Лучшее за год 2005: Мистика, магический реализм, фэнтези 11 страница

Дворец

НАКОНЕЦ!!! Доктор Генри Джекилл с гордостью объявляет о выходе в свет известного во всем мире «Порошка Джекилла». Для массового потребителя – доступно не только избранным. Освободи свое внутреннее «Ты»! Для наружного и внутреннего применения! СЛИШКОМ МНОГИЕ, мужчины и женщины, страдают от ДУШЕВНОГО ЗАПОРА! Немедленное облегчение по доступной цене – просто прими «Порошок Джекилла»! (Выпускается с ванильным и оригинальным мятным вкусом.)

* * *

Супруг королевы, принц Альберт, был крупным мужчиной с редеющими волосами и пышными, похожими на рычаги усами: его облик производил впечатление личности человечной во всех своих проявлениях. Он встретил нас в коридоре, кивнул мне и моему другу, не предлагая рукопожатия и не спрашивая наших имен.

– Королева очень расстроена, – произнес он с акцентом. «Сс» на его устах звучало как «Цц» – «раццтроена». – Франц был ее любимцем. У нее много племянников, но этот так ее веселил. Найдите того, кто сделал с ним это.

– Все, что в моих силах, – ответил мой друг.

– Я читал ваши труды, – отозвался принц Альберт. – Это я сказал им, чтобы обратились к вам. Надеюсь, я поступил правильно.

– Я тоже, – согласился мой друг.

Парадная дверь отворилась, и нас проводили в комнату, которую заполняли темнота и сама королева.

Ее называли Викторией, ибо семь столетий назад она одержала над нами победу в сражении, ее называли Глориана, ибо она была великолепной, ее называли Королевой, ибо человеческий рот не приспособлен к тому, чтобы произнести ее подлинное имя. Она была огромной – еще больше, чем я мог себе представить, – она неподвижно сидела в темноте, уставившись на нас.

– Ц эдим надо разобрадца.

– В самом деле, мэм, – ответил мой друг.

Конечность изогнулась и указала на меня:

– Цделай шаг вперед.

Я хотел подойди, но мои ноги меня не слушались.

И тут мой друг пришел мне на помощь. Он взял меня под локоть и подвел к Ее Величеству.

– Не надо боятца. Это по цазлугам. Как цотоваригцу.

Вот что она мне сказала. Ее голос – сладкое контральто с жужжанием, раздававшимся вдалеке. Конечность расправилась и вытянулась, она дотронулась до моего плеча. И на мгновение, но только на мгновение, мое тело содрогнулось от глубокой, острой боли – ничего подобного мне в жизни не приходилось испытывать, а затем наполнилось ощущением полного благополучия и здоровья. Я почувствовал, как мускулы моего плеча расслабились, и впервые с тех пор, как я был ранен в Афганистане, боль отпустила меня.

Затем мой друг сделал несколько шагов вперед, королева о чем-то говорила с ним, но я не смог разобрать ни слова. Мне показалось, что слова совершали путь прямо из ее разума в его разум, и это было воплощением того самого королевского адвоката, о котором я читал в книгах по истории. Мой друг отвечал ей вслух.

– Конечно, мэм. Я могу сообщить вам, что вместе с вашим племянником в апартаментах в Шоредитче находились еще два человека, следы, пусть даже нечеткие, нельзя перепутать. – И затем: – Да. Я понимаю… Я так полагаю… Конечно.

На обратном пути, пока мы ехали по Бейкер-стрит, он не проронил ни слова. Было уже темно, я подумал о том, сколько именно времени мы провели во дворце. У себя в квартире на Бейкер-стрит я осмотрел свое плечо, встав перед зеркалом. Белая пересохшая кожа приобрела розоватый оттенок. Через окно в комнату проникал лунный свет, но все же я понадеялся, что улучшение произошло на самом деле и это не привиделось моему воображению.

Представление

БОЛИ В ПЕЧЕНИ?! РАЗЛИТИЕ ЖЕЛЧИ?! ПРИСТУПЫ НЕВРАСТЕНИИ?! ОСТРЫЙ ТОНЗИЛЛИТ?! АРТРИТ?! Целый список жалоб, а где избавление? Профессиональное КРОВООТСАСЫВАНИЕ. В нашей приемной свитки подлинных СВИДЕТЕЛЬСТВ, которые могут быть представлены на суд публики в любой момент. Не доверяйте свое здоровье любителям! Мы занимаемся этим уже долгое время. Вл. ЦЕПЕШ – ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ КРОВООТСАСЫВАТЕЛЬ (Запомните! Надо произносить «Цэп-пешшь»!) Румыния. Париж. Лондон. Уитби. Применяли много разного – ИСПЫТАЙТЕ САМОЕ ПРЕКРАСНОЕ!

* * *

То, что мой друг является подлинным мастером изменять свой облик, вовсе не должно было меня удивить, однако сколь велико было мое изумление, когда на протяжении последующих десяти дней целая галерея персонажей входила в двери нашей квартиры на улице Бейкер-стрит. Старик китаец, молодой повеса, рыжеволосая женщина, профессия которой не вызывала никаких сомнений, почтенный хрыч, чья перебинтованная нога тряслась от подагры. Каждый из них направлялся прямиком в комнату моего друга, откуда со стремительностью эстрадного артиста тут же появлялся он сам.

Не демонстрируя ни малейшего желания рассказывать о том, какие результаты приносили эти вылазки, он располагался, чтобы отдохнуть, сидел, уставившись в пустоту, и время от времени делал заметки на любом клочке бумаги, какой только попадался ему под руку, – заметки, откровенно говоря, абсолютно непостижимые. Он был настолько поглощен своим делом, что, признаться, я уже стал беспокоиться о его самочувствии. Наконец однажды вечером он появился дома в собственной одежде, на его лице отпечаталась легкая усмешка – тут-то он и спросил, интересуюсь ли я театром.

– Как и любой другой, – ответил я ему.

– Тогда возьмите свой театральный бинокль, мы отправляемся на Друри-лейн.

Я надеялся увидеть оперетту или что-нибудь в этом роде, но вместо этого мне предстояло оказаться в худшем из театров, какие только существуют на Друри-лэйн, к тому же носившем вывеску «королевского двора», хотя едва ли можно было сказать, что это заведение располагалось даже на Друри-лэйн – так, тупик рядом с Шафтсбэри-авеню, там, где эта улица упирается в трущобы Сент-Джайлса. По совету друга я спрятал поглубже свой кошелек и, следуя его примеру, прихватил с собой тяжелую трость.

Едва мы заняли места в партере (я купил трехпенсовый апельсин у одной миловидной леди – из тех, что ходят по рядам и предлагают публике угощения, – и высосал его, пока тянулось ожидание), как мой друг сказал шепотом:

– Благодарите, что вам не пришлось сопровождать меня по борделям, притонам и игорным домам. Или сумасшедшим домам, которые принц Франц особенно любил посещать, как мне стало известно. Но никуда он не наведывался больше одного раза. Никуда, кроме…

Заиграл оркестр, подняли занавес, и мой друг умолк.

Представление оказалось вполне приличным: три одноактные пьесы следовали одна за другой. В антрактах исполнялись комические куплеты. Главные роли играл высокий апатичный мужчина с приятным голосом. Прима – женщина вполне элегантная, ее пение разносилось по всему театру, комедиант великолепно справлялся с куплетными репризами. Первая пьеса представляла собой комедию ошибок самой чистой воды. Актер в главной роли изображал двух близнецов, которые никогда не встречались, но умудрились благодаря цепи комичных случайностей обручиться с одной и той же девушкой, которая, вот занимательно, была абсолютно уверена, что заключила помолвку с одним и тем же человеком. Каждый раз, когда актер перевоплощался из одного образа в другой, двери сначала распахивались, а потом закрывались снова.

Вторая пьеса – душещипательная история о девочке-сироте, продающей фиалки, которая замерзает от холода на зимних заснеженных улицах. Внезапно родная бабушка опознает свою внучку и клянется, что это и есть то самое дитя, которое десять лет назад похитили бандиты, но слишком поздно – девочка испускает последний вздох. Признаюсь, мне неоднократно пришлось промокать глаза льняным платком.

В финале представления – воодушевляющее историческое повествование: вся труппа играла женщин и мужчин, живших в деревне на берегу океана примерно за семь сотен лет до наступления современной эпохи. Вдруг они увидели, как на горизонте посреди моря появились какие-то очертания. Главный герой с радостью объявляет своим соседям, что это и есть «Бывшие», чье пришествие было предсказано, они возвращаются к нам из Р'лайха, с сумеречной Каркосы, с равнин Ленга, где они спали, ожидали или проводили время, пока оставались мертвы. Комедийный актер высказывает соображение о том, что все жители деревни объелись пирогов и перепили эля, поэтому им и мерещатся какие-то очертания. Дородный джентльмен, играющий роль священника римского бога, объявляет селянам, что очертания в море – это демоны и чудовища, которых следует уничтожить.

В кульминации главный герой забивает священника принадлежащим ему распятием и готовится встретить Их, как только Они придут. Героиня исполняет навязчивую арию, во время которой на заднем плане в лучах волшебного фонаря (все сделано прямо изумительно) появляются Их тени, скользящие по небу:

Королева Альбиона собственной персоной, Зловещий Смуглец Египта (тень, похожая на человека), за ним – Старейший Козел, Отец Тысячи, Император Всея Китая, Царь Неопровержимого, Соединенный Президент Нового Света, Белая Дама Антарктической Стремительности и другие. Каждый раз, когда новая тень появляется на сцене, с галереи доносится единодушное непрошеное громкое «Ура!», пока наконец воздух во всем театре не начинает вибрировать от этих криков. На нарисованном небе постепенно восходит луна, но стоит ей достичь своего зенита – из мертвенно-бледного, как это было в старых сказках, она преображается в кроваво-красное светило, которое мы лицезреем сегодня.

Труппа выходит кланяться: смех, аплодисменты, наконец занавес опускается в последний раз. Представление закончено.

– Вот! – говорит мой друг. – Ну что вы об этом думаете?

– Смешно, по-настоящему смешно! – Я даже признался, что у меня руки заболели от аплодисментов.

– Дородный парень, – сказал он с улыбкой. – Давайте отправимся за кулисы.

Мы вышли наружу, повернули на аллею, которая шла вдоль задворков театра, нашли дверь, ведущую на сцену, где тонкая дама с жировиком на шее оглядела нас, с подозрением нахмурив брови. Мой друг показал ей свою визитную карточку, и она пропустила нас внутрь здания и дальше по ступеням туда, где располагалась общая гримерная.

Масляные лампы и свечи мерцали перед дешевыми, заплывшими зеркалами, мужчины и женщины снимали грим, расстегивали костюмы – никакого стеснения. Я отвел взгляд, но моего друга, кажется, ничто не смущало.

– Могу ли я поговорить с мистером Вернэ? – спросил он во весь голос.

Молодая дама, которая в первой пьесе играла подружку главной героини, а в последней предстала в образе дерзкой дочери хозяина корчмы, указала нам на дальний угол комнаты:

– Шерри! Шерри Вернэ! – позвала она.

В ответ встал худощавый человек вполне приятной наружности, куда приятнее, чем это могло показаться при свете рампы. Он посмотрел на нас с искренним удивлением:

– Не верю своим глазам, неужели я имею удовольствие?..

– Меня зовут Генри Кимберли, – сказал мой друг, растягивая слова. – Возможно, вы обо мне слышали.

– Признаться, не имел чести, – ответил Вернэ.

Мой друг протянул актеру свою гравированную визитную карточку, которую тот стал рассматривать с неподдельным интересом:

– Театральный продюсер? Из Нового Света? Ой, ой. А это?.. – Он посмотрел на меня.

– Мой друг, мистер Себастиан. Он здесь просто из любопытства.

Я пробормотал что-то о том, как сильно мне понравилось представление, и пожал актеру руку.

– Вы когда-нибудь бывали в Новом Свете?

– Пока не доводилось, – признался Вернэ, – хотя это одно из самых моих заветных желаний.

– Отлично, приятель, – произнес мой спутник с непосредственностью, столь свойственной обитателям Нового Света. – Кажется, этому желанию суждено сбыться. Вот эта последняя пьеса. Я ничего подобного раньше не видел. Ваше собственное сочинение?

– К несчастью, нет. Ее автор – мой добрый знакомый. Впрочем, это я придумал механизм, запускающий волшебный фонарь и театр теней. Лучшего, пожалуй, вам нигде не найти.

– А вы не могли бы мне назвать имя автора-драматурга? Вероятно, мне стоит переговорить лично с этим вашим добрым знакомым.

Вернэ покачал головой:

– Боюсь, это невозможно. Он занимается совсем другим делом, человек с репутацией и не хочет афишировать своей связи со сценой.

– Понимаю. – Мой друг достал из кармана трубку и поднес ее ко рту, тут он принялся хлопать себя по карманам. – Как жаль, кажется, я позабыл свой кисет.

– Я курю крепкий черный табак, – ответил актер. – Но если вы не возражаете…

– Ничуть! Я сам сторонник крепкого, грубого сорта. – И он набил свою трубку табаком актера.

Они закурили, и мой друг принялся описывать, как именно он представляет себе пьесу, с которой можно было бы отправиться в турне по городам Нового Света, от Манхэттена до самых отдаленных уголков страны, расположенных на юге. В первом акте будут давать ту самую пьесу, которую мы только что видели, а в завершении должен следовать рассказ о владычестве Древних, господстве над человечеством и его богами; вполне возможно, стоит изобразить, что случится с людьми, если им не придется с почтительностью взирать на королевские фамилии: мир, погрузившийся во тьму и варварство.

– Ваш загадочный профессионал с репутацией будет автором пьесы, ему одному решать, что должно произойти на сцене. Наша драма станет его произведением. Гарантирую, что публика превзойдет все ваши ожидания. Плюс солидные барыши – скажем, пятьдесят процентов от всех сборов!

– Просто поразительно, надеюсь, это предложение не рассеется, словно табачный дым?!

– Никоим образом, – ответил мой друг и выпустил из трубки кольцо дыма, посмеиваясь над шуткой собеседника. – Завтра утром приходите ко мне в квартиру на Бейкер-стрит, скажем, после завтрака, часов в десять, приводите своего автора-компаньона, я подготовлю необходимые бумаги, и мы все подпишем.

При этих словах актер вскарабкался на сиденье своего кресла и поднял руку, призывая публику к молчанию:

– Дамы и господа, я хочу сообщить труппе важное известие. – Его звучный голос наполнил резонансом помещение. – Этот джентльмен, Генри Кимберли, театральный продюсер, и он предлагает отправиться на другой берег Атлантического океана, где нас ждут и слава, и хорошие деньги.

Жидкие аплодисменты, и комедиант продолжил:

– Что ж, нам придется отказаться от селедки и квашеной капусты. – Труппа залилась смехом. В этой обстановке всеобщего веселья мы покинули здание театра и снова оказались на укутанных туманом улицах.

– Дорогой друг, – произнес я, – что бы там ни было…

– Ни слова больше – у улиц есть уши!

В полном молчании мы поймали кэб и направились прямо к Черринг-Кросс-роуд. И даже теперь, прежде чем заговорить, мой друг вынул изо рта трубку и выбил наполовину докуренное содержимое в маленькую оловянную баночку, затем плотно закрыл ее крышкой и положил в карман.

– Итак, нам удалось обнаружить Высокого Человека – или я датчанин. Теперь остается надеяться на то, что жадность и любопытство приведут Хромого Доктора в наши апартаменты завтра утром.

– Хромого Доктора?

Мой друг ответил с пренебрежением:

– Я дал ему такое имя. Это элементарно, судя по следам и всему остальному, что мы видели на месте, где обнаружили тело принца, той ночью в комнате побывали два человека. Один – высокий, и, если я не ошибаюсь, мы только что имели случай ему представиться, другой страдал хромотой – и именно он выпотрошил тело королевской особы с мастерством, свидетельствующим о том, что род его занятий имеет непосредственное отношение к медицине.

– Врач?

– Несомненно. К огромному сожалению, по своему опыту я могу судить: если доктор заходит так далеко, в нем обнаруживается столько подлости и грязи… Ни один головорез на подобные дела не способен. Возьмите, например, Хьюстона и его кислотные ванны или прокрустово ложе Кэмпбелла из Эйлинга… – Весь остаток нашего пути домой он продолжал рассуждать в том же духе.

Кэб остановился у тротуара.

– Шиллинг и десятипенсовый. – Мой друг кинул кэбмену флорин, тот поймал монету, приподнял свою поношенную шляпу и со словами: «Премного благодарен», поторопил свою лошадь и растворился в тумане. Мы подошли к входной двери. Пока я возился с ключом, мой друг произнес:

– Странно, почему кэбмен не подобрал того малого, что пытался окликнуть его на углу улицы?

– В конце смены они иногда поступают подобным образом.

– В самом деле, – согласился мой друг.

Всю ночь мне снились тени, огромные тени, застилавшие собой солнце, в отчаянии я пытался заговорить с ними, но они ничего не желали слушать.

Оболочка и яма

Весенний сезон – это время вещи. Не стоит медлить, выпотрошите из шкафа старую ветошь. Джек'с. Ботинки. Башмаки.

Туфли. Спасите ваши подошвы! Каблук – это наш конек!

Джек'с. Не упустите случая посетить наш новый торговый центр в Ист-Энде. Внутри – распарываем, подгоняем, отрезаем лишнее. Вечерние платья на любой вкус. Шляпы. Бижутерия.

Трости бамбуковые и со шпагой внутри. Джек'с на Пиккадилли.

Почувствуйте себя жертвой моды!

* * *

Первым прибыл инспектор Лестрейд.

– Вы поставили своих людей на улице? – поинтересовался мой друг.

– Разумеется, – ответил Лестрейд, – им дан четкий приказ: всех пускать, но арестовать любого, кто попытается покинуть дом.

– А наручники у вас с собой?

В ответ инспектор сунул руку в карман, откуда раздался хорошо знакомый щелчок, потом еще один, значит, две пары наручников:

– Ну что ж, господа, поскольку нам приходится ждать, не соблаговолите ли вы рассказать нам о том, чего именно мы ждем?

Мой друг достал трубку из своего кармана, однако, вместо того чтобы закурить, он положил ее на стол, прямо перед собой.

Затем вытащил оловянную баночку – ту самую, которую наполнил прошлой ночью, и стеклянный пузырек, в котором я опознал предмет, привлекший мое внимание в комнате в Шоредитче:

– Это и есть тот самый гвоздь, который я собираюсь вбить в крышку гроба нашего мистера Вернэ.

Он сделал паузу, посмотрел на карманные часы и аккуратно положил их на стол.

– У нас есть еще несколько минут, итак, – он повернулся ко мне, – что вам известно о реставрационерах?

– Ничего хорошего.

Лестрейд закашлялся:

– Если вы решили завести речь о том, о чем, как мне кажется, вы решили завести речь, – ни слова больше!

– Слишком поздно, – отозвался мой друг, – существуют те, по мнению которых возвращение «Бывших» представляется не в столь радужных тонах, как всем нам. Это анархисты, которые хотят восстановления изначального порядка – человечество в руках своей собственной судьбы, если можно так выразиться.

– Я не стану терпеть подобного подстрекательства, – воскликнул Лестрейд, – хочу предупредить вас…

– Хочу вас предупредить, не ведите себя как болван! Именно реставрационеры убили его королевское высочество Франца Драга. Они мучают, лишают жизни, добиваясь, причем напрасно, одного – чтобы повелители оставили нас в объятиях тьмы. Принц был убит «rache» – это древнее слово, означающее охотничью собаку. Инспектор, достаточно просто заглянуть в словарь, чтобы узнать об этом. К тому же оно означает «месть». Охотник оставил свой автограф на обоях в комнате, где произошло убийство, – подобным образом художник подписывает свои холсты. Однако это не он непосредственно умертвил принца.

– Хромой Доктор! – воскликнул я.

– Великолепно. Той ночью в комнате находился один высокий человек – я могу судить о его росте по тому, что надпись была сделана на уровне глаз. Он выкурил трубку – пепел и следы недокуренного табака можно было обнаружить в камине – и выбил трубку о кожух, ведущий к дымоходу. Низкорослый человек туда бы просто не дотянулся. Табак редкого, весьма грубого сорта. Следы на полу комнаты были по большей части затоптаны вашими людьми, инспектор, но прямо за дверью и около окна можно было еще разглядеть несколько четких отпечатков. Кто-то ждал в этой комнате: судя по ширине шага, это был человек ростом пониже, который при ходьбе переносил весь вес на правую ногу. На дорожке снаружи дома я заметил еще несколько подобных следов, а оставшаяся в одном из глубоких оттисков разноцветная грязь снабдила меня дополнительной информацией: высокий человек сопроводил принца в апартаменты, а затем ушел пешком прочь. Ждавший их прибытия и был тем, кто столь впечатляюще расчленил его высочество на кусочки.

Лестрейд издал неудобоваримый звук, который так и не превратился в членораздельную реплику.

– На протяжении многих дней я пытался проследить, чем занимался принц в этом городе. Игорные заведения, бордели, притоны, сумасшедшие дома – повсюду я искал курящего трубку человека и его сообщника. Все безрезультатно до тех пор, пока мне не пришла в голову идея просмотреть богемские газеты. Вполне возможно, там мог обнаружиться ключ к тому, чем интересовался принц в последнее время. И тут я наткнулся на сообщение о том, что английская театральная труппа побывала в Праге с гастролями месяц назад, более того, они имели честь выступать перед самим его высочеством Францем Драго.

– Боже мой, выходит, наш знакомый Шерри Вернэ… – воскликнул я.

– Является реставрационером, вот именно!

Я повернул голову несколько раз из стороны в сторону, пытаясь прийти в себя от восхищения проницательностью, наблюдательностью и прочими талантами своего друга, и тут в дверь постучали.

– А вот и добыча! Будьте начеку! – произнес мой друг. Лестрейд запустил руку как можно глубже в карман (вне всяких сомнений, именно там он держал свой пистолет) и нервно набрал полную грудь воздуха.

Мой друг отозвался:

– Входите!

Дверь открылась.

На пороге стоял не Вернэ и даже не Хромой Доктор. Перед нами был один из тех уличных арабчат, которые зарабатывают на кусок хлеба посыльными «на службе у господ Беги да Побыстрей», как говорили в дни моей молодости.

– Вот, господа, могу я видеть господина Генри Кимберли? Один джентльмен попросил доставить ему записку.

– Это я, – ответил мой друг, – опиши мне человека, который отдал тебе письмо, и получишь шесть пенсов в награду.

Юный малый, признавшийся, что его самого зовут Виггинс, попробовал полшиллинга на зуб, перед тем как спрятать, а затем рассказал, что самого невинного вида тип, вручивший ему послание, был из высоких, волосы темные, и кроме того, он курил трубку.

Записка все еще у меня, и я взял на себя труд привести ее здесь дословно.

Дорогой сэр!

Не буду обращаться к Вам как к «Генри Кимберли», поскольку у Вас нет никакого права на имя, которым Вы представились. Меня, признаться, удивило, что Вы не назвались своим настоящим именем, поскольку оно не только весьма благозвучно, но делает Вам честь. Я читал некоторые из Ваших трудов – в тех случаях, когда мне удавалось их заполучить. Более того, на протяжении двух лет я состоял с Вами в весьма плодотворной переписке: мы обсуждали ряд непоследовательных заключений, сформулированных в Вашей работе о динамике астероидов.

Я был удивлен, встретив Вас вчера вечером. Осмелюсь дать несколько советов, которые вполне могут оказаться полезными в ваших профессиональных занятиях. Прежде всего, курящий человек вряд ли станет брать с собой абсолютно нераскуренную, новую трубку и при этом не запасаться табаком, однако это не столь невероятно, сколь невозможно и немыслимо встретить театрального продюсера, не имеющего ни малейшего представления о том, как оплачивается постановка, более того, появляющегося в компании молчаливого отставного офицера (служившего, если я не ошибаюсь, в Афганистане). Между прочим, Вы были абсолютно правы: у лондонских улиц на самом деле есть уши, так что в следующий раз поостерегитесь брать первый же кэб, который попадется Вам на пути. У кэбменов тоже есть уши, и иногда они готовы воспользоваться таким инструментом, как слух.

Одно из Ваших заключений абсолютно верно: это я заманил ублюдка в апартаменты, расположенные в Шоредитче. Могу утешить Вас тем, что, изучив его пристрастия и предпочтения, я сообщил этому отродью, что раздобыл для него девочку, похищенную из приюта в Корнуолле. Она никогда в жизни не видела живого мужчину, поэтому его лицо, одно-единственное его прикосновение совершенно сведут ее с ума и лишат рассудка.

Была бы девочка, никаких сомнений, ее безумие доставило бы насильнику физическое наслаждение, он был способен поглотить ее, словно мякоть спелого персика, не оставив после себя ничего, кроме кожицы и косточки. Я уже видел, как они это делают. Я даже видел, как они совершали поступки куда хуже. Такова цена, которую нам приходится платить за мир и процветание.

Слишком высокая и несправедливая цена.

Прекрасный доктор и, кроме того, мой единомышленник, а также подлинный автор нашей пьесы, вне всяких сомнений умеющий доставить развлечение публике, уже ждал нас на месте со своими ножами.

Эта записка вовсе не преследует цели стать насмешливым посланием в стиле «поймай-меня-если-сможешь», ибо мы, я и почтенный доктор, уже далеко и вам нас не найти. Я должен признаться – было замечательно, пусть хоть на мгновение, обнаружить достойного противника. Куда более достойного, чем безжалостные создания из ямы Иного мира.

По-моему, стрэндской труппе придется подыскивать нового актера на главные роли.

Не стану подписываться Вернэ, поэтому, покуда охота не закончена, а мир не возрожден в своем прежнем виде, прошу Вас вспоминать меня просто как Rache

Инспектор Лестрейд выскочил на улицу, чтобы позвать своих людей. Они потребовали, чтобы юный Виггинс отвел их на то место, где получил записку от высокого человека, как будто Вернэ-актер должен был сидеть и поджидать их там, покуривая свою трубку. Наблюдая из окна за их судорожной спешкой, мы оба почти одновременно с сожалением покачали головой.

– Теперь остановят и обыщут все поезда, идущие из Лондона, все пароходы, отправляющиеся из Альбиона в Европу или Новый Свет, – произнес мой друг, – примутся повсюду искать высокого человека и его спутника, полного прихрамывающего мужчину ростом пониже. Закроют порты, перекроют все пути из страны.

– Вы думаете, их удастся поймать?

Мой друг снова покачал головой:

– Возможно, я ошибаюсь, но готов поспорить, что высокий человек и его спутник сейчас находятся не более чем в миле от нас, в трущобах Сент-Джайлса, где полицейские не появляются иначе, как сразу дюжиной. Там они и будут прятаться до тех пор, пока вся эта шумиха не утихнет. А потом опять займутся своим делом.

– Что наводит вас на подобную мысль?

– Очень просто, случись нам поменяться местами, именно так поступил бы я. Кстати, записку вам следует сжечь.

Я нахмурил брови:

– Но ведь это улика?

– Это мятежный вздор, – ответил мой друг.

Я впрямь должен был сжечь ее. Я даже сказал Лестрейду по его возвращении, что сжег, и он поблагодарил меня за столь предусмотрительное поведение. Лестрейд сохранил свой пост, принц Альберт отправил моему другу записку, в которой высоко оценил его дедуктивное расследование и выразил сожаление, что злоумышленник все еще остается на свободе.

Конечно, им так и не удалось поймать Шерри Вернэ, не знаю, каким было его настоящее имя. Не было обнаружено никаких следов его жестокого сообщника, который в ходе расследования был опознан как военный хирург в отставке Джон (а может быть, Джеймс) Ватсон. Как ни странно, обнаружилось, что он тоже служил в Афганистане. Интересно, встречались ли мы когда-нибудь?

Мое плечо, после того как до него дотронулась королева, продолжает выздоравливать, ткани приобрели чувствительность. Скоро мне предстоит получить еще одно смертельное ранение.

Несколько месяцев назад, когда нам довелось провести вечер в полном уединении, я спросил своего друга, отложилась ли у него в памяти переписка, на которую ссылается в своем послании тот, кто подписался как Rache. Мой друг ответил, что превосходно помнит, как «Сигерсон» (ибо в тот раз актер представился именно так, выдавая себя за исландца) построил на основании расчетов моего друга какие-то безумные теории относительно связи массы, энергии и предполагаемой скорости света.

– Вздор, конечно, – заметил мой друг, на его лице не появилось и тени улыбки, – но тем не менее вдохновенный и очень опасный вздор.

В конечном счете из дворца пришло известие о том, что королева удовлетворена сведениями, которые удалось собрать моему другу в ходе расследования, и дело было закрыто.

Однако я сомневаюсь, чтобы мой друг оставил все так, как есть: все будет закончено только в тот момент, когда один из них убьет другого.

Я сохранил послание. Рассказав об этом деле, я затронул темы, говорить о которых вовсе не следовало бы. Благоразумный человек, вне всякого сомнения, сжег бы эти страницы, но мой друг научил меня тому, что даже пепел может раскрыть свои секреты. Поэтому я помещу эти записи в ячейку, арендованную в сейфе банка, с распоряжением вскрыть ее только после того, как все живущие ныне уже будут мертвы. Хотя в свете последних событий, происходящих в России, положенный срок может истечь быстрее, чем это представляется кому-либо из нас.