К вопросу о теории невидимого гуся 12 страница
Девочка-флейта снова поменяла позу. Ноги начали затекать. Она боялась, что косточки хрустнут от напряжения. Удивительно, как легко у нее все ломалось. Достаточно ей легонько удариться о край стола, и вот она опять разбивалась вдребезги, а Белари злилась из-за такого неаккуратного обращения с собственностью, в которую вложено столько денег.
Девочка-флейта вздохнула. По правде, ей уже давно пора выходить из своего укрытия, но так хочется еще насладиться тишиной, когда рядом – никого. Ее сестра Ния никогда этого не понимала. А вот Стивен… он все понимал. Когда девочка-флейта рассказала ему о своем убежище, то решила: он простил ее, потому что добрый. Но теперь она лучше узнала его. Стивен хранил секреты посерьезнее, чем те, что были у глупенькой девочки-флейты. Никто даже и не догадывался, какие большие секреты он хранил. Девочка-флейта повертела крошечный флакончик в руках, ощущая его гладкую стеклянную форму, отдавая себе отчет, что за янтарно-желтые горошинки содержатся внутри. Ей так его недоставало. Уже.
Откуда-то донеслись чьи-то шаги. Послышался тяжелый скрежет металла по камню. Девочка-флейта посмотрела через щель своей импровизированной крепости. Под ней внизу находилась кладовая замка, заставленная продуктами. Опять Мирриам искала ее, шарила за ящиками с охлажденным шампанским, приготовленным для приема гостей Белари сегодня вечером. Ящики шипели и испускали белый дым, когда Мирриам с трудом отодвигала их в сторону, чтобы заглянуть поглубже в темное пространство за ними. Девочка-флейта знала Мирриам еще с тех пор, когда они обе были детьми и жили в городе. Теперь они отличались друг от друга как жизнь и смерть.
Мирриам выросла, груди ее стали пышными, бедра – широкими, розовое лицо сияло улыбкой и радовалось своей судьбе. Когда они обе появились у Белари, девочка-флейта и Мирриам были одного роста. Теперь же Мирриам стала взрослой женщиной, она была на целых два фута выше девочки-флейты и предназначалась для услаждения мужчин. А еще она отличалась преданностью. Она прекрасно служила Белари. Делала все с улыбкой, прислуживать было для нее счастьем. Они все были так настроены, когда пришли в замок из города, – Мирриам, девочка-флейта и ее сестра Ния. Но потом Белари задумала превратить сестер в девочек-флейт. Мирриам продолжала расти, а девочки-флейты должны были стать звездами.
Мирриам приметила груду сыров и окороков, сложенных небрежно в углу. Она подкралась к сырам, а в это время девочка-флейта следила за ней сверху, посмеиваясь над подозрениями толстушки. Мирриам приподняла огромный круг датского сыра и уставилась в образовавшуюся дыру:
– Лидия? Ты там?
Девочка-флейта покачала головой. «Нет, – подумала она. – Но ты почти угадала. Год назад я была бы там. Я смогла бы сдвинуть сыры, пусть и с трудом. Но ящики с шампанским – это уж чересчур. Я никогда не оказалась бы за шампанским».
Мирриам выпрямилась. На лице ее выступил пот от усилия, с которым она двигала все эти тяжелые предметы здесь, в кладовой замка Белари. Лицо Мирриам ярко блестело, словно яблоко. Она утерла лоб рукавом.
– Лидия, госпожа Белари начинает сердиться. Ты очень эгоистичная девочка. Ния уже давно ждет тебя в репетиционной комнате.
Лидия молча кивнула. Да, Ния уже пришла бы в репетиционную комнату. Она была хорошей сестрой. Это Лидия была плохой. Той, которую всем приходилось искать. Из-за Лидии наказывали обеих девочек. Белари перестала взыскивать только с Лидии. Ей доставляло удовольствие наказывать обеих сестер, чтобы чувство вины заставляло их быть покладистыми. Иногда это срабатывало. Но не в этот раз. Не теперь, когда Стивена не стало. Лидии сейчас нужна тишина. Нужно такое место, где никто ее не видит. Где она одна. Как это тайное место – она однажды показала его Стивену, он еще оглядел ее убежище своими удивленными печальными глазами. Глаза у Стивена были карими. Когда он смотрел на нее, ей казалось, что глаза его почти такие же добрые, как у кроликов Белари. Глядя в такие глаза, она чувствовала себя в безопасности. Можно было провалиться в эти надежные карие глаза и не волноваться о том, что поломаешь хоть одну косточку.
Мирриам тяжело уселась на мешок с картошкой и сердито огляделась вокруг, рассчитывая на то, что ее видят.
– Какая же ты эгоистка. Плохая, себялюбивая девочка, раз заставляешь нас всех искать тебя.
Девочка-флейта кивнула. «Да, я эгоистка, – подумала она. – Я эгоистичная девочка, а ты – женщина, хоть мы и одного возраста, к тому же я хитрее тебя. Пусть ты и умная, но не догадываешься, что самые лучшие укромные местечки находятся там, где никто не ищет. Ты заглядываешь и под, и за, и между, но никогда не смотришь наверх. Я ведь сейчас над тобой и наблюдаю оттуда, так же как Стивен наблюдал за всеми нами».
Мирриам нахмурилась и поднялась на ноги.
– Ну и ладно. Берсон обязательно тебя найдет. – Она отряхнула пыль с подола юбок. – Слышишь меня? Берсон обязательно найдет тебя. – Она покинула кладовую.
Лидия дождалась, когда Мирриам уйдет. Ее задело то, что Мирриам права. Берсон бы ее нашел. Он находил ее всякий раз, когда она слишком долго выжидала. Время тишины складывалось из многих драгоценных минут. И длилось оно, пока Белари не начинала терять терпение и не звала своих шакалов. И тогда считай – очередное убежище утрачено.
Лидия в последний раз покрутила тоненькими пальчиками крошечный флакончик из дутого стекла, который дал ей Стивен. Прощальный подарок – она понимает это теперь, когда он умер и больше не будет утешать ее после особых жестокостей Белари. Она подавила слезы. Нет времени плакать. Берсон, наверное, уже ищет ее.
Она вставила пузырек в надежную щель, плотно закрепила его между каменной кладкой и грубо обтесанной деревянной полкой, на которой она пряталась, затем медленно отодвинула вакуумную банку с красной чечевицей в сторону, пока не образовался проход. Выскользнула сквозь него из-за банок с бобовыми, выстроившихся стеной на верхних полках в кладовой.
Недели ушли у нее на то, чтобы сдвинуть задние банки и расчистить для себя место, но зато из банок получилось прекрасное укрытие. Здесь никто никогда не искал. Это была ее крепость из банок, наполненных плоскими безобидными бобами, и если проявить настойчивость и терпеть напряжение, можно часами сидеть за этой батареей, сжавшись. Она полезла вниз.
«Осторожно, осторожно, – думала она. – Мы не хотим сломать ни одной косточки. Нам нужно беречь наши косточки». Она свесилась с верхней полки и аккуратно вернула на место пузатую банку красной чечевицы, затем по полкам соскользнула вниз, на пол кладовой.
Стоя босыми ногами на холодных плитах, устилавших пол, Лидия внимательно осмотрела свое убежище. Да, оно по-прежнему выглядело замечательно. Последний подарок Стивена там, наверху, был в безопасности. Невозможно представить себе, что кто-нибудь – пусть даже изящная девочка-флейта – способен поместиться в том маленьком пространстве. Никто даже не заподозрит, что она сюда отлично укладывается. Девочка была тоненькой, как мышь, и иногда помещалась в самых удивительных местах. За это, наверное, стоит поблагодарить Белари. Она повернулась и поспешила прочь из кладовой, решив про себя, что если слуги и поймают ее, то пусть это случится как можно дальше от ее последнего спасительного укрытия.
Добравшись до обеденного зала, Лидия почти поверила, что сможет незаметно попасть в репетиционную комнату. Тогда ее, наверное, не накажут. Белари добра к тем, кого любит, но непреклонна, если ее разочаровывают. И хотя из-за чрезмерной хрупкости Лидию никогда не били, но для нее существовали другие виды наказания. Лидия подумала о Стивене. Какая-то часть ее души даже порадовалась за него, ведь он теперь недосягаем для мучительных пыток Белари.
Лидия тихонько прокралась вдоль стены обеденного зала и укрылась за листьями папоротника и цветущими орхидеями. Сквозь пышную растительность она едва видела длинную черную поверхность обеденного стола – слуги ежедневно натирали его до зеркального блеска и постоянно накрывали сверкающим серебром. Она внимательно осмотрелась, не видит ли ее кто. Комната была пуста.
Насыщенный теплый аромат растений напомнил ей о лете, хотя в горах за стенами замка свирепствовала зима. Когда они с Нией были помладше, еще до операций, то бегали в горах между сосен. Она плавно двинулась между орхидей: эта из Сингапура, другую привезли из Кении, а еще одна – полосатая, как тигр, – изобретение Белари. Лидия дотронулась до изысканного цветка, восхищаясь его огненным цветом.
«Мы с сестрой – прекрасные пленницы, – подумала она. – Такие же, как и ты».
Листья папоротника задрожали. Из-за зелени выскочил какой-то человек и набросился на нее, как волк. Его руки вывернули ей плечи. Пальцы впились в бледную плоть, и Лидия открыла рот, когда пронзившая боль парализовала ее. Она упала на каменный пол аспидного цвета, сложившись бабочкой, а Берсон придавил ее сверху.
Она хныкнула, ударившись о камень, сердце ее бешено забилось от неожиданного броска Берсона из засады. Она стонала, дрожа под тяжестью его тела, лицо ее было прижато к гладким серым плитам замка. На каменном полу рядом с ней лежала бело-розовая орхидея – невольная жертва нападения Берсона.
Не сразу, сперва убедившись в том, что она не сопротивляется, Берсон позволил ей шевельнуться. Он перестал наваливаться всем своим огромным весом, отодвигаясь от нее, словно танк, который откатывается назад от раздавленной им лачуги. Лидия заставила себя сесть. Наконец она встала, покачиваясь, – бледная, худенькая девочка, совсем маленькая рядом с нависшим над ней чудовищем – начальником охраны госпожи Белари.
Громадное тело Берсона являло собой горы литых мускулов, иссеченные бороздами страшных шрамов, – воплощение силы и жестокой готовности к сражению. Мирриам болтала, что прежде он был гладиатором, но она вечно все выдумывала, а Лидия подозревала, что шрамы скорее достались ему от его дрессировщиков, так же, как она сама получала нее наказания от Белари.
Берсон схватил ее за запястье, крепко удерживая ее. Несмотря на всю непреклонность, хватка его была осторожной. После того первого раза, когда все закончилось катастрофическими переломами, он хорошо знал, какую нагрузку способны выдерживать ее кости, чтобы не рассыпаться при этом на кусочки.
Лидия попыталась высвободить руку, проверяя его хватку на прочность, но затем смирилась с пленением. Берсон присел на корточки, чтобы сравняться с ней ростом. Воспаленные глаза с расширенными зрачками изучающе разглядывали ее, наливаясь кровью по мере того, как сканировали инфракрасную вибрацию ее кожи.
Исполосованное лицо Берсона постепенно утрачивало зеленоватый маскировочный оттенок. Теперь, когда он стоял на открытом пространстве, цвет камня или листвы ему был ни к чему. Но впрочем, рука, держащая пленницу, побледнела, словно присыпанная мукой, становясь такой же белой, как и ее кожа.
– Где ты пряталась все это время? – прорычал он.
– Нигде.
Красные глаза Берсона сузились, брови сдвинулись, нависнув над глубокими ямами, излучавшими вопрос. Он понюхал ее одежду, пытаясь уличить Лидию. Поднес свой нос близко к ее лицу, волосам, втянул запах рук.
– Кухня, – пробормотал он.
Лидия вздрогнула. Налившиеся кровью глаза внимательно рассматривали ее, добиваясь дополнительных подробностей, наблюдая за непроизвольной реакцией ее кожи: вспыхнувший румянец будет означать, что она разоблачена и ей не скрыться от его пытливых глаз. Берсон улыбнулся. Охота доставляла дикую, безумную радость его натуре ищейки. Трудно определить, как сочетались качества шакала, пса и человека в этом существе.
Высшим счастьем для него было охотиться, завладевать добычей и убивать.
Берсон выпрямился, довольный собой. Достал из мешка стальной браслет.
– У меня есть для тебя кое-что, Лидия. – Он надел украшение ей на запястье. Браслет обвился как змея вокруг ее тоненькой ручки и со звоном защелкнулся. – Теперь не спрячешься.
По руке Лидии пошел ток, она закричала, судорожно забившись, так как электричество пронзило насквозь ее тело. Берсон подхватил ее, когда отключился ток, и сказал:
– Я устал искать имущество Белари.
Он улыбнулся плотно сомкнутыми губами и толкнул ее в направлении репетиционной комнаты. Лидии пришлось подчиниться.
Белари находилась в зале для представлений, когда Берсон привел к ней Лидию. Вокруг суетились слуги – расставляли столы, пристраивали круглую сцену, устанавливали освещение. Стены были завешены бледной муслиновой тканью, через которую проходили электрические разряды, – вздымавшаяся оболочка из заряженного воздуха потрескивала и вспыхивала всякий раз, когда к ней приближался кто-либо из слуг.
Белари, казалось, не обращала внимания на затейливый мир, сооружаемый вокруг нее, она просто бросала распоряжения координатору проекта. Воротник ее черного бронежилета был расстегнут – все же от деятельности, свойственной человеку, ей стало жарко. Она бросила короткий взгляд на Берсона и Лидию, затем снова обратилась к слуге, которая не переставая черкала что-то на экранчике мини-компьютера.
– Я желаю, чтобы сегодня все было идеально, Тания. Все на своих местах. Все только безукоризненное. Безупречное.
– Да, госпожа.
Белари улыбнулась. Красота ее лица была вылеплена с математической точностью, с расчетом всех фокусных групп, с учетом всех средств и методов улучшения внешности, выработанных прежними поколениями. Коктейли для профилактики заболеваний, противоопухолевые ингибиторы, чистящие клетки, и «Ревития» позволили Белари сохранить физический облик двадцативосьмилетней женщины, тогда как постоянный прием «Ревитии» Лидией остановил рост ее организма на уровне мучительного периода подросткового возраста.
– И чтобы как следует позаботились о Верноне.
– Ему понадобится собеседник?
Белари покачала головой:
– Нет. Уверена, он ограничится тем, что будет надоедать мне. – Она поежилась. – Отвратительный тип.
Тания хихикнула. Холодный взгляд Белари заставил ее угомониться. Белари оценивающе осмотрела зал для представлений.
– Хочу, чтобы здесь было все. Еда, шампанское, все. Хочу, чтобы гости сидели близко, чувствуя друг друга, когда девочки будут выступать. Чтобы было тесно. Очень интимно.
Тания кивнула и сделала еще несколько записей, стуча по клавишам. Она работала с персоналом, уверенно передавая приказы. Слуги в наушниках сразу же получат распоряжения и отреагируют на требования своей госпожи.
Белари продолжала:
– Я хочу, чтобы «Тингла» было вдосталь. И шампанского. Это возбудит их аппетит.
– Но тогда все закончится оргией.
Белари рассмеялась:
– Вот и отлично. Хочу, чтобы все запомнили этот вечер. Чтобы запомнили наших девочек-флейт. Особенно Верной. – Ее смех затих, уступив место выразительной улыбке, не скрывающей ее чувств. – А он разозлится, когда узнает о них. Но все равно захочет купить. И предложит хорошую цену, как и остальные.
Лидия разглядывала лицо Белари. Неужели эта женщина не осознает, насколько явно она демонстрирует свои чувства к исполнительному директору «Пендант энтертейнмент». Лидия однажды уже видела его за кулисами. Она и Стивен подсматривали, как Верной Веир трогал Белари, и наблюдали, как та сперва смущалась от его прикосновений, но потом уступила, мобилизовав свои актерские способности, чтобы изобразить покоренную женщину.
Верной Веир сделал Белари знаменитостью. Он оплатил все расходы по ваянию ее тела и сотворил из нее звезду, как теперь, в свою очередь, она вкладывает деньги в Лидию и ее сестру. Но господин Веир за свою помощь получал плату, был этаким фаустовским дьяволом. Стивен с Лидией видели, как Веир наслаждается Белари, и Стивен еще шепнул ей, что, когда Веир уйдет, Белари вызовет к себе Стивена и повторит всю эту сцену, но тогда уже Стивен будет в роли жертвы, ему, как и ей, придется притворяться, что он счастлив подчиниться.
Мысли Лидии резко оборвались. Белари повернулась к ней. На ее шее все еще виднелся воспаленный рубец – результат нападения Стивена, хоть она и сосала, словно леденцы, средство для заживления ран. Должно быть, ее очень раздражает, что у нее шрам на таком видном месте, подумалось девочке. Она ведь так следит за своей внешностью. Белари, казалось, поймала на себе взгляд девочки. Поджав губы, она поправила ворот бронежилета, прикрывая след на теле. Ее зеленые глаза сузились.
– А мы искали тебя.
Лидия склонила голову:
– Простите, госпожа.
Белари провела пальцем по подбородку девочки-флейты и приподняла ее опущенное лицо так, чтобы встретиться глазами.
– Мне следовало бы наказать тебя за то, что ты тратишь мое время.
– Да, госпожа, простите. – Девочка-флейта опустила взгляд. Белари не станет ее бить. Слишком дорого обойдется восстановление. Лидия гадала, что на этот раз использует Белари: электричество, изоляцию или еще какое-нибудь тщательно продуманное унижение.
Но вместо этого Белари указала на стальной браслет:
– Для чего это?
Берсон не стал уклоняться от вопроса. Он не боялся. Он был единственным из всех слуг, кто не боялся. По крайней мере, это его качество приводило Лидию в восторг.
– Чтобы следить за ней. И бить током. – Он улыбнулся, довольный собой. – Браслет не вызывает никаких физических повреждений.
Белари покачала головой:
– Она нужна мне сегодня без всяких украшений. Сними его.
– Она же спрячется.
– Нет. Она хочет стать звездой. Отныне она будет хорошей, правда, Лидия?
Лидия кивнула.
Берсон пожал плечами и невозмутимо снял браслет. Он придвинул свое громадное, изрезанное шрамами лицо к уху Лидии:
– Не вздумай прятаться на кухне в следующий раз. Я все равно тебя найду. – Он выпрямился, удовлетворенно улыбаясь. Лидия, прищурившись, смотрела на Берсона, поздравив себя с победой, ведь Берсон так и не догадался, где находится ее укрытие. Но затем, поймав улыбку Берсона, вдруг засомневалась: а если он уже все понял и просто играет с ней, как кошка с покалеченной мышью?..
Белари произнесла:
– Спасибо, Берсон, – и молча оглядела огромное существо, так похожее на человека, но двигающееся со смертоносной быстротой, присущей диким зверям. – Ты усилил нашу охрану?
Берсон кивнул:
– Твое поместье в безопасности. Мы проверяем весь остальной персонал на наличие скрытых нарушений порядка.
– Нашли что-нибудь?
Берсон помотал головой:
– Весь персонал любит тебя.
Голос Белари зазвенел:
– То же самое мы думали о Стивене. А теперь я вынуждена носить бронежилет в собственном поместье. Я не могу позволить проявлений падения моей популярности. Это слишком влияет на мою стоимость.
– Я все сделал.
– Если мои акции упадут, Верной заставит меня подключиться к системе ТачСенс. Я этого не вынесу.
– Понимаю. Больше провалов не будет.
Белари неприязненно посмотрела на чудовище, нависшее над ней.
– Ладно. Тогда пойдем. – Она махнула рукой Лидии, подзывая. – Твоя сестра уже давно ждет тебя. – Она взяла девочку-флейту за руку и повела ее из зала для представлений.
Лидия оглянулась украдкой. Берсон пропал. Слуги спешили, расставляя на столах срезанные орхидеи, но Берсон исчез – то ли слился со стенами, то ли умчался по своим охранным делам.
Белари потянула Лидию за руку:
– Ну и заставила ты нас поломать голову со своими прятками. Я уж думала, нам придется снова разбрызгивать феромон.
– Простите.
– Ничего страшного. На этот раз. – Белари улыбнулась ей сверху вниз. – Ты нервничаешь перед сегодняшним выступлением?
Лидия мотнула головой:
– Нет.
– Нет?
Лидия пожала плечами:
– Господин Веир купит наши акции?
– Если заплатит достаточно денег.
– А он захочет?
Белари улыбнулась:
– Уверена, что захочет, обязательно. Ты же уникальна. Как и я. Верной любит коллекционировать редкую красоту.
– А какой он?
Улыбка Белари стала натянутой. Она подняла голову, устремив взгляд вперед, – казалось, ее интересовал только путь, которым они шли по замку.
– Когда я была девочкой, очень маленькой, намного младше тебя, задолго до того, как стать знаменитостью, я часто ходила играть на детскую площадку. Как-то раз туда пришел один человек и стал смотреть, как я качаюсь на качелях. Он захотел со мной подружиться. Мне он не понравился, но стоило ему приблизиться, я почувствовала, как кружится голова. Все, что он говорил мне, имело абсолютный смысл. От него неприятно пахло, но я не могла оттолкнуть его. – Белари встряхнула головой. – Чья-то мать прогнала его. – Она снова посмотрела вниз на Лидию. – У него был химический одеколон, понимаешь?
– Контрабандный?
– Да. Из Азии. Запрещенный у нас. Вот и Верной такой же. У тебя мурашки по коже, но все равно к нему тянет.
– Он трогает тебя.
Белари грустно взглянула на Лидию:
– Ему нравится мой жизненный опыт старухи в сочетании с телом юной девушки. Но вряд ли он выделяет только меня. Он всех трогает. – Слегка усмехнулась. – Но кроме тебя, возможно. Ты слишком драгоценна для этого.
– Слишком хрупка.
– К чему такая грусть? Ты – уникальна. Мы сделаем из тебя звезду. – Белари алчным взглядом окинула свою протеже. – Твои акции взлетят вверх, и ты станешь знаменитой.
Из своего окна Лидия наблюдала за тем, как съезжаются гости Белари. Аэромобили в сопровождении охраны змейками скользили низко над соснами, в темноте мигали зеленые и красные бегущие огоньки.
Ния подошла к Лидии и встала за ее спиной.
– Уже приехали.
– Да.
На деревьях толстым слоем лежал снег, похожий на взбитые сливки. Метались голубые лучи поисковых прожекторов, выхватывая время от времени из темноты то снег, то деревья в лесу. В тени сосен притаились дозорные лыжники Берсона, в надежде выследить с помощью датчиков инфракрасные следы незваных гостей. Их лучи скользили по древним обломкам лыжного подъемника, который тянулся наверх из самого города. Проржавевший, он стоял беззвучно, и только ветер иногда налетал на сиденья и толкал тросы. Пустые кресла равнодушно покачивались в морозном воздухе – они тоже стали жертвой каприза Белари. Она ненавидела конкуренцию. Теперь она одна была покровительницей города, который сверкал далеко внизу, в долине.
– Тебе надо одеться, – сказала Ния.
Лидия повернулась, чтобы внимательно разглядеть свою сестру-двойняшку. Черные бездонные глаза смотрели на нее из-под крошечных век. Кожа бледная, лишенная какого бы то ни было цвета, изящная худоба подчеркивала тонкость ее кости. Лишь одно было у нее настоящим, у них обеих – собственные кости. Именно это в первую очередь привлекло внимание Белари, когда им было всего по одиннадцать лет. Вполне взрослыми, чтобы Белари смогла забрать их у родителей.
Лидия снова посмотрела в окно. Внизу, в узком пространстве горной долины, желтыми огоньками переливался город.
– Ты скучаешь? – спросила она.
Ния придвинулась ближе:
– Скучаю по чему?
Лидия кивнула вниз на мерцающий свет:
– По городу.
Их родители были стеклодувами, занимались старинным ремеслом, пришедшим в упадок, несмотря на разумно налаженное производство, – они своим дыханием создавали изящные вещицы, под их внимательным взором песок плавился и принимал нужную форму. Как и все ремесленники города – гончары, кузнецы, живописцы, – они переехали в поместье Белари в надежде обрести ее покровительство. Случалось, аристократы, приезжавшие к Белари, обращали внимание на кого-либо из художников, и тогда влияние счастливчика возрастало. Так, Нильсу Кинкэйду удалось разбогатеть благодаря благосклонности Белари; он варил железо по ее желанию, снабжая крепость огромными воротами ручной ковки и сады незаметными на первый взгляд скульптурными сюрпризами: лисицы и дети выглядывали из зарослей люпина и аконита летом и из глубоких сугробов зимой. Теперь он достаточно знаменит, по крайней мере для того, чтобы выпускать собственные акции.
Родители Лидии тоже обратились за поддержкой, но Белари не сочла их ремесло достойным своего внимания. Вместо этого она заинтересовалась биологическим чудом – оказывается, у них были дочери-близнецы, такие хрупкие, светловолосые, они глядели на мир васильковыми глазами, не мигая, будто впитывали в себя все чудеса гор в ее владениях. С тех пор благодаря деньгам, что родители близнецов выручили за своих детей, их дело процветало.
Ния легонько подтолкнула Лидию, ее призрачное лицо было серьезным.
– Скорее оденься. Тебе нельзя опаздывать.
Лидия отвернулась от своей черноглазой сестры. Мало что осталось в них от первоначального облика. В течение двух лет они росли в замке под наблюдением Белари, а затем начались пилюли. Прием «Ревитии» в возрасте тринадцати лет зафиксировал их функции на основе матрицы юности. Затем настал черед вставить чужие глаза, забранные у другой пары близнецов в одной из дальних стран. Иногда Лидия задавалась вопросом, глядят ли две смуглые девочки где-нибудь в Индии на мир глазами цвета васильков или бродят по грязным улочкам своих деревень, ориентируясь только по тому, как звуки отскакивают от стен из коровьего кизяка или как стучат по пыли их тросточки, которые они держат перед собой.
Лидия внимательно всматривалась в ночь за окном своими украденными черными глазами. Аэромобили один за другим высаживали гостей на посадочных площадках, затем расправляли легкие прозрачные крылья и отдавались на волю горному ветру, который уносил их прочь.
Последовали другие курсы терапии: пигментные препараты выкачали всю краску из кожи, сделав девочек бледными, как маски театра Кабуки, бесплотными тенями их прежних – загорелых под горным солнцем детей. А потом начались операции. Она вспомнила, как приходила в себя после каждой удачной операции – искалеченная, неделями не способная шевельнуться, несмотря на то что сквозь широкие отверстия игл доктор заливал в ее немощное тело средства для срастания ран и питательные растворы. Каждый раз после операции врач брал ее за руку, утирал пот с бледного лба и шептал: «Бедное дитя. Бедное, бедное дитя». После чего приходила Белари и радовалась результатам, говоря, что Лидия и Ния скоро станут звездами.
Снег, сорванный с сосен порывами ветра, кружил вихрем вокруг прибывающих представителей элиты. Гости спешили сквозь вьюживший снег, а в это время голубые лучи прожекторов лыжного дозора Берсона шарили по лесу. Лидия вздохнула и отвернулась от окна, уступив в конце концов беспокойным уговорам Нии, что следует одеться.
Стивен и Лидия ходили вместе на пикники, когда Белари отсутствовала в поместье. Они обычно покидали огромное серое здание замка Белари и очень осторожно шли по горным лугам. Стивен всегда поддерживал ее, показывая, куда ставить хрупкие ступни среди ромашек, васильков и люпина, пока с отвесных гранитных скал их взорам не открывался вид на город далеко внизу. Со всех сторон вздымались вершины, покрытые ледниками, – горы окружали долину, словно великаны, которые присели на корточки, чтобы посовещаться; даже летом с их ликов не сходил снег, белевший, как бороды мудрецов. Вдвоем они устраивались на краю пропасти и ели то, что приносили с собой, а Стивен рассказывал истории о том, каким мир был до появления поместий, до того, как благодаря «Ревитии» знаменитости стали бессмертными.
Он рассказал, что когда-то эта страна была демократической. Что люди даже голосовали за своих сеньоров. Что они могли свободно разъезжать по любым поместьям, куда им только хотелось. Все могли, подчеркивал он, не только звезды. Лидия знала, что есть такие места на побережье, где до сих пор все так и происходит. Она слышала об этом. Но ей трудно было в это поверить. Все же она – дитя поместья.
– Это правда, – уверял ее Стивен. – На побережье люди избирают своего руководителя. Это только здесь, в горах, все иначе. – Он улыбался ей, слегка щуря глаза, – его явно веселило недоверчивое выражение ее лица.
Лидия рассмеялась:
– Но кто же тогда платит за все? Кто, кроме Белари, даст денег на ремонт дорог и строительство школ? – Она сорвала астру и покрутила ее меж пальцев, разглядывая, как фиолетовые спицы лепестков почти полностью скрывают желтую сердцевину цветка.
– Сами люди.
Лидия снова засмеялась:
– Как же они смогут? У них едва хватает денег на то, чтобы прокормить себя. И как они узнают, что надо делать? Если бы не Белари, то никто и не знал бы, что следует починить или исправить. – Она отбросила в сторону астру, желая, чтобы та слетела со скалы. Но вместо этого ветер подхватил цветок, и он упал рядом с ней.
Стивен подобрал астру и легким движением смахнул ее в пропасть.
– Это правда. Им не обязательно быть богатыми, они просто вместе трудятся. Думаешь, Белари знает все на свете? Она нанимает советников. И люди могут делать точно так же, как она.
Лидия покачала головой:
– Такие люди, как Мирриам? Управлять поместьем? Это же дикость какая-то. Никто ведь не будет ее уважать.
Стивен нахмурился:
– Все равно это правда, – упрямо повторил он.
И может, потому, что он нравился Лидии и ей не хотелось, чтобы он сердился, она согласилась, что, возможно, все так, как он говорил, в душе понимая: Стивен – просто мечтатель. Поэтому он был таким милым, пусть даже и не знал, как на самом деле устроен мир.
– Тебе нравится Белари? – неожиданно спросил Стивен.
– Что ты имеешь в виду?
– Она тебе нравится?
Лидия удивленно посмотрела на него. Карие глаза Стивена напряженно изучали ее. Она повела плечами:
– Она хорошая сеньора. Все накормлены и ухоженны. Совсем не так, как в поместье господина Веира.