Лучшее за год 2005: Мистика, магический реализм, фэнтези 12 страница
С. М., майор в отставке[11]
Бейкер-стрит
Лондон, Альбион, 1881
Натан Баллингруд
По воле волн
Натан Баллингруд, бармен по профессии, работает и живет в Новом Орлеане. У него есть жена и дочь. В 1992 году Баллингруд участвовал в семинаре для писателей «Кларион». Вскоре после этого ему удалось продать пару своих рассказов. Однако затем он забросил литературу. Как объяснял сам Баллингруд, однажды, подобно всем стоящим писателям, он пришел к выводу, что ему нечего сказать. Тем не менее, видя успех товарищей по перу, фантаст изменил свое решение и вернулся к писательской деятельности. К тому же у Натана было время подумать о том, что он может сказать своим читателям. Примером тому служит рассказ «По воле волн» («You Go Where It Takes You»), впервые опубликованный в сборнике «SCI FICTION».
Он не был похож на человека, который мог бы изменить ее жизнь. Это был крупный мужчина с рельефной мускулатурой, которую можно приобрести только за долгие годы работы на морской буровой платформе. К тому же он явно был склонен к полноте. Лицо его было широким, некрасивым, хотя и не вызывало неприязни. Казалось, всю жизнь он только и делал, что раздавал и получал удары. На нем был коричневый плащ, защищающий своего владельца от легкой утренней измороси и от некой смутной опасности, витавшей в воздухе. Мужчина тяжело дышал и двигался медленно. Найдя свободное место у окна с видом на море, он грузно плюхнулся на стул и, взяв со столика заляпанное сиропом меню, погрузился в чтение. Он изучал меню внимательно, как усердный студент изучает текст на среднеанглийском. В общем, этот человек ничем не отличался от остальных посетителей этой забегаловки. Он было мало похож на знамение судьбы.
В тот день над Мексиканским заливом и над всей землей стояла ясная и безветренная погода. Небольшой городок Порт-Фуршон прочно обосновался на южном побережье Луизианы, а за ним, насколько хватало глаз, раскинулась водная гладь. С берега невозможно было разглядеть ни буровые вышки, ни тем более работающих там людей, хотя именно на них держалась вся городская экономика. Ночью платформы освещались, и их огни тянулись вдоль линии горизонта, как лампы в вестибюле.
Утренняя смена Тони подходила к концу, столовая уже опустела. В эти спокойные, размеренные часы Тони любила стоять на балконе и смотреть на воду.
Все ее мысли вращались вокруг неприятного телефонного разговора, который состоялся у нее сегодня утром. Звонили из детского сада, куда ходила ее трехлетняя дочь Гвен. Тони сообщили, что Гвен агрессивно реагирует на мужской персонал садика: плохо ведет себя, кусается, а когда воспитатель наклоняется к ней, чтобы успокоить, пытается лягнуть его в бок. Всего несколько дней назад к Тони подошла женщина из социальной службы, которая явно дожидалась ее прихода. Ласковый, сахарный голос этой дамы и то, как она прикоснулась к ее руке, вывели Тони из себя. «Никто не осуждает вас, мы только хотим помочь», – заявила сотрудница социальной службы. Она что-то сказала про психолога и начала расспрашивать Тони о доме. Тони ужасно смутилась и разозлилась и, чтобы хоть как-то отделаться, пробормотала обещание встретиться и поговорить в ближайшее время. Тони угнетала мысль о том, что ее дочь в столь раннем возрасте демонстрирует признаки неспособности к социальной адаптации. Молодая женщина чувствовала себя покинутой и беспомощной.
Она вновь вспомнила Донни, который бросил ее несколько лет назад, чтобы переехать в Новый Орлеан. Тони было тогда двадцать три, и она осталась одна с ребенком на руках. В это утро, стоя у перил балкона и глядя на волны, неустанно бьющиеся о берег, Тони пожелала своему бывшему приятелю сдохнуть. Пожелала искренне, надеясь, что ее проклятие сбудется, где бы он ни находился.
– Вы уже решили, что закажете? – спросила Тони у клиента.
– Э-э… Только кофе, – Мужчина посмотрел сначала на грудь официантки, а потом взглянул ей в глаза.
– Со сливками и с сахаром?
– Нет, спасибо. Просто кофе.
– Как вам будет угодно.
В столовой остался лишь один посетитель – Чокнутый Клод, который сидел около двери и тихо беседовал с тарелкой остывающей яичницы. В ушах у него торчали наушники, присоединенные к радиоприемнику. Из наушников доносился приглушенный гул. Педро, повар, в чьи обязанности входило готовить простую еду и делать бутерброды, стоял за стойкой, облокотившись на нее всем своим большим круглым телом. Он был одет в белый, не слишком чистый кухонный халат. Все его внимание было сосредоточено на музыкальном журнале, который он расстелил рядом с кассовым аппаратом. Кухня мирно дремала за его спиной, выдыхая запах лука и перегоревшего растительного масла. Затишье продлится до середины недели, когда на буровые платформы прибудет новая смена рабочих и человеческая волна, то спадая, то вновь накатывая, захлестнет маленький городок.
Поэтому когда Тони принесла кофе, она не придала особого значения тому, что мужчина пригласил ее за свой столик. Официантка налила себе кофе и уселась напротив любезного посетителя, радуясь, что может дать отдых ногам.
– У вас нет карточки с именем, – заметил мужчина.
– Ох, наверное, я потеряла ее где-нибудь. Меня зовут Тони.
– Красивое имя.
Она насмешливо фыркнула:
– Как же, красивое! Это сокращение от Антуанетта.
Незнакомец протянул ей руку и представился:
– Я Алекс.
Она пожала его руку.
– Вы работаете на буровых установках, Алекс?
– В каком-то смысле – да. Однако меня здесь долго не было. – Он улыбнулся и уставился в свою чашку, где плескалась темная жидкость. – Последнее время я провел в разъездах.
Тони вытряхнула из пачки сигарету и закурила.
– Это здорово, – соврала она.
– На мой взгляд, не очень. Но мне кажется, порой этот городок бывает привлекательным. Готов поспорить, вы встречаете здесь самых разных людей.
– Да… Пожалуй.
– Как давно вы здесь живете?
– Около трех лет.
– Вам здесь нравится?
– Да, Алекс, мне здесь чертовски нравится.
– О, я не хотел вас обидеть. – Алекс неловко взмахнул рукой. – Извините.
Тони тряхнула головой:
– Это вы меня извините. Просто сегодня на меня свалилось слишком много забот.
– Тогда почему бы вам не прогуляться со мной после работы? Может, я смогу вас развлечь.
Тони усмехнулась:
– Мы знакомы всего – сколько? – пять минут.
– Что я могу сказать? Я импульсивный человек. К черту осторожность! – Он в два глотка допил свой кофе, чтобы продемонстрировать свою решительность.
– Давайте я принесу вам еще кофе, храбрец. – Тони похлопала его по руке и встала со стула.
Поддавшись такому же спонтанному порыву, Донни ненадолго вернулся к ней. Это случилось около года назад. После нескольких телефонных разговоров, сперва напряженных, потом все более и более игривых, Донни приехал в Порт-Фуршон. Он объявился в пятницу утром на своей синей развалюхе, намереваясь провести выходные с Тони и дочерью. Вначале все шло хорошо, хотя о том, что будет после воскресенья, никто из них не заговаривал.
Незадолго до этого Гвен начала ходить в детский сад. Она была потрясена тем, как вырос вдруг ее мир. Ее обуревали самые разные чувства. Эмоции сотрясали ее тельце, как ураган, и, сколько бы ласк ни расточала Тони дочке, ничто не могло успокоить малышку.
Тони понимала, что, как бы Донни ни скрывал своей интерес к ребенку, девочка не оставила его равнодушным, ведь в ней, как известно, должны были отразиться его собственные черты и характер. Однако Гвен упорно не желала разыгрывать из себя очаровательного младенца. Она оставалась такой, какой ее знала Тони: розовым, пухлым комочком плоти, дикаркой, готовой в любой момент захихикать или разреветься без видимой причины. Ее походка была нелепа. Казалось, что она лишена даже малой толики ума и привлекательности.
Однако в постели им было по-прежнему хорошо, к тому же Донни как будто забыл о ребенке. Когда он предложил Тони позвонить в понедельник на работу и сказаться больной, у той появилась надежда на продолжение их романа.
Рано утром в воскресенье они решили искупать Гвен. Донни в первый раз принимал участие в купании своей дочери, поэтому он вел себя так, как если бы имел дело с жидким азотом. Он наполнил ванну на треть водой и усадил туда Гвен, а затем отодвинулся и стал наблюдать, как малышка, наморщив лоб, исследует мореходные качества бутылки из-под шампуня. Тони сидела тут же в ванной, используя вместо стула унитаз. Ей даже начало казаться, что это и есть ее семья. Она чувствовала себя счастливой и довольной.
И вдруг Гвен вскочила на ноги и радостно захлопала в ладоши:
– Каки! Две каки! Раз, два!
С отвращением Тони увидела два маленьких коричневых комка на дне ванной, перекатывавшихся с боку на бок из-за волн, которые создавали маленькие ножки Гвен. Внезапно Донни вытянул руку и отвесил дочери затрещину. Гвен пошатнулась, ударилась о стену и с громким плеском шлепнулась в ванну. И тут она заревела. Это был самый ужасный звук, который когда-либо слышала Тони.
Разинув рот, Тони уставилась на Донни. Она не могла пошевельнуться. Малышка сидела в грязной воде и ревела, как сирена воздушной тревоги, заполняя своими воплями всю ванную комнату. Тони хотела одного: чтобы этот проклятый вой умолк.
– Заткнись, черт тебя подери! Заткнись!
Донни взглянул на нее, на его лице отразились смешанные чувства. Он резко встал и, оттолкнув ее, вышел из ванной. Тони слышала, как он закрыл дверь, завел машину и уехал. Она молча смотрела на свою побитую дочь, пытаясь обуздать внезапно нахлынувшую ярость.
Тони подлила Алексу кофе и вновь уселась напротив него, оставив кофейник на столе. Затем она достала из пепельницы недокуренную сигарету, но увидела, что, пока ее не было, сигарета догорела.
– Вот черт.
– Именно, – согласно кивнул Алекс. – Я в бегах, – внезапно добавил он.
– Что?
– Это правда. Я должен скрываться. Я украл машину.
Тони встревоженно выглянула в окно, но парковка находилась на другой стороне кафе. Из этого окна видно было только море.
– Зачем вы мне это говорите? Я ничего не хочу об этом знать.
– Это небольшой фургон. Я не уверен, что он сможет ехать дальше. Я был в Морган-сити, и мне нужно было быстро убраться оттуда. Там стояла эта машина. Я ее взял.
Взгляд у него был сумасшедший, и, хотя он улыбался, его движения стали нервными и резкими. Тони почувствовала, как ее охватывает беспокойство и восторг. Этот человек был опасен. Опасен, как падающий молот.
– По-моему, я чем-то не понравился тому парню у входа, – проговорил Алекс.
– Кому? – Тони обернулась и увидела Чокнутого Клода, который в каком-то оцепенении уставился на Алекса. Его челюсть застыла, словно он не дожевал кусок. – Это всего лишь Клод. Он ничего вам не сделает.
Алекс по-прежнему улыбался, но уже иначе, какой-то непонятной улыбкой, от которой у Тони слегка закружилась голова.
– Нет, я уверен, он все время смотрит на меня, – сказал Алекс.
– Успокойтесь, он безобиден, как котенок.
– Я хочу вам кое-что показать. – Алекс засунул руку за отворот коричневого плаща, и на мгновение Тони показалось, что сейчас он вытащит пистолет и откроет пальбу. Однако ей не хотелось двигаться, и она спокойно ждала, что произойдет дальше. Вместо пистолета Алекс вытащил смятую панаму. Панама была плотно сложена, чтобы уместиться в его кармане. Когда Алекс достал ее, она начала медленно разворачиваться, принимая первоначальную форму.
Тони взглянула удивленно:
– Это шляпа.
Алекс разглядывал панаму так, словно ожидал, что она уползет со стола и отправится куда-то по своим грязным делишкам.
– Этот предмет обладает ужасной силой, – объявил он.
– Алекс, это шляпа. Это вещь, которую люди носят на голове.
– Она принадлежит тому человеку, у которого я украл машину. Возьмите, – добавил он и протянул панаму через стол. – Наденьте ее.
Тони примерила панаму. Она слегка наклонила голову, надула губки и искоса, кокетливо взглянула на Алекса – так, как, по ее мнению, это сделала бы модель.
– Кто вы? – спросил Алекс.
– Я супермодель.
– Как вас зовут? Откуда вы?
Тони заговорила четко и ясно, с легкой хрипотцой:
– Меня зовут Вайолет. Я из Лос-Анджелеса. Я важно иду по подиуму, и на мне нет ничего, кроме этой шляпы. Все меня любят и фотографируют.
Она рассмеялась.
– Вот видите, – сказал Алекс. – Это действительно могущественная вещь. Вы можете превратиться в кого угодно.
Тони вернула ему панаму.
– Вы знаете, – продолжил Алекс, – тот парень, у которого я угнал машину, сам был чем-то вроде вора. Вам следует взглянуть на то, что он хранил в машине.
– Так покажите мне.
– Прямо сейчас?
– Нет, через полчаса, когда закончится мой рабочий день.
– Но все вещи запакованы. Я не хочу трясти ими у всех на виду.
– Тогда вы можете показать их мне у меня дома.
Итак, все было решено. Тони ушла, чтобы подготовиться к следующей смене. Подготовка заключалась в том, чтобы доложить в коробку несколько пакетиков с кетчупом и вскипятить воду для кофе. Она долила кофе в чашку Чокнутого Клода и дала ему еще десять пакетиков сахара, которые тот методично вскрыл и высыпал в свой напиток. Когда пришла сменщица, Тони повесила передник на крючок у стойки и направилась к двери, поманив Алекса за собой.
– Мне нужно заехать в детский сад и забрать дочку, – сообщила она.
Проходя мимо столика, за которым сидел Клод, они на расстоянии услышали хриплый шум, доносящийся из его наушников.
– Идиот. Как он может кого-нибудь услышать, ну хотя бы себя? – скривился Алекс.
– А он и не слышит. В этом вся суть. В его голове постоянно звучат чужие голоса. Он включает радио, чтобы заглушить их.
– Ты шутишь!
– Вовсе нет.
Алекс остановился и, обернувшись, посмотрел на голову Клода с новым интересом.
– А сколько человек обитает у него в черепушке?
– Я никогда его об этом не спрашивала.
– Да, ничего себе…
Солнце клонилось к закату, становилось прохладнее. Дождь давно уже перестал, и теперь весь мир влажно сверкал под солнечными лучами. Было решено, что Алекс поедет за Тони на своей машине. Его фургон был старым и ржавым. Такие автомобили выпускали в семидесятых. Сзади в салоне лежало несколько коробок, но Тони не обратила на них внимания.
Когда они заходили в ее маленькую квартирку, она уже знала, что рано или поздно они окажутся в постели, и гадала, как это произойдет. Она наблюдала за Алексом, за гармоничными движениями его тела. Она отметила, как осторожно он вошел в ее гостиную, где стояло много хрупких вещиц. Она видела кожу под его одеждой, которая растягивалась и вновь сжималась при каждом его жесте.
– Не бойся, – сказала она, прикоснувшись к его спине между лопатками. – Ты ничего здесь не сломаешь.
– Здесь мило, – заметил Алекс.
– По большей части это просто куча безделушек. Ничего особенного тут нет.
Он покачал головой, словно не поверил ей. Украшением в квартире Тони служили вещи, доставшиеся ей по наследству от бабушки: выцветшие гобелены, потрепанная старая мебель, которая немало послужила своим хозяевам в прежние времена, а также дурацкая коллекция фарфоровых фигурок – выпрыгивающие из воды дельфины, спящие драконы и тому подобная ерунда. Все эти предметы должны были способствовать созданию домашнего уюта, но на деле они лишь напоминали Тони, сколь далека ее жизнь от того, о чем она мечтала. Все это только усиливало чувство безнадежности, и Тони ненавидела свое жилище.
Алекс больше не упоминал ни о таинственных ящиках, лежащих в машине, ни о панаме, которую он сложил и убрал в карман. Казалось, его куда больше интересует Гвен, которая настороженно рассматривала его из-за двери гостиной. Взгляд девочки был подозрительным и сердитым, как будто она догадывалась, что из-за этого высокого чужака на диване ее мамы появятся большие вмятины.
Перед ней был мужчина – это Гвен определила мгновенно, а значит, он был опасен. Из-за него мама будет вести себя неестественно и, может быть, даже будет плакать. Он был большой, слишком большой, просто великан из ее книжки. «Интересно, – подумала Гвен. – Он ест маленьких детей? Или их мам?»
Мама сидела рядом с гигантом.
– Иди сюда, мама. – Гвен похлопала руками по коленкам, как делала мама, когда хотела привлечь ее внимание. Может быть, ей удастся увести маму от этого верзилы, и они вместе спрячутся в туалете. В конце концов незнакомцу надоест ждать и он уйдет.
– Иди сюда, мама. Иди сюда.
– Пойди поиграй, Гвен.
– Нет, ты иди сюда.
– Она всегда ведет себя беспокойно, когда рядом мужчины, – сказала мама.
– Ничего особенного, – ответил великан. – Признаться, сейчас и я в таких случаях испытываю тревогу.
Он похлопал по подушке, которая лежала рядом с ним:
– Иди сюда, малышка. Я хочу с тобой поздороваться.
Гвен, не ожидавшая такого поворота событий, отступила за угол. Мама и великан сидели в гостиной, где были ее кроватка и игрушки. За ее спиной, как открытая пасть, темнел проход в мамину комнату. Гвен уселась между двумя комнатами и, обхватив колени руками, стала ждать.
– Она так испугана, – заметил Алекс, когда Гвен спряталась. – Ты знаешь почему?
– Может быть, потому, что ты большой и страшный?
– Потому, что она уже знает о существовании возможностей. Когда у человека есть возможность выбора, он боится ошибиться.
Тони отодвинулась и взглянула на него недоверчиво.
– Ладно, Эйнштейн. Поаккуратней с этой философией.
– Нет, серьезно. Сейчас Гвен воплощает в себе тысячи людей, которыми она может стать. И каждый раз, когда она делает выбор, один из этих людей уходит навсегда. В конце концов у нас не остается выбора, и мы становимся такими, какие мы есть. Она боится, что чего-то лишится, если подойдет ко мне. Что навсегда утратит возможность стать кем-то другим.
Тони подумала о своей дочери и не увидела ничего, кроме нескольких навсегда закрывшихся дверей.
– Ты пьян?
– Что? Ты же знаешь, что я не пил.
– Тогда оставь свои рассуждения. Я нахлебалась этого дерьма до конца жизни.
– Боже, извини, пожалуйста.
– Забудь. – Тони встала с дивана и вышла в коридор, чтобы забрать дочку. – Я сейчас выкупаю ее и уложу в кровать. Если хочешь, подожди. Решай сам.
Она отнесла Гвен в ванную и начала вечерние процедуры. Этим вечером она явственно чувствовала присутствие Донни. Когда Алекс начал излагать свою доморощенную философию, он стал очень похож на Донни, как следует перебравшего пива. Тони надеялась, что Алексу наскучит ждать, пока она исполнит прозаичные обязанности матери, и он уйдет. Она прислушалась: не направился ли ее случайный гость к наружной двери.
Однако очень скоро шаги раздались за ее спиной, и тяжелая рука опустилась ей на плечо. Она ощутила осторожное пожатие, и Алекс протиснул свое большое тело в ванную. Он сказал что-то ласковое ее дочке и отвел в сторону прядь мокрых волос, закрывающих девочке глаза. Тони почувствовала, как что-то сжалось у нее в груди, нежно и в то же время сильно, словно мифический Атлас принял на свои плечи часть ее забот.
Внезапно Гвен заверещала и шлепнулась в воду, подняв фонтан брызг. Алекс бросился вперед, подставив руку, чтобы малышка не ушиблась головой о раковину, и в благодарность за свои заботы получил удар ногой по подбородку. Тони оттеснила его и выхватила Гвен из воды. Она крепко прижала дочь к груди и начала шептать ей на ушко утешительную чепуху. В конце концов Гвен успокоилась в объятиях матери. Теперь она только тихонечко всхлипывала, сосредоточив все свое внимание на теплой, знакомой руке, гладившей ее по спине вверх и вниз, вверх и вниз. Наконец ее возбуждение улеглось, и она забылась чутким сном.
Переодев Гвен и уложив ее в постель, Тони повернулась к Алексу.
– А теперь давай приведем в порядок тебя.
Она отвела Алекса в ванную, отодвинула занавеску и, указав на мыло и шампунь, сказала:
– Они с цветочным запахом, но вполне годятся для мытья.
Он долго смотрел на нее, и она почувствовала: вот оно, вот как это произойдет.
– Помоги мне, – попросил он, подняв руки.
Она слабо улыбнулась и начала раздевать его. Снимая с него одежду, она разглядывала его тело, и, когда он остался совершенно обнаженным, она тесно прижалась к нему и ее пальцы пробежали по его спине.
Позже, когда они вместе лежали под одеялом, Тони сказала:
– Извини за то, что случилось сегодня вечером.
– Она всего лишь ребенок.
– Я не об этом. Извини, что я так вспылила. Сама не знаю, что на меня нашло.
– Ничего страшного.
– Просто я не люблю думать о том, что могло бы быть. В этом нет смысла. Иногда мне кажется, люди вообще не слишком-то много могут сказать о том, что с ними произойдет.
– Этого я не знаю.
Она посмотрела в окно, располагавшееся напротив кровати, и увидела синевато-серые облака, плывущие по небу. В просветах между ними сияли звезды.
– Ты расскажешь мне, зачем украл машину?
– Мне пришлось.
– Но почему?
Алекс помолчал немного, потом ответил:
– Это неважно.
– Если ты не расскажешь мне, я могу подумать, что ты кого-нибудь убил.
– Может быть.
На секунду она задумалась над такой возможностью. В спальне было очень темно, и все-таки она попыталась осмотреться, поскольку наизусть знала расположение вещей в своем доме – от стола и стульев до пустого тюбика губной помады и модных журналов, кипой сложенных у стены. Она могла видеть сквозь стены и чувствовать вес фарфоровых статуэток на полках. Она перебрала в уме каждый из этих предметов, словно искала оберег, который защитит ее и умерит неуместный восторг, порожденный осознанием опасности.
– Ты его ненавидел?
– Я не умею ненавидеть. Но я хотел бы научиться. Я хотел бы познать ненависть.
– Послушай, Алекс, ты в моем доме. Ты должен мне хоть что-то объяснить.
Некоторое время Алекс не отвечал, потом все же заговорил:
– Тот парень, у которого я украл машину… Я называю его мистер Грей… Я никогда не видел его, кроме как во сне. Я ничего о нем не знаю. Но мне кажется, он не человек. И он преследует меня.
– Что ты имеешь в виду?
– Я должен тебе показать.
Оборвав на этом разговор, Алекс спустил ноги с кровати и натянул джинсы. Казалось, он был чем-то взволнован, и его волнение передалось Тони. Она пошла вслед за Алексом, по пути просовывая руки в рукава длинной футболки. Гвен крепко спала в гостиной. Выходя, они переступили через ее матрас, расстеленный на полу.
Трава была мокрой, в воздухе остро чувствовался соленый запах моря. Машина Алекса была припаркована у обочины. Она стояла, прижавшись к земле, как огромный жук. Алекс распахнул заднюю дверцу и вытащил из салона ближайший ящик.
– Посмотри, – сказал он и открыл его.
Тони не сразу разглядела, что находится внутри. Больше всего это походило на кошку, свернувшуюся клубком на стопке желто-коричневых жилетов. И только когда Алекс схватил «кошку» за шиворот и потянул наружу, Тони осознала, что это человеческие волосы. Алекс развернул таинственный сверток, и Тони с изумлением поняла, что он держит в руках выделанную человеческую кожу. Кожа была целой, и только на месте глаз и носа чернели дыры, как на резиновой маске из тех, что надевают на Хэллоуин.
– Этого я называю Вилли, поскольку он очень милый, – проговорил Алекс, издав нелепый смешок.
Тони отступила на шаг.
– Здесь есть и женские оболочки… Оболочки разных людей. Я насчитал девяносто шесть штук. Все они аккуратно сложены. – Он протянул кожу Тони, но, видя, что та не решается к ней прикоснуться, свернул ее. – Думаю, нет смысла показывать остальное. Главное, ты уловила идею.
– Алекс, я хочу вернуться в дом.
– Хорошо, одну секунду.
Тони дождалась, когда Алекс закроет ящик и поставит его на место. Держа свернутую кожу под мышкой, Алекс захлопнул дверцу машины и запер ее. Затем он обернулся к Тони, усмехнулся и, переступив с ноги на ногу, сказал:
– Готово, можем идти.
Они направились к дому.
Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Гвен, они вернулись в спальню.
– Ты убил этих людей? – спросила Тони, когда дверь за ними закрылась.
– Что? Разве ты меня не слушала? Я украл машину. Все это лежало там.
– Машину мистера Грея?
– Да.
– Кто он? И зачем ему нужны эти вещи? – поинтересовалась Тони. Впрочем, она уже догадывалась о предназначении странной находки.
– Они предоставляют возможность выбора, – ответил Алекс. – Возможность стать кем-то другим.
Тони задумалась.
– Ты пробовал их надевать?
– Только однажды. До сих пор у меня не хватало мужества сделать это во второй раз.
Алекс залез в передний карман джинсов и вытащил оттуда кожаный чехол. В чехле лежал маленький нож, похожий на коготь орла.
– Чтобы влезть в чужую кожу, надо снять свою. А это больно.
Тони судорожно сглотнула, и этот звук громом отозвался в ее ушах.
– А где твоя первая кожа? Та, с которой ты родился?
Алекс пожал плечами.
– Я выбросил ее. В отличие от мистера Грея, я не умею их хранить. К тому же зачем она мне? Начнем с того, что она мне не слишком нравилась.
Тони почувствовала, как в уголке ее глаза появилась слезинка, но не позволила ей упасть. Ей было одновременно и страшно, и весело.
– Теперь ты хочешь забрать мою оболочку?
Алекс уставился на нее, затем сообразил, что все еще держит нож, и убрал его в чехол.
– Я же сказал тебе, малышка: я не убивал этих людей. И мне не нужно больше того, что у меня уже есть.
Тони кивнула, и слезы все-таки потекли по ее лицу. Алекс ласково стер их пальцем.
– Ну что ты… – проговорил он.
Тони схватила его за руку.
– А где моя?.. – Не договорив, она жестом указала на свернутую кожу, которая лежала рядом с Алексом. – Я тоже хочу такую. Я хочу уйти с тобой.
– Боже, Тони, ты не можешь уйти.
– Но почему? Почему мне нельзя?
– Послушай, у тебя семья…
– Я и моя дочь. Это не семья.
– У тебя есть дочка, Тони. Что с тобой? Пока что твоя жизнь в этом. – Он снял брюки и вытащил нож из чехла. – Я не хочу об этом спорить. Я ухожу сейчас, но сначала я должен изменить свою внешность. Не уверен, что ты захочешь смотреть на это.
Однако Тони и не думала уходить. Алекс умолк, размышляя о чем-то.
– Я хотел задать тебе вопрос, – наконец сказал он. – В последнее время я много над этом размышлял… Как ты считаешь, может ли возникнуть что-то хорошее, если начало было отвратительным? Может ли хорошая жизнь искупить ужасный поступок?
– Разумеется. – Тони ответила быстро, почувствовав, что может получить второй шанс, если только сумеет подобрать правильные слова. – Да, я уверена.
Алекс приставил лезвие ножа к своей голове, выбрав точку над правым ухом, и сделал надрез через весь лоб до левого уха. Из-под его волос медленно потекла ярко-красная кровь, образуя ручейки и реки. Она текла по его щекам и шее. Алые капли свисали с его ресниц, как капли дождя с цветочных лепестков.
– Господи, как же я на это надеюсь, – сказал он, затем ухватил пальцами края раны и стал яростно растягивать их.
Тони смотрела, как кожа спадает с него: больше всего пустая оболочка была похожа на бабочку, порхающую в лучах солнца.
Тони ехала на запад по дороге 1–10. Утреннее солнце, едва поднявшееся над горизонтом, сверкало в зеркале заднего вида. Порт-Фуршон остался позади, они приближались к границе Техаса. Рядом с ней, прямо на полу машины, там, где обычно находится кресло для пассажиров, сидела Гвен. Она играла со шляпой, которую Алекс оставил, отправившись на север. Тони считала излишним устанавливать второе кресло. Во-первых, Гвен была довольна, поскольку ничто не стесняло ее движений. Во-вторых, так было удобнее и для Тони: в минуты, подобные этим, когда гнев медленно заполнял все ее существо, ей меньше всего хотелось, чтобы дочь внезапно показала свой буйный нрав.
Когда Алекс уехал, перед Тони встал выбор. Она могла надеть свою дурацкую розовую униформу, отвезти Гвен в детский сад и вернуться на работу. Она могла поехать в Новый Орлеан и отыскать там Донни. Или она могла послать всех к черту, сесть за руль и отправиться в путь без определенной цели, просто наслаждаясь свободой. Именно так она и поступила.
Первые десять миль Тони ревела, даже не пытаясь сдержать слезы. Впрочем, она нечасто могла позволить себе такую роскошь, поэтому виноватой себя не чувствовала.
Гвен еще не до конца проснулась и потому не знала, как ей поступить: то ли недовольно захныкать из-за того, что ее рано подняли, то ли порадоваться путешествию. Она подергала Тони за одежду и спросила:
– Мама, что с тобой? Что с тобой, мама?
– Все хорошо, милая. С мамой все хорошо.
Тони наконец заметила большую вывеску, которую уже давно высматривала вдоль дороги: «Место для отдыха, 2 мили».
Добравшись туда, она заехала на пустую стоянку. Гвен взобралась на сиденье и высунулась в окно. Заметив красный, теплый огонек на автомате для продажи «кока-колы», она решила, что сегодня будет радоваться жизни, а значит, раннее пробуждение означает интересную прогулку и, вероятно, угощение.
– Я хочу «колы» мама! Можно мне «колу»?