (это было через два месяца после моей высадки). Узнал я также историю с документом, где говорилось о гибели судна на тридцать седьмой параллели, узнал, наконец, и те веские основания, какие имелись у вас, чтобы искать Гарри Гранта на Австралийском материке. Я не колебался. Я решил завладеть «Дунканом», этим чудесным судном, способным опередить быстроходнейшие суда британского флота. Но «Дункан» был серьезно поврежден, он нуждался в ремонте. Поэтому я дал ему уйти в Мельбурн, а сам, сказав, как это и было на самом деле, что я боцман «Британии», предложил провести вас в качестве проводника к вымышленному мной месту крушения судна капитана Гранта у восточного побережья Австралии. Таким-то образом я направил вашу экспедицию через провинцию Виктория. Шайка моя то следовала за нами, то двигалась впереди нас. Мои молодцы совершили у Кемденского моста бесполезное преступление: бесполезное потому, что как только «Дункан» подошел бы к восточному берегу, он неминуемо попал бы в мои руки, а с такой яхтой я стал бы хозяином океана. Итак, не вызвав ни в ком из вас недоверия, я довел ваш отряд до реки Сноу. Быки и лошади пали один за другим, отравленные гастролобиумом. Я завел колымагу в топи Сноу. По моему настоянию… Но остальное вам известно, и вы можете быть уверены, что если бы не рассеянность господина Паганеля, я теперь командовал бы «Дунканом». Такова моя история, господа. К несчастью, мои разоблачения не могут навести вас на след Гарри Гранта. Как видите, сделка со мной была дл вас мало выгодна.

Боцман умолк, скрестил, по своему обыкновению, руки и стал ждать. Гленарван и его друзья молчали. Они чувствовали, что все в рассказе этого странного злодея было правдой. «Дункан» не был захвачен им только по не зависевшим от него причинам. Его сообщники собрались у берегов бухты Туфольд, доказательством чего могла служить куртка каторжника, найденная Гленарваном. Здесь они, согласно приказу своего атамана, стали поджидать яхту, а в конце концов, когда им надоело ждать, они, без сомнения, снова занялись грабежами и поджогами в селениях Нового Южного Уэллса.

Первым возобновил допрос боцмана майор: ему хотелось выяснить некоторые даты, касавшиеся «Британии».

— Итак, — спросил он, — вы были высажены на западном побережье Австралии восьмого апреля 1862 года?

— Точно так.

— А не знаете ли вы, каковы были в это время планы Гарри Гранта?

— Довольно смутно.

— Все же сообщите нам, что вы знаете: самый незначительный факт может навести нас на верный путь.

— Вот все, что я могу сообщить вам, — ответил боцман — капитан Грант собирался побывать в Новой Зеландии. Во время моего пребывания на борту «Британии» это его намерение выполнено не было. Таким образом, не исключена возможность, что капитан Грант, выйдя из Кальяо, направился в Новую Зеландию. Это согласовалось бы со временем крушения судна, указанным в документе: двадцать седьмого июня 1862 года.

— Ясно, — сказал Паганель.

— Однако в тех обрывках слов, которые уцелели в документе, ничто не может относиться к Новой Зеландии, — возразил Гленарван.

— На это уж я не могу вам ответить, — сказал боцман.

— Хорошо, Айртон, — промолвил Гленарван, — вы сдержали свое слово, я сдержу свое. Обсудим вопрос о том, на каком из островов Тихого океана будете вы высажены.

— О, это мне все равно, — заявил Айртон.

— Ступайте в свою каюту и ждите там наше