К вопросу о теории невидимого гуся 10 страница

Из всего вышеописанного следует сделать вывод, что только одна вещь вечна – это то время, в течение которого вы будете мертвы. Не существует никакой реальной взаимосвязи между моими мыслями и внедорожником, который медленно едет на юг. Даже когда он съезжает на обочину и останавливается недалеко от высохшего соляного озера, распростертого по поверхности долины, я не могу точно сказать, что случится дальше. Я не желаю предполагать. Даже когда ничего не случается, я не очень удивляюсь.

Я внимательно изучаю овальное соляное плато в бинокль. Должно быть, индейцы гонялись по нему на лошадях, потому что это место называется Ипподром. В северной его части находится обнаженный кусок скалы, которая зовется Трибуной, но на ней нет зрителей. И никогда не было. Под горным хребтом, с которого я веду наблюдение, есть заросли карликового дуба и странноватого дерева юкки. Севернее растут кактусы «бобровый хвост», чуть выше, на крутых склонах горной цепи Ласт-Ченс, видны заросли можжевельника и карликовой сосны. Солнечный блик привлекает мое внимание, и я бросаю взгляд в сторону автомобиля. Но внизу все остается неподвижным. Я снова смотрю на соляное озеро, притворяясь, что не чувствую холодка, пробирающего до костей. В последний момент отворачиваюсь и утираю пот с лица. Губы потрескались от жажды, и пыль постоянно оседает во рту. В моем внедорожнике, припаркованном в полумиле южнее, есть достаточно воды, но я и не думаю туда возвращаться. Что бы здесь ни происходило, мне крайне важно это увидеть.

На поверхности озера сдвигается тень. Когда я делаю попытку найти ее, все, что удается увидеть, – это камни, разбросанные по испещренной поверхности. Я очень внимательно осматриваю их в надежде увидеть ящерицу или грызуна, зная в то же время, что эта местность не населена животными. Вокруг лишь тишина, ни дуновения ветерка, ни шелеста в мескитовых деревьях. Внезапно что-то попадается мне на глаза, и волосы начинают шевелиться на голове. Движение столь медленное, что я сомневаюсь, происходило ли оно вообще. До того момента, когда что-то снова сдвигается еще на дюйм. С такого расстояния кажется, что предмет весит от восьмидесяти до ста фунтов. Я осматриваю валуны, находящиеся рядом, но ни один из них не сдвинулся. Только этот, тень которого, кажется, растворилась в резких лучах солнца, в то время как он опять смещается. Ветра нет, поэтому движения не поддаются никаким объяснениям. Все россказни, слышанные мною о камнях, имели хоть какую-то логическую основу, но тому, что я вижу здесь, нет разумного объяснения.

Разве что тот внедорожник и что бы то ни было внутри. Я оглядываюсь на то место, где он стоял, но его там нет. Внимательно изучив дорогу с севера на юг, мне не удается обнаружить автомобиль. Я осматриваю дно озера, надеясь, что он мог отъехать по нему, но вижу лишь разбросанные камни. Солнце стоит в зените, однако я точно знаю, что не перегрелся. Нет ощущения покалывания в руках и ногах, сердцу не тяжело. Возможно, потому, что ваш покорный слуга дышит осторожно. Я пристально гляжу на грунтовую дорогу, и кажется, делаю это целую вечность, высматривая какую-либо деталь, которую мог упустить из виду. Тем не менее не видно даже облака пыли или чего-то подобного, что указывало бы на пребывание человека.

Парень был одет в джинсы и просторную футболку, женщина – в шорты, футболку и бейсболку. Он стоял, глядя под капот японского внедорожника. У дороги валялась опрокинутая ржавая печка, чуть дальше были видны два ряда каменной кладки. Это было единственное, что напоминало о здании, которое давным-давно исчезло с лица земли.

На лице женщины появилась вымученная улыбка, когда я подъехал к «Тойоте RAV4» и вышел из машины.

– Вам нужна помощь?

– Думаю, мы просто перегрелись, – сказала она.

Я не смог распознать ее акцент.

Парень поднялся и вытер лицо футболкой.

– Чертов кондиционер, – сказал он. – Пожалуй, я слишком сильно гнал. Мы не привыкли к такой жаре.

Я кивнул:

– Сколько времени вы здесь торчите?

До того как женщина успела ответить, из заднего окна выглянула маленькая девочка.

– Генри Вудс, – обратилась она ко мне, прочитав надпись на моем жетоне, – вы полицейский?

– Нет, я рейнджер.

Женщина наклонилась и взъерошила волосы девочки.

– Рейнджер Вудс, познакомьтесь с Кэт. Я Софи Дэлони, а это мой муж Пол.

Пожав им обоим руки, я спросил Дэлони, нужно ли им что-нибудь. Он пожал плечами, усмехнулся и ответил:

– Вряд ли. Полагаю, вы скажете, что нам надо было взять напрокат американскую машину.

– Нет. Вам просто не повезло. – Я наклонился к двигателю и убедился в своей бесполезности как механика. – Это могло случиться с каждым.

– Да, вот с нами и случилось.

Я принес несколько бутылок воды из холодильника в моей машине и отдал их семейству. Дэлони пошел дальше разбираться с гайками и болтами, видимо, он не желал мириться с мыслью о своем бессилии что-то еще сделать, кроме как ждать, пока остынет двигатель.

– Как вы нас нашли? – спросила Софи Дэлони.

– У нас есть самолет, патрулирующий долину. Должно быть, они вас заметили и доложили на базу. Я находился на пункте Забраски, в двадцати милях к северу отсюда.

– Я его не видела, – заметила она, заслонив рукой глаза и смотря в безоблачное небо.

– Я видела, – сказала девочка.

– Неужели, милая? Ты не говорила об этом.

– Я говорила, но ты не слушала.

– Ребята, а откуда вы приехали? – спросил я.

– Из Англии, – сказала она, – мы живем в пригороде Лондона.

Девочка нахмурилась и покачала головой:

– Нет, Мы живем в Элстри.

– Я знаю, дорогая, но мистер Вудс вряд ли слышал об Элстри.

– Всегда хотел побывать в Англии, – сказал я, – только вот времени не нахожу.

– Вы обязательно должны его найти и приехать.

Дэлони наконец понял, что двигатель не остынет быстрее, если даже он очень этого пожелает, и решил присоединиться к нам.

– А куда вы направлялись? – спросил я его.

– Судя по создавшейся ситуации, недалеко. Можете порекомендовать, где в этих краях можно остановиться?

– В часе езды отсюда есть кемпинг в местечке Стоувпайп-Вэлз.

Не знаю, почему я не упомянул о гостинице в Фернэнс-Крик, ведь она находилась ближе.

– А там есть бассейн? – тонким голоском спросила девочка.

– Конечно, – кивнул я.

Софи выпила немного воды, вытерла рот рукой и спросила:

– Можно ли привыкнуть к такой жаре?

– Дышите осторожно, – ответил я, – тогда это не будет так больно.

Спустя четверть часа я посоветовал Дэлони попробовать еще раз. Двигатель было завелся, но затем заглох. Дэлони снова сделал попытку, и на этот раз все заработало.

– Ну вот, – сказал я, – теперь все должно быть в порядке, только следите за датчиком температуры.

– Спасибо за помощь, офицер Вудс, – сказала Софи. – Мы очень ценим это.

– Для этого я здесь, – ответил я.

Они сели в машину.

– Еще раз спасибо, – обернулась Софи.

Я наблюдал, как семья уезжала: ребенок, высунувшийся в окно вместе с матерью, которая пристально глядела на меня. Оставшись один у руин Гринуотер, я попытался представить себе, что она увидела. Мне было любопытно, заметила ли она что-то в моих глазах, о существовании чего я не подозревал.

Я платил государству за аренду бунгало, что находилось недалеко от Стоувпайп-Вэлз. Хотя это был небольшой домик и я жил в нем вот уже шесть лет, все же за это время я не накопил столько вещей, чтобы заполнить все свободное место. Рэй Хэннефин говорила, что он выглядел необжитым и, уж если мне так не нравилось в нем, почему бы не попросить о другом месте жительства. Она была убеждена, что я застрял в этой дыре, слишком много времени провел в долине и должен непременно подать заявление о переводе. Но я не испытывал ненависти ни к Долине Смерти, ни к бунгало. И хотя раньше я представлял, как однажды уеду, но годы спустя пришел к выводу, что нашел то место, которое искал всю жизнь. И это не только из-за уединения – из-за самой долины, она просто захватывает тебя всего.

Я сидел в баре у Аркана и пил мексиканское пиво. Было тихо и немноголюдно: с дюжину посетителей, в основном парочки, несколько завсегдатаев, играющих в пул, пара-тройка знакомых, сидящих на высоких табуретах у стойки. Кении Роджерс, или кто-то вроде него, расположился у музыкального автомата. Молодой латиноамериканец за стойкой флиртовал с девушками. Я привлек его внимание, парень налил еще пива, поставил передо мной, бросив сердитый взгляд, и вернулся к сеньоритам, дабы тренировать на них свое обаяние. Джейми работал тут уже почти два года и все еще жаловался, что посетители плохо с ним обходятся. «Из-за того, что мексиканец» – так он мне объяснил. Я ответил: «Нет, это потому, что ты не свой». – «Думаешь, мне от этого легче?» – спросил он. «Да, – ответил я, – мы все здесь чужаки».

Это был, пожалуй, самый длинный разговор за все время нашего знакомства. Мне не очень хорошо удаются светские беседы. Обычно я разговариваю, когда у меня есть что сказать. Видимо, это мой недостаток. Хэннефин считает разговоры смазкой для общества, это то, что делает нас людьми, даже когда не несет смысла. Для меня это звучит неубедительно. Все, что мы говорим, что-то да значит, даже если мы совсем не то имеем в виду. Хотя, надо признаться, у этой женщины такой способ хорошо работает. Она может достучаться до других, в силах дать им понять то, что хочет сказать, не произнося этого вслух. Может быть, именно это и сделало ее таким хорошим егерем, да что там, однажды Хэннефин станет заместителем начальника.

Я отхлебнул немного пива и уставился в зеркало за стойкой, высматривая что-нибудь, что могло бы вытащить меня из недр собственного «я». Это уже вошло в привычку. Я наблюдал за другими людьми, представлял себе их разговоры или чувства и соображал, делало ли это меня более похожим на человека. Иногда я видел других мужчин, таких же, как я, с тем же легким голодом в глазах, в то время как они искали что-то или кого-то, кто мог бы помочь им найти смысл жизни.

– Привет, рейнджер.

Я вгляделся в парня, который вытянул меня из раздумий.

– Я был прав. – Это был тот самый мужчина, чей внедорожник перегрелся. – Я говорил Софи, что это ты.

Я увидел ее, сидящую за столиком с дочерью. Девочка помахала мне.

– Вы остановились в мотеле?

– В том, который вы посоветовали, – сообщил Дэлони. – Э-э, слушайте, с меня выпивка.

Я было хотел отказаться, но тут взгляд мой снова остановился на Софи Дэлони, и она улыбнулась.

– С удовольствием, – сказал я, – выпью еще пива.

Пока он заказывал, я подошел к столику.

– Рейнджер Вудс, какой сюрприз, – сказала Софи, жестом приглашая присесть. – Вы здесь живете?

– В миле отсюда.

– А где твоя шляпа? – спросила девочка.

– Мне она нужна, чтобы защититься от солнца, но не от звезд.

– Ты выглядишь по-другому, но я тебя все равно узнала. А папа думал, что это не ты.

– О, да у тебя глаз-алмаз!

– А как это?

– Это значит, что ты много всего замечаешь, – пояснила Софи, гладя дочь по головке. Интересно, что же такое увидела малышка, что не должна была видеть? – Раз уж вы не на дежурстве, ничего, если мы будем звать вас Генри?

– Конечно, – сказал я.

Дэлони вернулся с двумя бутылками «Дос-Эквис», бокалом красного вина и соком для девочки. Я все еще чувствовал себя неловко, однако в компании с Софи почему-то все было гораздо проще. Она так руководила застольной беседой, что мне не приходилось много говорить, а в основном слушать: рассказы об их жизни в Англии. Она преподавала историю в старших классах, Дэлони работал архитектором. В первый раз они побывали в Америке девять лет назад, когда поженились. Молодая пара провела неделю в Нью-Йорке. Теперь они решили посмотреть Запад вместе с дочерью. Вначале был Лос-Анджелес, семейство пробыло там четыре дня, «голливудствуя и диснейлендствуя», как сказал Дэлони, при этом закатив глаза. Затем были двое суток в Лас-Вегасе и сегодня после полудня – поездка в долину по шоссе номер 178. Тогда объезд по Гринуотер показался неплохой идеей. Обаяние Софи дало мне возможность почувствовать себя нормальным человеком. Время от времени я терял это ощущение и был ей весьма признателен, когда оно вновь возвращалось.

Я отошел заказать напитки еще раз, и когда вернулся, Дэлони стал расспрашивать о долине.

– Что здесь следует обязательно посетить?

– А сколько у вас времени?

– Один день.

– Не пытайтесь забить его до отказа.

– Он все равно не послушает, – сказала Софи. – У Пола все должно быть как в самой настоящей экспедиции.

Он засмеялся:

– Ладно, скажите, что нельзя не посетить.

– Стоит вам лишь приглядеться, – после некоторого раздумья ответил я, – как сразу заметите те вещи, которые на первый взгляд не видны.

Мне было интересно, поняла ли Софи, что может видеть то, чего нет.

Она начала было что-то говорить, но Дэлони перебил жену:

– Я, пожалуй, посмотрел бы ближние достопримечательности. Например, Бэдуотер и, возможно, призрачный город.

– Примерно в получасе езды на северо-запад есть Клорайд-Сити – город со старой серебряной шахтой. Не сказал бы, что в нем много интересного, но с утеса над городком открывается превосходный вид на долину.

– Спроси про камни, – попросила девочка.

– Про камни?

– Папа говорил, что они движутся.

Дэлони выглядел несколько смущенным.

– В путеводителе сказано, что сильные порывы ветра передвигают их по поверхности высушенного озера. – Он произнес это скептическим тоном, хотя было видно, что ему хотелось, чтобы я его убедил в правдоподобности сказанного. – Говорят, они оставляют следы на песке.

Я отхлебнул из кружки.

– Я тоже это слышал.

– А ты видел, как они двигаются? – спросила девчушка.

– Нет, никогда.

– Я все равно хочу на них посмотреть, – заявила она.

– Может быть, и увидишь, – сказал Дэлони, – но завтра мы едем смотреть призрачный город, договорились?

– Тебе не будет скучно, – добавил я.

Софи смотрела на меня. Кажется, она не ощущала, насколько явным был ее взгляд, и даже, наверное, не понимала, что я это заметил. Я гадал, что ее так заинтересовало в моем лице, может, что-то в нем открывало больше, чем я хотел показать. На лице ее, под глазами и на переносице, были разбросаны веснушки. Софи была прекрасна. Я всей душой желал узнать, что было у нее на уме в тот момент, но Дэлони наклонился к жене и что-то прошептал ей. Я не смог расслышать, что именно. Она рассмеялась, краснея, и я не понял, что это значило, затем сказала, что Кэт пора спать. Я улыбнулся, давая ей понять, что все в порядке, однако, как мне показалось, она была сконфужена. Софи предложила Дэлони посидеть еще немного, если он хочет. Тем не менее я чувствовал себя раздраженным, злившимся из-за того, что она уходит. Хотелось, чтобы он помолчал.

– Мне тоже пора, – сказал я, вставая. – Завтра рано вставать.

– Не вопрос, Генри, – ответил Дэлони. – Спасибо, что помог.

Я повернулся к Софи:

– Приятно было познакомиться, – пожал ей руку, используя этот официальный жест для того, чтобы коснуться ее кожи. В этом не было ничего компрометирующего. – Желаю хорошо провести время. И тебе тоже, Кэт. Помни, у тебя глаз-алмаз, следи им за родителями.

Софи нахмурилась, будто озадачиваясь моими словами. Я покинул бар и отправился в безмолвную темноту. До бунгало было меньше мили, однако та прогулка показалась мне самой долгой в жизни.

До своего переезда в долину я проживал на побережье. Работал помощником шерифа в округе Сен-Луи Обиспо. Служба шла хорошо, и я даже задумывался о месте шерифа в будущем. У меня была женщина, и я даже верил, что она и есть «та самая». Но все сложилось не так, как я рассчитывал. Случилось то, о чем я не мог и подумать, один из тех случаев, какие никто не может предвидеть. Не было времени на раздумья, и я действовал инстинктивно. В Межамериканском совете защиты настаивали на том, что это была самозащита, но я, как и все, знал, что у мальчишки не было оружия. После расследования все начало рушиться, и отношения с моей подружкой становились все холоднее. Неделю спустя она меня бросила, я уволился и провел следующие полтора года, разъезжая по Среднему Западу, жалея себя и слушая песенки о сожалении. Жизнь в Долине Смерти излечила меня от этого. Как сказал Роберт Фрост, та дорога, по которой ты идешь, – это та, что ты выбрал, а над той, что осталась позади, не стоит больше раздумывать. Приехав сюда, я работал волонтером, спустя шесть месяцев стал рейнджером и с течением времени понял, что назад пути нет.

Некоторые люди не могут с этим смириться. Этим утром я принял звонок – требовалось проверить автомобиль, припаркованный у прииска под названием Квокенбуш. Там, на заднем сиденье, находилась собака, немецкая овчарка. Язык ее вывалился из пасти. При виде меня она слабо стукнула хвостом по сиденью. Стекло было приспущено на полдюйма, но, несмотря на это, температура внутри машины, должно быть, была около ста тридцати градусов по Фаренгейту. Я потратил двадцать минут на поиски водителя, спускавшегося в то время с Голдбелт Спринг. Он оказался тучным парнем, одетым в шорты и майку, кепка с надписью «49ers» покрывала его коротко остриженную голову. С ним были женщина и двое детей, мальчик и девочка, на вид десяти-одиннадцати лет.

– Это ваш грузовик припаркован внизу у прииска? – спросил его я.

– Да, «чероки».

– Ваша собака там умирает.

– О черт, – охнул он. Пошатываясь, мужчина начал спускаться. – Проклятие, я знал, что это случится.

Они всегда это говорят. Что вместо оправдания их поступка лишь сгущает краски. Он мычал что-то о том, как не хотел оставлять животное на привязи и как жена твердила, что таковы правила, так что, по правде, на самом деле это не его вина, он просто хотел позаботиться о собаке. Я подвел хозяина к авто, потребовал открыть его и вытащить пса наружу. Глаза собаки остекленели, тело было неподвижно.

– Она еще жива, – сказал хозяин животного. – Я чувствую стук ее сердца.

– Отойдите в сторону, – сказал ему я.

Я вынул пистолет из кобуры, приставил дуло к туловищу собаки и спустил курок.

Женщина закричала.

– Господи Иисусе, – сказал мужчина, – проклятие, вы убили ее!

– Нет, – ответил я, – это сделали вы.

Я поднялся и проверил машину на предмет какого-либо еще нарушения правил, помимо жестокого обращения с животным, за которое я мог бы привлечь к ответственности этого сукиного сына. Отдав ему штрафную квитанцию и оставив хоронить своего питомца в пыли, я уехал.

Я двигался по дороге Сэлин-Вэлли, когда услышал продирающийся сквозь шумы по рации голос Райделла. Он сообщал о происшествии в Хидден-Вэлли. Я сообщил ему свое местонахождение.

– С дороги съехал автомобиль, двое пострадавших, – уточнил он. – Постарайся оказаться там как можно скорее. Хэннефин уже в пути, она едет с Грейвпайн.

Я развернул свой внедорожник, взбив тучу пыли, и направился на север. Сердце бешено стучало, как будто я знал, что увижу, когда прибуду на место, но на самом деле я понятия не имел, чего именно ожидать.

Когда же я увидел перевернутый внедорожник, лежащий за десять ярдов от дороги, ощущение предвкушения исчезло, оставив меня смутно разочарованным. Пятеро подростков сидели полукругом недалеко от машины. Один из них, светловолосый парень, на вид лет восемнадцати, поднялся и подошел ко мне.

– Кажется, Шелли сломала ногу, – сказал он, кивая в сторону остальных, – и Карл, похоже, сильно ударился рукой.

– Ты водитель?

Он немного замешкался, прежде чем кивнуть.

– Ты употреблял алкоголь? Курил травку?

– Нет, что вы, ничего такого. Просто слишком круто повернул, наверное.

Вся компания была в синяках и порезах, но лишь двоим, тем, кого назвал водитель, сильно досталось. Шелли мучила сильная боль. Я накладывал ей шину, когда прибыла Хэннефин и взялась за остальных. После того как мы их подлатали, было решено посадить Карла и Шелли в машину Хэннефин, и еще двоих – в мою. Парень, что был водителем, хотел сесть рядом со мной, но я покачал головой и протянул ему двухлитровую бутылку воды:

– Возьми.

– Зачем? – Он выглядел сбитым с толку. – О нет, вы же не хотите сказать, что я должен дожидаться здесь?

– Машина техпомощи уже в пути из Фернэнс-Крик. Будет здесь через три часа.

Путь в Грейвпайн занял около часа. Двое ребят на заднем сиденье помалкивали большую часть времени. Они или были слишком ошеломлены случившимся, или боялись сказать что-либо, что могло бы подставить их приятеля. А может быть, они чувствовали мою неловкость, чувство беспокойства, преследующее меня весь день. Я ожидал какого-то откровения, но все, что я чувствовал, было ощущение того, что я задаюсь совсем не теми вопросами.

Машина «скорой помощи» ожидала нас в пункте Грейвпайн, чтобы забрать двоих подростков с повреждениями в травмпункт, что в долине Амаргоза. Оставшиеся двое сказали, что подождут, пока в Грейвпайн приедет машина техпомощи с их автомобилем и водителем. В комнате для персонала на пункте Хэннефин приготовила свежий кофе, пока я глядел из окна на горы, окаймляющие кратер Убехебе. Она что-то сказала, но я не услышал, что именно, и не переспросил ее об этом.

– С прошлой недели что-нибудь изменилось? – спросила она.

– Они остались прежними, – промолвил я, хотя знал, что моя собеседница не имела в виду горы.

Она подала мне кружку дымящегося кофе.

– Ты в последнее время слишком ушел в себя.

Я чувствовал себя усталым и нерасположенным к такого рода разговору.

– Генри, что тебя беспокоит?

Я потянул немного кофе, пытаясь привести мысли хоть в какой-то порядок.

– Так приятно слышать, что ты не потерял шарм и навыки общения.

– Извини, Рэй. – Я заставил себя улыбнуться, – Просто задумался над парой вещей.

– Может, я чем-то помогу?

Мне нравилась Рэп, даже очень нравилась, но не более того. Я не искал с ней близости. Мне никогда не удавалось правильно объяснить подобные штуки, такие, как чувства или их отсутствие.

– Нет, это всего лишь вещи, в которых я сам должен разобраться. Это не то, что имеет жизненно важное значение.

– Одна голова хорошо, а две лучше.

– У меня нет проблем.

– Ах да, я забыла, – ответила она, – у тебя же никогда не бывает проблем.

Хэннефин прикусила нижнюю губу, дабы не сказать еще что-нибудь в этом духе. Я не знал, что именно она хотела добавить, да и не очень хотел это знать. Я чувствовал себя пустым, пустым и безжизненным, как пласт соли.

Выпив кофе, я поставил чашку.

– У меня нет проблем, вызывающих бессонницу.

– Мне кажется, тебе стоит с кем-нибудь поговорить.

– Я все время общаюсь с людьми.

– Нет, Генри. Если бы это было так, ты не терял бы связь.

– Увидимся, Рэй, – сказал я, покидая комнату отдыха. Хэннефин была моим другом, но это не означало, что она знала меня, как свои пять пальцев. Все не так просто.

Поначалу я ничего не замечал на дороге. Я промчался мимо Трибуны по левую руку и проехал в южную сторону еще с милю, затем, несколько озадаченный, остановился. Взял рацию с намерением высказать главному управлению все, что я о них думаю. Но до того как на том конце успели ответить, я вышел из машины и стал наблюдать за облаком пыли, что появилось вдали с южной стороны. Я схватил с приборной панели бинокль. Между мной и тучей поднятой пыли посреди дороги остановился автомобиль. Облако продолжало перемещаться дальше на юг, как будто его взбивал еще один автомобиль, который я не мог видеть. Горячий сухой воздух струился по непокрытой коже рук, он выпаривал всю влагу изо рта. Пока я наблюдал за облаком, подул ветер, которого я не почувствовал, и рассеял его.

Вокруг внедорожника все оставалось неподвижным. Я вскарабкался вверх по склону на юго-запад, в сторону кустика карликового дуба. Оттуда я посмотрел на дорогу, сначала на свой внедорожник, затем на другой, который находился в полумиле или чуть меньше от меня. Я присел под кустом, достал из кобуры девятимиллиметровый «зиг зауэр» и положил его на землю. Солнце медленно заходило за гору позади меня, но жар от него как будто не убывал, а, наоборот, становился сильнее. Неожиданное движение попало в поле моего зрения. В бинокль я увидел мужчину, который вылез из машины и подошел к краю грунтовой дороги. Он просто стоял и смотрел на дно высохшего озера, как будто перед ним была прекрасная картина, а не жара и опустошение. К нему присоединились двое, встав по обе стороны. Я попытался разглядеть, что привлекло их внимание, но не увидел никакого движения, даже эти чертовы глыбы были неподвижны. Тень горы скрывала край Ипподрома.

Появился четвертый наблюдатель. Я видел, как губы его шевелились, когда он указывал на противоположный край соляного озера. В такой тишине звук распространяется на большое расстояние, тем не менее я не услышал ни слова. Что-то насторожило меня в его поведении, в его манере держать большой палец руки за ремнем на поясе. Это вызывало ощущение оцепенения и обособленности. Через пару мгновений первые трое направились на восток поперек соляного озера. Четвертый же постоял еще немного, пока они не отошли на двести-триста ярдов, затем не спеша последовал за ними, держась на расстоянии. Над его головой закружился краснохвостик. Когда он остановился поглядеть на птицу, та упорхнула на север. Полоски узких перистых облаков гонялись друг за дружкой, как будто не хотели сливаться. Пот бисером стекал из-под соломенной шляпы по моему лицу, в то время как я пытался представить себе скрипящий звук шагов незнакомцев по треку, чтобы хоть как-то заполнить тишину.

Во всем происходящем не наблюдалось никакого смысла.

Длинные тонкие тени следовали за ними, цепляясь за сухую глину, как цеплялись бы пальцы умирающего от жажды человека. Силуэты становились все меньше по мере того, как скрывались вдали. Я сполз вниз по склону к своему внедорожнику и поехал к югу, пока не достиг их авто. Я хотел было вызвать на связь Райделла, но плохо представлял, что ему сказать. Все, что я увидел, – несколько человек, передвигающихся по поверхности трека на своих двоих, в точности как до них это проделывали многочисленные приезжие. Но если в происшедшем не было ничего загадочного, почему же мое сердце билось так часто? Почему я не мог отделаться от предчувствия, что все идет неправильно?

Я стоял на обочине. Больше не было возможности увидеть незнакомцев, и я должен был признать, что единственный выход – последовать за ними. Странные, сбивающие с толку ощущения струились сквозь мое тело. Перед глазами возникали вспышки, в ушах что-то бренчало. Я направился в сторону ушедшей четверки. Хотя поверхность была твердой и сухой, как кость, все же я обнаружил вереницу следов. Они были довольно четкими, но меня беспокоило то, что вместо четырех пар отпечатков была видна лишь одна. Я постарался не думать об этом и занялся подсчетом времени, которое мне понадобится, чтобы догнать компанию. Через полчаса я уже должен был их увидеть, но на горизонте все еще никого не появилось. Я ускорил шаг. Горы, что простирались на север и запад, вонзались вершинами в небо, открывая раны, кровь из которых капала на горизонт и поверхность озера. Десятью минутами позже я остановился и прислушался. Ничего: ни щебета птиц, ни свиста ветра, ни голосов. Снова я достал пистолет, направил дуло вверх и выстрелил два раза. И был потрясен, когда не услышал ни звука. Я уставился на пистолет и увидел, что рука трясется. Я чувствовал отдачу и запах кордита в стоячем воздухе, отвергающий тишину. Проверил магазин, убедился, что два патрона были использованы. Не хватало лишь звука, осознание этого делало мою изоляцию еще более полной. Если звук не мог существовать здесь, тогда что же могло? Вглядевшись в цепь гор, обрамляющую долину с двух сторон, я понял, что даже воспоминания были ненастоящими в этом месте. Я чувствовал себя самым одиноким человеком на свете, даже мертвые не составили мне компанию. Ориентируясь на западный пик, я направился в сторону Рэйстрек-роуд.

Мне понадобилось около часа, чтобы найти свой внедорожник. К тому времени на долину спустилась ночь. Я уставился в небо, пораженный всеобъемлющей темнотой. Луны не было, и ночь казалась чернее обычного, будто с неба пропала половина звезд. Это казалось единственно разумным объяснением такой тьмы. Я сел в машину, взял рацию. Хотелось поговорить с кем-нибудь, услышать знакомый голос, но меня остановило сомнение, которое я был не в состоянии объяснить. Ощущение заблуждения не покидало меня, оно стало еще сильнее. Поначалу оно казалось беспочвенным, до того момента, когда я достал бутыль воды из холодильника, повернул ключ зажигания и включил фары. Дорога передо мной была пуста, и я остался наедине с упавшими звездами.

Я сидел в машине на стоянке. В теле чувствовалась сильная усталость, та, что не проходит несколько часов кряду. Рука моя лежала на ручке двери, но я не мог двигаться. Я наблюдал, как приезжали и уезжали машины, как люди проходили мимо, будто бы все было в порядке и ничего не случилось. Я даже увидел Софи Дэлони. Она шла через парковочную площадку, держа за руку дочь. Остановившись на полпути, она оглянулась и с улыбкой помахала мне. Казалось, Софи не замечала людей вокруг, и я понял, что мозг мой перестает соображать, что я просто теряюсь в ее присутствии. Я подумал, возможно, она хотела что-то сказать, что-то недоговорила мне. Я осознал, что делаю ошибку, отпуская ее так, не пообщавшись еще хотя бы раз.