Лучшее за год 2005: Мистика, магический реализм, фэнтези 17 страница

Ba§şka bir уеге gidelim mi?

Поедем куда-нибудь еще?

Чарли едет мимо. Рядом с ней, на переднем сиденье, сидит маленькая черная собачка, она высовывается из окна, чтобы глотнуть летящий воздух. А еще в машине – желтый пес. Ирландский сеттер. Доберман. Кокер-спаниель. Чарли до конца опустила стекло в машине, чтобы все эти собаки могли выпрыгнуть из нее, если бы захотели, когда она остановится перед светофором. Но собаки не выпрыгивают. Поэтому Чарли везет их обратно.

Бату сказал, что он понял: Чарли обладает огромной способностью ненавидеть, а также огромной способностью любить. Ненависть Чарли зависит от времени года: после Рождества рождественские щенки начинают подрастать. Потом людям надоедает воспитывать их дома. Весь февраль и весь март Чарли ненавидит людей. Она ненавидит людей и в декабре тоже – чтобы подготовиться.

По словам Бату, влюбиться, как и работать в розничной торговле, значит смириться с тем, что тебя ненавидят – по крайней мере, в то или иное время года. Вот что означают эти месяцы после Рождества. Ни одна система – ни любовь, ни торговля – не идеальна. Стоит посмотреть на собак, и ты видишь, что любовь не спасает.

Бату говорил, что, вероятно, Чарли – как сама, так и ее «шевроле» – наполнена призраками собак. Эти призраки очень отличаются от зомби. От нечеловеческих призраков, говорил он, труднее всего избавляться, а от собачьих – особенно. Только собака может быть до такой степени постоянной, преданной, привязчивой.

– И ты видишь этих призраков? – спросил Эрик.

– Не смеши меня, – ответил Бату. – Эти призраки увидеть невозможно. Можно почуять их запах.

– И как они пахнут? – поинтересовался Эрик. – Как ты от них избавляешься?

– Либо ты чуешь их, либо нет, – сказал Бату. – Я не могу это объяснить. И это не так уж и важно. Вроде перхоти, разве что от них не выпускают шампуня. Может, именно это нам и надо продавать: шампунь, избавляющий от призраков – собачьих, зомби и всяких прочих. Наша беда в том, что мы – торговая точка нового образца, а предлагаем все то же старое дерьмо.

– Но люди хотят «Маунтин Дью», – заметил Эрик, – И аспирин.

– Да знаю я, – сказал Бату. – Просто иногда это меня бесит.

Civarda turistik yerler var mi, acaba?

Интересно, есть ли поблизости достопримечательности?

Эрик проснулся и увидел, что темно. Когда он просыпался, всегда было темно, и каждый раз это было неожиданностью. Маленькое окно на задней стене кладовки обрамляло темноту, как картину. Холодный ночной воздух – плотный и липкий, словно клей, – казалось, подпирал снаружи стены «Ночи-Напролет».

Бату дал ему поспать подольше. Бату был внимателен ко сну других людей.

Весь день напролет Эрику снилось, что один за другим приезжали управляющие магазином, заявляли о себе, выражали беспокойство по поводу нововведений Бату, компрометировавших розничную торговлю. Эрику снилось, что Бату своей большой и красивой рукой обнимал за плечо очередного управляющего магазином, обещал объяснить все подобающим образом, если только он или она согласится пойти с ним и посмотреть. Все эти управляющие магазином шли за ним, послушно и доверчиво они спешили за Бату через дорогу, посмотрев поочередно в обе стороны, к самому краю Расщелины Озабл. Они стояли там – во сне Эрика – вглядываясь вниз, в Расщелину, и потом Бату легонько толкал их, совсем чуть-чуть, и наступал конец для этих управляющих магазином, а Бату шел назад через дорогу, чтобы дождаться следующего.

Эрик умылся, стоя над раковиной, и надел форму. Почистил зубы. В кладовке пахло сном.

Была середина февраля, и автостоянку у магазина занесло снегом. Бату расчищал стоянку, он носил снег на лопате через дорогу и сбрасывал его в Расщелину Озабл. Эрик вышел наружу покурить и смотрел на Бату. Он не предложил свою помощь. Он все еще был расстроен из-за того, как вел себя Бату во сне.

Луны на небе не оказалось, но снег светился собственной белизной. Темный силуэт Бату нес перед собой лопату, наполненную снегом, напоминающую огромную ложку, полную разлетающегося света, продолжавшего сыпаться вокруг. Шел снег, и дым от сигареты Эрика поднимался все выше и выше.

Он пересек дорогу и подошел к Бату, который стоял, вглядываясь вниз, в Расщелину Озабл. Внизу было темно, но не темнее той черноты, к которой весь остальной мир, включая Эрика, уже привык. Снег падал в Расщелину точно так же, как падает во всем остальном мире. Но все же ветер, поднимающийся снизу, беспокоил Эрика.

– Как ты думаешь, что там внизу? – спросил Бату.

– Страна зомби, – ответил Эрик. Он почти ощутил вкус этого слова. – Зомбурбия. У них там внизу есть все. Даже полагают, у них где-то есть кинотеатр для автомобилистов, где показывают старые черно-белые фильмы ужасов, всю ночь до утра. Зомбийские церкви, где проводятся собрания «Анонимных Алкоголиков» для зомби, в цокольном этаже, вечером по четвергам.

– Да ну? – откликнулся Бату. – И зомби-бары тоже есть? А где они проходят свою зомби-службу?

Эрик сказал:

– Мой приятель Дэйв как-то раз спустился туда вниз на спор – мы тогда еще учились в средней школе. Он еще потом рассказывал нам разные истории. Говорил, что собирается поступать в Зомби-университет и получать там полноценную стипендию, с учетом того, что живые люди там, внизу, – меньшинство. Правда, вместо этого он уехал в Аризону.

– А ты спускался? – спросил Бату, показывая пустой лопатой в сторону узкой, ненадежной тропинки, уходящей в Расщелину.

– Я никогда не ходил в колледж. Никогда не был в Канаде, – сказал Эрик. – Даже затем, чтоб пивка попить, когда учился в средней школе.

Всю ночь из Расщелины приходили зомби, держа пригоршни снега. Они несли снег через дорогу на автомобильную стоянку и оставляли его там. Бату, как обычно, был в своем офисе, отправлял факсы, и Эрик был этому рад, поскольку Бату не видел, на что способны зомби.

Зомби заходили в магазин, оставляя после себя мокрые следы соли и талого снега. Эрик терпеть не мог вытирать пол после зомби.

Он сел на прилавок лицом к дороге, надеясь, что скоро проедет Чарли. Пару недель назад Чарли укусила мужика, который привез свою собаку в приют для животных, чтобы ее усыпить.

Мужчина притащил к ним собаку потому, что та его укусила. Так он заявил, но Чарли сказала, что если бы они видели этого мужика и его собаку, то сразу же поняли бы, что у собаки была на то веская причина.

Мясистое предплечье мужика кольцами обвивала татуировка в виде русалки, и сам вид этой русалки был противным: чешуйчатая тушка, затянутая в корсет, маленькие черные глазки, кислая клыкастая улыбка. Чарли сказала, что русалка так и напрашивалась, чтобы эту руку укусили, так она и поступила. А когда она это сделала, собака просто рехнулась. Мужик, пытаясь отодрать Чарли от руки, выронил поводок. И собака, не разобравшись – а может, скорее разобравшись, но не до конца, – вцепилась в ногу Чарли, вонзив зубы в икру.

Им обоим – Чарли и хозяину собаки – понадобилось накладывать швы. Но именно собака была обречена. И ничего не изменилось.

Начальник хотел было уволить Чарли из приюта, собственно, он ее уже уволил, но не сразу, а в ближайшем будущем. Просто пока не нашлось никого, кто сменил бы ее, и поэтому она осталась работать там еще на несколько дней, под другим именем. Все, кто работал в приюте, понимали, почему ей пришлось укусить мужика.

Чарли сказала, что собирается проехать через всю Канаду. Может, не останавливаясь, до самой Аляски. Поехать и посмотреть, как медведи роются в отбросах.

– Перед тем как впасть в спячку, – рассказывала она Бату и Эрику, – медведица ест особую пищу. Орехи и специальные листья. Она спит всю зиму, так ни разу и не помывшись. И вот она просыпается весной – и у нее страшный запор, и первым делом ей надо освободиться от распирающего ее дерьма. Тогда она идет и кидается в реку. И там из нее все выходит, почти все. Когда она вылезает из реки, шерсть ее покрыта льдом. Она неистовствует, обезумев от ярости, и при этом неуязвима, будто на ней – доспехи. Это ли не здорово? Такая медведица может позволить себе укусить все, что пожелает.

Uykuin geldi.

Хочется спать.

Снег все падал. Иногда он прекращался. Проехала Чарли. Эрику приснились плохие сны. Бату не ложился спать. Когда заходили зомби, он шел следом за ними по магазину и делал записи. Зомби все было до лампочки. Похоже, они ни о чем не думали.

На Бату была голубая пижама, которая нравилась Эрику больше всех. На ней вздымаются бело-голубые волны в стиле Хокусая, и на самом гребне волн болтаются лодки с совами – очень серьезными и умными. Если подойти поближе, видно, что совы крыльями сжимают газеты, а если еще приблизиться – можно прочитать дату и заголовок:

«Цунами смыло киску за борт, все пропало».

Бату много времени потратил на то, чтобы заново разложить сласти, на этот раз разделив их на жевательные конфеты и леденцы. Неделю назад он расположил их таким образом, что по первым буквам названий сластей, если читать слева направо, а потом вниз, можно было прочитать первое предложение из романа «Убить Пересмешника», а потом еще и строчку из турецкой поэзии. Что-то о луне.

Зомби вошли и вышли, и Бату убрал свою тетрадь. Он сказал:

– Я пошел бы еще дальше и поставил здесь вяленое мясо из Сладких Папиков. Чем тебе не сласть. И к тому же долго жуется. Так долго, что замучишься жевать. Жевательная Мясная Резинка.

– Пенный Мясной Напиток, – непроизвольно подхватил Эрик. Они всегда придумывали продукты, которые никому никогда не пришло бы в голову купить и которые никто никогда не стал бы продавать.

– Податливая Свинина. Подумаешь о ней – она уже во рту, вот это свинина! Помнишь эту рекламу? Она может жить у нас, – сказал Бату. Это были все те же старые речи, но с каждым разом он произносил их чуть более настойчиво. – «Ночи-Напролет» нужны женщины, тем более такие женщины, как Чарли. Она в тебя влюблена, а я ничуть не возражаю.

– А как же ты? – спросил Эрик.

– А как же я? – переспросил Бату. – У нас с Чарли есть турецкий язык. Мне этого хватает. Да разве мне что-нибудь нужно? Мне даже сон уже не нужен!

– О чем ты говоришь? – сказал Эрик. Он терпеть не мог, когда Бату говорил о Чарли, если не считать того, что ему нравилось слышать ее имя.

Бату сказал:

– «Ночь-Напролет» – чудесное место, чтобы создать семью. Здесь есть все, что необходимо. Подгузники, «венские сосиски», «волшебные» маркеры с запахом винограда, «Лунные пироги» – дети любят «Лунные пироги» – и однажды, когда они подрастут, мы научим их вести учет.

– Это – противозаконно, – буркнул Эрик, – Это Марсу нужны женщины. А не «Ночи-Напролет». И у нас закончились «Лунные пироги». – Он повернулся спиной к Бату.

Некоторые пижамы Бату нервируют Эрика. Он в жизни их не наденет, хоть Бату и сказал, что он может носить любую приглянувшуюся ему пижаму.

Например, на одних пижамных брюках океанский лайнер идет между айсбергов. Какой-то мужчина с огромными ножницами гонится за женщинами, а их длинные волосы развеваются за ними, подобно красным и желтым флагам, – так быстро они бегут. И здесь же – паутины с домами. На вышитой пижамной куртке запечатлена свадьба бородатой женщины и акробата, который взгромоздился на шелковый шнур, натянутый над проходом в церкви. Цветы несет лилипутка. В бороду невесты кто-то вплел розы и ландыши. У священника нет рук. Он стоит у алтаря словно аист, рукава его ризы скреплены сзади и подняты вверх, напоминая расправленные черные крылья, Библию он держит пальцами левой ноги.

На пижамных брюках вышита брачная ночь.

Некоторые из пижам однотонные, но только с лицевой стороны. Эрик как-то раз сунул было ногу в одни штаны, прежде чем заметил, что на них с изнанки.

Несколько ночей назад, часа в два или три ночи, в магазин вошла женщина. Бату находился у стойки с журналами, и женщина прошла и встала рядом с Бату.

Глаза у Бату были закрыты, что вовсе не означало, что он спит. Женщина стояла и пролистывала журналы и вдруг, в ка-кой-то миг, она осознала, что на мужчине, который стоял там с закрытыми глазами, надета пижама. Она перестала читать журнал «People» и вместо этого принялась читать пижаму Бату. От удивления она открыла рот и ткнула в Бату костлявым пальцем.

– Откуда у вас это? – спросила она. – Каким образом вы это достали?

Бату открыл глаза.

– Простите, – произнес он. – Может, помочь вам подобрать что-нибудь?

– На вас – мой дневник, – заявила она. Голос ее повышался и перешел в крик. – Это же мой почерк! Это – дневник, который я вела, когда мне было четырнадцать! На нем же был замок, и я прятала его под матрас, и никому не давала читать. Никто никогда не читал его!

Бату протянул руку.

– Это неправда, – заметил он. – Я прочитал его. У вас очень красивый почерк. Очень разборчивый. Больше всего мне понравилось то место…

Женщина завизжала. Она закрыла уши руками и пошла, пятясь назад, по проходу, а затем, все так же визжа, повернулась и выбежала из магазина.

– Из-за чего это? – спросил Эрик. – Что это с ней?

– Не знаю, – сказал Бату. – То-то мне ее лицо показалось знакомым! И ведь я нрав. Ха! Как по-твоему, разве не странно, что женщина, которая вела дневник, и так ведет себя в магазине?

– Наверное, лучше не надо ее надевать, – сказал Эрик. – На всякий случай, а то вдруг она опять придет.

Gelebilir miyim?

Можно войти?

Раньше Бату работал со вторника по субботу, во вторую смену. Теперь он работает весь день каждый день. Эрик работает всю ночь каждую ночь. Им теперь никто не нужен, разве что Чарли.

Вот что случилось. Одна из женщин-управляющих исчезла, вероятно, для того, чтобы родить ребенка, хотя с виду она ничуть не походила на беременную, как сказал Бату, причем ясно, что ребенок – не от Бату, поскольку он сделал себе вазэктомию. Затем, вскоре после происшествия с человеком в плаще, другой управляющий уволился, заявив, что его тошнит от всего этого дерьма. На его место никого не прислали, вот Бату и занимается всем.

Входная дверь зазвенела, и вошел покупатель. Канадец. Не зомби. Эрик обернулся и успел заметить, как Бату, пригнувшись, проскользнул за угол мимо ряда со сластями и направился в кладовку.

Покупатель купил «Маунтин Дью», и Эрик отчаялся объяснять, что наличными платить не обязательно. Он знал, что Бату, слушая, как посетитель покупает по старинке, трясется от раздражения в кладовке. После ухода покупателя Бату снова появился.

– Ты когда-нибудь думал, – обратился к нему Эрик, – собирается ли компания прислать другого управляющего? – Ему снова привиделся Бату из сна, управляющие из сна и словно нарисованная, непреодолимая Расщелина Озабл.

– Не пришлют, – сказал Бату.

– Могут, – возразил Эрик.

– Не пришлют, – повторил Бату.

– Откуда ты знаешь? – спросил Эрик. – А что, если пришлют?

– Во-первых, сама идея была неудачной, – пояснил Бату. Он указал в сторону автомобильной стоянки и Расщелины Озабл. – Дела идут не слишком хорошо.

– В таком случае зачем мы тут торчим? – спросил Эрик. – Как мы можем повлиять на развитие торговли, если к нам сюда никто не заходит, кроме спортсменов-бегунов, водителей-дальнобойщиков, зомби и канадцев? Например, я пробовал объяснить прошлой ночью одной женщине новый поход к торговле, так она послала меня куда подальше. Она смотрела на меня, как на больного.

– Тебе надо просто не обращать внимания на таких людей. Покупатель не всегда прав. Иногда покупатель – придурок. Это первое правило торговли, – сказал Бату. – Но не похоже, что где-нибудь в другом месте – лучше. Раньше, когда я работал в ЦРУ, вот там была дерьмовая работа. Поверь мне, здесь – лучше.

– Больше всего я ненавижу, как они смотрят на нас, – признался Эрик. – Как будто нас не существует. Словно мы – призраки. Будто они – настоящие люди, а мы – нет.

– Мы, бывало, ходили в один бар – я и мои сослуживцы, – начал рассказывать Бату. – Правда, нам приходилось делать вид, что мы не знаем друг друга. Никакого проявления дружеских чувств. И вот мы все сидели там за стойкой бара и не говорили друг другу ни слова. Все эти ребята, все мы, между собой могли говорить где-то на пятистах языках и диалектах, что-то в этом роде. Но в этом баре мы не разговаривали. Просто сидели и пили, сидели и пили. Эдакие привидения из Управления, все подряд. Это страшно раздражало бармена. Он ведь знал, кто мы такие. Мы обычно оставляли хорошие чаевые. Но он все равно злился.

– А ты когда-нибудь убивал людей? – спросил Эрик. Он так и не знал, шутит Бату или нет, когда рассказывает о ЦРУ.

– А что, я похож на убийцу? – отозвался Бату, стоя в пижаме – весь помятый, с воспаленными глазами. Когда Эрик рассмеялся, он улыбнулся, зевнул и почесал голову.

Когда другие сотрудники уволились из «Ночи-Напролет» – все по разным причинам, – Бату не стал их заменять.

К этому времени подружка Бату выставила его из дома, и с согласия Эрика он перебрался в кладовку. Это произошло как раз накануне Рождества, а спустя несколько дней после Рождества мать Эрика потеряла работу в службе безопасности в торговом центре и решила, что пора найти отца Эрика. Она поискала в Интернете и составила список имен, под которыми, по ее мнению, он мог скрываться. Адреса она тоже раздобыла.

Эрик так и не понял, что его мать будет делать, если найдет отца, но, кажется, она сама еще не поняла. Она сказала, что просто хочет с ним поговорить, но Эрик знал, что у нее в бардачке машины припрятан пистолет. Прежде чем мать уехала, Эрик переписал у нее список имен и адресов и отправил всем этим людям рождественские открытки. Впервые в жизни у него появился повод послать рождественские открытки, и это было совсем не просто – подобрать подходящие слова, тем более что каждый из них мог и не оказаться ему отцом, как бы там его мать ни думала. В любом случае не все они.

Прежде чем уехать, мать Эрика свезла большую часть мебели на хранение. Все остальное – включая гитару Эрика и его книги – она распродала у дома однажды субботним утром, пока Эрик работал в дополнительную смену в «Ночи-Напролет».

До конца января за жилье было уплачено, но после того как уехала мать, Эрик стал работать в магазине все дольше и дольше, пока однажды утром решил не утруждаться и не идти домой. И действительно, о чем он думал, живя в доме вместе с матерью? Он ведь уже выпускник средней школы. У него вся жизнь впереди. «Ночи-Напролет» и Бату – он им нужен. Бату говорил, что такое отношение означает, что Эрик просто предназначен для великих свершений в «Ночи-Напролет».

Каждый вечер Бату посылал факсы в «Weekly World News», в «National Enquirer» и в «The New York Times». В этих факсах речь шла о Расщелине Озабл и о зомби. Рано или поздно какое-нибудь из этих изданий пришлет журналистов. Все это было частью плана, который должен изменить представление о том, как нужно торговать. Наступит совершенно другое время, изменится мир, а Эрик и Бату станут первопроходцами. Знаменитыми героями. Революционерами. Героями Революции. Бату сказал, что Эрику пока не обязательно вникать в эту часть плана. Для плана очень существенно, чтобы Эрик не задавал вопросов.

Ne zaman gelecksiniz?

Когда вы вернетесь?

Зомби похожи на канадцев, в том смысле, что с виду, на первый взгляд, они вполне настоящие люди, это сбивает с толку.

Но если приглядеться получше, становится ясно, что они – от-куда-то из другого места, где все другое, где даже одинаковые вещи, те, что встречаются повсюду, хоть чуть-чуть – но будут отличаться.

Зомби совсем не разговаривали, а если вдруг говорили что-нибудь, то какую-то бессмыслицу.

– Деревянная шляпа, – сказал один зомби Эрику. – Стеклянная нога. Ездил весь день и прямо в жену. Вы слышали меня по радио? – Они хотели платить Эрику за то, что не продавалось в «Ночи-Напролет».

Настоящие люди – не те из них, кто направлялся в Канаду или возвращался из Канады, – обычно находили себе лучшее занятие, чем приезжать в «Ночь-Напролет» в 3.00 ночи. Так вот, настоящие люди, если все-таки входили, тоже казались до некоторой степени загадочными. Эрик обычно не спускал глаз с настоящих людей. Однажды один парень наставил на него пистолет – понять это невозможно, но с другой стороны, ты хотя бы точно знаешь, что происходит. А с зомби разве узнаешь?

Даже Бату не знал, на что способны зомби. Иногда он говорил, что они – просто еще одна реальность, с которой приходится иметь дело, когда торгуешь. Это такие покупатели, которым невозможно угодить, покупатели, которые хотят то, чего у вас нет, у которых в обращении вместо денег – мрачные, неполезные, бестолковые и, возможно, опасные вещи.

Между тем все, что зомби явно пытались приобрести, – это те же самые предметы, которые они приносили с собой до этого в магазин, – предметы, упавшие сами или кем-то выброшенные в Расщелину Озабл, такие как куски небьющегося стекла. Камни со дна Расщелины Озабл. Жуки. Зомби нравились блестящие предметы, сломанные вещи, всякий хлам вроде пустых бутылок из-под содовой, пучков листьев, липкой грязи и грязных палок.

Эрик думал, что, может, Бату все понял не так. Может, ни о каких торговых отношениях речь и не идет. Может, зомби просто хотят подарить что-нибудь Эрику. Да, но что ему делать с их листьями? И почему ему? И чего они ждут от него взамен?

– Оставьте себе, – обычно говорил он им. – На опавшие листья нынче скидка.

В конце концов, когда становилось ясно, что Эрик не понимает, зомби затихали и расходились – прочь от прилавка снова по проходу или сразу в дверь наружу, пробираясь, подобно енотам, они торопливо перебегали через дорогу и все так же сжимали в руках листья. Бату обычно откладывал в сторону тетрадь, шел в кладовку и посылал свои факсы.

Общаясь с посетителями зомби, Эрик чувствовал себя виновато. Наверное, он не достаточно хорошо старался. Зомби никогда не грубили, не проявляли нетерпения, не пытались красть вещи. Он искренне надеялся, что они найдут то, что ищут. Ведь, в конце концов, он тоже когда-нибудь умрет и окажется по ту сторону прилавка.

Возможно, его приятель Дэйв рассказывал правду и там внизу действительно находится страна, которую можно посетить, как, например, Канаду. Возможно, когда все эти зомби добираются до самого низа, они залезают в шустрые зомбийские машины и отправляются на свою зомбийскую работу или возвращаются домой к своим хорошеньким зомби-женам, а может, едут в зомби-банк и кладут в сейф на хранение камни, листья, спутанные клубки ниток, похожие на птичьи гнезда, и прочий мусор, которому настоящие люди просто не знают цену.

Но дело не только в зомби. Средь бела дня тоже случаются загадочные вещи. Однажды – тогда еще работали управляющие и другие продавцы, в смену Бату в магазин вошел один тип в плаще и шляпе. На улице в тот день стояла жара, градусов тридцать, и Бату впоследствии признался, что ему сразу не понравился этот тип в плаще, но его отвлек другой покупатель – спортсмен-бегун, – он все ощупывал бутылки с водой, выбирая самую холодную. Тип в плаще расхаживал по магазину, складывая шоколадные батончики и безопасные лезвия к себе в карманы, как будто готовился к Хэллоуину. Бату тогда еще подумал, не нажать ли тревожную кнопку.

– Сэр? – обратился он к типу. – Простите, сэр?

Человек этот подошел и остановился прямо перед прилавком.

Бату не сводил глаз с плаща. Казалось, что под плащом этот парень носит электрический фен, пристегнутый к груди, и этот фен гоняет воздух снизу. Слышно даже, как он жужжит. Это было разумно, и Бату рассказывал, что он в ту минуту подумал: «У этого парня свой собственный кондиционер под плащом». Хорошо придумано, но только вряд ли кому захочется прийти к такому типу в дом во время Хэллоуина и требовать у него угощения.

– Ну как, жарко? – спросил человек, и Бату заметил, что этот парень потеет. Он дернулся, и из рукава его серого плаща вылетела пчела. Бату и тип в плаще – оба проводили пчелу взглядами. А затем человек распахнул свой плащ, взмахнул руками – едва-едва, – и пчелы внутри плаща начали покидать его, разлетаясь вытянутыми, плотными, яростно гудящими роями, пока весь магазин не заполнился звенящими тучами пчел. Бату нырнул под прилавок. Тип в плаще – любитель пчел – протянул руку к прилавку уверенным и знающим движением, после чего звякнул кассовый аппарат, резко выдвинулся ящик, и парень выгреб всю наличность из кассы.

После этого он вышел из магазина, оставив всех своих пчел. Залез в свою машину и уехал. Так заканчиваются все истории в «Ночи-Напролет», когда кто-то обязательно уезжает.

Но в тот раз им пришлось вызвать пчеловода, чтобы выкурить пчел. Бату пчелы ужалили трижды: один раз в губу, второй – в живот, и еще раз, когда он сунул руку в ящик кассы, но вместо денег обнаружил там еще одну пчелу. Спортсмен-бегун подал на владельцев «Ночи-Напролет» в суд, предъявив иск на большую сумму денег, но Бату и Эрик так и не узнали, чем все это дело закончилось.

Karanlik ne zman basar?

Когда здесь темнеет?

Эрику недавно снился этот сон. Во сне он стоит за прилавком в «Ночи-Напролет», и вдруг его отец идет по проходу магазинчика, мимо журнальных стоек прямо к прилавку, и в руках у отца – черные камни. Что в общем-то нелепо, ведь его отец жив, более того – живет в другом штате, может, в другом часовом поясе, возможно, под другим именем.

Когда он рассказал Бату свой сон, Бату сказал:

– Ах да, этот сон. Он мне тоже приснился.

– О твоем отце? – спросил Эрик.

– О твоем отце, – сказал Бату. – Кого, по-твоему, я называю моим отцом?

– Но ты же ни разу не видел моего отца, – заметил Эрик.

– Жаль, если тебя это огорчает, но определенно, это был твой отец, – повторил Бату. – Ты очень на него похож. Если он снова мне приснится, как мне вести себя? Не обращать на него внимания? Сделать вид, что его нет?

Эрик никогда не знал, когда Бату морочит ему голову. Эрик думал, что, наверное, Бату тоскует по своим снам и поэтому собирает пижамы, вроде тех людей, что тоскуют по детству и собирают игрушки.

А вот другой сон, но о нем Эрик не стал рассказывать Бату. В этом сне входит Чарли. Когда она подходит к прилавку, Эрик осознает, что на нем – куртка от одной из пижам Бату, той, что лицом наизнанку. Рисунки на внутренней стороне пижамы трутся об его руки, спину, живот и переходят ему на кожу, как татуировка.

И на нем нет никаких штанов.

Batik gemilerle ilgileniyorum.

Я увлекаюсь затонувшими кораблями.

– Тебе надо что-то предпринять, – сказал Бату. Он говорил это снова и снова, изо дня в день, пока Эрику не стало тошно слышать все это. – В любой день в приюте найдут кого-нибудь на ее место, и Чарли смоется. И кто знает, где она может оказаться? Говорю тебе, что надо делать: скажи ей, что хочешь приютить собаку. Чтобы она здесь жила. У нас здесь много места. Собаки – хорошая тренировка для вас, когда вы с Чарли станете родителями.

– Откуда ты знаешь? – огрызнулся Эрик. Он понимал, что говорит слишком раздраженно, но ничего не мог с собой поделать. – Это же совсем не имеет смысла. Если собаки – хорошая тренировка, то какой же матерью, по этой логике, должна стать Чарли? Что ты несешь? Скажешь еще, что, когда у Чарли будет ребенок, она прикончит его, сделав укол, чтобы он не плакал всю ночь и не мочился в постель?

– Я совсем не об этом, – сказал Бату. – Единственное, что меня волнует, Эрик, честное слово, так это то, что Чарли может оказаться слишком стара. В этом возрасте труднее заводить детей. Может не получиться.

– О чем ты говоришь? – спросил Эрик. – Чарли не старая.

– А сколько, ты думаешь, ей лет? – вопросом на вопрос ответил Бату. – Как по-твоему? Может, поставить зубную пасту и приправы рядом с клеем, гелем для волос и смазочными материалами? И получится полка с липкими товарами? Или поставить их с жевательным табаком и растворами для полоскания полости рта и сделать небольшую витрину из товаров, которые нужно сплевывать?

– Конечно, – сказал Эрик. – Сделай небольшую витрину. Я не знаю, сколько лет Чарли, может, она – моя ровесница? Девятнадцать? Немного старше?

Бату засмеялся.

– Немного старше? В таком случае сколько, по-твоему, мне лет?

– Не знаю, – ответил Эрик. Он оценивающе оглядел Бату. – Тридцать пять? Сорок?

Бату выглядел довольным.

– Знаешь, с тех пор как я стал меньше спать, по-моему, я перестал стареть. И может, даже становлюсь моложе. Ты продолжай спать по полной программе, и довольно скоро мы с тобой сравняемся в возрасте. Пойдем, посмотришь и скажешь, что ты думаешь.

– Неплохо, – сказал Эрик.

Проехала машина, вильнула, посигналила и поехала дальше. Не «шевроле».

– Кажется, у нас заканчиваются некоторые товары.

– Не так уж это и важно, – сказал Бату. Он опустился на колени в проходе, отмечая наличие товаров по списку. – Не беда, если Чарли старше, чем ты думаешь. Нет ничего плохого в том, что женщина старше. И это хорошо, что ты не зациклен на собачьих призраках и тебя не волнует то, что кто-то кусается. У всех есть трудности. Единственное, что меня в самом деле беспокоит, так это ее машина.

– А что с ее машиной? – спросил Эрик.

– Ну что ж, – сказал Бату. – Это не страшно, если Чарли будет жить с нами. Она может поставить машину здесь, на какой угодно срок. Для этого и существует автомобильная стоянка. Но чем бы ты ни занимался, если она пригласит тебя покататься – не соглашайся.