Как мы оказались в ловушке?

Обстоятельства у каждого свои, но первопричина одна и та же. Некоторые уже в детстве украдкой пробуют напитки на семейных праздниках, но большинство начинает серьезно прикладываться к спиртному в период великого переворота в жизни каждого подростка, когда из счастливых и беззаботных детей мы должны превратиться в серьезных и ответственных взрослых. В раннем детстве ребенок обычно испытывает больше стрессов, чем в подростковом возрасте. Но мы переживаем этот период, не испытывая потребности в каком‑либо допинге. Понаблюдайте за детьми на дне рождения. В начале праздника маленькие гости держатся застенчиво и скованно. Но уже через полчаса они визжат от удовольствия. Они находятся наверху блаженства, и для этого им не нужен алкоголь, никотин или другие наркотики. Это настоящая радость – просто ощущать восторг от жизни. Вряд ли найдется много удовольствий, которые приносят больше радости, чем смех других людей – младенцев, детей или взрослых. Смех очень заразителен.

В подростковом возрасте начинает проявляться влияние промывания мозгов. В современном мире оно принимает пугающие масштабы. Молодые люди стремятся найти какую‑то опору или костыль, как будто мать‑природа обеспечила поддержкой все земные существа, за исключением самого сильного и умного, как будто она упустила для него какой‑то жизненно важный элемент. Трудно обвинять в этом молодежь, живущую в нашей культуре стремительных решений, которая больше доверяет технологиям, чем природе. Промышленная революция была призвана облегчить жизнь человека с помощью научных достижений, но на самом деле произошла перестановка ролей, и, подобно Франкенштейну с его чудовищем, мы стали рабами созданных нами технологий. Мы являемся жертвами собственного интеллекта, который отличает нас от других животных. Этот интеллект изобретает велотренажер, чтобы сжигать энергию, которую мы не расходуем на сидячей работе, где зарабатываем много денег на покупку устройств вроде пульта дистанционного управления телевизором, превращающих нас в сидячих ленивцев. И вот мы вынуждены проводить погожие солнечные дни в спортивном зале и кататься там на велосипеде, который никуда не едет.

Сегодня мы не можем спокойно есть, не задумываясь о генетически модифицированных продуктах, об инсектицидах в продуктах питания. Мы обнаруживаем все новые неизлечимые заболевания. Снова возвращаются туберкулез и малярия. Мы загрязняем реки, озера, землю, моря и даже воздух, которым мы дышим. На нашей совести озоновые дыры и глобальное потепление; мы истощаем запасы рыбы, чрезмерно эксплуатируем природные ресурсы, превращаем пахотные земли в пустыню, уничтожаем леса, нещадно эксплуатируем недра планеты, ставим других живых существ на грань исчезновения и пугающими темпами перенаселяем Землю.

Мы унаследовали прекрасную планету, которая в течение трех миллиардов лет создавала уникальную экосистему, чтобы огромное количество видов имели возможность жить и воспроизводить себе подобных. Создается впечатление, что мы одержимы дьявольским стремлением менее чем за двести лет превратить Землю в забетонированный бесплодный пустырь. При всем технологическом развитии нам не удается искоренить болезни и голод. Мы не остановили войны. Вместо этого мы произвели оружие настолько мощное и опасное, что не решаемся применять его даже против своих врагов. Вот такое наследство мы оставляем своим детям: мир наркотической зависимости и насилия.

Западной цивилизации, увы, особенно гордиться‑то нечем. Мы действительно избавили мир от многих зол. Далеко в прошлом, по крайней мере на Западе, остался высокий уровень детской смертности. Но общая сумма человеческих страданий остается постоянной, так как прогресс, решая одни проблемы, порождает новые, не менее серьезные. Злоупотребление антибиотиками создает новые модификации болезней, которые эти лекарства должны были лечить.

Да, у нас есть многое из того, чего не было у наших бабушек и дедушек: психиатры, более активно функционирующие силы правопорядка. Они появились, потому что мы в них нуждаемся. Мы сами создали такую потребность. Современный человек разбил камнем собственное окно, чтобы продать самому себе охранную сигнализацию. Все больше людей живут в растущих и невероятно перенаселенных городах, испытывая при этом все большее одиночество. Поэтому мы изобрели таблетки для борьбы с депрессией и снятия напряжения от суетной жизни в больших городах.

Нам мало доводить до крайности самих себя – мы толкаем к этому своих детей. Образование перестало быть средством достижения цели и превратилось в самоцель. Иначе зачем нам система экзаменов, которая за три часа проверяет знания, приобретенные учеником за три года; к тому же совершенно ясно, что 90 процентов из выученного не будет иметь для студента никакого практического значения. Это в случае, если он доберется до экзаменационной аудитории без нервного срыва.

И ради чего все это? Чтобы наши дети могли стать еще более зависимыми от технологий, чем мы? Даже тем, кто сдал экзамены с отличием, не гарантирована работа, соответствующая их уровню. При всем своем разуме мы единственные живые существа, научившиеся плакать не от боли, и единственные, кто сделал свою жизнь несчастной настолько, что у кого‑то из нас иногда просто не срабатывает самый мощный инстинкт, заложенный в него матерью‑природой, инстинкт самосохранения.

С рождения нам внушают, что мы очень слабые и хрупкие существа, зависящие от таблеток, а спиртное может дать нам и удовольствие, и опору. С какой стати подросток должен сомневаться в подобной пропаганде? Она не может лгать. Зачем тогда все остальное население принимает таблетки от нервов, для релаксации или сна? Почему 90 процентов из них употребляют алкоголь, если таблетки не помогли? Хорошо, нам рассказали о вреде спиртного. И что из этого? Нам постоянно рассказывают о том, что мотоциклы очень опасны, но разве это остановило хоть кого‑то?

В любом случае, никакие устрашения не удержат их от употребления алкоголя, и вряд ли они смогут назвать свою дозу умеренной. Тем не менее нам продолжают твердить, что алкоголь в умеренных количествах вполне безопасен, а капля любимого напитка пойдет только на пользу. Вы не замечали, что те, кто убеждает нас в этом, обычно позволяют себе значительно большую дозу любимого напитка?

Было бы просто чудом, если бы мы не попробовали первый раз алкоголь. Ни повод, ни причина не имеют ни малейшего значения. Но этот первый раз – самый хитрый момент в ловушке: напиток имеет отвратительный вкус. Подросток, пробующий первую кружку темного пива, часто думает про себя: «Неужели я должен пить эту дрянь? Мне бы лимонаду!» Но лимонад пьют только дети. Взрослые пьют пиво. А вкус у него мерзкий. Именно это лишает подростка страха подсесть на спиртное.

Вот что приводит западню в действие. Муха не станет питаться нектаром, если ей не нравится его вкус: ведь она действует инстинктивно. Но мы – разумные и рациональные человеческие существа. Нам внушили, что взрослые пьют ради вкуса напитка. С какой стати мы должны в этом сомневаться? Нужно только спросить их самих. Совершенно очевидно, что дядя Тэд пьет не для того, чтобы каждый вечер доводить себя до рвоты и бессознательного состояния. Это всего лишь досадный побочный эффект, с которым он готов мириться, потому что напиток такой вкусный. Зачем тогда наши родители каждый раз заказывают к ужину бутылку вина, когда идут в ресторан? Вино – это особое наслаждение, которое должно иметь неповторимый вкус. Если бы первая проба алкоголя казалась нам нектаром, то включилась бы аварийная сигнализация, подтверждающая причину морального падения дяди Тэда. Но разве можно привыкнуть или стать зависимым от этого ужасного на вкус пойла с мерзким запахом? Все опасения пойти по проторенной дорожке дяди Тэда исчезают в одно мгновение.

Наверное, самое печальное в алкоголизме то, с какими усилиями мы сами загоняем себя в ловушку. К счастью, мы можем облегчить себе этот труд с помощью более сладких напитков – шенди (смеси простого пива с имбирным), сидра, портвейна и сладкого хереса. Проходит время, и мы уже можем перейти к пиву, вину и крепким напиткам. Вскоре вкус пива становится настолько привычным, что мы уже не понимаем, как могли пить детские напитки, например газированную воду. Правда, крепкие напитки нам поначалу приходится разбавлять, но потом мы привыкаем употреблять их в чистом виде. И тогда, особенно если мы можем пить их залпом, мы чувствуем себя крутыми, как Джон Уэйн или Клинт Иствуд. А если нам удается при этом не поморщиться, то мы чувствуем себя еще круче. Мне рассказывали про студента Оксфорда, который мог за две секунды выпить пол‑литра пива, не моргнув глазом, и о другом студенте, который за две минуты выпивал полтора литра настойки, и его не тошнило. Неудивительно, что Оксфорд – всемирно известное учебное заведение. In vino Veritas – истина в вине? Как бы не так! Чем больше вина, тем меньше истины.

Вы не успеваете ничего понять, и неосознанно употребление алкоголя становится неотъемлемой частью вашей жизни в обществе. Вы уже не можете представить себе вечеринку или дискотеку без выпивки. Конечно, если вы не за рулем. Но разве вы не замечали, что пьете все более крепкие напитки и во все больших количествах, а кроме того – пьете чаще и по разным поводам. Конечно, ответственность за это несет кто угодно, кроме нас самих.

Когда я только начинал играть в гольф, то после игры сразу возвращался домой к воскресному столу. Но однажды партнер сказал мне: «Что, ты не поставишь мне выпивку? Не будь букой, в конце концов, ты выиграл мои деньги».

Мне едва хватало денег на игру в гольф, не говоря уже о том, чтобы покупать кому‑то выпивку. Но новичок не может отказать в подобной просьбе, особенно капитану клуба. Ну и, конечно, он почувствовал бы себя неловко, если бы не смог угостить меня в ответ. Я не помню, чтобы я сознательно этого хотел, но вскоре у меня появилась привычка задерживаться после каждой игры, чтобы пропустить рюмочку. Потом их стало две или три. Иногда я задерживался на пару партий в бильярд. В конце концов, зачем спешить домой? Ужин остыл и уже несъедобен, а после тяжелой рабочей недели я не хочу слушать постоянное ворчание. Может быть, дядя Тэд был не так плох, как мне казалось. И вполне вероятно, что именно тетя Мейбл довела его до пьянства.

Зимой я стал присоединяться к другим членам клуба за рюмочкой‑другой бренди еще до начала игры – просто чтобы разогреться, вы понимаете? Естественно, привычка сохранилась и летом. Если мне особенно не везло в игре, я утешал себя предвкушением еще пары рюмок бренди по дороге домой. По какой‑то причине в последнее время мне все чаще не везло. Почему? – я не мог этого понять. Когда я только вступил в клуб, то выигрывал достаточно регулярно.

Кое‑кто из парней носил с собой фляжки. Я пообещал себе, что никогда не заведу фляжку – для меня она означала первый шаг к алкоголизму. Однако дочь подарила мне фляжку на день рождения. Она была очень красивой, серебряной, с моими инициалами. Я не мог обидеть ребенка и не воспользоваться ее подарком. На самом деле ею пользоваться было очень удобно – почти как компьютером! Не знаю, как я без нее обходился раньше. Но фляжка, хотя и красивая, была довольно маленькой. Естественно, невежливо не предложить ее другим. Что удивительно, у некоторых новых членов не было фляжки, а остальные не так щедро делились своими, как я. Понимаете, я же не стал пить больше, я просто проявлял щедрость. Должно быть, поэтому моя фляжка всегда пустела первой, но я решил эту проблему, купив себе фляжку побольше.

Когда я только вступил в клуб, то недолюбливал старожилов. Это были грубые, неприветливые, раздражительные старики с большими красными носами и затуманенными красными глазами, которые сидели, потягивая виски с содовой. Самым ярким моментом их жизни было поймать бармена на том, что он подливал в их стакан Teacher's вместо Bell's или наоборот. Они поднимали такой шум, как будто он налил им яду. Если подумать, так оно и было.

Тогда я еще не понимал, что сам постепенно превращаюсь в такого старика.

Так все и шло. Выпивка стала обычным делом в моей жизни, а не только на общественных мероприятиях. Раньше я завтракал в уютном кафе, где предлагали великолепную еду по очень умеренным ценам. Не помню, чтобы я сознательно захотел сменить его на переполненный прокуренный бар, в котором я получал пинту пива и засохший сэндвич, но так получилось. Не помню, когда я первый раз задержался после работы, чтобы выпить с коллегой, и когда это превратилось в ежедневный ритуал.

Мой первый брак не выдержал всего этого. Я пил, потому что меня ругала жена? Или она ругала меня, потому что я пил? Сейчас, когда я выбрался из ловушки, я понимаю это. Но тогда я не сомневался, кто виноват в происходящем. В конце концов, я не отличался от любого нормального человека. Я не пил на работе, хотя теперь обед начинался раньше и длился дольше. Иногда я выпивал маленькую рюмочку‑другую перед уходом на работу, но только если мне казалось, что день будет особенно тяжелым. Однако никто не назвал бы меня алкоголиком. Если я выпивал больше обычного, моя речь становилась несколько невнятной, но я не напивался до бесчувствия и не падал на пол. На самом деле все было совсем наоборот – я мог выпить сколько угодно, и это никак на мне не сказывалось. Я не потерял работу и не попал в аварию.

Такова моя история. Не важно, что именно предпочитаете вы – дартс, футбол, бильярд или просто посиделки с друзьями в пабе. Также не важно, полна ли ваша работа стрессов или вы изнываете от однообразия, потому что алкоголь создает иллюзию избавления и от стресса, и от скуки. Какой бы ни была ваша история, все идет к одному. У вас, как у мухи в растении‑ловушке, есть только один путь: вниз. Совокупные последствия отравления – постоянное увеличение дозы, преждевременное старение и потеря формы, – все это приводит нас к тому, что я называю

КРИТИЧЕСКОЙ ТОЧКОЙ.

Что такое критическая точка? Это похоже на тот момент, когда муха уже насытилась, нектар вызывает у нее отвращение, и она хочет улететь, но уже не может. Эта стадия наступает, когда семья и друзья начинают намекать, что вы слишком много пьете. Возможно, начальник говорил вам, что после обеда вы работаете хуже, чем утром. Возможно, вы заметили, как люди морщатся, когда вы на них дышите. Возможно, вы разбили машину. Вы все еще не можете признать, что стали алкоголиком, но уже не можете отрицать, что пьете слишком много. Теперь вы собираетесь доказать то, что всегда говорили своей семье, друзьям и себе самому: у вас все под контролем. Но как вы это докажете? Начав меньше пить.

Не важно, каким образом – станете пить реже, пить меньше или совместите оба способа. Произошло решающее событие: до сих пор вы пили столько, сколько вам хочется, и когда вам хочется. Вы можете сделать логический вывод, что когда вы столько пьете, это создает проблемы, и вам просто автоматически не захочется пить так много или так часто, как раньше. Очевидно, часть вашего мозга так не думает. Поэтому вы начинаете себя ограничивать. Так произошло и со мной. Но значит ли это, что мне расхотелось играть по воскресеньям в гольф? Конечно, нет! Гольф был единственным удовольствием, которое у меня осталось, не считая курения и спиртного.

Но почему я не перестал пить, играя в гольф? Потому что не мог представить себе гольф без выпивки. Это все равно, что дартс без пива, или ипподром без шампанского, или вечеринка без коктейлей. Но почему я просто не стал пить меньше? Я пробовал, и неоднократно, как, наверное, и вы, но ничего не получилось. После пары рюмок это просто уже не имело значения. Я говорил себе: «Мне нужно выпить. Только одну рюмку – она сделает из меня нового человека». Так и происходило, и этот новый человек тоже хотел выпить всего одну рюмку. И вообще, я не хотел сидеть и подсчитывать, сколько еще я могу выпить. Как можно при этом получать удовольствие?

Понимаете? Часть вашего мозга заставляла вас хотеть пить так часто и так много, как вам заблагорассудится. То, что другая часть вашего мозга теперь считает пьянство проблемой, никак на вас не повлияло. Все знают, что диета делает еду более, а не менее привлекательной. Алкоголь – это наркотик. Как я объясню далее, в случае с наркотиками естественно постоянно увеличивать дозу, а не уменьшать ее. Пока вы не достигли критической точки, ваше пьянство не было проблемой, или, по крайней мере, не казалось вам таковой. Сейчас вы воспринимаете его как проблему.

Проблемы вызывают стресс. Как мы можем снять стресс? Правильно, нам надо выпить.

Когда врач сообщает пьющему человеку, что он не доживет до следующего года, если не бросит пить, происходят две вещи: человек торжественно клянется бросить, а потом идет выпить в ближайший паб, чтобы справиться с шоком. Если врач прямым текстом скажет хроническому алкоголику, который уже много раз безуспешно пытался бросить пить, что тот скоро умрет, алкоголик отправится в паб и напьется до бесчувствия.

Когда пьющий человек понимает, что алкоголь создает ему проблемы, у него появляются целых две новые проблемы. Когда он пьет, то чувствует себя виноватым и несчастным, а когда не пьет, то чувствует себя обездоленным и несчастным. Я называю этот момент «критической точкой», потому что алкоголик одновременно и пьет слишком много, и при этом ему все время не хватает. Лучше всего это сформулировано в Обществе анонимных алкоголиков:

«Все усложняется непреодолимым стремлением к тому, что только усиливает эффект физического страдания, иррациаонального поведения и растущей изоляции».

Чем больше муха сопротивляется, тем сильнее увязает в нектаре. Так же и алкоголик – чем больше он пытается контролировать себя, тем более притягательным кажется ему удовольствие и утешение от выпивки и тем сильнее становится его зависимость. Чтобы контролировать употребление алкоголя, необходимы сила воли и дисциплина. Но какой бы сильной ни была его воля, в итоге окажется, что он пьет даже больше, чем до того, как решил бороться со своей проблемой. После нескольких неудачных попыток алкоголик приходит к выводу, что единственный выход – полностью бросить пить. К сожалению, он пытается это сделать, используя