Так что любые открытия, касающиеся внутреннего мира, могут иметь разные последствия: либо они принесут человечеству страдания, либо - благо. Любая сила - палка о двух концах.
Наука добралась до четвертого тела человека. Несколько лет - и она проникнет в него еще глубже. Возможно, вы не знали, но все, что предпринимается в том или ином столетии, достигает своей кульминации в его конце. Каждое столетие, прежде чем закончиться, завершает свою работу. Нынешнее, двадцатое столетие взяло на себя очень много дел, и к его концу все они будут сделаны. Величайшая из задач этого века - проникновение в психику человека, и она будет решена окончательно.
Пятое, духовное тело еще тоньше четвертого. Здесь осуществляются не только вибрации мысли, но и вибрации сущности. Когда я сижу абсолютно безмолвно, без единой мысли, моя сущность все равно производит вибрации. И если вы подойдете ко мне в тот момент, когда во мне нет ни единой мысли, то все равно окажетесь в поле моих вибраций. И, что интереснее всего, вибрации мыслей не так сильны и проникающи, как вибрации сущности. Поэтому человек, достигший состояния безмыслия, очень могуществен. Измерить его силу очень сложно, ибо в нем пробуждаются вибрации всего сущего. Энергия вибраций пятого тела - тончайшая из известных человеку форм энергии.
Поэтому во многих случаях - как было, например, с Махавирой, - такой человек обходился без слов. Точнее, он либо говорил очень мало, либо не говорил вообще. Приходили люди, садились перед ним, понимали его и уходили. Такое было возможно в его время, но не сейчас. Ныне это очень сложно, так как вы сможете ощутить глубинные волны духовного тела в том и только в том случае, если и сами готовы войти в состояние безмыслия. Если же вы заполнены шумами собственных мыслей, то не почувствуете этих тонких вибраций. Они будут пронизывать вас, но уловить их вы не сможете.
Если двоих объяли вибрации всего сущего, если оба находятся в состоянии безмыслия, то разговоры им не нужны. Тогда общение происходит на очень личном уровне и идет непосредственно от сердца к сердцу. Тогда нет объяснений, ибо нет способа объяснить. Тогда вы не станете размышлять о том, произойдет или не произойдет то или это. Ваша сущность напрямую узнает все как есть.
Не только люди чувствительны к вибрациям пятого тела. Известен один замечательный факт из жизни Махавиры: его собрания посещали даже животные. Джайнские монахи так и не смогли объяснить этот феномен, да и не смогут никогда. Животные не понимают человеческого языка, но очень хорошо понимают язык сущности. Допустим, я сяду в состоянии безмыслия возле кота, а кот уже находится в этом состоянии. Однако с вами мне приходится говорить. Для того чтобы привести вас в кошачье состояние безмыслия, требуется долгий путь. Животные, растения и даже камни понимают вибрации, исходящие из духовного тела, с этим нет никаких сложностей. Итак, это тело тоже доступно, но только после четвертого. В четвертое тело ученые уже вторглись со всех сторон, и теперь без труда примут и идею духовного состояния. Но после этого начинаются некоторые сложности.
Итак, я говорю, что научное постижение возможно лишь до пятого тела, а затем начнутся сложности, - и у меня для этого есть основания. Что такое наука, если хорошенько разобраться? Это специализация на определенном направлении познания, своего рода отбор. Наука может проникать вглубь явления только в том случае, когда она ограничивает круг своих интересов как можно меньшим количеством предметов, пытаясь при этом узнать о них как можно больше. Цель науки - узнавать все больше, все о меньшем. Это работа сразу в двух направлениях: выбрать объект поменьше и узнать о нем побольше. Наука выбирает предельно маленький предмет исследований и непрерывно увеличивает свои знания о нем.
В прежние времена врачи хорошо знали все тело, но современный доктор не таков. Ныне едва ли можно найти практикующего врача старой закалки. В сегодняшнем мире он стал реликтом, да на него и нельзя положиться. Он знает слишком о многом, а значит, не может знать что-то одно достаточно хорошо, чтобы ему можно было довериться. Теперь есть специалисты по заболеваниям глаз и специалисты по заболеваниям ушей, и на них положиться можно, ибо каждый из них приобрел в своей области максимум знаний.
Вся существующая литература, например, по глазным болезням настолько обширна, что за одну жизнь ее не прочтешь. Вполне возможно, скоро настанет день, когда правым глазом будет заниматься один специалист, а левым - другой или, возможно, один - зрачком, а другой - сетчаткой. С ростом знаний каждую часть глаза придется изучать отдельно, поскольку каждая часть очень важна сама по себе. Цель науки - отточить острие своего внимания настолько тонко, чтобы оно могло пронзить предмет до самых глубин. Так наука обретает все большие знания.
Итак, как я уже сказал, наука доберется до пятого тела, потому что вплоть до этого тела еще существует отдельная личность и на ней можно сосредоточиться. С шестого же уровня начинается космическая реальность, а на ней наука сфокусироваться уже не может. Космическое тело - это тотальность. Наука не сможет туда войти, поскольку она движется от малого к еще меньшему. Она способна охватить только отдельную личность, и ей будет очень трудно объять космическое.
Охватить Космическое может только религия. Поэтому вплоть до атмана, до "я", у науки не возникнет никаких проблем. Сложности начнутся с Брахмана - с космического "Я". Не думаю, что наука когда-либо сможет объять Брахман, поскольку для этого ей придется отказаться от специализации. А как только она откажется от специализации, она перестанет быть наукой. Она станет столь же обобщенной и неопределенной, как религия. Итак, с помощью науки нам удастся дойти до пятого тела. На шестом теле наука придет в растерянность, а седьмое тело вообще ей недоступно, поскольку все ее исследования сосредоточены на жизни.
Фактически, центр нашего бытия - жизнь. Мы хотим поменьше болеть и быть поздоровее; хотим жить подольше, посчастливее, поуютнее. Цель науки - сделать так, чтобы в жизни было больше счастья, удовлетворения, здоровья, радости. Но седьмое тело - это приятие смерти, это окончательная смерть. Здесь медитирующий выходит за пределы поисков жизни. Он говорит: "Я хочу познать еще и смерть. Я познал существование и тайну бытия; теперь я хочу познать несуществование и небытие".
Наука в этой области ни к чему. Ученые, подобные Фрейду, назовут это все "влечением к смерти" и определят как болезненное состояние разума, суицидальный порыв. По Фрейду освобождение и нирвана не способствуют утверждению жизни, и обращение к этим идеям свидетельствует о вашем желании умереть. Он говорит, что, если вы хотите умереть, значит, вы больны. Ученый против желания смерти, ибо наука основана на воле к жизни и на экспансии жизни.
Человек, который хочет жить, здоров. Но наступает момент, когда желание умереть оказывается не менее здоровым. Если кто-то хочет умереть прежде времени, несомненно, это нездоровое желание. Однако в жизни действительно наступает момент, когда человек хочет умереть просто ради самой смерти. Кто-то может заявить, что бодрствование - здоровое явление, а сон - нездоровое, вот мы постепенно и увеличиваем день за счет ночи. Раньше ночь начиналась в шесть часов пополудни, а теперь - в два часа пополуночи. Мы отдали ночное время дню. Некоторые современные мыслители рассуждают даже так: если бы человек совершенно отказался от ночи, то ощутимая часть его жизни перестала бы проходить впустую. К чему нам нужен сон? С ним следует покончить, - говорят эти люди.
Но как есть радость в пробуждении, так есть радость и во сне. Желание заснуть так же естественно и здорово, как желание проснуться. Если страсть к жизни остается в человеке до самого последнего дыхания, это неправильно. Если человек с самого рождения вскармливает свое желание умереть - это тоже неестественно и не здорово. Когда ребенок жаждет смерти, он болен, ненормален, его следует лечить. Когда старик жаждет жить, его тоже нужно лечить, ибо он тоже болен.
Жизнь и смерть - две руки существования. Если вы примете лишь одну из них, то станете калекой. И ваше увечье останется с вами до тех пор, пока вы не примете и вторую. Обе руки важны - бытие и небытие. Того, кто способен объять и принять бытие и небытие в равной мере, можно назвать совершенно здоровым человеком. Тот, кто говорит: "Я узнал, что такое быть, теперь хочу узнать, что такое не быть", - тот не боится небытия.
Седьмой уровень лишь для отважных, - для тех, кто, познав жизнь, пытается познать и смерть, кто жаждет исследовать смерть, состояние угасания. Эти люди стремятся выяснить, что значит не быть, что такое угасание, что такое небытие. Они отведали жизни и теперь хотят отведать смерти.
Теперь вам пора узнать, что с седьмого уровня спускается смерть. То, что мы знаем как смерть, нисходит с седьмого уровня, а то, что мы знаем как жизнь, поднимается с первого. Рождение начинается с физического, рождение означает начало физического. Потому-то физическое тело обретает существование уже в утробе матери, а остальные тела появляются позже. Итак, первое тело - это начало жизни, а из последнего тела, из тела нирваны, приходит смерть. И тот, кто цепляется за первое тело, боится смерти, а тот, кто боится смерти, никогда, никогда не познает седьмого тела.
Таким образом, мы постепенно все дальше и дальше уходим от физического тела, и наступает время, когда мы принимаем и смерть. И только тогда познаем. А кто познал смерть, тот освобожден в самом истинном смысле этого слова. Ибо тогда жизнь и смерть становятся лишь двумя частями единого, и это единое вне их обеих.
Итак, нет надежды, что наука достигнет седьмого тела, хотя, возможно, она подойдет вплотную к шестому. Перед наукой раскрылись двери четвертого тела, и сейчас она сможет без особых проблем проникнуть в пятое. Но для этого нужны люди с научным разумом и религиозным сердцем. Как только они появятся, вход в пятое тело не составит труда. Однако такое сочетание труднодостижимо, так как при обучении будущего ученого из него всячески стараются вытравить любую религиозность. Точно так же и религиозное обучение не позволяет человеку развить научный склад ума. Эти две ветви образования нигде не пересекаются, что причиняет нам огромные трудности.
Когда же, - очень редко, - такое взаимопересечение все-таки происходит, мир достигает великих вершин знания. Возьмем, к примеру, Патанджали. Будучи человеком с научным складом ума, он ушел в религию. Он поднял йогу на высоты, которые труднодоступны даже сейчас. После смерти Патанджали прошло очень много времени, и с тех пор в этой области могла быть проделана большая работа, - но не нашлось больше человека с интеллектом ученого и внутренним миром духовного практика. Никто после него не достиг в йоге больших высот. Это пытался сделать Шри Ауробиндо, но ему не удалось.
Шри Ауробиндо наделен научным складом ума, - возможно, даже в большей степени, чем Патанджали, поскольку он обучался на Западе. Он получил великолепное образование. Когда ему было лет шесть, отец отправил его из Индии и запретил возвращаться, до достижения полной зрелости. Даже лежа на смертном одре, когда все в семье поговаривали о том, чтобы вызвать Ауробиндо домой, отец не позволил. Он сказал: "Ничего страшного, если я не увижу его перед смертью. Он должен полностью впитать западную культуру. Пусть на него не упадет и тень Востока. Даже и не сообщайте ему, что я умер". Должно быть, он был очень отважным отцом. Таким образом, Шри Ауробиндо немало испил из родника западной культуры. Если когда-то и жил человек по-настоящему западный, то это Шри Ауробиндо. Когда он вернулся в Индию, ему пришлось заново учиться родному языку. Его знание науки было всеобъемлющим, но религия стала лишь более поздней имплантацией и поэтому не смогла проявиться достаточно глубоко, иначе Шри Ауробиндо достиг бы больших высот, чем Патанджали.
Но этому не суждено было случиться. На глубинном уровне западное образование ему помешало, поскольку его мышление стало совершенно научным. Он полностью перенес в религию эволюционную теорию Дарвина. Он ввел в религию мысли, принесенные с Запада. Но у него не было религиозных прозрений, которые он смог бы перенести в науку. В результате он оставил после себя обширную научную литературу с очень поверхностной религиозной составляющей, ибо любые попытки объяснить тайны шестого и седьмого уровня обречены на провал, - их нельзя выразить в терминах науки и логики.
Всякий раз, когда удавалось достичь равновесия между научным интеллектом и религиозным сознанием, человек поднимался на величайшие высоты. Но вероятность того, что такое скоро произойдет на Востоке, очень мала, поскольку Восток утратил свою религию, а науки никогда и не имел. У Запада больше шансов, ибо там стало слишком много науки. Избыток есть крайность, и маятник стремится качнуться в противоположную сторону. Вот почему самые рафинированные интеллектуалы Запада читают Гиту с увлечением, какого в Индии уже и не встретишь.
Впервые прочитав Гиту, Шопенгауэр положил ее себе на голову и затанцевал от радости. Когда его спросили, что случилось, в чем причина такого безумного поведения, он ответил: "Эта книга стоит не только того, чтобы ее прочесть, но и того, чтобы возложить ее на голову и танцевать для нее! Я и представить себе не мог, что некогда на земле жили люди, способные так говорить. Я думал, что некоторые вещи нельзя передать словами, но вот они выражены в этой книге". А здесь, в Индии, мы ныне не найдем ни одного человека, который стал бы танцевать с Гитой на голове. Здесь увидишь лишь тех, кто может положить Гиту на сиденье в поезде и ехать, усевшись на нее, - но это бессмысленно.
К концу этого столетия будут достигнуты новые высоты, ибо, когда в чем-то возникает необходимость, в мире пробуждаются многие силы. Эйнштейн перед смертью стал религиозен. Всю жизнь он оставался ученым, но, когда его жизнь подходила к концу, он стал религиозен. И принципиальные приверженцы науки говорили: "Не стоит принимать последние высказывания Эйнштейна всерьез. Он сошел с ума".
Последние слова Эйнштейна заслуживают особого внимания. Он сказал: "Я надеялся узнать о мире все, но чем больше я узнавал, тем больше убеждался, что это невозможно, ибо передо мной все еще простиралась бесконечность неизвестного. Я думал, что однажды раскрою тайну мира, над которой бьется наука, сведу ее к некоему математическому уравнению и она больше не будет тайной. Но вставшая передо мной математическая задача все разрасталась и разрасталась и, вместо того чтобы раскрыть тайну мира, сама стала тайной. Теперь эту задачу решить невозможно".
Некоторые из лучших ученых современности уже очень близки к религии. Это стало возможным потому, что наука пересекла второе тело и близка к третьему, а в третьем теле неизбежно слышны отголоски религии. Наука по собственной воле входит в неведомый мир неопределенности и вероятности. Где-то, где-то ей придется допустить и неизвестность. Ей придется согласиться, что рядом с нами есть нечто недоступное невооруженному взгляду. Недоступное глазу существует - и недоступное слуху тоже. Сто лет назад мы утверждали, будто то, чего нельзя увидеть, услышать или потрогать, не существует. Сейчас наука говорит иначе. Она говорит, что область осязаемого очень мала, а область неосязаемого огромна. Сфера звуковых явлений ничтожна, а то, что неслышно, - безгранично. То, что можно увидеть, - лишь бесконечно малая часть невидимого.
Фактически, наши глаза воспринимают очень малую часть существующего. Глаза улавливают лишь волны определенных частот, уши слышат лишь волны определенных частот. Выше и ниже этого диапазона лежит бесконечность. Иногда случайно наши чувства улавливают и эти волны.
Один человек упал со скалы и повредил себе ухо. Теперь оно стало улавливать волны городской радиостанции. Когда он лежал в больнице, это стало для него настоящей проблемой... он не мог понять, что происходит. "Либо я сошел с ума, либо я вообще ничего не понимаю", - думал он. Потом он стал догадываться, в чем дело, и спросил у врача:
- Где тут у вас в больнице стоит радио?
- Вы что, слышите голоса? У нас нет радио, - ответил доктор.
Но пациент настаивал на том, что он слышит новости, и пересказал услышанное. Врач побежал в офис и включил приемник. К своему удивлению, он услышал именно новости, пересказанные пациентом. Тогда все стало ясно: его уши начали воспринимать волны новой длины; от падения со скалы они изменились.
Вполне возможно, что в ближайшем будущем мы сможем слушать радиоволны непосредственно - просто прицепив к уху какую-нибудь штуковину. Вокруг нас кружится бесконечное число звуков, которые мы не слышим, так как диапазон нашего слуха крайне ограничен. Мы глухи даже ко многим чрезвычайно громким звукам. Если частота звука выше или ниже определенного уровня, мы ничего не слышим. Когда падает метеорит, он производит ужасный шум, но мы его не слышим. Иначе, мы бы просто оглохли. Или возьмем температуру своего тела... она колеблется примерно между тридцатью четырьмя и сорока двумя градусами. Если она падает ниже тридцати четырех или поднимается выше сорока двух градусов, мы умираем. Наша жизнь колеблется в диапазоне каких-нибудь восьми-девяти градусов.
Подобные ограничения окружают нас со всех сторон. Но мы все же можем узнать и о вещах, находящихся за этими границами, потому что они тоже существуют. Наука начинает принимать их существование. А с приятием сразу же начинается и исследование - где эти вещи находятся и что собой представляют. Все это можно узнать, все это можно понять, и поэтому я говорю, что наука способна добраться вплоть до пятого тела.