Найденный или вновь обретенный дневник - дорогое развлечение, рассказывающее о более интересной действительности.

Издевательство №5

"Шаги по коридору. Ощущаю чье-то незримое присутствие. Меня мучает паранойя: кто-то подсматривает за моей жизнью. Незримые тени вторгаются в личное пространство и пугают.

Вечером я сижу в сауне новой съемной квартиры и, прижав подбородок к груди, трясусь. Животный страх, заиндевевшая душа и нацарапанные ключами надписи на деревянных, заляпанных потом стенах парилки.

Горячий воздух проникает в легкие. Полной грудью дышать невозможно. Остается впускать в себя воздух маленькими глотками. Вглядываюсь в надписи. Какие-то непонятные закорючки, то ли "убирайся", то ли "убрался". Призраки. Люди так верят в страшилки и изотерическую чушь.

Пару лет назад, когда я занялась волонтерством , мне неожиданно повезло. Чужая квартира с старой мебелью и не самой приятной историей внезапно упала мне на голову. Подруги в очередной раз перестали отвечать на звоки, скуки я пряталась у древней старушки, слушала истории про ее длинную жизнь и ухаживала за ней. Старый, никому не нужный хлам и загадки притягивали еще с детства.
Поднимаясь по кованой лестнице, я попадала в чужой мир. Складывалось ощущение, будто мне открылась давно забытая тайна.
У каждого помещения свой запах, описать который бывает сложно, однако в этом случае я точно могла сказать: травяной чай и лекарства. Божья старушка, настолько крохотная, что я боялась нечаянно наступить на нее. Женщина выходила из кухни и всегда улыбалась, благоухая травами.
Конечно, присутствовали и другие амбре, неизбежные для столь почтенного возраста, однако я научилась не обращать на них внимания.
Причин подниматься по старинной лестнице было несколько, одна из которых нарастающее чувство одиночества. Было приятно сидеть на продавленном диване и сознавать, что я еще нужна кому-то в этом мире, что кто-то беспомощный ждет меня, горя искренним желанием высказаться. Вечерами мы сидели на кухне с согревающим чаем и домашней выпечкой.
-Такое печенье я пекла еще совсем молодой, - как-то раз сказала она мне с тоской в голосе.
Изначально, это был просто способ почувствовать себя нужной; затем я привязалась к старушке искренне и крепко, так до конца и не поняв причин. Может потому, что ее все забыли, оттого, что эта маленькая бабушка никому больше не нужна?
Родственников у женщины совсем не осталось, об этом я узнала, когда читали ее завещание.
Теперь я часто меняю квартиры. Жить в моей собственной невозможно. Лет сорок назад там повесился впечатлительный джентльмен. Его нашли болтающимся на чердаке спустя сутки, когда ныне покойная дама c соседней квартиры пошла развешивать белье. Мертвый муж на чердаке. С тех пор маленькая женщина осталась одна, так и не решившись повторно выйти замуж. Было искренне жаль. Если бы, пересилив горе, она нашла в себе силы привязаться к мужчине ещё раз, быть может, судьба сложилась бы иначе. Мертвец среди голубей и кипяченных простыней…
Я не раз представляла эту картину во всех красках. Его синеватое лицо, отглаженный костюм и до блеска начищенные носки ботинок. Тошнотворный запах, разливающийся по парадной.
Жить в таком месте как минимум неприятно. Поэтому каждый месяц получаю деньги от квартирантов, что позволяет оплачивать другой дом. Взаимовыгодный обмен. Поиск идеальной энергетики. Безуспешный. Старые пятиэтажные дома: желтые и розовые, светло-салатовые и грязно-бежевые. Силуэты ангелов и атлантов на фасадах, деревянные рамы и гниющие балки чердаков.
На этот раз милая, слегка докучливая хозяйка, а не ворчливая старуха. Как ни странно, жилища обычно сдают именно старухи, точнее пятидесятипятилетние женщины, преждевременно покрывшиеся слоем морщин.

Обладательница трехкомнатной квартиры с противного цвета синей джакузи с белыми разводами, длинным коридором и книгой Достоевского на прикованной тумбочке наверняка знает в чем дело. Когда ночью я открываю глаза, мне чудится тень человека с рассеченной головой. Кроткая сестрица злобной старухи-процентщицы из романа Достоевского "Преступление и наказание" тенью ходит по коридорам, пока я сплю. Я уверена в этом. Лизавета... Одинокая, невинно-пугающая. Имя как у моей сестры. Значение: клятва Богу. Обещание, заклятие, нарушенное мной, когда я получила анафему. Сестренки Лизаветы. Лучше не думать ни о той, ни о другой.
Бороться со своими страхами в силах не каждый. Иногда легче по старой детской привычке забраться под одеяло и представить, что никто тебя не потревожит.
Ветер трепет занавески, легкие, невесомые, леденящие душу полоски ткани. "Через сколько дней я сбегу отсюда?" - вопрос номер один.
Расставляю гранатовые свечи. Не маленькие восковые железки, а гранат, разрезанный пополам и залитый воском. Фитиль посередине. Все как нужно. Свечи -мой фетиш. Страсть, болезнь, мания - этому явлению много названий. Половинки апельсинов, лимонов, грейпфрутов наполняют коробку, отведенную специально для них и всегда спрятанную на дно чемодана. Так я удовлетворяю естественную потребность в творчестве. Разрезаю целебные плоды пополам, съедаю сердцевину и дарую им вторую жизнь.
Пламя горит ровно. Никаких клубов черного дыма как реакция на присутствие истинной хозяйки квартиры, конечно, нет. Окидываю взглядом спальню. Огромная двуспальная кровать с мягким матрасом. Прыгаю с разбегу и утопаю в подушках, отдаваясь в мягкие объятия ночи.

"Утро неприветливое и хмурое. Питер встречает меня моросящим дождем. Поднимаюсь с кровати, расчесывая волосы, делаю кофе. Босиком. Давняя привычка. В детстве я часто бегала без обуви по траве. С мая и до осени.
Спустя несколько дней меня начинают одолевать сомнения. Все больше и больше колебаний, заполняющих голову. В этой квартире явно что-то не так. В поисках идеального решения я пыталась спать на кровати, диване, паркете, сквозь щели которого ужасно поддувало. Вскоре пришлось лечиться от гриппа.
Последняя попытка - стол. Ритуальная деревянная доска, на которой я приношу в жертву фрукты. Дары богам. Смахивает на язычество.
Ночью я упала с него, закутанная в одеяло. Пара синяков и каким-то чудом оказавшийся рядом с моим лицом нож. Я приняла это как предупреждение и через несколько дней, изгнанная скрипами и шорохами, съехала.
Хозяйка, кажется, не особо удивилась. Пластические хирурги, занимающиеся наукой вообще мало чему удивляются.
За день до этого я задавала себе много вопросов, наблюдая за тем, как моя копия в зеркале перерезает себе горло. Видения. Игра воображения и приступы паранойи.
"Что делать дальше, как себя занять? Найти еще одну проклятую Питерскую квартиру или уехать на море? Может, наконец, угомониться и начать вести образцовую жизнь? Вернуться домой, помириться с сестрой, объяснить, что тот случай был всего лишь порывом гнева и, приврав, что в городе меня полностью вылечили, опять бегать босиком по росе?
Похоже, я попала в водоворот. Ужасный жизненный период, негативное восприятие реальности и злость. Видения, паранойя, животный страх. Больше всего волновало необузданное давнее естественное желание уничтожения. Моя неосуществимая мечта. Без шансов.
Чтобы я не сдохла со скуки, ты кинул мне с неба подачку, однако, на этот раз сильно обеспокоенный, решил все же, поступить не по-скотски.
Он пришел в мою жизнь, когда я была на грани. Хоть за это спасибо. Или это очередное "сделаю девочке больно и посмеюсь?"