Далее в квадратных скобках в тексте и в подстрочных примечаниях идут комментарии научного редактора

История Ордена Тамплиеров

Перевод с фр. к. и. н. Г. Ф. Цыбулько. Науч. редактор М. Ю. Медведев. - СПб: "Евразия", 2000 - 416с.

В средневековой истории найдется немного сюжетов, которые бы привлекали читающую публику так, как история ордена Тамплиеров, одновременно находясь в забвении у историков, порождая тем самым самые невероятные домыслы. Может быть поэтому в популярной литературе появилась пресловутая "Загадка тамплиеров". Но, вероятно, проникнуть в тайну тамплиеров невозможно без анализа истории ордена начиная с момента его возникновения как братства Бедных рыцарей, призванного охранять паломников на пути к Святым местам, до мощной организации, сконцентрировавшей огромные материальные и военные ресурсы, каким он стал к концу XIII в. Книга Марион Мельвиль - одна из немногих, если не единственная в своем роде, пытающаяся воссоздать эту историю объективно. Ее отличает глубина исторических экскурсов, прекрасное знание политической ситуации, событий, условий жизни, обычаев эпохи.

© Перевод с фр. к. и. н. Г. Ф. Цыбулько, 2000

© Обложка Лосев П. П., 2000

© Издательская группа "Евразия", 2000

Содержание:

Предисловие

Часть первая

ГЛАВА I. Собор в Труа

ГЛАВА II. Странствующие рыцари

ГЛАВА III. Ornne Datum Optimum

ГЛАВА IV. Французский устав

ГЛАВА V. "Похвала новому рыцарству"

ГЛАВА VI. Цитадель

ГЛАВА VII. Дороги Вавилона

ГЛАВА VIII. Банкиры и дипломаты

ГЛАВА IX. "Свод"

ГЛАВА X. Потеря Иерусалима

ГЛАВА XI. Совместные операции

Часть вторая

ГЛАВА XII. Сыновья Любви Небесной

ГЛАВА XIII. Строители замков

ГЛАВА XIV. Ключи от Египта

ГЛАВА XV. Неудавшийся крестовый поход

ГЛАВА XVI. Архиепископ и труверы

ГЛАВА XVII. Монастырская жизнь

ГЛАВА XVIII. Правосудие Дома

ГЛАВА XIX. Крестовый поход Людовика Святого

ГЛАВА XX. "Гнев и боль"

ГЛАВА XXI. Конец Иерусалимского королевства

Часть третья

ГЛАВА XXII. Расчеты Гийома Ногаре

ГЛАВА XXIII. Проекты Климента V

ГЛАВА XXIV. Инквизиция и кардиналы

ГЛАВА XXV. Кто захочет защищать орден Храма?

Примечания

Список великих магистров ордена Храма

Карта "Христианский Восток"

Предисловие

Может показаться дерзостью еще одно обращение к сюжету, уже привлекавшему внимание многочисленных авторов и послужившему темой самых различных дискуссий. Намереваясь представить историю ордена Храма в новом свете, я дала тамплиерам возможность высказаться самим, с помощью их устава и статутов, картулярия и собрания булл, их писем (более многочисленных и поучительных, чем можно было бы предположить) и сочинений их друзей. Таким образом, данное исследование основывается целиком на современных событиям документах. И если порой может показаться, что я составила защитную речь pro domo, то это потому, что тамплиеры здесь отстаивают свое собственное дело.

Изучая устав ордена тамплиеров, я избегала описания истории крестовых походов, излишнего после превосходного труда Груссе: рассматриваются лишь события, прямо связанные с храмовниками, прочие факты, не менее знаменательные для Святой Земли, остаются в стороне.

Моими главными источниками были "Устав ордена Тамплиеров", изданный А. де Кюрзоном для Общества Истории Франции в 1886 г., рукопись которого находится в Национальной библиотеке в Париже; "Собрание булл" — манускрипт из коллекции маркиза д'Альбона, ныне также хранящийся в Национальной библиотеке; "Картулярий ордена", опубликованный в 1913 г.; "Собрание историков крестовых походов"; "Латинская Патрология" и "Папские регистры". "Библиография ордена Тамплиеров" Дессюбре и "Введение к рукописному картулярию ордена Тамплиеров" Леонара помогли мне ценными материалами, так же как и "Досье по делу тамплиеров" Лизерана.

Часть первая

ГЛАВА I.

Собор в Труа

Прежде всего мы обращаемся ко всем, кто гнушается быть ведомым своими собственными изволениями и, желая с истинной храбростью послужить рыцарству Вышнего Царя, усердно жаждет облечься и облекается навеки в преблагородные доспехи повиновения. И мы призываем вас — вас, кто до сей поры принадлежал к мирскому рьщарству, к коему Иисус Христос не имеет никакого отношения, но которое вы избрали лишь ради мирского благополучия, — последовать за теми, кого Бог выделил из множества обреченных на погибель, предназначив в своем милосердии к защите Святой Церкви, и поспешить присоединиться к ним <...>

Нам споспешествуют Господь Бог [Damedieu] [*1] и Повелитель наш Иисус Христос, который из Святого Града Иерусалима призвал к Себе друзей Своих, двинувшихся в путь из Франции и Бургундии, кои ради нашего спасения и возвеличения веры истинной не прекращают приносить угодную Богу жертву — свои души.

Итак, ко всеобщей радости и всеобщему братству, молитвами магистра [1] Гуго де Пейена, коим милостью Божией положено начало вышеназванному рыцарству, мы собрались в Труа из разных провинций по ту сторону гор на праздник господина нашего святого Илария [*2] в год от Воплощения Христова 1128, в девятую годовщину возникновения вышеупомянутого рыцарства. И об обычае и установлении рыцарского ордена мы услышали на общем капитуле из уст названного магистра, брата Гуго де Пейена. И, сознавая всю малость нашего разумения, мы то, что сочли за благо, одобрили, а то, что показалось неразумным, отвергли. [2].

Свечи и лампады, зажженные в этот день святителя Илария — 14 января 1128 года — в соборе Труа с раннего утра, освещали серьезные и благочестивые лица и одеяния аббатов и епископов в митрах, плащи рыцарей, созванных на Собор; между тем писец собрания, Жан Мишель, "смиренно записывающий решения, кои они изрекут и вынесут", [3] скользил гусиным пером по пергаментному свитку.

Два архиепископа — Реймсский и Сансский, десять епископов, семь аббатов, ученые клирики — мэтры Фуше и Обери Реймсский — со множеством прочих лиц, "о которых, — говорит Жан Мишель, — трудно было бы рассказать", [4] собрались в Труа. Возглавлял Собор кардинал-легат Матвей Альбанский, но истинным авторитетом для Собора был Бернар Клервоский, ибо собрание состояло почти целиком из его друзей, учеников и ревностных последователей. [5]

Нет ни малейшей надобности говорить здесь о жизни или трудах св. Бернара, мистика и эрудита, государственного мужа и "Божьего человека". Его призвание дало о себе знать с отроческих лет, и власть над душами людей становилась со временем все более неотразимой. В двадцать три года отказавшись от мира, он почти силой увлек за собой пятерых братьев, дядю по матери, отца, сеньора де Фонтен, и три десятка друзей, которые все, как один, были "люди благородные или образованные". Бернар принял обет в Сито, оплоте цистерцианского монашества, откуда он вскоре уехал, дабы основать отделение ордена в Клерво. Обладая духовной мощью, строгостью, личным обаянием и многочисленными дарованиями, он скоро стал бесспорным авторитетом Церкви своего времени, не испытывавшей недостатка ни в знаменитых людях, ни в святых.

Два таких человека, — Гуго Монтегю, епископ Оксеррский, и Этьен (Стивен) Хардинг, цистерцианский аббат, — также присутствовали на Соборе в Труа. Этьен, англичанин по происхождению, [6] был, возможно, наиболее влиятельным духовным лицом после Бернара. Он принял постриг в Шерборнском монастыре, основанном в древности еще англосаксонскими королями, но вкус к учению сначала привел его в Шотландию, затем — в парижские школы и наконец — в Рим. "Он умел сочетать знание литературы с благочестием; был вежлив в своих речах, улыбчив лицом; духом своим он всегда утешался в Господе". [7] Покидая Рим, чтобы возвратиться в Англию, Этьен Хардинг по пути остановился в бенедиктинском монастыре в Молесме, в Бургундии. Тамошний аббат, молодой и пылкий Робер де Тьерри, [8] старался изменить жизнь своих монахов и привести их к чистоте изначальных правил. Этьен принял участие в его реформах, а когда оказалось, что монахи неисправимы, уехал с Робером и несколькими молесмскими братьями учреждать новую общину в Сито, третьим аббатом которой он стал. Это и был святой Этьен, составивший цистерцианцам их измененный устав, "Хартию милосердия", произведение удивительной четкости и ясности, которое определяло монастырскую жизнь до мельчайших деталей.

Из всего ученого собрания лишь один оказался неподвластным влиянию св. Бернара и не страшился даже его гнева. Это был Жан П, епископ Орлеанский, возведенный на кафедру милостью короля Франции Людовика VI, прелат, снискавший своим скандальным образом жизни прозвище Флора — по имени прекрасной римлянки, воспетой Овидием, что так занимала средневековые умы [9]. Но и это служит нам поводом для любопытного наблюдения. Ибо Жан Мишель, вне сомнений, избегая величать подобного человека прекрасным духовным званием episcopus ("тот, кто бдит"), называет его просто praesul ("тот, кто возглавляет" или буквально "тот, кто танцует впереди"), — эпитет главного из жрецов Марса. [10] Термин общепринят в церковной латыни для обозначения епископа, и Жан Орлеанский не мог обижаться. Но намерение Жана Мишеля очевидно, когда в списке из десяти епископов он именует так лишь того, кого великий Иво Шартрский [*3] называл "суккубом и содомитом".[*4][11] И это представляется доказательством, что наш текст — подлинный протокол Собора. Такое презрение к Жану Орлеанскому могло исходить только от современника.

Что до прочих, вовсе необразованных, то мне сдается полезным привести их как свидетелей в этом деле, ибо они являются поборниками правды, как то: Тибо, граф [Шампанский и де Бри]; граф Неверский; Андре де Бодман. [12]

Бернар Клервоский старался прекратить разгоревшиеся в ту пору распри между епископом Ланским и графом Шампанским [13], чтобы оба присутствовали на Соборе, поскольку вопросы, которые собирались рассматривать, требовали столько же военного опыта, сколько и духовного. Сохранилось письмо аббата Клерво, написанное графу незадолго до Собора, где он просил всеми средствами помочь легату, а в особенности — присоединиться к имеющим быть принятыми решениям. Это письмо воздает должное милосердию графа Шампанского, заканчиваясь перечнем достойных сострадания случаев, по поводу которых св. Бернар взывает к его помощи. Послание не скрывает также и жестокости нравов того времени, ибо у одного из несчастных, чьим защитником выступает святой, были выколоты глаза, а имущество после его поражения в судебном поединке конфисковано по приказу самого графа [14].

Дружба Бернара и Тибо была горячей и прочной; тем не менее она не помешала последнему покровительствовать Пьеру Абеляру. [*5] Но граф Шампанский был весьма могущественным правителем со сложным характером, не вполне понятным простым монахам Клерво, которые говорили о нем в "Житии святого Бернара" со смесью робости и снисхождения, как если бы превозносили кротость льва.

Этих четырех человек — Бернара, Этьена, Тибо и Жана — можно представить олицетворением четырех сторон облика нового ордена: Бернар —дух аскетичный и мистический; Этьен — умеренная дисциплина и братская жизнь; Тибо — куртуазные рыцарские добродетели. А Жан в самом начале пути позволяет разглядеть призрак трагедии, которой завершится история тамплиеров.

Чтобы лучше понять, каким нуждам отвечал этот новый рыцарский орден и ради чего в день святителя Илария 1128 г. собрался Собор в Труа, следовало бы повернуть вспять — от дорог Франции и Бургундии к Святому Граду Иерусалиму — и бросить взгляд на Латинское королевство крестоносцев. Первый крестовый поход, провозглашенный Урбаном II, двинулся на Ближний Восток в 1096 г. Поначалу это был стремительный поток паломников, невооруженных и недисциплинированных, поднятых энтузиазмом их предводителя Петра Пустынника. Отправившись дорогами Венгрии и Византии, они самым плачевным образом погибли на берегах Босфора. За беспорядочной толпой следовала армия крестоносцев, прибывших из Франции и Фландрии во главе с Готфридом Бульонским и его братом Бодуэном (Балдуином). По дороге к ним присоединились и другие крупные феодалы: Роберт Нормандский и Роберт Фландрский; Раймунд де Сен-Жиль, двинувшийся из Тулузы со своими провансальцами; Боэмунд и его племянник Танкред, которые возглавили своих сицилийских и апулийских норманнов. После длительных переговоров с византийским императором крестоносное войско прошло через Константинополь, пересекло Малую Азию, осадило Антиохию и в июле 1099 г. приступом взяло Иерусалим.

Готфрид Бульонский отказался от королевской короны, приняв скромный титул "Защитника Гроба Господня". Но после смерти Готфрида в 1100 г. брат Балдуин наследовал ему как король Иерусалимский и управлял делами королевства с великим мужеством и умом. В последнем 1118 г. его правления. Восточное королевство еще ограничивалось узкой полосой земли, протянувшейся по побережью от Антиохии до Яффы. Оно расширялось на севере, образуя графство Эдессу, в то время как на крайнем юге, по ту сторону Мертвого моря, подобно наконечнику копья в Египет врезался замок Монреаль — цитадель Заиорданской сеньории; прибрежные же города Аскалон и Газа оставались в руках каирских сарацин. Толпами прибывали паломники и арендаторы-колонисты, привлеченные ловкой политикой Баддуина I. Приведем еще раз известный пассаж его капеллана Фульхерия Шартрского:

Посмотрите и поразмыслите про себя, каким образом в наше время Бог перенес Запад на Восток; мы, жители Запада, стали жителями Востока; тот, кто был римлянином или франком, превратился здесь в галилеянина или обитателя Палестины; тот, кто проживал в Реймсе или Шартре, видит себя горожанином из Тира или Антиохии. Мы уже позабыли свое место рождения, оно уже неизвестно многим из нас, или, по крайней мере, мы не получаем больше оттуда вестей. Одни из нас уже владеют в этой стране домами и слугами, которых обрели по наследственному праву; другие женились на женщинах, не являющихся их соотечественницами, — сириянках, армянках или даже сарацинках, принявших благодать крещения; у третьих есть среди местных либо зять, либо невестка, либо тесть, либо пасынок; последние окружены своими племянниками или даже внучатыми племянниками; один выращивает виноград, другой возделывает поля; они говорят на разных языках, но все достигли уже взаимопонимания. Самые разнообразные местные наречия становятся теперь общими для той или иной нации, а доверие сближает самые отдаленные расы. И впрямь, как написано, "лев и бык едят из одних яслей". Чужеземец теперь оказывается местным, паломник становится жителем; изо дня в день прибывают сюда наши родные и близкие, чтобы присоединиться к нам, покидая свое имущество, коим они владели на Западе. Тех, кто были бедными в своей стране, Бог сделал богатыми; те, у кого было лишь немного экю, владеют здесь бессчетным числом византийских монет; тем, кто только арендовал землю, Бог даровал здесь город. К чему возвращаться на Запад тому, кто обрел столь благословенный Восток? [15]

Однако, несмотря на наплыв нового населения, нехватка воинов чувствовалась всерьез. Многие из ветеранов первого крестового похода умерли или состарились, некоторые возвратились в Европу. Поражение посланного для подкрепления и рассеянного в 1101 г. крестового похода лишило Палестину ста тысяч иммигрантов, убитых или плененных в Анатолии.[16]

И в то время, как все на свете сословия, богатые и бедные, девушки и юноши, старики и дети торопились к Иерусалиму, дабы посетить святые места, разбойники и воры наводнили дороги и захватывали паломников, грабя великое множество и убивая многих из них. [17]

Именно покровительству этих путешественников посвятил себя около 1118 г. некий шампанский рыцарь по имени Гуго де Пейен. Об этой личности мы почти ничего не знаем, кроме того, что Гуго был уже немолод. Но во многом он должен был походить на идеал — благородного "Защитника Гроба Господня", будучи, как и тот, доблестным, набожным, исполненным великого простодушия. По преданию, с маленькой группой соратников, чьи имена история даже не сохранила полностью, он посвятил себя служению паломникам. Эти "Бедные рыцари Христа" могли бы пребывать в безвестности, если бы к 1126 г. не приняли в качестве собрата графа Гуго Шампанского. Он стал крестоносцем отчасти из сострадания, отчасти с досады — после того, как лишил сына наследства и передал свои земли племяннику Тибо де Бри (на Соборе присутствовавшему уже как граф Шампанский). Св. Бернар, получивший от графа Гуго земли Клерво, чтобы основать там свой монастырь, поздравил его в письме, где выразил и свое разочарование тем, что обитель не получила такого брата:

Раз Божьим промыслом ты создан графом, рыцарем, создан богатым, то мы, бедные, приветствуем тебя в твоем преуспеянии, поскольку оно праведно, и славим в тебе Бога, зная, что эта перемена сотворена справедливой рукой Господа. Впрочем, признаюсь, что нам не снести терпеливо того, что лишаемся мы, не знаю, каким судом Божиим, твоего радостного присутствия, если хотя бы время от времени мы не будем видеться, ежели сие возможно и чего мы желаем более всего. Что мне еще сказать? Сможем ли мы забыть старую дружбу и благодеяния, кои ты так щедро расточал нашей обители? Пусть за любовь, с которой ты это совершил, Богу будет угодно на веки вечные не предавать сие забвению. Ибо сами мы, исполненные всевозможной благодарности, сохраним в памяти воспоминание о твоем великодушии, а если нам позволено будет, явим его и своими делами. С какой радостью ухаживали бы мы за твоим телом, душой и умом, если бы нам было дано жить вместе. Но раз это не так, мы всегда будем молиться за того, кого не можем иметь среди нас. [18]

Гуго Шампанский не покидал больше Святую Землю, где и умер в 1130 г., но вполне можно полагать, что именно он послужил связующим звеном между Гуго де Пейеном и св. Бернаром. Клервоский аббат сразу же проникся горячей дружбой к магистру Бедных рыцарей, "моему дражайшему Гугону", и призвал Папу, легата и архиепископов Реймсского и Сансского собрать Собор [19].

А также был там брат Гуго де Пейен, магистр [*6] рыцарства, с некоторыми из своих братьев, коих он привел с собой, а именно: братом Роланом, братом Годфруа и братом Жоффруа Бизо; братом Пейеном де Мондидье, братом Аршамбо де Сент-Аманом. Сей же магистр Гуго, из-за своего всем известного послушания, поведения и строгого следования правилам, сразу же получил место позади названных Отцов. [20]

Наилучший рассказ о первых шагах ордена Храма дошел до нас от кардинала Жака де Витри. [21] Правда, он писал почти столетие спустя и обильно заимствовал у Гийома Тирского, историка совершенно иного склада. Но Витри был тесно связан с тамплиерами — и в своем диоцезе [*7] Акры, и во время экспедиции к Дамьетте в 1216 г. Когда речь заходит о сообществе тамплиеров, он прекращает вдохновляться архиепископом Тирским и приводит детали, которые мог узнать от самих братьев.

Некоторые рыцари, любимые Богом и состоящие у Него на службе, отказались от мира и посвятили себя Христу. Торжественными обетами, принесенными перед патриархом Иерусалимским, они обязались защищать паломников от разбойников и воров, охранять дороги и служить рыцарству Господню. Они блюли бедность, целомудрие и послушание, следуя уставу регулярных каноников. Во главе их стояли два почтенных мужа — Гуго де Пейен и Жоффруа де Сент-Омер. Вначале тех, кто принял столь святое решение, было лишь девятеро, и в продолжение девяти лет они служили в мирской одежде и одевались в то, что им подавали в качестве милостыни верующие. Король [Балдуин II], его рыцари и господин патриарх были преисполнены сострадания к этим благородным людям, оставившим все ради Христа, и пожаловали им некоторую собственность и бенефиции, дабы помочь в их нуждах и для спасения души дарующих. И так как у них не было церкви или жилища, которое бы им принадлежало, король поселил их в своих палатах, близ Храма Господня. Аббат и каноники Храма [22] предоставили им для нужд их служения землю неподалеку от палат: поэтому их и назвали позднее "тамплиерами" — "храмовниками".

Витри продолжает:

В лето милости Божией 1128, прожив совместно и, согласно своему призванию, в бедности девять лет, они заботами папы Гонория и Стефана, патриарха Иерусалимского, обрели устав, и была положена им белая одежда. Сие произошло в Труа, на Соборе, возглавляемом господином епископом Альбанским, папским легатом, и в присутствии архиепископов Реймсского и Сансского, цистерцианских аббатов и множества прочих прелатов. Позднее, во времена папы Евгения [23], они нашили на свои одежды красный крест, используя белый цвет как эмблему невинности, а красный — мученичества <...>

И поскольку веру нельзя сохранить без строгого послушания, сии умные и набожные мужи, предусмотрительные в отношении себя и своих преемников, изначально не допускали, чтобы проступки братьев оставались сокрытыми и безнаказанными. Тщательно и внимательно соизмеряя природу и обстоятельства проступков, они безоговорочно изгнали из своих рядов некоторых братьев, сорвав с их одежд красный крест [24]. Остальных они заставили поститься на хлебе и воде, есть на земле без скатерти вплоть до достаточного искупления, дабы подвергнуть их позору, а прочих — спасительному страху. А чтобы довершить их смущение, запрещалось им отгонять собак, ежели те прибегут с ними поесть <...> Было также много других способов смирить братьев, не соблюдающих иноческое послушание и доброе поведение. Число же братьев увеличивалось так быстро, что скоро на их собраниях стало собираться более трехсот облаченных в белые плащи рыцарей [25], не считая бесчисленных слуг. А еще они приобрели огромные ценности по сию и по ту сторону моря. Им принадлежат <...> города и дворцы, из доходов коих они ежегодно передают некоторую сумму на защиту Святой Земли в руки своего верховного магистра, главная резиденция которого находится в Иерусалиме. [26]

Таким образом, было бы ошибочным говорить, что устав ордена Храма написан св. Бернаром. Не является он и исключительным творением Собора, ибо этой ассамблее оставалось только дополнить и, вероятно, записать обычаи, уже существовавшие в Доме [ордена Храма].

И об обычае и установлении рыцарского ордена мы услышали из уст названного магистра, брата Гуго де Пейена. И сознавая всю малость нашего разумения, мы то, что нам представилось хорошим и полезным, одобрили, а то, что показалось неразумным, отвергли. [27]

Особенно было необходимо изменить монашеские правила, ибо Бедные рыцари до сего времени следовали уставу св. Августина, в то время как их собственный устав ближе к цистерцианским порядкам.

Латинская редакция устава [28] содержит 72 статьи с прологом и включает протокол Собора. Восемь первых статей трактуют исключительно религиозные обязанности братьев: они должны с великим благочестием слушать божественную службу. Если дела их Дома мешают присутствовать на богослужении, они повторят молитву "Отче наш" по тринадцать раз — вместо заутрени, по девять раз — вместо вечерни и по семь раз — в другие часы. В случае смерти одного из братьев будет отслужена месса за упокой его души, и каждый из собратьев прочтет для него сто раз "Отче наш"; [29] в течение сорока дней на месте усопшего будут кормить одного бедняка. За душу мирского рыцаря, погибшего на службе ордена Храма, произносится тридцать раз "Отче наш", а бедняк получает пищу в течение семи дней. Священники и клирики, обслуживающие Дом временно (монастырских служителей-капелланов еще не было), имеют право на одежду и пищу, но ничего не получают из пожертвований, сделанных ордену. Братьям позволено сидеть во время мессы.

Следующие одиннадцать статей касаются повседневных правил: братья вкушают трапезу молча, слушая чтение Священного Писания (скоро обнаружится сделанный с этой целью перевод Книги Судей). Мясо подается только два раза в неделю, с двойной порцией по воскресеньям — для рыцарей, в то время как оруженосцы и сержанты [прислужники, военные слуги] должны довольствоваться обычным рационом. В прочие дни меню содержит два-три блюда из овощей или теста, в пятницу — из рыбы. Братья почитают необходимым соблюдение поста от дня Всех Святых до Пасхи, за исключением великих праздников. Десятую часть своего хлеба они должны отдавать бедным. Вечером они получают легкое угощение, сообразное степени воздержания магистра. После вечерни братья хранят молчание, за исключением случаев военной необходимости; те же, кто устал, могут ограничиться произнесением тринадцать раз "Отче наш" в своей постели вместо того, чтобы вставать к заутрене. Такова будет их монастырская жизнь.

Далее оговаривался внешний облик братьев: их платье должно быть либо совершенно белым, либо черным, из грубой шерстяной ткани, не отделываться мехом, разве что овчиной. Им будут выдавать одежды, подобные носившимся в миру конюшими. Братья не стригут бород и усов. Их башмаки не должны иметь острых носов и шнурков (тогда была мода на экстравагантную обувь с загнутыми носами [30]), У каждого брата — своя кровать с соломенным тюфяком, простыней, подушкой в виде валика и покрывалом из овечьей шерсти [31], куда ложатся одетыми в рубаху и штаны. Всю ночь в дортуаре (общей спальне) должен гореть огонь.

Затем следует перечень требований к снаряжению и вооружению братьев: каждый может иметь трех лошадей и одного конюшего (оруженосца). Стремена и удила без позолоты или серебрения, а если кто-либо принесет в дар ордену свои старые золоченые доспехи, их следует покрасить. Когда мирской рыцарь присоединяется к Дому на определенное время, то фиксируется цена его коня, и с уходом ему возвращают половину этой суммы. Оруженосцы и сержанты, служащие в ордене временно, должны вносить задаток, дабы соблюдать свои обязанности.

Очередные статьи предписывают повиновение магистру, которому братья исповедуются, с тем чтобы он налагал на них покаяние в соответствии с серьезностью их проступка.

Последние указания устава более разнообразны. Братья не могут иметь какую-либо сумку или сундук с замком. Письма, адресованные им, будут читаться в присутствии магистра (мало кто из рыцарей знал грамоту). Их призывают не похваляться ни своими прегрешениями, ни своими безрассудными поступками, совершенными в миру. Если они получают подарок, даже от своих родителей, то обязаны передать его магистру или сенешалю. Охотиться — кроме охоты на львов — им запрещено. Больные препоручаются заботам сиделки; старики также имеют право на уход.

Женатые могут стать членами Дома, но не будут пожалованы белыми одеждами. Если муж умирает раньше жены, половина состояния обоих отходит к ордену, вторая половина — вдове. Сестры (монахини) в орден не принимались.

Наиболее важны три статьи: братьям запрещено общение с отлученными от причастия; но принимать милостыню от тех, кто находится под отлучением, разрешалось; [*8] кто пожелает стать братом ордена Храма, должен просить об этом (в присутствии магистра и капитула) после того, как прослушает статьи устава. Продолжительность испытательного срока определяется магистром; "путешествуя, братья должны стремиться подавать добрый пример, особенно посещая собрания и жилища неотлученных рыцарей: если среди них окажется желающий стать тамплиером, он обратится с просьбой об этом в присутствии местного епископа, который и направит его к магистру ордена".

В этом — первом — уставе нет ничего поражающего воображение. Кроме военных деталей, устав мог бы принадлежать любой религиозной общине. Некоторым критикам было угодно отнести ряд статей или даже весь устав к эпохе, последующей за Собором. "Некоторые статуты <...> не могли определиться при основании ордена Храма: они свидетельствуют о приобретенном опыте, обширном влиянии". [32]

Однако следует учитывать, что Бедные рыцари жили сообща в течение девяти лет, и хотя вначале их было только девять, хронисты уверяют, что их численность увеличилась очень быстро. Возможно, это происходило за счет мирских рыцарей, которые служили Дому некоторое время, не принося обета и считаясь сотоварищами?

В 1120 г. Фулък V Анжуйский совершил паломничество в Святую Землю, где служил как собрат тамплиеров: он побудил и других французских сеньоров последовать своему примеру [33]. Согласно Жаку де Витри, вначале Бедных рыцарей было девять, в то время как Гийом Тирский утверждает, что в пору Собора в Труа их было столько же. Но это — абсурд! Гуго де Пейен привел шестерых своих соратников из Палестины во Францию; не оставил же он троих в Святой Земле? Намерение архиепископа Тирского сбить спесь с тамплиеров проявляется в первой же главе, посвященной ордену [34].

Впрочем, опыт и влияние ордена Храма были достаточно велики, его слава настолько широко известна, что король Альфонс I Арагонский оставил рыцарям треть своего королевства по завещанию, составленному при осаде Бургоса менее чем через четыре года после Собора в Труа (1131).

Единственная из статей очевидно является позднейшим добавлением к решениям Собора; даже из ее текста видно, что устав был утвержден не в Труа, но "по общему совету большинства капитула", то есть некоторое время спустя генеральным капитулом ордена. Во всем предыдущем тексте тамплиеры говорят от своего имени и пишут "мы" вместо "вы", употребленного в их адрес преподобными отцами.

Пусть сержанты и оруженосцы не носят белых одежд, ибо это наносит Дому великий урон. Ибо в землях по ту сторону гор появились лжебратья, женатые и прочие, которые называли себя братьями ордена Храма, но были мирянами. Это принесло нам много позора, а ордену рыцарства — много ущерба, ведь даже тамошние оруженосцы преисполнились гордыни, вызывая многочисленные распри. Так пусть же потрудятся выдать им черные платья, а если нельзя таковых найти/ то пусть дадут им такие, какие сыщутся в этой провинции, но пусть они будут самые дешевые, то есть, из грубой шерстяной ткани. [35]

Капитул ордена предстает здесь высшим авторитетом. Но это не значит, что статья появилась много позднее Собора. Ибо весной, 19 марта 1128 г., Тереза Португальская [36] отдала тамплиерам владение Сур на Мондего вместе с замком, преграждавшим южный путь из ее королевства. По существу эта крепость находилась "Tras Os Montes" [по ту сторону гор (порт.)]. Упомянутые уже инциденты вполне могли случиться там. Немало волнений и беспорядков должно было произойти в Португалии, прежде чем некоторые рыцари, отправленные туда с миссией, смогли установить дисциплину и поддержать зарождающиеся институты нового ордена в этой отдаленной стране.

ГЛАВА II

Странствующие рыцари

Отцы Собора в Труа даровали рыцарям первоначальный устав, который впоследствии был вынесен на одобрение папы Луция II, патриарха Иерусалимского и магистра ордена Храма. В то же время Собор предоставил им право носить белые плащи, владеть и управлять землями и вассалами (невзирая на обет бедности) и получать, в качестве милостыни, десятину.

Основав таким образом орден Храма, Гуго де Пейен и его рыцари отправились, каждый по отдельности, на поиск соратников и пожертвований. Гуго возвратился в Нормандию к королю Генриху I Английскому. Генрих "принял его с великим почетом и пожаловал ему много сокровищ золотом и серебром. Затем король послал его в Англию, и был он там принят всеми достойными мужами, которые одарили его из своих сокровищ, равно как и в Шотландии" [37]. Вероятно, прежде чем покинуть Англию, Гуго заложил основание новой ветви ордена Храма с центром в Холборне. Во Фландрии перед графом Гийомом Клитоном ходатаем за орден от имени своего рода выступил Годфруа де Сент-Омер, сын шателена в городе Сент-Омер и один из первых Бедных рыцарей. Гийом Клитон предоставил тамплиерам Фландрский Рельеф — выплату, взимаемую с каждого наследника, вступившего в обладание своим феодом, и этот дар государя получил одобрение фламандских и нормандских баронов [38]. Первым среди свидетелей, удостоверивших его, был Осто де Сент-Омер, которому впоследствии было суждено стать тамплиером и отличиться в ордене. [39] Гийом де Фоконбер, владелец Сент-Омера, вместе с прочими выплатил ордену Храма рельефы своей сеньории с приходами Шлипп и Лессенг. [40]

Однако пожертвования ордену Храма совершались не без трудностей. В течение двух предшествующих столетий, как следствие глубокого благочестия, основывались новые религиозные общины, одаренные милосердием верующих, щедро осыпанные фьефами, десятинами и привилегиями. Общины нередко приходилось ограничивать изнутри, чтобы освободить место для тамплиеров. В случае с Обстальской часовней в Ипре понадобилась власть архиепископа Реймсского и вмешательство епископов Монса, Суассона, Шартра, Пана, Шапона и Арраса, а также папское подтверждение, дабы постановить: милостыня, собранная в часовне в течение трехдневных молитв для Благословения Полей [Rogations] и последующих пяти дней, принадлежала рыцарям, а каноникам св. Мартина Ипрского причиталось бы данное на протяжении осгального года [41]. Бесчисленные повторения папской буллы свидетельствуют, что дело оставалось спорным, пока существовал орден Храма.

Гуго де Пейен находился в Type в обществе Фулька Анжуйского, покуда тот готовился к отъезду в Палестину, где предстояла его женитьба на наследнице Иерусалимского королевства. [42][*9] До отъезда по морю с графом Анжуйским в 1130 г. Гуго назначил Пейена де Мондидье магистром во Франции[43]. И тот, по-видимому, отправился в Париж, хотя мы и не обнаруживаем следов командорства в этом городе до 1137 г., даты восшествия на престол Людовика VII. [44] Другой брат ордена Храма (возможно, это Жоффруа Бизо, провансалец, если судить по имени) обосновался в Лангедоке.

Радостная и изысканная культура, слишком быстро разрушенная Альбигойскими войнами, расцвела в Провансе в течение XII века. Литература, искусство, нравы опережали культуру северных провинций подобно тому, как смена времен года на юге обгоняет север. Жизнь хранила еще некоторый отпечаток классического. Но и здесь, как везде, страна была разрезана на фьефы различного размера, а центральная власть, способная их объединить, отсутствовала. Однако и раздираемые феодальными войнами Прованс, Лангедок, Руссильон и Аквитания обладали общей территорией, которая могла бы стать основой обширного средиземноморского государства, чуждого Франции, обращенного, быть может, к Испании. Ибо во всех отношениях Лангедок был намного ближе к испанским королевствам, чем к Иль-де-Франсу. И именно из Тулузы в 1064 году начался самый первый крестовый поход, но не на Ближний Восток, а в Испанию, чтобы освободить Барселону от мавров. [45]

В душе провансальцев соединялось множество качеств, способных сблизить их с новым рыцарским орденом: вкус к приключениям, риску, а также та неотступная мысль о смерти, которая так часто придает горьковатый привкус поэзии трубадуров. Но следует также сказать, что графы Тулузские и Барселонские сразу же осознали пользу и военное значение ордена, а также выгоду, которую они могли отсюда извлечь.

В течение десяти лет, минувших со времени Собора в Труа, вовсе не в Палестине, а в Лангедоке вырос орден Храма. Рыцари, сражавшиеся под черно-белым знаменем, одержали свои первые победы над испанскими маврами. И Граньена, и Барбара — замки сарацинской марки — свидетели того, как проявило себя новое рыцарство.