I Происхождение человека и цивилизации

Возникновение человека

Одной из самых фундаментальных нерешенных про­блем современного научного познания является постиже­ние генезиса человека. Поскольку человек, представляя собой часть живой природы (биосферы), является космо-планетарным феноменом, постольку традиционный подход к проблеме человека в ключе рассуждений о взаимосвязи биологического и социального, подход к проблеме челове­ка, понимаемого как «биосоциальный синтез», явно неадек­ватен современному состоянию дел в науке. Более перспек­тивным является подход, рассматривающий человека как продукт длительной биологической эволюции, воспроизво­дящей в информационном аспекте развитие нашей Вселен­ной после Большого взрыва, как вместе с социокультурной эволюцией, с которыми связана и его психическая эволю­ция.

Уже известно, что одним из процессов, придавших био­сфере неповторимый облик, является эволюция видов, со­провождающаяся гибелью одних, выживанием вторых и появлением новых (например, вымерли динозавры, сохра­нились кораллы, появились млекопитающие). Б ходе эво­люции остаются те организмы, которые своей жизнедея­тельностью увеличивают свободную химическую энергию в биосфере, то есть эволюция идет в определенном направ­лении. ВЛ. Вернадский подчеркивает значимость выска­зывания американского геолога Д. Дана о том, что «в ходе геологического времени, говоря современным языком... наблюдается (скачками) усовершенствование — рост — центральной нервной системы (мозга), начиная от ракооб-

разных... и от моллюсков (головоногих) и кончая человеком. Раз достигнутый уровень мозга (центральной нервной сис­темы) в достигнутой эволюции идет уже не вспять, а только вперед». В таком ракурсе появление человека есть зако­номерный результат развития биосферы, функционирования ее космопланетарных механизмов. В свете последнего по­ложения и следует рассматривать проблему происхожде­ния человека, относящуюся к числу важнейших вопросов мировоззрения и науки. Согласно современным научным данным, наиболее адекватной действительности является эволюционная теория происхождения человека от живот­ного предка — гоминид. Эволюцию мозга гоминид в плей­стоцене следует считать весьма особым процессом, по край­ней мере, по двум причинам. Во-первых, в связи с ее тем­пами: это был один из наиболее бурно протекающих процессов макроэволюции в истории позвоночных, если не в истории животного мира вообще. Во-вторых, в связи с его феноменальным последствием: этот процесс привел к возникновению уникального в животном мире биосферы явления, каковым является человеческая психика. Здесь речь идет о следующих связанных между собой ее свой­ствах: 1) оперирование образами и понятиями, содержание которых свободно от ограничений пространства и времени и может относиться к воображаемым, никогда и нигде не существующим событиям; 2) познавательная способность, основанная на проникновении в структуру мира и постро­ении модели мира; 3) способность как соблюдения суще­ствующих моральных норм поведения, так и разрушения и саморазрушения; 4) самосознание и рефлексия, проявля­ющиеся в способности созерцать собственное существова­ние и осознавать смерть. Возникает проблема объяснения особенностей эволюции мозга гоминид, а также наличия колоссальных различий между мозгом человека и совре­менных человекообразных обезьян, например шимпанзе.

Как известно, в человеческом мозгу уже давно установ­лен регион коры больших полушарий, управляющий поня­тийной стороной речи (точнее говоря, регион, повреждение которого или электростимуляция вызывают нарушения в семантической или грамматической структуре высказыва­ния). Однако мозг человека в сравнении с мозгом шимпан­зе не содержит ни одного нового типа клеток, тканей или органов, к тому же отдельные его части имеют аналогич-

ные пропорции. Различие состоит в основном в меньшей у человека плотности упаковки нейронов в коре, в большем числе дендритов (следовательно, более плотной сети меж­нейронных связей), в большем числе нейронов коры с ко­роткими аксонами и большем количестве (на единицу объема коры) нейроглиальных клеток. Наконец, соотноше­ние абсолютного числа нейронов коры человеческого моз­га и коры мозга шимпанзе равно 1,4:1,0. В сумме извест­ные до сих пор структурные и физиологические различия между мозгом человека и мозгом шимпанзе кажутся три­виальными, поэтому возникает проблема объяснения гене­зиса принципиальных различий в сфере психики и поведе­ния между этими двумя видами.

В науке выдвинут ряд гипотез, которые пытаются раз­решить эту проблему: человек возник благодаря тому, что его древнейшие предки в большей степени были падалыци-ками, чем охотниками; человек стал человеком благода­ря жизни в воде, мутации в клетках мозга гоминид, выз­ванной жесткими излучениями вспышки Сверхновой звез­ды, либо инверсиями геомагнитного поля; либо мутант среди гоминид появился в результате теплового стресса. Рассмотрим эти гипотезы в изложенном порядке.

В научной литературе имеются данные о том, что употреб­ление в пищу мяса крупных животных способствовало фор­мированию физических и природных условий, которые при­вели к появлению характерных особенностей, отличающих человека от обезьян. Обычно считается само собой разумею­щейся формула «человек—охотник» — именно в силу заня­тия ранними гоминидами охотой, а не собиранием падали появился человек. Американские ученые Р. Блюменшайн и Дж. Кавалло считают, что теория «человек-охотник» осно­вана на «более предрассудках, чем на ископаемых находках и экологических аспектах добывания пищи». Они выдви­нули гипотезу, согласно которой подбирание падали, веро­ятно, было более распространенным способомдобывания пищи, нежели охота 2 млн лет назад, на рубеже плиоцена и плейстоцена: «Охота наочень мелкихживотных, воз­можно, была древнейшей стратегией гоминидов, а с появ­лением метательного оружия Homo sapiensстал намного более искусным охотником, чем любой другойпримат. Тем не менее такой способ добывания пищи, как подбира­ние падали, оказал более заметное влияние на эволюцию

человека, чем до этого было принято думать». И хотя эта гипотеза не получила широкого резонанса в сообществе ученых, ее неправомерно сбрасывать со счетов, когда дело касается такой весьма сложной проблемы, как генезис че­ловека.

Оригинальной является гипотеза шведского исследова­теля Я. Линдблада. Согласно ей, южноамериканские индей­цы, живущие в тропическом лесу, являются самыми древ­ними людьми на Земле, причем предшественником чело­века была «безволосая обезьяна», или «икспитек», ведущая водный образ жизни. Именно редуцированная волосатость, прямохождение, длинные волосы на голове (исключение со­ставляют негроидные формы), присущие только человеку эмоциональность и сексуальность обусловлены особеннос­тями образа жизни водяного гоминида (меньшую часть суток он проводил на берегу). «Как всегда, когда новый образ жизни повышает процент выживания, — пишет Я. Линдблад, — мутационные изменения наследственных структур влекут за собой приспособление к водной среде. Здесь это выражается в уменьшении волосатости тела и развитии слоя подкожного жира. Однако на голове воло­сы длинные — важный фактор для выживания детены­шей. По той же причине у женщин большие груди с хо­рошей теплоизоляцией, а для защиты спермы от опасной для нее среды углубляется влагалище и удлиняется пенис. У детенышей первые годы жизни особенно мощный слой подкожного жира. Ноги икспитека длиннее рук, большие пальцы ног не противопоставляются и направлены вперед. Осанка при ходьбе более прямая — возможно такая же, как у нас. Другими словами, у икспитека вполне челове­ческий вид, во всяком случае, на расстоянии». Дальнейшее развитие черепа и мозга привело к появлению человека современного типа.

В рамках сформировавшегося в последнее время тако­го направления научных исследований, как «космический катастрофизм», выдвинута гипотеза о возникновении совре­менного человека (и человеческой цивилизации) в связи со вспышкой близкой Сверхновой звезды. Зафиксировано то весьма удивительное обстоятельство, что вспышка близкой Сверхновой звезды по времени (один раз в 100 млн лет) приблизительно соответствует возрасту древнейших остан­ков человека разумного (порядка 35-60 тыс. лет назад).

К тому же ряд антропологов считает, что появление совре­менного человека обусловлено мутацией. А импульс гам­ма- и рентгеновского излучения от вспышки близкой Сверхновой звезды мог вызвать необратимые изменения в клетках мозга некоторых животных, в том числе гоминид или рост самого мозга, что привело к формированию разум­ных мутантов вида человека разумного. Во всяком случае, со вспышкой Сверхновой звезды связано: 1) образование Солнечной системы; 2) происхождение жизни и 3) возмож­но, происхождение современного типа человека с его циви­лизацией.

Четвертая гипотеза исходит из того, что современный человек — мутант, возникший вследствие инверсии земно­го магнитного поля. Установлено, что земное магнитное поле, которое в основном задерживает космические излу­чения, по неизвестным до сих пор причинам иногда осла­бевает; тогда и происходит перемена магнитных полюсов, то есть геомагнитная инверсия. Во время таких инверсий степень космических излучений на нашей планете резко возрастает. Исследуя историю Земли, ученые пришли к выводу, что в течение последних 3 млн лет магнитные по­люса Земли четырежды менялись местами. Некоторые об­наруженные останки первобытных людей относятся к эпохе четвертой, геомагнитной инверсии. Такое необычное стече­ние обстоятельств приводит к мысли о возможном влия­нии космических излучений на появление человека. Эту гипотезу усиливает следующий факт: человек появился в то время и в тех местах, в которых сила радиоактивного излучения оказалась наиболее благоприятной для измене­ния человекообразных обезьян. Именно такие условия воз­никли около 3 млн лет назад в Южной и Восточной Аф­рике — в период отделения человека от мира животных. По мнению геологов, в этом регионе в силу сильных зем­летрясений обнажились залежи радиоактивных руд. Это, в свою очередь, вызвало мутацию у определенного вида обе­зьян, который был наиболее предрасположен к изменению генетических черт. Вполне возможно, что около 3 млн лет назад длительное воздействие радиоактивного излучения настолько глубоко изменило австралопитека, что он стал способен совершать действия, необходимые для его безопас­ности и обеспечения пищей. В соответствии с этой гипо­тезой питекантроп появился около 690 тыс. лет назад,

когда наступило второе изменение геомагнитных полюсов. При третьей инверсии магнитных полюсов Земли (около 250 тыс. лет назад) мы имеем дело с неандертальцем, воз­никновение же современного человека приходится на чет­вертую геомагнитную инверсию. Такой подход вполне пра­вомерен, ибо известна роль геомагнитного поля в жизнеде­ятельности организмов, в том числе и человека (следует отметить тот примечательный факт, что магнитное поле определенной конфигурации и напряженности становится непроницаемым для радиоактивного излучения).

Оригинальна и интересна пятая гипотеза о росте мас­сы мозга у гоминидов в силу адаптации к экстремально­му тепловому стрессу. Ее содержание сводится к следую­щим положениям.

1. Вполне вероятно, что наиболее ранняя форма охоты у гоминидов — это охота индивидуальным способом, «со­стязание на выносливость», применяемым до сих пор, на­пример, бушменами. Такая охота требует многочасовых марш-бросков в тропической саванне и должна вызывать сильный тепловой стресс, который угрожает расстройством деятельности нейронов коры, весьма чувствительных к ро­сту температуры. В итоге наступает временное нарушение пространственной ориентации и памяти. Человек облада­ет характерной и не встречающейся у других приматов адаптацией, предохраняющей тело от перегрева и облегча­ющей потерю тепла через выделение и испарение (отсут­ствие волосяного покрова, исключительно богатая система потовых желез). Однако такого рода адаптации, вероятно, было недостаточно для устранения угрозы перегрева кро­ви в сосудах мозга в условиях «состязания на выносли­вость».

2. У быстробегающих млекопитающих тропической зоны имеются специальные приспособления для поддержания постоянной температуры в сосудах мозга, например, сети сосудов угазели Томпсона, благодаря которым температу­ра после 7-минутного бега со скоростью 40 км/час возрас­тает только на 1 градус, тогда как температура крови в периферических сосудах поднимается на 5 градусов. Поэто­му адаптация гоминидов к этому стрессу была иной, осно­вывалась именно на создании дополнительных нейронов коры и увеличении числа связей междуними.

3. Подобного рода естественный отбор рассчитан на со­
здание мозга не столько «разумного», сколько устойчиво­
го к периодическим, экстремальным сильным тепловым
стрессам. Возникший таким образом мозг, имеющий избы­
ток нейронов и связей, приобрел усиленный интеллектуаль­
ный потенциал, однако последний является только побоч­
ным эффектом устойчивости к тепловому стрессу (в пос­
леднее время внимание генетиков, физиологов, биохимиков
привлечено к синтезу в клетках многих организмов так
называемых стрессовых белков, особый интерес представ­
ляют белки теплового шока).

4. Эти новые потенции мозга были потом использова­
ны для целей, к которым он первоначально вовсе не был
предназначен, то есть к «абстрактному мышлению», симво­
лической коммуникации и пр., а также одновременно к
совершенствованию техники охоты. Последнее сделало
охоту занятием менее тяжелым физически и тем самым
сначала уменьшило, а затем и окончательно устранило
действие отбора для адаптации к перегреву. С этого момен­
та дальнейшая эволюция мозга гоминидов происходила уже
путем отбора на «разумность».

5. Если бы гоминиды не стали использовать получен­
ного в результате тепловой адаптации избытка нейронов
коры мозга весьма рано «человеческим способом», то мозг
стал бы преобразователем информации с еще большими
возможностями. Это значит, что действие отбора на устой­
чивость к «перегреву» более длительное время привело бы
к еще большим потенциям разума современного человека.
В целом эта гипотеза может быть весьма плодотворной в
выяснении происхождения человека, ибо она связана с
процессами теплорегуляции живого вещества биосферы.

Пятая гипотеза исходит из того, что человек как новый вид возник благодаря основному биологическому отличию гоминид от других млекопитающих высоким уровнем удельного метаболизма и следующего из этого вероятного эколого-демографического следствия. К этому следует до­бавить то обстоятельство, что у человека и его предков имелись средства коллективного производительного потреб­ления (коллективные орудия), отсутствующие у осталь­ных животных. Именно высокий уровень удельного мета­болизма вызвал эколого-демографические проблемы у го­минид, которые оказались эффективно решенными не-

биологическими средствами демографического самоконтро­ля гоминидами своих сообществ. Такими средствами и являются средства коллективного производительного по­требления, позволяющие контролировать численность сооб­щества. Иными словами, существует вполне определенная связь между демографией и технологией, выработанной в рамках культуры как небиологического наследования в со­обществах древних гоминид. «В зависимости от биопро­дуктивности своего местообитания ранние гоминиды мог­ли иметь тот или иной вариант структуры сообщества... и донести признаки похожих общественных структур до эпохи цивилизаций». Другими словами, речь идет об этно­сах, выстроенных на основе архаичных кровно-родственных общественных структур. В целом следует отметить, что проблема происхождения человека весьма сложна и до сих пор не решена.

Проблема этногенеза

Проблема этногенеза, которая является одной из значи­мых в отечественной этнологии и которая до сих пор не решена окончательно, неразрывно связана с пониманием природы этноса (этнического). В современной этнологиче­ской науке не выработано единого общепринятого взгля­да на природу этнического, сопряженного с понятиями «эт­нос» и «этничность». Можно выделить три подхода к по­ниманию природы этноса и этничности, а именно: при-мордиалистский, конструктивистский и инструментальный. Согласно первому, этнос и этничность являются объектив­но и первозданно существующими — человек в силу сво­его происхождения относится к определенному этносу. Конструктивистский подход рассматривает этнос как некое концептуальное построение, интеллектуальный конструкт, который может быть использован для мобилизации людей на коллективные действия для достижения социальных, экономических, политических и других целей. Иными сло­вами, этнос не существует в качестве объективной реаль­ности, в действительности существует культурное многооб­разие. Инструментальный подход представляет собой по­пытку синтеза примордиалистского и конструктивистского подходов: с одной стороны, признается основной тезис кон­структивизма об искусственном, сконструированном мето-

дами социальной инженерии идеях этноса и этничности, которые овладевают умами людей и приводят их в движе­ние, с другой — тезис примордиализма о наличии некоей природной объективной основы этноса и этничности, бла­годаря чему и возможен феномен «разбуженной этнич­ности».

Вполне вероятно, что инструментальный подход к эт­носу и этничности является наиболее адекватным дей­ствительному положению вещей. Однако здесь возникает зафиксированная в этнологической науке и до сих пор не решенная основная проблема: что выступает объективной основой для формирования этничности как ядра самосоз­нания. Современная этнология не имеет общепринятой методологии анализа и интерпретации этнического, трудно выделить четкий универсальный критерий для выделения этноса. В объективистских, примордиалистских интер­претациях, которые на материалистической основе пытают­ся в качестве критерия использовать язык, культуру, об­щую территорию, формирование этнического самосознания по принципу «мы» и «они», фактически речь идет о соци­уме, о любой социальной общности. Ни язык, ни общая территория, ни культура и даже ни стереотип поведения (на чем настаивал Л.Н. Гумилев) не являются универсаль­ными критериями этноса и формируемой на его основе эт­ничности, так как теряется специфика этнического. Субъек­тивистские, конструктивистские концепции обладают суще­ственным недостатком — они не могут объяснить, почему люди принимают сконструированную идею этничности и на этой основе образуют этническую общность. Существен­ным является то, что все эти интерпретации и концепции не могут объяснить результаты эмпирических исследований, которые показывают как устойчивость этнической идентич­ности, ее способность транслироваться от поколения к по­колению, так и ее вариабельность, способность находить­ся в латентном состоянии, актуализироваться в определен­ных социальных ситуациях. Инструментализм стремится преодолеть ограниченности примордиалистского и конст­руктивистского подходов к этносу и этничности, однако сам не в состоянии решить основную проблему природы этнического и связанного с ним ряда вопросов. В случае примордиализма возникает проблема определения этнично­сти приемных детей, детей от смешанных браков и пр.

Конструктивизм же считает, что этничность может быть «навязана» извне путем манипуляции сознанием, но тог­да нет ответа на вопрос о том, почему одним индивидам можно навязать этничность, а в отношении других это не­возможно сделать. Существует еще и такая интересная проблема этничности, как яркая эмоциональная окраска этнического самосознания, болезненная реакция представи­телей этноса на негативные оценки их народа. Почему в эпохи развала социума на первый план выступает этниче­ское, то есть почему люди начинают идентифицироваться по этническому признаку?

Наша гипотеза, исходящая из выработанной Э.А. Орло­вой с сотрудниками модели культуры, включающей в себя фундаментальный обыденный пласт и специализированные сферы культуры — религия, искусство, наука, философия и др., — заключается в следующем. Этнос — это не поли­тическая, не экономическая и даже не общность людей, разделяющих набор ценностей и идеалов современной культуры. Это общность, сформированная на основе обы­денного пласта культуры, фундаментом которого служат ее древние, архаические слои, связанные с генезисом этничес­ких культур, когда шел процесс активной адаптации чело­веческих сообществ к разным условиям природной и со­циальной среды. Поэтому в разных культурах наряду с инвариантными характеристиками (культурными универ­салиями) этим архаистическим слоям присущи некоторые различия, которые проявляются в специфичности этносов. Эти дифференциальные различия сохраняются на уровне обыденной культуры, они осваиваются в ходе первичной социализации индивида — в малой родственной группе, каковой выступает семья. В последней доминирующую роль в воспитании ребенка с первых дней жизни играет мать, когда на эмоциональном и довербальном уровне в ходе освоения и усвоения ребенком предметного мира культуры и способов общения происходит передача стерео­типов и ценностей этнического. Этничность в метафориче­ском ключе — это образ матери, дремлющий в человеке, она не находится ни в генах, ни в разуме, она хранится в глубинных структурах бессознательного и актуализируется в экстремальных ситуациях, когда у индивида возникает потребность в надежной и прочной опоре, что и объясня­ет консолидацию людей по этническому признаку в деста-

билизированном обществе. Необычайная стойкость этни­ческих стереотипов, архетипов объясняется тем, что проис­ходит их закрепление в сознании индивида на довербаль-ном и эмоциональном уровне, субстратом которых явля­ются самые древние слои палеокортекса. Для психики человека, носящей многослойный характер, существенной является закономерность: из нее в первую очередь вытес­няется все, связанное с неокортексом, и в последнюю — закрепленное в палеокортексе. Обыденный пласт современ­ной культуры, связанный по своему генезису с традицион­ной культурой, модифицируется под влиянием динамиче­ского развития и усложнения общества техногенной ци­вилизации, тогда происходит изменение признаков ее наиболее консервативных архаических слоев, что объясняет концепцию Л.Н. Гумилева о дискретном характере этно­генеза. Изменяется общество и культура как его «свое иное». Однако сам этнос менее подвержен этим изменени­ям, так как его базой является самая консервативная со­ставляющая культуры. Предложенная гипотеза природы этнического позволяет в определенном смысле решить сложную проблему этногенеза, укладывающуюся в рамки накопленного современной наукой материала. Действитель­но, сама природа этнического связана с миром культуры, присущим только человеку как деятельному существу. Именно мир культуры обусловливает различные поведен­ческие стратегии человека, ибо последний не обладает ге­нетически заложенной жесткой системой поведения. Спе­цифичность человека состоит в том, что он является уни­версальным существом в отличие от животных с присущей им специализацией. Это дает ему возможность освоить различные поведенческие стратегии, что позволяет ему выжить в изменяющихся условиях и адаптироваться к динамичному миру.

Возникает вопрос, каким образом человек на заре ант-ропосоциогенеза осваивал стратегии поведения, необходи­мые для его жизнедеятельности? Известно, что на ранних этапах становления человека и общества социокультурная эволюция как бы совпадает с биологическими закономер­ностями, присущими миру животных. У животных имеется исследовательский рефлекс, человек же представляет собой в определенном аспекте тоже животное и на раннем эта­пе становления общества он подражал животным. Пове-

дение животных формировалось и шлифовалось в ходе эво­люции, то есть оно является адаптивным; человек осваи­вал адаптивные формы поведения, подражая прежде всего животным (и растениям), что помогало ему выжить. Воз­никает тотем — «учитель жизни» (животное или растение), чьей поведенческой стратегии подражали индивиды («люди леопарда», «люди муравья» и т. д.). Не исключено, тотеми-ческое мышление может объяснить генезис изобразительной деятельности и абстрактного мышления человека. В данном случае трудовая теория проявляет свою слабость: простей­шие трудовые операции, связанные с изготовлением при­митивных орудий, не требовали такого избыточного раз­вития мозга человека. Для адаптации и выживания на уровне охотничьей деятельности достаточно было иметь остро отточенные камни — имитаторы когтей и клыков хищников. Первоначально люди, вероятно, старались внешне копировать тех животных, чьи качества казались им привлекательными, на которых они хотели походить (достаточно вспомнить «людей леопарда» наших дней). История первобытной культуры показывает факты соци­ально-психологической ассоциации и до сих пор наблюда­ющиеся у народов, которые находятся на сравнительно невысокой ступени экономического развития. Так, перво­бытный человек украшал себя когтями и шкурой убито­го им свирепого медведя, поскольку когти и шкура живот­ного ассоциировались у него с представлением о ловкости, храбрости и силе добывшего их охотника и служили как бы символом этих качеств. Затем они стали изготавли­вать тотемы — предметы, обозначающие не только конк­ретных животных, но и, самое главное, те качества, те по­веденческие характеристики животного, которыми оно об­ладает и которые значимы для адаптации и выживания человеческого сообщества. Ведь важную роль в формиро­вании этнической психологии играют законы подражания. Свойственное человеку стремление к подражанию наклады­вает несомненный отпечаток на его психику, о чем писа­ли в своих трудах Г. Тард, Г. Плеханов, В. Бехтерев и др. Можно утверждать, что тотем является первым много­значным символом, «духовным», а не физическим предком той или иной человеческой общности. Тотем как учитель жизни выступает культовой фигурой. Видимо, так он и воспринимался в архаическую эпоху, о чем свидетельствует

ритуал поедания тотема во время инициации. Тотемом могло быть любое животное или растение (сосна, дуб, волк, заяц и пр.), «поведению» которого подражали. Животные дают образцы как агрессивного, так и альтруистического поведения. Люди, избравшие стратегию поведения зайца или муравья, сделавшие их своим тотемом, естественно, станут более миролюбивыми, нежели те, которые изберут своим тотемом хищника. Первые этнические общнос­ти — сообщества людей, поклоняющихся одному тотему и «делающих жизнь» с него, что дает их членам чувство единства «мы», тогда как те, у кого другие тотемы, воспри­нимаются как «чужие» («они»). Первые элементы этниче­ского характера, представляющие собой построенные на подражании тотему стереотипы поведения, являются мо­ральными — из запрета убийства тотемного животного следует запрет убивать «своего». На высоком уровне раз­вития общества и соответственно абстрактного мышления перед нами этические ценности, кодексы этического пове­дения, присущие той или иной этнической культуре. В дан­ном случае можно объяснить первые этические кодексы как системы табу, когда добро — это то, что способствует выживанию той или иной общности («мы»), зло — то, что вредит жизнедеятельности этого сообщества. На основе принципа «полезно — вредно», приобретенного этнической группой в результате подражания тотему и передаваемого не генетически, как у животного, а в знаково-символических формах культуры, вырастают адаптивно-преобразовательные стратегии поведения, абстрактное мышление, изобразитель­ная деятельность и моральные категории.

Нейтральные раздражители могут становиться ценно­стями в процессах расширения «информационного гори­зонта» человека, что ведет к усложнению символизма, ак­тивизирует способность к символотворчеству. Благодаря этому одновременно развивается человеческий мозг и этни­ческая культура. Человеку на ранней стадии становления общества пришлось в превращенных формах культуры обозначать элементы адаптивного поведения животных для закрепления их в «социальной памяти», которая дополня­ет ему генетическую память. Приобщение к тотему в ходе инициации тождественно приобщению к знаниям, полез­ным для выживания и способствующим сплочению чело­веческой общности, имеющей этнический характер. Таков

в общих чертах процесс этногенеза, который дает возмож­ность понимания сущности этнических процессов как в исторической ретроспективе, так и в перспективе. Понят­но, что перед нами одна из гипотез, которая пытается ре­шить проблему этногенеза.

Культурогенез

Весьма интересной проблемой современной науки, ко­торая до сих пор не имеет своего четкого решения, явля­ется проблема происхождения культуры. Имеется целый ряд гипотез, объясняющих возникновение присущего толь­ко человеку феномена. Прежде всего следует отметить кон­цепцию адаптивного характера генезиса культуры. Амери­канский ученый Э. Харт прослеживает историю возникно­вения человека и смену его форм от австралопитека до «гомо сапиенс» и отмечает, что вся история «гомо» была историей культуры, сменившей в конце концов историю биологической эволюции. Культура же обязана своим су­ществованием и своей историей способности человека при­спосабливаться к любым меняющимся условиям, которая сама есть чисто человеческая черта. Э. Харт называет ее «прометеевским геном»,приобретенным человеком в ре­зультате троекратного увеличения его мозга по сравнению с предком. Культура передается не путем биологического наследования, а при помощи коммуникации между поко­лениями.

Если рассматривать нашу планету как всеохватываю­щую систему, то правомерна предпринимаемая сейчас по­пытка понять культуру с биосферной точки зрения, то есть следует учитывать тот момент, что культурогенез есте­ственным путем вытекает из биологической эволюции. В биологии различают два вида знаний о внешнем мире — знание видов собственной экологической ниши и знание им соседних ниш; причем в ходе эволюции биосферы не­которые сложные надклеточные структуры, обладающие высокой эволюционной пластичностью, смогли быстро про­никнуть в другие адаптивные зоны. Именно человеческий вид сумел совершить прорыв в новую адаптивную зону и благодаря культуре, внутри себя дифференцируемой на раз­личные виды культур, получить представление о биосфере

вцелом, что позволяет человеческому виду выжить виз­меняющейся среде, приспосабливаться к ней.

В настоящее время вполне утвердилось представление об аналогии культур (хотя и на ином уровне) процессу биологической эволюции. Нельзя не согласиться с выска­зыванием американского культуролога П. Рикс-Марлоу, что «подобно биологическому виду, каждый вид культуры следует рассматривать как уникальную хронику попыток приспособиться к вечно изменяющейся окружающей сре­де, и приобрести в ней энергетические преимущества над другими». Такой научный подход в области изучения культуры признают столь разные мыслители, как Лоренц, Скиннер, Докинс и Эриксон: он обладает большим эври­стическим потенциалом.

Этот подход показывает, что культурогенез связан сэволюцией мозга гоминид, достигшего наибольшего объе­ма у человека. Эволюцию мозга гоминид вплейстоцене сле­дует считать весьма особым процессом, по крайней мере, по двум причинам. Во-первых, в связи с ее темпами: это был один из наиболее быстрых, наиболее бурно протекающих процессов макроэволюции в истории позвоночных, если не в истории животного мира вообще. Во-вторых, в связи с его феноменальными последствиями этот процесс привел к возникновению уникального в животном мире биосферы явлению, каковым является человеческая психика, не­отъемлемая от культуры. Поэтому возникает проблема объяснения особенностей психики человека и соответствен­но культурогенеза.

Заслуживает внимания стохастическая модель культу­рогенеза, выдвинутая одним из тончайших мыслителей XX века С. Лемом: в ней речь идет о физических, биоло­гических и социальных детерминантах культуры. Согласно этой модели, исходящей из понимания культуры как игры, культура возникает потому, что Природа является «ареной» возмущений и неалгоритмических (непредсказуемых) изме­нений. Эволюция — это непрестанный процесс, причем каждая эволюционная стратегия является одновременно неопределенной и компромиссной. Компромисс, продикто­ванный неопределенностью видовыхрешений и тенденцией к минимизации, которая навязанаотбором, осуществляет­ся врамках биполярной альтернативы.Организмы могут «воспринимать» изменение условий средыкак переходное

11. За*. 671 ₃₂₁

или как длительное, при этом различие между флуктуаци­ей и стационарным состоянием невозможно провести. Вот почему они реагируют на изменение обратимым способом (фенотипически) либо необратимым (генотипически). В первом случае стратегия организмов имеет этот плюс, что позволяет отказаться от принятого решения, однако адап­тивная пластичность фенотипов имеет границы: при их переходе наступают необратимые генотипические измене­ния. Второй случай привлекает тем, что генотипические изменения дают возможность совершить переход в масш­табе от клона до человека, но они запрещают «пересмот­реть» принятые решения. Тот же клон в отличие от смер­ти может «войти» при неблагоприятных условиях в состо­яние обратимой смерти, образуя стабильную фигуру.

А ведь эволюционный процесс является одновременно приобретением и потерей, риском и выигрышем. Как же решает эту дилемму эволюция? Она применяет особый при­ем, называемый нейтрализацией организмов: находясь в клещах фенотипической недостаточности и генотипической необратимости, эволюция находит новый компромисс — создает организмы, сильно детерминированные генотипичес­ки, но весьма пластические фенотипически. «Этим комп­ромиссом и является, — пишет С. Лем, — мозг, ибо он, обусловленный генотипически, усиливает фенотипическую адаптивность». Именно мозги человеческих индивидов со­здают культуру как стратегию выживания, когда вид «гомо» может менять стратегии, не теряя при этом своей генотипической идентичности.

На антропологическом уровне стратегические решения «принимаются» уже не в среде наследственного материа­ла, а в культурной системе. Культура делает возможным то, что биологически невозможно — создание стратегий одновременно революционных и обратимых, то есть дающих возможность пересматривать решения и преобразовывать среду в темпе, недосягаемом для наследственного матери­ала. Ведь происходящая в этом наследственном матери­але дифференциация требует миллионов лет. По меньшей мере миллион лет потребуется для эволюционного упроче­ния нового биологического вида. В культуре специализа­ция (дифференциация) происходит максимум за тысячу лет, а когда культурогенез ускоряется, тогда для самых крупных стратегических преобразований достаточно не-

сколько десятков лет. Такого рода миллионократное уско­рение темпов эволюции на нашей планете порождает раз­личного рода опасности и никого винить в этом нельзя, ибо в соответствии с правилами теории игр и теории нели­нейного программирования эволюция сделала все, что было в ее силах.

Культурогенез связан со стохастичностью мира и суще­ствованием в нем бифуркационных механизмов, связанных с неопределенностью мирового эволюционного процесса. Биосфера в своем развитии породила человека с его к