Часть i. радикальное новое видение реальности
МАЙКЛ ТАЛБОТ. ГОЛОГРАФИЧЕСКАЯ ВСЕЛЕННАЯ
ЧАСТЬ I. Радикальное новое видение реальности Мозг как голограмма Космос как голограмма ЧАСТЬ II. Сознание и тело ЧАСТЬ III. Пространство и время
В основу книги Майкла Талбота положены гипотезы двух выдающихся современных ученых – пионера квантовой физики Дэвида Бома, ученика и последователя Эйнштейна, и известного нейрофизиолога Карла Прибрама. Они пришли к выводу, что весь материальный мир, от снежинок и электронов до баобабов и падающих звезд, не имеет собственной реальности, а является проекцией глубинного уровня мироздания. Вселенная – и это подтверждает ряд серьезных исследований – представляет собой гигантскую голограмму, где даже самая крошечная часть изображения несет информацию об общей картине бытия и где все, от мала до велика, взаимосвязано и взаимозависимо. По мнению многих современных ученых и мыслителей, голографическая модель вселенной является одной из самых перспективных картин реальности, имеющейся в нашем распоряжении на сегодняшний день.
Перевод с английского В. Постникова
ВВЕДЕНИЕ
В фильме «Звездные войны» приключения главного героя, Люка Скайуокера, начинаются с того момента, как робот, орудуя лучом света, создает в воздухе миниатюрное трехмерное изображение принцессы Леи. Люк смотрит как завороженный на призрачное существо, призывающее на помощь некоего Обиван Киноби. Такое изображение носит наименование голограмма – трехмерная картинка, построенная с помощью лазера. Технология ее создания, можно сказать, граничит с чудом. Но как еще более ошеломляющую следует расценить гипотезу некоторых современных ученых, согласно которой сама наша вселенная подобна колоссальной голограмме. Другими словами, они считают, чтомир, в котором мы живем, в действительности может представлять собой удивительно тонкую и сложную иллюзию, не более реальную, чем образ принцессы в кино, пленивший главного героя.
В самом деле, имеется немало данных, позволяющих предположить, что наш мир и все, что в нем находится, – от снежинок и листьев клена до электронов и комет, – всего лишь призрачные картинки-проекции, спроецированные из некоего уровня реальности, который находится далеко за пределами нашего обычного мира – настолько далеко, что там исчезают сами понятия времени и пространства.
Главными творцами этой удивительной идеи являются два выдающихся мыслителя нашего времени: Дэвид Бом, профессор Лондонского университета, любимый ученик Эйнштейна, один из наиболее выдающихся специалистов в области квантовой физики, – и Карл Прибрам, нейрофизиолог при Стэнфордском университете, автор книги «Языки мозга» – классического труда по нейропсихологии. Работая в различных областях науки, Бом и Прибрам пришли к сходным выводам. Бом стал приверженцем голографической теории вселенной после разочарования в общепринятых теориях, не способных дать удовлетворительное объяснение явлениям квантовой физики. Прибрам убедился в справедливости этой теории после того, как понял примерно то же самое в отношении общепринятой теории деятельности мозга, которая совершенно так же не в состоянии раскрыть множество нейрофизиологических загадок.
Однако после того, как Бом и Прибрам убедились в справедливости голографической теории вселенной, они увидели, что данная теория способна пролить свет на множество иных загадок, встречающихся в природе: например, объяснить способность угадывать направление звука тем, кто слышит только на одно ухо, или, скажем, нашу способность моментально узнавать знакомое лицо по прошествии многих лет, даже если облик знакомого изменился «до неузнаваемости».
Но самым поразительным в отношении голографической модели вселенной оказалось то, что она вдруг открыла природу и механику многих явлений, ранее ускользавших от объяснения, – таких, например, как телепатия, предсказания, мистическое чувство единства со вселенной и даже психокинез, то есть способность психики перемещать физические объекты на расстоянии.
Все больше ученых убеждается в том, что с помощью голографической модели можно объяснить практически все паранормальные явления и любой мистический опыт; в последние годы мы являемся свидетелями значительного расширения исследований в этой области. Можно привести следующие примеры.
В 1980 году в университете штата Коннектикут д-р Кеннет Ринг с помощью голографической модели дал толкование феномену клинической смерти. Ринг, который избран президентом Международной Ассоциации по изучению явлений клинической смерти, считает, что подобный опыт, да и сама смерть, представляет собой не что иное, как перемещение сознания человека с одного уровня голографической реальности на другой.
В 1985 году д-р Станислав Гроф, директор Мэрилендского психиатрического исследовательского центра и профессор психиатрии медицинского факультета Университета Джона Гопкинса, опубликовал книгу, в которой утверждает, что нынешние нейрофизиологические модели мозга несостоятельны и только голографическая модель в состоянии объяснить такие факты, как явственные проявления архетипического опыта, или коллективного бессознательного, а также другие необычные феномены психики, наблюдаемые во время так называемых измененных состояний сознания.
На ежегодном собрании Ассоциации Изучения Сновидений, проводимом в Вашингтоне, округ Колумбия, в 1987 г. физик Фред Алан Вольф представил доклад, в котором утверждалось, что с помощью голографической модели можно объяснить так называемые «астральные проекции» – сны, в которых спящий видит себя бодрствующим. Вольф считает, что такие сны являются, по сути, визитами в параллельные реальности. Он уверен, что голографическая модель даст возможность разработать «физику сознания», с помощью которой можно будет начать исследовать «другие уровни существования».
Д-р Дэвид Пит, физик, сотрудник Университета Квинз (Канада), в своей книге «Мост между материей и сознанием», вышедшей в 1987 году, утверждает, что синхронизмы (совпадения, происходящие с необычной частотой и настолько субъективно значимые, что они не могут быть результатом чистой случайности) находят объяснение с помощью голографической модели. Пит считает, что в действительности такие совпадения – не что иное, как «прорехи в ткани реальности». Синхронизмы показывают, что мыслительные процессы связаны с физическим миром гораздо теснее, чем предполагалось до сих пор.
Это лишь некоторые из поразительных идей, рассматриваемых в данной книге. Многие из них заведомо спорны. Да и сама голографическая модель весьма спорна и не принимается большинством ученых. Тем не менее, как мы увидим, ее сторонниками являются многие выдающиеся мыслители, которые считают, что на сегодня именно она дает наиболее адекватную картину реальности.
К тому же голографическая модель получила в некоторых ее аспектах весьма впечатляющую экспериментальную поддержку. В области нейрофизиологии проведены многочисленные исследования, подтверждающие догадки Прибрама о голографической природе памяти и восприятия. В 1982 году исследовательским коллективом под руководством физика Алена Аспекта из Института теоретической и прикладной оптики (Париж) был проведен решающий эксперимент, продемонстрировавший очевидные «голографические» свойства паутины[1] элементарных частиц, из которой состоит наша вселенная – то есть сама ткань реальности. Эти открытия также обсуждаются в книге.
Кроме экспериментальной проверки, существует и ряд других моментов, придающих вес голографической гипотезе. Вероятно, наиболее значимыми ее основаниями являются достижения самих первооткрывателей этой идеи. В начале своей карьеры, задолго до того, как голографическая модель возникла в их воображении, каждый уже добился в науке столь значительных успехов, что мог бы спокойно доживать свой век, почивая на лаврах. В 40-х годах Прибрам опубликовал пионерскую работу по лимбической системе – той области мозга, которая контролирует эмоции и поведение человека. Столь же пионерскими считаются осуществленные в 50-е годы исследования Бома в области физики плазмы.
Но вот что замечательно: каждый из них отличился мужеством и бескомпромиссностью. Лишь немногие из выдающихся людей способны на такие поступки, которые не измеряются ни интеллектом, ни даже талантом: они измеряются только мужеством, непреклонной решимостью отстаивать свои убеждения вопреки мнению подавляющего большинства. В бытность аспирантом Бом писал свою кандидатскую диссертацию под руководством самого Роберта Оппенгеймера[2]. Позже, в 1951 году, когда Оппенгеймер оказался под сильным давлением Комиссии по антиамериканской деятельности, созданной сенатором Маккарти, Бом был вызван на допрос и отказался давать показания, в результате чего потерял работу в Принстонском университете и больше не преподавал в Соединенных Штатах, переехав сначала в Бразилию, а затем в Лондон.
В начале своей карьеры Прибрам также прошел через испытания. В 1935 г. португальский невролог Эгас Мониц обнародовал новый способ лечения психических заболеваний. Метод заключался в том, что через просверленные в черепе отверстия предфронтальная кора головного мозга хирургическим путем отделялась от остальной его части, в результате чего самые буйные пациенты становились послушными. Мониц назвал эту процедуру предфронтальной лоботомией, которая к 1940 году стала среди медиков настолько популярной, что Мониц удостоился Нобелевской премии. В 1950-е годы популярность этого метода не снижалась, и, по сути, лоботомия стала таким же ходовым инструментом для искоренения инакомыслия, что и устроенная маккартистами «охота на ведьм». Например, известный приверженец этого метода в Соединенных Штатах, хирург Уолтер Фримен, открыто утверждал, что использование лоботомии способствует «превращению социальных уродов, шизофреников, гомосексуалистов и радикалов в добропорядочных американских граждан».
В это время в медицинском мире появляется Прибрам. Однако, в отличие от многих своих коллег, Прибрам сразу почувствовал всю меру опасности хирургических манипуляций над мозгом человека, прежде всего их сомнительность с этической точки зрения. Молодой нейрохирург, уже заявивший о себе в городе Джексонвилл, штат Флорида, Прибрам выступил против тогдашней медицинской политики и отказался проводить лоботомию в своем отделении. Позже, работая в Йейльском университете, он оставался в оппозиции к научному истеблишменту, а его радикальные взгляды едва не привели его к увольнению.
Такой верности Бома и Прибрама своим взглядам – верности вопреки любым обстоятельствам – обязана своим появлением и голографическая модель. Как мы увидим далее, для разработки этой весьма спорной теории нужна была немалая смелость. Мужество, с которой оба ученых отстаивали свои идеи, только придало им вес.
Еще одно дополнительное свидетельство в пользу голографической теории – существование паранормального. Это немаловажный аргумент, если учесть, что за последние десятилетия накопилось большое количество фактов, свидетельствующих о неадекватности нынешнего понимания реальности. Действительно, мы судим о реальности по большей части из школьных курсов физики, где мир представлен в виде этакого набора «твердых кусочков» – неизменных по своей природе объектов наблюдения. Поскольку же новые открытия, особенно открытия паранормальных явлений, не вписываются ни в одну из общепринятых научных теорий, наука продолжает их игнорировать. Однако объем новых фактов настолько велик, что их нельзя уже просто не замечать.
Приведу лишь один пример. В 1987 физик Роберт Джан и психолог Бренда Дюнн, сотрудники Принстонского университета, заявили, что после десяти лет упорных экспериментов, проводимых в Исследовательской лаборатории по аномальным явлениям, им удалось собрать неоспоримые доказательства того, что сознание может психически взаимодействовать с физической реальностью. В частности, Джан и Дюнн обнаружили, что с помощью умственной концентрации человек способен воздействовать на работу некоторых видов машин. Это исключительно важное открытие, которое не объясняет ни одна из традиционных теорий реальности. Но его можно объяснить с помощью голографической модели. Кроме того, следует упомянуть, что, поскольку паранормальные явления не поддаются современным научным теориям, они требуют нового видения вселенной, то есть новой научной парадигмы. В нашей книге показано, как голографическая модель может дать адекватное толкование паранормальным явлениям, тем более что количество подтверждающих существование паранормального фактов неуклонно возрастает.
Неспособность нынешней науки объяснить паранормальные явления – лишь одна из причин споров между учеными. Другая причина состоит в том, что проявления психики, особенно паранормальные, почти не поддаются исследованию в лабораторных условиях; понятно, что большинство ученых не желают относиться к этой теме всерьез. Такая неуловимость психических явлений будет рассмотрена нами далее.
Однако самой важной причиной скептического отношения к непознанному является скорей всего то, что наука не свободна от предрассудков. Я столкнулся с этим несколько лет назад, когда спросил одного именитого физика, который среди прочего известен своим воинственным неприятием всего паранормального, что он думает о некоем парапсихологическом эксперименте. Физик посмотрел на меня с подозрением и заявил, что «результаты эксперимента не выявили никаких психических явлений». Сам я не видел результатов, о которых речь, но из уважения к его заслугам и репутации принял его выводы без возражений. Позже, ознакомясь с указанными результатами и самостоятельно их проанализировав, я был поражен, увидев в них совершенно явственно зафиксированное наличие психической активности. Тогда я понял, что даже известные физики могут заблуждаться, оставаясь рабами предрассудков.
К несчастью, это стандартная ситуация, возникающая при исследовании паранормального. В недавней публикации журнала «American Psychologist» психолог Йейльского университета Ирвин Чайлд показал обычную реакцию научного истеблишмента – на примере известной серии ЭСВ-экспериментов[3], проведенной в Маймонидском медицинском центре (Нью-Йорк). Несмотря на несомненное выявление ЭСВ-феномена в работах экспериментаторов, их выводы были по большей части проигнорированы научным сообществом. В редких публикациях, авторы которых удостоили вниманием данные опыты, результаты искажались до такой степени, что их значение было полностью нивелировано [1][4].
Как такое возможно? Одна из причин заключается в том, что наука не всегда объективна (о чем ранее даже и подумать не могли. Мы всегда смотрели на ученых с чувством восхищения, и у нас не возникало ни малейшего сомнения в достоверности их теоретических построений и практических выводов. Мы забыли, что ученые – такие же люди, как и мы, и подвержены влиянию тех же общественных, мировоззренческих и религиозных предрассудков. Это печальное обстоятельство; однако, как будет видно из нашей книги, во вселенной имеется гораздо больше всякого, нежели это способна допустить сегодняшняя ее картина, созданная учеными.
Но почему наука особенно непримирима к паранормальным явлениям? Это трудный вопрос. Например, д-р Берни Сигел, хирург, автор бестселлера «Любовь, медицина и чудеса», объясняет оппозицию своим неортодоксальным взглядам на медицину элементарной предубежденностью: нет ничего труднее, чем изменить укоренившееся представление о непогрешимости науки.
В наблюдениях Сигела действительно много правды - они хорошо объясняют, почему многие из великих прозрений человечества сначала встречались «в штыки». Мы с таким же пристрастием относимся к своим убеждениям, как наркоманы, у которых пытаются отнять дозу – дозу привычных догм. Западная наука вот уже несколько столетий отрицает существование паранормального, и потому не так-то просто забрать у нее этот наркотик.
В этом отношении мне повезло. Я всегда чувствовал, что мир богаче, чем его обычно представляют. Я рос в семье, все члены которой отличались особыми психическими способностями, и с раннего возраста испытал на себе многие явления, описываемые в данной книге, так что при случае буду на них далее ссылаться. Хотя они могут показаться просто «занятными историями», лично для меня они представляют собой самые убедительные доказательства того, что мы только начинаем по-настоящему проникать во вселенную.
Наконец, поскольку голографическая теория все еще находится на стадии разработки и представляет собой мозаику различных взглядов и фактов, некоторые ученые считают, что она не может называться теорией или моделью, так как эти разрозненные факты не интегрированы в единое целое. Некоторые называют ее голографической парадигмой. Другие предпочитают говорить о голографической аналогии или голографической метафоре и т. п. В данной книге я пользуюсь для ее обозначения дефинициями «голографическая теория» и соответствующая ей умозрительная «голографическая модель», не утверждая при этом, что таковые – по крайней мере в моем изложении – достигли уровня научной завершенности.
В этом плане следует отметить, что сами родоначальники голографической модели, Бом и Прибрам, не разделяют всех взглядов и выводов, излагаемых в данной книге.
Другими словами, в книге рассматриваются идеи не только Бома и Прибрама, но и многих других исследователей, неравнодушных к голографической модели, которые высказывают порой весьма спорные мнения.
На протяжении всей книги упоминаются также различные идеи, заимствованные из квантовой физики – раздела, изучающего элементарные частицы (электроны, протоны и т. д.). Поскольку я уже писал на эту тему ранее, я понимаю, что некоторые читатели, возможно, испугаются термина «квантовая физика» и решат, что им не под силу освоить ее положения. Но мой опыт подсказывает, что даже те, кто не знаком с математикой, прекрасно воспринимают идеи, излагаемые в данной книге. Вам даже не нужна предварительная подготовка в области естественных наук. Все, что от вас потребуется, – это открытый ум, способный воспринять любой незнакомый научный термин. Я свел количество таких терминов к минимуму, а когда они все же появляются, я даю предварительные пояснения.
Поэтому – смелей! Как только вы преодолеете понятную в новичках «водобоязнь», я думаю, вы научитесь хорошо плавать среди завораживающе-причудливых идей квантовой физики. Я уверен – многое из того, о чем эта книга, способно в корне изменить ваше видение мира. В сущности, в этом и состоит моя цель: изложить материал последующих глав так, чтобы книга основательно изменила ваше мировоззрение. Я на это очень надеюсь.
ЧАСТЬ I. РАДИКАЛЬНОЕ НОВОЕ ВИДЕНИЕ РЕАЛЬНОСТИ.
Подобно завороженному ребенку, опуститесь на колени перед фактом – в готовности, отвергнув любые предвзятые мнения, смиренно следовать за природой, в какие бездны ни вел бы указуемый ею путь; иначе вы ничему не научитесь.
Т. Гексли
МОЗГ КАК ГОЛОГРАММА.
Lt;Нельзя сказать, что мир – это полная иллюзия и объекты в нем отсутствуют; дело в другом: если вам удастся проникнуть в глубины вселенной и посмотреть на нее как на голографическую систему, вы придете к совершенно иной реальности – той, которая поможет понять то, что до сих пор не находит объяснения в науке, а именно: паранормальные явления и синхронизмы – удивительные совпадения, имеющие внутреннюю связь.
Карл Прибрам в интервью журналу «Psychology Today»
Первой загадкой, с которой в начале 1940-х годов столкнулся Прибрам на пути формулирования голографической модели, была природа памяти – в частности, ее местонахождение. Тогда господствовало мнение, что хранилище памяти – головной мозг. Например, считалось, что память о том, когда вы в последний раз видели свою бабушку или нюхали цветы в саду, запечатлена в определенных клетках мозга. Такие следы памяти получили наименование энграмы, и хотя никто не мог толком сказать, что они такое – нейроны или, возможно, молекулы особого рода, – большинство ученых было уверено, что со временем эти самые энграмы непременно обнаружат.
Для такой уверенности были свои основания. Исследования, проведенные в 1920-е годы канадским нейрохирургом Уайлдером Пенфилдом, убедительно показали, что у специфической памяти действительно имеется конкретная локализация в головном мозге. Одним из самых необычных свойств мозга оказалась его нечувствительность к боли. Местная анестезия кожи головы и костных тканей черепа позволяла оперировать мозг человека, остававшегося при полном сознании.
Пенфилд использовал этот факт при проведении ряда экспериментов. Оперируя на мозге эпилептиков, он стимулировал электрическим током те или иные его участки и к своему изумлению обнаружил, что стимулирование височных долей мозга, как правило, приводит к тому, что оперируемый начинает вспоминать прошлые события во всех мельчайших подробностях. Один человек вдруг услышал давнюю свою беседу с друзьями из Южной Африки; мальчик вспомнил свой разговор с матерью по телефону и после нескольких прикосновений электрода был в состоянии повторить слово в слово каждую реплику; женщина вдруг обнаружила, что она у себя в кухне и слышит все, что делает ее ребенок в другой комнате. Даже когда Пенфилд делал вид, что стимулирует другую область мозга, обмануть пациентов не удавалось: касание к одной и той же точке неизменно вызывало одни и те же воспоминания.
В книге «Загадка сознания», опубликованной в 1975 году, незадолго до его смерти, Пенфилд писал: «Мне стало ясно, что это не какие-то фантазии на манер сновидений. Я вызывал электрическую активацию записей прошлого опыта пациентов. Пациенты заново переживали свой опыт, словно он был заснят на кинопленке» [1].
На основании своих исследований Пенфилд заключил, что все, что мы когда-либо испытывали в жизни, записывается мозгом, будь то незнакомое лицо в толпе или паутинка, за которой мы наблюдали в детстве. Он указал, что это объясняет преобладание в его экспериментах огромного количества второстепенных бытовых деталей, зафиксированных памятью. Если наша память – полная запись даже самых незначительных ежедневных событий, вполне логично предположить, что при непроизвольном погружении в такой объем информации активизируется большое количество тривиальных данных.
Вначале молодой нейрохирург Прибрам принимал на веру Пенфилдову теорию энграм. Но затем произошло нечто, в корне изменившее его взгляды. В 1946 г. он начал работать с выдающимся нейропсихологом Карлом Лэшли из Йеркешской лаборатории высших приматов в Ориндж-Парк, штат Флорида. В распоряжении Прибрама оказался огромный опыт, накопленный Лэшли в течение тридцати лет исследований загадочного механизма памяти, и оказалось, что эксперименты Лэшли ставят под сомнение само существование энграм заодно со всеми выводами Пенфилда.
Лэшли занимался тем, что обучал крыс выполнять серию задач – например, выискивать наперегонки кратчайший путь в лабиринте. Затем он удалял различные участки мозга крыс и заново подвергал их испытанию. Его целью было локализовать и удалить тот участок мозга, в котором хранилась память о способности бежать по лабиринту. К своему удивлению он обнаружил, что вне зависимости от того, какие участки мозга были удалены, память в целом нельзя было устранить. Обычно лишь была нарушена моторика крыс, так что они едва ковыляли по лабиринту, но даже при удалении значительной части мозга их память оставалась нетронутой.
Для Прибрама это были исключительно важные открытия. Если бы память хранилась в определенных участках мозга, подобно тому как книги располагаются в определенных местах на полках, то почему хирургическое вмешательство не влияло на память? В понимании Прибрама единственным ответом могло быть то, что конкретная память не локализуется в определенных участках мозга, а каким-то образом распределена (distributed) по всему мозгу, как единое целое. Проблема состояла в том, что Прибрам не знал, какой механизм или процесс может дать удовлетворительное обоснование этой гипотезе.
Еще более обескуражен экспериментами был сам Лэшли. Позже он писал: «Когда я пытался выявить локализацию памяти, мне порой начинало казаться, что в принципе невозможно вообще никакое обучение. И однако, несмотря на отрицательные результаты эксперимента, оно происходит» [2]. В 1948 году Прибраму предложили должность в Йейльском университете, и перед тем, как туда перебраться, он помог Лэшли описать его монументальные тридцатилетние эксперименты.
ПРОРЫВ
В Йейльском университете Прибрам продолжал обдумывать свою гипотезу о том, что память, судя по всему, распределена в мозговой ткани, и чем больше он думал, тем более гипотеза казалась убедительной. Все пациенты, у которых мозг был частично удален по медицинским показаниям, никогда не жаловались на потерю конкретной памяти. Удаление значительной части мозга может привести к тому, что память пациента станет расплывчатой, но никто еще не терял после операции избирательную, так называемую селективную память. Например, люди, получившие травму головы в автомобильных катастрофах, всегда помнили всех членов своей семьи или прочитанный ранее роман. Даже удаление височных долей – той области мозга, которую Пенфилд подверг особенно пристальному изучению, – не приводило к каким-либо провалам в памяти пациента.
Идеи Прибрама получили дальнейшее подтверждение в экспериментах, проведенных им самим и другими исследователями на пациентах, не относящихся к эпилептикам. В результате этих экспериментов не удалось подтвердить выводы Пенфилда об избирательной стимуляции памяти. Сам Пенфилд не смог повторить свои результаты на пациентах, не страдающих эпилепсией.
Несмотря на все большую для Прибрама очевидность распределенного характера памяти, он пока еще не мог понять, как мозгу удается справляться с этой поистине магической задачей. И вот в середине 1960-х годов Прибрам прочел в журнале «Scientific American» статью, где описывались первые опыты построения голограммы. Статья поразила его как гром среди бела дня. Открытие принципа голограммы не только было революционным само по себе: оно сулило решение той головоломки, с которой Прибрам столько лет безуспешно боролся.
Чтобы понять все его волнение, познакомимся немного ближе с тем, что такое голограмма. Одно из явлений, лежащих в основе голограммы, – это интерференция, то есть паттерн[5], возникающий в результате наложения двух или более волн (например, на поверхности воды). Если, например, бросить в пруд камешек, это произведет серию концентрических, расходящихся волн. Если же бросить два камешка, мы увидим соответственно два ряда волн, которые, расходясь, налагаются друг на друга. Возникающая при этом сложная конфигурация из пересекающихся вершин и впадин известна как интерференционная картина.
Такую картину может создавать любое волновое явление, включая свет и радиоволны. Особенно эффективен в данном случае лазерный луч, поскольку он является исключительно чистым, когерентным источником света. Лазерный луч создает, так сказать, совершенный камешек и совершенный пруд. Поэтому лишь с изобретением лазера открылась возможность получать искусственные голограммы.
Голограмма создается, когда одиночный луч лазера расщепляется на два отдельных луча. Первый луч отражается от фотографируемого объекта, после чего второй луч сталкивается с отраженным светом первого. При этом они создают интерференционное изображение, которое затем записывается на пленку.
Для невооруженного глаза картинка, получаемая на пленке, совершенно не похожа на фотографируемый объект. Отдаленно она напоминает концентрические круги, получаемые после броска в воду целой горсти камешков. Но как только луч другого лазера (или, в некоторых случаях, просто направленный яркий свет попадает на пленку, возникает трехмерное изображение первоначального объекта. Трехмерность изображения таких объектов удивительно реальна. Можно обойти голографическую картинку и увидеть ее под разными углами, как будто это реальный объект. Однако при попытке потрогать голограмму рука просто пройдет через воздух и вы ничего не обнаружите.
Трехмерность – не единственное замечательное свойство голограммы. Если часть голографической пленки, содержащей, например, изображение яблока, разрезать на две половинки и затем осветить лазером, каждая половинка будет содержать целое изображение яблока! Даже если каждую из половинок снова и снова делить пополам, целое яблоко по-прежнему будет появляться на каждом маленьком кусочке пленки (хотя изображения будут ухудшаться по мере уменьшения кусочков). В отличие от обычных фотографий, каждая небольшая частичка голографической пленки содержит всю информацию целого [6] .
Именно это обнаружившееся в голограмме свойство и взволновало Прибрама: он понял, что память как одна из центральных функций мозга имеет распределенный, а не локализованный характер. Если каждый кусочек голографической пленки может содержать информацию, по которой создается целое изображение, то совершенно аналогично каждая часть мозга может содержать информацию, восстанавливающую память как целое.
ЗРЕНИЕ ТАКЖЕ ГОЛОГРАФИЧНО
Память – не единственная функция мозга, в основе которой лежит голографический принцип. Еще одно открытие Лэшли заключалось в том, что зрительные центры мозга обнаруживают удивительную сопротивляемость хирургическому вмешательству. Даже после удаления у крыс 90 % зрительного отдела коры головного мозга (часть мозга, которая принимает и обрабатывает видимое глазом) они были в состоянии выполнять задачи, требующие сложных зрительных операций. Аналогичные исследования, проведенные Прибрамом, показали, что 98 % оптических нервов у кошек могут быть удалены без серьезного нарушения их способности выполнять сложные зрительные задачи [3]. Это можно сравнить с ситуацией, когда зрители в кинотеатре смотрят кинофильм на экране, 90 % площади которого удалено. Таким образом, проведенные Прибрамом эксперименты еще раз подвергли сомнению общепринятую концепцию зрительного восприятия, основанную на взаимно-однозначном соответствии между видимым образом и тем, как он представлен в мозгу. Другими словами, считалось, что, когда мы смотрим на квадрат, электрическая активность зрительной области коры головного мозга также принимает форму квадрата.
Хотя, казалось, открытие Лэшли нанесло смертельный удар общепринятой теории восприятия, Прибрам не был удовлетворен. Работая в Йейльском университете, он поставил ряд экспериментов по выяснению этого вопроса и в течение семи лет тщательно измерял электрическую активность мозга у обезьян во время выполнения ими различных зрительных задач. Он не только не обнаружил взаимного соответствия между предметом и его изображением в мозгу, но даже не выявил никакой системы в активизации электродов. О своих наблюдениях он писал: «Полученные экспериментальные результаты не согласуются с положением, согласно которому предмет проецируется на поверхность коры головного мозга подобно фотографии» [4].
Нечувствительность, которую, как оказалось, проявляет зрительная область мозга к хирургическому вмешательству, означала, что зрение, как и память, имеет распределенный характер. Ознакомившись с теорией голографии, Прибрам начал рассматривать ее как возможное объяснение работы мозга. Природа голограммы как «целого, заключенного в части» вполне могла объяснить, почему удаление большой части коры головного мозга не нарушает способность мозга выполнять зрительные задачи. Если мозг обрабатывает изображения с помощью некоторой внутренней голограммы, даже небольшая часть этой голограммы могла бы восстановить увиденную ранее целую картину. Эта теория также объясняла отсутствие взаимного соответствия между внешним миром и электрической активностью мозга. Действительно, если мозг использует голографический принцип для обработки зрительной информации, взаимное соответствие между изображением и электрической активностью должно быть не больше, чем соответствие между отвлеченной интерференционной картиной на фрагменте голографической пленки и самим закодированным на пленке изображением.
Однако оставалось непонятным, какие волновые явления в мозгу способны создавать такие внутренние голограммы. Как только Прибрам сформулировал для себя этот вопрос, он тотчас же начал искать возможный ответ. К тому времени было известно, что в электрическом взаимодействии между нервными клетками мозга, или нейронами, с необходимостью принимает участие прочая мозговая ткань. Нейроны имеют древовидные разветвления, и когда электрический сигнал достигает конца одного такого разветвления, он распространяется далее в виде волн точно таких, какие мы наблюдаем на поверхности воды Поскольку нейроны тесно прилегают друг к другу, расходящиеся электрические волны постоянно налагаются друг на друга. Когда Прибрам увидел это своим мысленным взором, ему стало ясно, что волны могут создавать бесконечный калейдоскопичный ряд интерференционных картин, в которых и коренится адаптированность мозга к принципу голографии. «Голографический принцип неизменно фигурирует в волновой природе взаимодействия нервных клеток мозга, – пишет Прибрам. – Мы просто не могли себе этого представить» [5].