Расширение методологического сознания в рамках формирующихся исследовательских программ

Здесь, очевидно, необходимо показать, как связаны две главы этой книги, почему исследование философских оснований современной революции в естествознании было сосредоточено на расширении категориальных оснований точного естествознания. В процессе изложения мы опира­лись в основном на один — предметный — аспект этой свя­зи Имеется в виду то обстоятельство, что переход физи­ко-химических наук к изучению объектов в процессе их становления повлек за собой необходимость обращения к адекватному таким процессам категориальному аппарату:

к категориальным структурам диалектики.

Но для того чтобы сделать из наших исследований соответствующие методологические выводы, необходимо рассмотреть еще один, методологический аспект связи вы­бора категорий как средства философского анализа разви­вающегося знания с выбором исследовательских программ в качестве методологической модели формы развития нау­ки Практически речь идет о том, чтобы выяснить место категориального осмысления познавательных проблем в функционировании исследовательской программы как формы теоретического освоения действительности.

Ключевым моментом этой связи является проблема понимания. Что касается философских категорий как пре­дельных определителей смысла, то их роль в процессе понимания как реконструкции смысла достаточно ясна. Важно определить место проблемы понимания в успешном функционировании и развитии исследовательской програм­мы. Мы уже пытались сделать это в первой главе, восполь­зовавшись понятием «интертеория». Но, как нам предста­вляется, эти предварительные попытки были достаточны для необходимого на том этапе работы обоснования обра­щения при анализе становления и развития новых иссле­довательских программ к философскому и, в частности, категориальному контексту этих познавательных процес­сов. Однако методологические выводы из категориального

анализа требуют более детальных представлении о месте понимания в деятельности субъекта теоретического освое­ния действительности в процессе реализации им исследо­вательской программы. Для прояснения этого вопроса об­ратимся к методологическим исследованиям деятельности субъекта по развитию теории, предпринятым С. Б. Крым­ским и В. И. Кузнецовым. «Понимание как реальная гно­сеологическая проблема, — пишут они, — при обычной ре­конструкции хода познания отсутствует как раз в силу того, что эта реконструкция имеет дело с вполне опреде­ленными познавательными результатами, в отношении ко­торых уже ясны и очевидны, по крайней мере, их принци­пиальные связи» [42, 203].

Та «обычная» реконструкция хода познания, о которой упоминают Крымский и Кузнецов, связана с кумулятивистским подходом к познанию как приращению готового знания. Даже лишенный позитивистских крайностей, он суживает познание, сводя его к отражению, элиминируя субъект познания и понимания. Мы уже упоминали в пер­вой главе о том, что для такого гносеологического под­хода характерно неразличение форм деятельности по по­лучению нового знания и форм его фиксации. Для теоре­тического знания в качестве единой формы развития зна­ния рассматривалась теория.

Стремление методологов исследовать деятельность по получению нового теоретического знания может приводить к рассмотрению теории двойственным образом. Так, в ин­тересном исследовании Крымским и Кузнецовым развития теории как последовательного решения задач авторы при­ходят к необходимости выделения двух значений терми­на «теория»: «...под теорией подразумевается не только дедуктивная или гипотетико-дедуктивная организация всего имеющегося знания в целом, но и каждый этап его развития» [42, 108}.

Ограниченная методологическая модель приводит ав­торов к противоречивым выводам, хотя само рассмотре­ние теории в контексте эвристики продуктивно и позволя­ет естественным образом включить в методологический анализ проблему понимания. Противоречие мы усматри­ваем в том, что, с одной стороны, «макротеория» рассмат­ривается как иерархия «микротеорий» (решений задач), а между отдельными микротеориями отсутствует отношение выводимости [42, 201], поскольку это отношение между разными теориями; с другой стороны, «макротеория», как уже цитировалось выше, выступает гипотетико-дедуктивной системой. Это противоречие можно было бы снять,

расширив понимание макротеории за пределы стандарт­ной гипотетико-дедуктивной модели, но. очевидно, гораздо продуктивнее было бы различение формы развития зна­ния и формы его фиксации, т. е. формы деятельности по отражению действительности и системы знания как ре­зультата этой деятельности.

То обстоятельство, что в иерархии микротеорий (в про­цессе решения задач) происходит движение от абстракт­ного к конкретному (и наоборот) и исходная по степени абстрактности теория, судя по приводимым примерам, мо­жет служить в качестве аналога абстрактной базисной теории физической исследовательской программы, дает нам основание использовать результаты исследования Крымского и Кузнецова в контексте методологического подхода, рассматривающего исследовательские программы как форму теоретического освоения мира, т. е. как фор­му деятельности по его теоретическому отражению.

Нам импонирует в работе Крымского и Кузнецова, во-первых, само их обращение к решению задач как спосо­бу развития теории. Известно, что наличие «позитивной эвристики» как признака «прогрессивного сдвига проб­лем» было конструктивным моментом в концепции науч­но-исследовательских программ Лакатоса [46, 203—270}, и отсутствие аналогичных моментов в концепции физиче­ских исследовательских программ (модифицирующей под­ход Лакатоса) хотелось бы восполнить. Во-вторых, важ­ной нам представляется очевидная в контексте эвристики связь способности субъекта к решению задач и его спо­собности к пониманию теоретического знания. «Понима­ние в системах конкретно-научного... знания включено... в эвристический процесс. А в контексте эвристики понима­ние конкретно-научной теории опирается на способность исследователя решать новые задачи, которые, хотя и ге­нерируются данной системой, требуют осознанного выхо­да за ее пределы... Задача решается в процессе нетривиального развития теории, и конечным пунктом развития оказывается новая теория» [42, l94\.

Полезным, на наш взгляд, является и наблюдение, сог­ласно которому новая теория может быть более или ме­нее общей по сравнению с исходной [42, 202]. Напомним, что речь идет об иерархии теорий в пределах одной дис­циплины: например, о теориях движения свободной мате­риальной точки, теории движения маятника и пр. в систе­ме такой дисциплины, как теоретическая механика.

В терминах концепции исследовательских программ отношение этих теорий можно охарактеризовать как реа-

лизацию исследовательской программы, в основу которой положена абстрактная базисная теория. Осознание того факта, что реализация программы предполагает решение определенных задач, позволяет поставить вопрос о соот­ношении теории и метода в пределах исследовательской программы. Авторы концепции исследовательских прог­рамм считают, что в жесткое ядро программы входит «не­кая абстрактная физическая теория (с комплексом мето­дологических принципов ее построения),—это есть базис­ная теория физической исследовательской программы» [11, 50]. Хотелось бы подчеркнуть, что в исследователь­ской программе должны быть явным образом сформули­рованы не только принципы построения абстрактной ба­зисной теории, но и основные положения методов перехо­да от нее к фундаментальным теориям, т. е. принципы ре­шения конкретных познавательных задач. Куда могут быть отнесены эти принципы — к «твердому ядру» или к «защитному поясу», зависит, очевидно, от стадии решения задачи, от оценки на истинность полученного познаватель­ного результата.

Поскольку исследовательские программы являются не формой систематизации готового знания, а формой раз­вития научного познания, они представляют собой весьма динамичные образования. Пока они работают, они однов­ременно продолжают совершенствоваться: успехи опреде­ленных методов свидетельствуют об истинности теорети­ческих соображений, положенных в их основу, что может способствовать их переходу из «защитного пояса» в «жест­кое ядро» и соответственно его развитию.

Кроме того, следует иметь в виду, что научное сооб­щество может развивать конкурирующие исследователь­ские программы, постоянно оценивая их по степени эф­фективности. Возможен и вариант, при котором в форми­рующейся исследовательской программе на роль твердого ядра могут претендовать разные теоретические подходы, которые впоследствии могут обнаружить и свою близость. Так, при формировании ядра квантово-механической прог­раммы была обнаружена теоретическая эквивалентность волнового и матричного подходов.

Близкая ситуация сложилась в синергетике как фор­мирующейся исследовательской программе. Если подход к описанию самоорганизации на основе динамических тео­рий и метод кинетических моделей различаются методо­логическими основаниями и их в принципе можно рас­сматривать как основу формирования конкурирующих программ, то применение к описанию процессов самоорга-

низации методов теории фазовых переходов оказывается столь схожим по своим основаниям с методом кинетиче­ских моделей, что здесь речь может идти скорее об уста­новлении их теоретической близости и возможном объеди­нении [78, 295] в ядре одной программы. Впрочем, все перечисленные подходы приводят к сходным типам нели­нейных уравнений и соответственно к одним и тем же ти­пам решений. Так что не исключено, что в результате си­нергетика все же сформируется в единую программу. И в этом процессе, на наш взгляд, важную роль призвано сыграть философское осмысление как познавательных ре­зультатов, так и методов их получения. Философское же осмысление—это прежде всего категориальное осмысле­ние.

И вот здесь мы подходим к вопросу, сформулированно­му в начале главы: каково место категориального осмыс­ления методов познания и познавательных результатов в развитии и реализации исследовательских программ? Мы предполагали возможность существования специфики функционирования категориального аппарата в рамках исследовательской программы, поскольку, рассматривая ее как форму теоретического освоения действительности, от­личали ее как способ деятельности субъекта от теории как формы фиксации готового знания. Здесь уместно, на наш взгляд, сопоставление вышеназванных форм с различными аспектами трактовки познания: познание как отражение действительности и познание как духовное производство. В первом случае речь идет о бесконечном процессе, резуль­тат которого — истина как процесс — предстает в единстве абсолютного и относительного в форме теории. Во втором случае имеется в виду решение конечных познавательных и практических задач. В качестве формы организации ду­ховного производства, очевидно, и может выступать ис­следовательская программа, а конкретные теории являют­ся «продуктом» этого производства. Причем речь идет не о разрозненных теориях, а об их комплексе. Такие комп­лексы теорий, связанные единым подходом к предмету ис­следования, общим кругом идей и понятий, короче говоря, единой концепцией, В. Гейзенберг удачно назвал концеп­туальной системой*.

Понятно, что такое разделение аспектов познания оп­ределяется целями философского исследования и в извест­ной мере условно. Но различение этих аспектов позволит

________________________

* Гейзенберг выделял в современной ему физике пять концепту­альных систем.

избежать односторонности и подмены одного аспекта дру­гим при изучении реальных познавательных процессов. Что касается исследовательских программ, то единство указанных аспектов проявляется здесь в том, что форми­рование и развитие программ, как уже было сказано, не­отделимы от оценки на истинность конкретных теорий как реализации этих программ, т. е. как «продуктов» духов­ного производства.

И все же исследовательские программы отличает наце­ленность на действие, на дальнейшее развитие знания, на применение методов. Это сказывается и в том, что исход­ные положения абстрактных базисных теорий формулиру­ются в виде принципов. Принцип же, как известно,— субъективное выражение закона, он выступает в качест­ве требований к деятельности субъекта. Таковы принципы перенормируемости и симметрии в ядре программы уни­тарных калибровочных теорий. Они определяют требова­ния к построению конкретных теорий и задают как опре­деленные процедуры проверки соответствия этим требо­ваниям со стороны теорий, так и основные положения ме­тодов их построения. Таков и принцип подчинения в синергетической исследовательской программе.

По мере укрепления статуса принципов на основе их эффективного применения вырабатывается философское их обоснование в связи с развитием соответствующей на­учной картины мира и категориальным осмыслением тер­минов полученных конкретно-научных теорий. Так, прин­цип симметрии осмысливается на основе представлений о гармонии мира, а спонтанное нарушение симметрии трак­туется с помощью идеи саморазвития материи. Принцип подчинения может быть сопоставлен процессу формиро­вания целым своих частей.

Таким образом, категории, благодаря своей всеобщ­ности, способствуют генерализации [18, 151] и универса­лизации [42, 123—124] знания, которые характерны для перехода от теорий к высшей форме систематизации те­оретического знания — научной картине мира.

Пока мы, как видим, находимся в рамках категориаль­ного осмысления теории как формы отражения действи­тельности и зафиксировали ту функцию категорий, кото­рая связана с осознанием истины, выраженной в теории [40, 60}. Здесь понимание, как приобщение понимаемого. к миру человеческой культуры, происходит за счет вовле­чения теоретического знания в мировоззренческий кон­текст, в котором понятия «мир» и «человек» неразделимы.

Являясь важнейшим компонентом мировоззрения — миро-

представлением, научная картина мира связывает резуль­таты теоретического освоения мира с его духовно-практи­ческим освоением

Получив в научной картине мира философское обосно­вание, принципы построения абстрактной базисной теории приобретают статус методологических принципов, регули­руя деятельность ученых по теоретическому отражению определенного круга явлений действительности.

Таким образом, оказывается, что один и тот же прин­цип в зависимости от его места в познавательном процес­се приобретает различные функции. Так, принцип локаль­ной симметрии и ее спонтанного нарушения, выступая в ка­честве математически определенного алгоритма деятель­ности ученого по построению определенного варианта уни­тарной калибровочной теории, в содержании этой теории (например, в экспериментально подтвержденной единой теории электромагнитных и слабых взаимодействий Вайнберга и Салама) оказывается теоретическим принципом, отражающим определенные стороны действительности. Будучи же осмыслен с помощью категорий «гармония», «развитие», «мир» в научной картине мира, преобразован­ной на основе обобщения нового теоретического знания, принцип локальной симметрии и ее спонтанного наруше­ния приобретает статус методологического принципа абст­рактной базисной теории физической исследовательской программы. В этом своем статусе он выступает в качест­ве регулятива деятельности ученого, являясь важной частью его методологического сознания

Чтобы привести более знакомый и признанный пример, сошлемся на математически выраженное соотношение не­определенностей Гейзенберга и интерпретирующий его принцип дополнительности Бора, имеющий статус методо­логического принципа в квантово-механической исследо­вательской программе. Принцип дополнительности сфор­мулирован на основе философского истолкования соотно­шения неопределенностей. Истолкование в рамках диалектико-материалистической трактовки копенгагенской ин­терпретации квантовой механики академиком В. А. Фо­ком зиждется на таких философских категориях, как «субъект» и «объект», «активность субъекта», «противо­речие», «возможность», «практика». Принцип относитель­ности к средствам наблюдения, потенциальная возмож­ность микрообъекта проявлять волновые или корпускуляр­ные свойства в зависимости от экспериментальной ситуа­ции — вот конкретное методологическое воплощение наз-

ванных категорий, результат осмысления с их помощью реальной познавательной ситуации

Те методологические принципы, о которых мы ведем речь, являются еще более конкретными, чем принципы методологии определенной частной науки Это принципы не просто физики, а квантовой физики, квантово-релятивистских теорий и т. д. Таким образом, мысль (высказы­вавшаяся, в частности, П Фейерабендом в «анархической» форме) о методологическом плюрализме [72, 125—450], о невозможности задания единого списка методологиче­ских принципов построения теории в любой области зна­ния (идеал позитивизма) получает, казалось бы, неожи­данное подтверждение

Вопрос о месте методологических принципов в концеп­ции физических исследовательских программ, об их соот­ношении с традиционно признаваемыми регулятивами ме­тодологии физической науки заслуживает особого рассмот­рения, потребует специальных методологических исследо­ваний. Однако уже сейчас можно сказать, что многие об­щие методологические принципы, связанные с важнейши­ми гносеологическими и мировоззренческими положения­ми, либо сохраняют свое значение, либо получают свое конкретизированное воплощение в методологическом со­держании определенных исследовательских программ. Так, полностью сохраняет свое значение принцип соот­ветствия, выражающий диалектику абсолютной и относи­тельной истины применительно к соотношению старой и новой теорий Например, единая теория электромагнит­ных и слабых взаимодействий содержит указание на ус­ловия, при которых за счет нарушения симметрии эти взаимодействия разделяются и становится применимой квантовая электродинамика как теория электромагнит­ных взаимодействий. Неравновесная термодинамика И Пригожина, определяя границы применимости класси­ческой термодинамики и формулируя условия локального уменьшения энтропии, сохраняет значение второго закона термодинамики для более общих систем, включающих са­моорганизующиеся, передающие среде избыток произве­денной энтропии. Сохраняет свое значение и принцип про­веряемости теорий, выражающий значение практики как критерия истины. Как видим, однако, полем действия этих принципов является не собственно исследовательская программа, а концептуальная система теорий, ее реали­зующая. Обратимся теперь к методологическим принци­пам, действующим в рамках самой исследовательской программы.

Принцип перенормируемости, определяющий выбор среди возможных вариантов унитарных калибровочных теории сопоставляемых с экспериментом конструкций, хо­тя и связан с требованием проверяемости, по своим функ­циям сходен с принципом простоты.

Несколько иную судьбу имеют те методологические принципы физики, которые связаны с определенными он­тологическими предположениями. Если эти предположе­ния основаны на преувеличении эвристической роли одной из парных категорий, то они могут быть дополнены, рас­ширены или изменены учетом противоположной стороны и более глубоким пониманием их диалектического соотно­шения. Такие изменения произошли с методологическими установками, воплощающими категории целого и части. Сведение целого к частям и их взаимодействию, выразив­шееся в принципах редукционизма и элементаризма и уместное при идеализациях, связанных с изучением став­ших объектов, как было показано, проявило свою ограни­ченность при переходе к описанию процессов самооргани­зации. Принцип подчинения в синергетике выражает ме­ханизм становления целого, формирования целым своих частей. Что касается отношении между этим новым прин­ципом и принципами элементаризма и редукционизма, то пока кажется очевидным, что области применения прин­ципа редукционизма и принципа подчинения полностью разнесены. Что же касается принципа элементаризма, то можно предположить, что его значение сохранится и в теориях самоорганизации, где для понимания глобальных эффектов важно знать и их элементную базу, и близко­действующие силы между элементами в каждом конкрет­ном случае самоорганизации, чтобы правильно определять значения коэффициентов в общих нелинейных уравнениях теории самоорганизации.

Проводимое нами соотнесение отдельных методологи­ческих принципов исследовательских программ с отдель­ными парами категорий является методологической абст­ракцией. Эвристическую роль в формировании теорий са­моорганизации играют целостные категориальные струк­туры. В особенности это касается группы категорий детер­минации, что было показано в последнем параграфе вто­рой главы. Понятию «порядок через флуктуации» в его методологической функции должен быть сопоставлен в ка­честве философского обоснования не принцип причинно­сти из методологии классической физики и даже не прин­цип вероятностной причинности из методологии кванто­вой физики, а та категориальная модель детерминации,

которая соответствует историческому рассмотрению объек­та. Таким образом, принцип упорядочения через флуктуа­ции необходимо рассматривать в тесной связи с принци­пом историзма, впервые занявшим такое важное место в физических и химических теориях. Его введение сближа­ет физико-химические и биологические науки в их методо­логических основаниях. Это обстоятельство подчеркивают ученые, используя биологическую терминологию для вы­ражения общих синергетических закономерностей: «Ос­новные причины упорядочения могут быть сформулирова­ны в виде принципа обобщенного дарвинизма, суть кото­рого сводится к следующему: пространственные, времен­ные и пространственно-временные структуры в органиче­ском и неорганическом мире возникают как проявление коллективных колебаний через флуктуации, их взаимо­действие и отбор тех из них, которые обладают наиболь­шим временем релаксации» [79, 132]. Вопрос о новой си­туации в соотношении естественных наук уже был затро­нут выше в связи с проблемой изучения живого. Более об­щее его рассмотрение в связи с естественнонаучным освое­нием процессов самоорганизации будет возможно, на наш взгляд, несколько позже, когда синергетика как общена­учная исследовательская программа изучения процессов самоорганизации продвинется дальше по пути своего фор­мирования.

Теперь же вернемся к рассмотрению вопроса о роли ка­тегориального осмысления методов и результатов позна­ния субъектом (т. е. их понимания) в осуществлении поз­навательного процесса как реализации исследовательских программ. «С точки зрения философской существенно, что неизбежно обнаружится несколько уровней понима­ния, понимание разной глубины... — от «запомнить и на­учиться употреблять» до понимания как оценки с общеми­ровоззренческих позиций» [61, 23]. В этом смысле тот или иной уровень понимания (хотя бы как понимания нере­шенной проблемы, задачи) постоянно присутствует в на­учном сообществе при разработке им определенной иссле­довательской программы. Контекст этого понимания (ин­тертеоретический фон, по нашей терминологии) может далеко выходить за пределы этой программы, а кроме то­го, он постоянно меняется с развитием программы и уче­том степени эффективности применения ее методов.

На наш взгляд, зрелость программы знаменуется тем уровнем ее понимания субъектом, когда возможно осоз­нание ее принципов с мировоззренческих позиций. Необ­ходимым моментом такого уровня понимания является

адекватное категориальное осмысление полученных поз­навательных результатов (конкретно-научных теорий, про­шедших экспериментальную проверку, т. е. оценку на ис­тинность). На этой основе возможно расширение метода, применяемого при построении этой теории (и имеющего, конечно, некоторое предварительное основание, например, аналогию в математическом описании различных явлений, как при становлении синергетики), за рамки его техниче­ской стороны до уровня методологического сознания. Именно на этом этапе категории, проявляя себя как всеоб­щие формы мышления, выполняют методологическую и эвристическую функцию благодаря их экспликации в сис­теме методологических принципов абстрактной базисной теории.

Такой взгляд на развитие исследовательских программ вполне вписывается в устоявшиеся взгляды современной методологии науки. Описанная выше ситуация может быть выражена в терминах стиля мышления *. Действи­тельно, если рассматривать методологическое сознание как единство метода и стиля, а стиль рассматривать как способ погружения метода в конкретный материал, то тогда расширение метода до методологического сознания и означает формирование соответствующего стиля мыш­ления. А такое формирование предполагает и реализацию эвристичности определенных групп категорий, и соответст­вующий способ видения мира

Таким образом, категориальное осмысление теорий, развитых в рамках формирующейся исследовательской программы, способствует выработке соответствующего стиля мышления, философскому обоснованию методологи­ческих принципов построения абстрактной базисной тео­рии и способов ее применения.

§ 2. НЕЛИНЕЙНОЕ МЫШЛЕНИЕ-НОВЫЙ СТИЛЬ МЫШЛЕНИЯ В СОВРЕМЕННОМ ТОЧНОМ ЕСТЕСТВОЗНАНИИ

Задача этого параграфа — рассмотрение такого важ­нейшего следствия современной революции в естествозна­нии, как формирование нового стиля научного мышления. Мы принимаем в качестве его обозначения термин «нели­нейное мышление», уже спорадически употребляемый ес-

__________________

*Мы используем понимание стиля, данное в работах С.Б.Крымского [40, 88-108].

тествоиспытателями. Он удачно подчеркивает главное об­стоятельство, при котором оказываются неприменимыми старые научные подходы, казавшиеся ранее универсаль­ными. Учет нелинейности физических взаимодействий, биологических и социальных процессов выдвигает на пер­вый план неустойчивость и неоднозначность ситуации вы­бора и его необратимость, самопроизвольность процессов формирования новых структур из элементов среды и не­локальный характер действия при этом параметров по­рядка, обеспечивающий целостность новообразований. По­нятно, что старое, «линейное» мышление, ориентированное на универсальность действия обратимых динамических за­конов, здесь принципиально непригодно.

Нелинейное мышление как новый стиль научного мыш­ления — явление формирующееся, в самосознании ученых оно представлено несистематично, скорее в виде ряда черт, выраженных в форме отрицания стандартов класси­ческой науки: неустойчивость и неравновесность рассмат­риваемых систем; необратимость процессов самооргани­зации; нарушение симметрии в унитарных калибровочных теориях и т. д. Однако философское исследование нели­нейного мышления как нового стиля научного мышления призвано не только прояснить его особенности и место в современной методологии науки.

Само формирование стиля научного мышления прин­ципиально невозможно без методологической рефлексии. Ее исходный уровень — внутринаучная методологическая рефлексия ученых-естествоиспытателей. Но развитое ме­тодологическое сознание предполагает и собственно фи­лософское осмысление процессов развития научного поз­нания. Расширение метода до уровня методологического сознания и означает формирование стиля научного мыш­ления [40, 94—104]. Т. е. формирование стиля мышления в известном смысле синтезирует методологические усилия определенного исторического периода в данной области науки. Это очевидно и из тех определений понятия «стиль мышления», которые приняты в методологии науки. При­ведем здесь то развернутое определение, которое дает Л. А. Микешина на основе анализа оснований классифи­каций стилей научного мышления, данных в работах ряда методологов науки: «...стиль научного мышления функцио­нирует в науке как динамическая система методологиче­ских принципов и нормативов, детерминирующих струк­туру научного знания, его конкретно-историческую фор­му. Стиль мышления предопределяется научной картиной мира, задающей общие представления о структуре и за-

кономерностях действительности в рамках определенного типа научно-познавательных процедур и мировоззрения» {52,96]. Очевидно, что ни новая научная картина мира (НКМ), ни система методологических принципов не су­ществуют еще в самосознании научного сообщества, когда алгоритмы деятельности на основе математической анало­гии или в рамках математической гипотезы обнаруживают свою эффективность в еще не освоенной области действи­тельности. На этом этапе несоответствие новых результа­тов принятым стандартам видения мира и научного объяс­нения фиксируется подчеркиванием «странности» поведения новых объектов науки («странность» как характеристика элементарных частиц, например). Так, основатели синер­гетики подчеркивали «неожиданность» в поведении само­организующихся систем,

Говорить о появлении нового стиля научного мышле­ния можно лишь тогда, когда расширение НКМ на основе новых научных результатов и категориальное осмысление понятийных структур новых теорий станут адекватными новому уровню научного познания действительности.

Собственно, все содержание этой книги и было посвя­щено таким процессам в развитии методологии современ­ного точного естествознания: и фиксации сделанного уче­ными и методологами, и попытке внести в эту работу фор­мирования нелинейного мышления свой вклад. Суммируя все вышеизложенное, мы и воспользуемся методологиче­ской категорией стиля научного мышления. При этом, следуя за С. Б. Крымским [40, 80—107], мы будем рас­сматривать новый стиль мышления, во-первых, как реали­зацию эвристичности определенных групп категорий; во-вторых, в связи с соответствующим способом видения мира (парадигма, НКМ); и, в-третьих, как способ применения метода, способ погружения его в конкретный материал. Последний аспект предполагает рассмотрение системы методологических принципов построения конкретно-науч­ных теорий, принятой в данную историческую эпоху.

Обратимся сначала к способу видения мира, соответст­вующему нелинейному мышлению.

Как пишут в своей книге «Порядок из хаоса» И. Пригожин и И. Стэнгерс, «наше видение природы претерпева­ет радикальные изменения в сторону множественности, темпоральности и сложности» 163, 41]. Отказ от таких предпосылок классической науки, как представление о фундаментальной простоте универсальных законов, обра­тимых во времени и чуждых случайности, не является лишь внутренним делом научного сообщества. Научная

картина мира как компонент мировоззрения человека не может не затрагивать существенных вопросов развития культуры. И если в мире, описываемом классической нау­кой, природа выступает как автомат, всецело чуждый че­ловеку, а научная рациональность не в силах вместить в себя столь важные для существования человека моменты, как необратимость существования и свобода выбора, то это уже не просто коллизии научной мысли, а основания культурного кризиса.

Признаки этого кризиса — в обращении к иррацио­нальности и мистике во всем, что касается человека, от­чужденного классической наукой от природы, в позити­вистском отказе от идеалов объективности в науке. Осо­знание пределов классической науки, связанное как с раз­витием самой науки, так и с тенденциями развития социу­ма в сторону открытости, множественности культурных альтернатив, изменило ситуацию: «Перед нами не стоит прежняя дилемма трагического выбора между наукой, обрекающей человека на изоляцию в окружающем его мире, лишенном волшебного очарования, и антинаучными иррациональными протестами... потому что мы как уче­ные начинаем нащупывать свой путь к сложным процес­сам, формирующим наиболее знакомый нам мир — мир природы, в котором развиваются живые существа и их сообщества. Мы... вступаем в мир становящегося, возни­кающего» [63,79].

Итак, точка зрения видения мира в современном точ­ном естествознании — это точка зрения развития. Все объекты этого мира, включая сам мир, рассматриваются в научной картине мира как становящиеся, развивающие­ся объекты. Соответственно трактуются всеобщие формы бытия этого мира и в этом мире, выступающие как онто­логические соответствия важнейших категориальных соот­ношений, воплощенных в понятийных структурах теорий самоорганизации.

Так, целое уже не собирается из кубиков-частей, а формирует в своем развитии либо свой элементный состав (космологические сценарии, основанные на унитарных ка­либровочных теориях элементарных частиц и их взаимо­действий), либо части из наличных элементов среды (диссипативные структуры всех видов). Развитие целого де­терминировано законами лишь на определенных этапах между пунктами, где возникают ситуации выбора (бифур­кации как возможность двух равновероятных решений не­линейных уравнений) и случайность необратимым обра­зом определяет рождение новой необходимости. Внутреннее

необратимое время становления новой структуры (темп событий) нелокально, непредставимо как сумма момен­тов, как параметр, аналогичный пространственным пара­метрам. Неустойчивость, характерная для критических значений параметров в точках бифуркации, делает непри­менимым понятие траектории, определяет нелокальность пространственных характеристик развивающихся объек­тов; на эту же черту пространственной нелокальности ра­ботает глобальный характер самоорганизации: простран­ственные масштабы этих процессов во много раз превы­шают масштабы актов взаимодействия между элементами среды (как бы дальнодействие). Конкуренция флуктуаций, выживание поддержанной извне или наиболее быстро раз­вивающейся флуктуации, подавление остальных флуктуа-тивных процессов или установление когерентности сходных флуктуаций по всему пространству исходной системы (прин­цип подчинения) обеспечивают глобальность процесса са­моорганизации. Признается роль размеров исходной систе­мы для образования новых структур: критический размер, начиная с которого возможна самоорганизация, влияние размеров на ход самоорганизации.

Таковы некоторые черты мира, открытые новыми ес­тественнонаучными теориями и обобщенные в соответст­вующей НКМ. Хотелось бы подчеркнуть, что эту картину мира нельзя назвать собственно физической, хотя она раз­вивает то, что в свое время ею было. И хотя развитие фи­зики привело к появлению (в том числе) физики живого, нынешняя НКМ не есть результат физической экспансии. Единые принципы описания, скажем, живого, взятого как в физическом, так и в химическом и в биологическом ас­пектах, дают основание для более серьезного прочтения синтеза современного естествознания в единую НКМ.

Более того, единство человека и природы, знаменую­щее культурологический вывод современной революции в естествознании, позволяет включить в эту научную кар-гину мира человека в неразрывности его природной и со­циальной ипостасей. Речь идет не только об описании со­циума в терминах синергетики (хотя такие попытки все более основательны и успешны). В данном случае не ме­нее важно обоснование в рамках НКМ уместности чело­веческой деятельности в этом мире и возможной ее сораз­мерности ему. Вот что пишут об этом И. Пригожин и И. Стэнгерс: «...сложные системы обладают высокой чувствительностью по отношению к флуктуациям. Это все­ляет в нас одновременно и надежду и тревогу: надежду на то, что даже малые флуктуации могут усиливаться и