Глава 7. жажда расстройства 8 страница
Предполагалось еще несколько концертов с Maiden в Калифорнии, чтобы закончить тур, и хотя никто из нас не хотел выступать в таком составе, нам пришлось подчиниться. Было два концерта в Irvine Meadows, но больное горло Эксла не позволило ему спеть на этих последних выступлениях, у нас не было другого выбора. Я не помню точно, как так получилось, но у Алана было достаточно времени, чтобы выкрутиться и выполнить контракт. В результате открывать шоу были приглашены L.A.Guns, а затем они джемовали с нами. Дафф, Иззи, Стивен, и я вышли с неохотой — в лучшем случае — чтобы отыграть минимальное количество песен. Мы выступили, а затем ребята из нашей команды сказали мне позже, что L.A.Guns пытались испортить наше оборудование; они выключили все усилители, чтобы выставить нас дураками. Предполагаю, Трэйси (Tracii) переживал, что я обыграю его. Как бы там ни было, они попытались кардинально этого избежать, но наши люди уличили их и исправили неполадку. В любом случае, тот концерт прекратил все мирные отношения между Трэйси Ганзом и мной.
ТЕ КОНЦЕРТЫ БЫЛИ ПОСЛЕДНИМИ в том туре. Когда мы вернулись в Лос-Анджелес, я начал тусить с Уэстом Аркином (West Arkeen) и среди окружения группы обо мне пошли беспокойные слухи, что я снова принялся за героин. По правде говоря, я только однажды ширнулся. Но у них были благие намерения: они волновались, что я смогу с собой сделать, пока не начнется следующий тур. И они сильно ошибались. Я отличался буйным нравом и меня сложно было сдерживать. Помня об этом, Алан решил, что Дуг должен взять меня с собой на Гавайи, чтобы немного расслабиться.
Мы с Дугом отправились на Мауи (Maui- гавайский остров), и он был прирожденным игроком в гольф, так что полностью сосредоточился на нем. Я, как предполагалось, впитывал солнце и "расслаблялся"... это был кошмар. Вокруг были одни бунгало; мы арендовали автомобиль на неделю и забили наши маленькие хижины продуктами. Получалось так же дорого как пребывание в гостинице, но на деле гостиницей и не пахло вообще. Предполагался двухнедельный отдых, но я был готов уехать уже через пять дней. Я начал звонить Дугу и требовал заказать билеты на самолет в более интересное место. "Я готов лететь куда угодно, чувак!" кричал я. "Гребаный остров, почему я здесь?"
"Слэш, расслабься, это круто," сказал он. "Хорошо, куда ты хочешь?"
"Все равно! Твою мать. Я хочу в гребаный Нью-Йорк!"
В итоге, вместо того, чтобы отправить меня, он вызвал ту горячую стриптизершу, с которой я познакомился в Торонто. Дуг устроил все это, и я был счастлив. Я думал, что теперь смогу расслабиться, но я все так же напивался. Особенно однажды ночью я напился с нею, и не нашел ничего лучше, как разбить все стекла во входной двери нашего бунгало. Я ни о чем не думал вообще; тогда мне казалось это совершенно естественным. Внезапно той ночью раздался стук в дверь, когда мы сидели на кушетке, и вошел этот огромный полинезиец, работающий охранником на курорте, без тени улыбки на лице.
"Вы разбили это стекло?" спросил он.
"Да," ответил я. "И что?"
"Вы должны убрать осколки," сказал он зловеще. "Вы должны убрать этот беспорядок." По сути, он был прав; да, я должен был убрать разбитое стекло.
Я вышел из себя. Я платил огромные деньги за одну ночь пребывания там и не собирался убирать за собой.
"Почему бы тебе самому не убрать эти гребаные осколки, чувак?" сказал я ему.
Секунду парень смотрел на меня пристально, затем схватил меня за шею и отбросил к стене. Я не ожидал этого; все, что я знал, - то, что едва мог дышать, и что сильно ободрал свою голую спину об оштукатуренную стену.
Моя девочка сошла с ума и вскочила на спину парня, словно озлобленный Каин. Это не очень помогло; он вцепился в мою шею как питбуль: он сдернул ее одной рукой, но другой он крепко держал меня за горло. Сцена была довольно громкая; уже через несколько минут возле нас собралась толпа. Вышла пара из соседнего бунгало, и полинезиец заметил их, и как будто сработал крептонит (kryptonite – вымышленный полимер, обладающий смертельной властью над Суперменом): внезапно он выпрямился и просто убежал. На следующий день я попытался найти его, но это было бесполезно: он исчез и больше не возвращался; очевидно, он бросил свою работу.
ВСКОРЕ У НАС БЫЛ МИНИТУР: Алан устроил его, чтобы мы не расслаблялись профессионально. Мы выступали в Фениксе с TSOL (9-10 июля 1988 г. – прим. Тимофеевой), и я помню, что когда появился там, вся наша команда была рада видеть меня. Я загорел, и Дуг был очень горд; ведь именно он взял меня с собой на Гавайи и прочистил мне мозги. Мне показалось это довольно смешным.
Мы отыграли первый концерт, и все было замечательно, но следующим вечером Эксл не появился: он отказался выходить из комнаты. Не знаю, какими способами Дуг и Алан пытались его вытащить, и я до сих пор не понимаю причины такого поступка Эксла, но, на мой взгляд, это был серьезный удар по репутации. Мы были самостоятельной группой; мы были хедлайнерами, и не могли просто простить такое. Существует не так много причин отказа выхода на сцену — если в семье кто-то умер, или ты сам умер или болен, причем смертельно, это простительно. В остальных случаях ты выползаешь на сцену, если это необходимо. Это вызвало цепную реакцию — в тот момент открылись шлюзы дисфункции (the floodgates of dysfunction).
Стивен нашел какого-то продавца наркотиками в Фениксе, и мы с ним вмазали; я не уверен насчет Иззи и Даффа, но нам со Стивом было море по колено. Все, что я помню о той ночи, как наша гостиница представлялась нам огромной пещерой; от моей комнаты до комнаты Стивена казалось шесть миль пути. Эта гостиница была мрачной и унылой: там было множество людей, которым требовался номер для вечеринки после концерта и они были в полном разгаре, так что повсюду ощущалась жуткая, наркоманская атмосфера.
С восходом солнца, Дуг и Алан созвали группу на деловой завтрак. Дафф, Иззи, Стивен, и я по очереди появились в ближайшем ресторане, и подсели к Алану, и он начал говорить о бизнесе. Он сказал нам, что мы чуть было не разрушили все, чего с таким трудом добились. Я с трудом находил в себе силы, чтобы сосредоточиться хотя бы на пару секунд, в то время как Алан продолжал говорить о том, чем это все может закончиться. Мы высказали наше разочарование поведением Эксла и тем фактом, что он даже не появился на встрече. Но мы при этом понимали, что не можем просто так пойти и взять нового вокалиста. Казалось, что Алан нас поддержал и намеревался поговорить с ним. Конечно, ничего из этого не вышло.
Мы вернулись в Лос-Анджелес и отменили остальную часть нашего тура. Затем: разогрев для Aerosmith. Нам полезен в тот момент был микроклимат разогревающей группы. Их менеджер, Тим Коллинс (Tim Collins), начал борьбу с пьянством, и группа потратила миллионы, чтобы вернуться к трезвому образу жизни. И они пригласили разогревающую группу, которая разваливалась на части. Можно себе только представить, что пришлось Алану выдумать о нас, как о крутой группе, чтобы получить этот контракт.
Том Зутот (Tom Zutaut), Алан Найвен (Alan Niven), и Дуг Гольдштайн (Doug Goldstein) прочитали строгое предупреждение Тима Коллинза о том, чтобы не подвергать опасности трезвость Aerosmith, и затем мы встретились с ним лично. Нас разоблачили в его гостиничном номере в Лос-Анджелесе, когда мы заказали выпивки примерно на 1 000 $ , пока он был в ванной. Когда в номер вкатили огромную тележку с едой и напитками, Тим не сказал ни слова, только ухмыльнулся.
"Извини, чувак," сказал я. "Мы проголодались... и нас замучила жажда". Таким способом мы показали ему, что не желали расставаться с прежним образом жизни, но мы согласились с несколькими основными принципами. Все алкогольные напитки употреблялись в немаркированных чашках и все бутылки прятались с глаз долой, и конечно никакого упоминания о героине или кокаине. Это не было проблемой: в то время, когда мы принимали наркоту, нам ничего не стоило соврать, поскольку ни один из нас не желал делиться с кем-либо.
Тур начался в июле и продлился два месяца, и я был счастлив работать с одной из групп, которая так много значила для меня. Новый альбом Aerosmith, Permanent Vacation, - первый альбом, написанный приглашенными поэтами - песенниками и содержал лучшие хиты группы за долгие годы, и хотя я не считал особенно крутым обращение к поэтам-песенникам, я был счастлив видеть их возвращение из небытия.
Начало тура Aerosmith было беспокойным: мы стартовали в Иллинойс (17 июля 88 г.- прим. Тимофеевой), и в то время, когда остальная часть нашей группы появилась довольно рано для саундчека, Эксл пропал без вести и появился за полчаса до начала шоу. Я помню, как Стивен Тайлер (Steven Tyler) подошел ко мне и спросил, "Эй... ну и где твой вокалист?" Это стало постоянной фишкой; так он приветствует меня всякий раз при нашей встрече. В самую последнюю минуту появился Эксл, когда все кругом были сильно напряжены, но, несмотря на это мы отыграли достаточно хорошо.
Мы играли на Giants Stadium в том туре (16 августа 88 г. – прим. Тимофеевой), вместе с Deep Purple. Тот стадион таким огромным, и у нас было очень много места на сцене, так что мы могли свободно бегать по ней; мы были всегда хороши в этом. У нас было сорокапятиминутное выступление, и мы играли "Paradise City" дважды, потому что снимали ее для видео. Толпа просто безумствовала. Тот стадион вмещал около восьмидесяти тысяч людей, и, несмотря на то, что он не был заполнен полностью, мы никогда не играли перед публикой, большей, чем эта. Энергия была невероятная. Это был один из тех моментов, когда я действительно понял, насколько популярны мы стали в "реальном" мире. Это был момент прозрения.
Помню саундчек в тот день; я вышел на середину арены, это огромная площадь, и играл на своей гитаре, совсем недолго, и все развесили уши. У нас было очень много ситуаций, начиная с того первого концерта в Сиэтле, с таким же взаимопониманием и энергетикой. Если уж на то пошло, мы были достойны стадионных выступлений с самого начала; мы умели делать вещи, необходимые как для очень маленькой аудитории, так и более масштабным выступлениям.
Мы прошли за кулисы, и я был на седьмом небе от счастья, так что я сел в наш автобус и порадовал себя пятью дорожками кокса и несколькими глубокими глотками Джека Дэниел. Буквально через минуту после этого зашел знакомый фотограф Джин Киркланд (Gene Kirkland) и сказал, что он должен снимать Джо Пери (Joe Perry) для обложки журнала Rip Magazine, и Джо попросил, чтобы я принял участие в съемке. Кокс буквально свалил меня, даже Джек не особо помог; я чувствовал себя Снеговиком Фростом (Frosty the Snowman –герой рождественской детской песенки – прим. Тимофеевой).
Я сказал Джину, что подойду через несколько минут и залил в себя Джека по максимуму, затем я перевернул весь автобус в поисках своих солнцезащитных очков. Я задержался возле зеркала, сделал несколько глубоких вдохов, и вышел как можно непринужденней. Я прогулялся до встречи с Джо, пытаясь не делать резких движений и надеясь, что моя улыбка выглядела более естественной, чем мне ощущалось. Кокс делает тебя параноиком и трудно скрыть эффекты его действия. Я встретил Джо раньше, чем планировал, но я не хотел, чтобы он видел меня обдолбанным. Я смеюсь каждый раз, когда вижу снимки той фотосессии, потому что все мои знакомые знают, что я никогда не улыбаюсь и держусь, как правило, холодно. Так или иначе, я старался сохранять спокойствие, но мое лицо меня не слушалось.
В том туре мы старались вести себя как следует, но Стивен Тайлер был убежден, что мы зависали все время. Он постоянно интересовался, чем мы занимались прошлой ночью. Он приезжал к нам каждый день и спрашивал в своей ритмичной, скоропалительной манере, "Что вы делали вчера вечером? Вы принимали наркоту? Вы трахали девочек?" Стало сложно соответствовать его ожиданиям.
Единственная неприятность, случившаяся с нами и Aerosmith, произошла где-то на Среднем Западе. Был долгий переезд из гостиницы до места выступления, Эксл опаздывал, и первый автомобиль был полон, так что я решил его дождаться. Остальные ребята добрались превосходно, но мы застряли в пробке на двухполосном шоссе. Мы до безобразия медленно двигались вперед, а время шло. Эксл был спокоен, но я очень волновался. Нам, так или иначе, удалось добраться в сопровождении полицейского эскорта за 5 минут до начала концерта. Помню, как пошел в раздевалку, надел новую майку и поднялся на сцену. Я прошел мимо Джо Перри, который просто наблюдал за мной, усмехаясь, как будто говорил, "Ха-ха. На этот раз тебе повезло".
Скоро стало ясно, что, несмотря на радио-хиты Aerosmith, мы приобрели доминирующую привлекательность. Это случилось очень быстро для нас, благодаря постоянным ротациям на MTV " Sweet Child o' Mine": за несколько недель после выхода сингла в начале июня, песня стала хитом номер 1, и мы приобрели больше народной популярности. Мы узнали об этом от менеджмента, но до меня не дошел весь смысл, пока Rolling Stone не появился в туре: они послали репортера, чтобы сделать статью с фото на обложке про Aerosmith, но через нескольких дней, наблюдая за реакцией толпы и за нашими выступлениями, журнал решил поместить на обложку наше фото. К концу тура мы были абсолютно независимыми, производя такой ажиотаж, что в значительной степени озадачивало меня каждую ночь.
Тем не менее, мы по-прежнему были настоящим цыганским табором, поэтому менеджер Aerosmith, Тим Коллинс, прислал каждому из нас прощальный подарок, который был нам так необходим: чемодан. Они подарили нам по алюминиевому чемодану Halliburton, который хранится у меня до сих пор. Тим понял, что мы относимся к такому типу людей, которые могут десятилетиями обходиться без чемодана в туре — и он был прав. Я помню, как был взволнован и благодарен за это; я зашел в раздевалку к Джо и Стивену и поблагодарил их от всего сердца. Они посмотрели на меня как на идиота; теперь я понимаю, что вероятно они понятия не имели об этом подарке их менеджера для нас.
ВО ВРЕМЯ НАШЕГО ТУРА С AEROSMITH мы сняли свой третий видеоклип. Живые выступления для "Paradise City" были сняты в двух местах; первым был Giants Stadium в Нью-Джерси (New Jersey) и вторым был фестиваль Монстры Рока в Доннингтоне в английском Мидлендсе (the Monsters of Rock Festival at Castle Donnington in the English Midlands) месяц спустя, 20 августа 1988. К моменту выступления на фестивале "Sweet Child" и "Welcome to the Jungle" транслировались по всему миру, и наш альбом входил в Десятку Лучших (Top Ten). На этом шоу мы столкнулись с сумасшедшей реакцией, не виданной нами прежде. Фестиваль побил все рекорды в том году, превысив расходы в сто тысяч марок. Возможно, лучшего места для видеосъемки живого выступления группы и придумать было нельзя, … за исключением факта, что два человека были затоптаны насмерть перед сценой во время нашего выступления.
Аудитория была сумасшедшей, настоящее море подвижных людей. Эксл не раз останавливался, чтобы управлять толпой, но успокоить ее было невозможно. Мы понятия не имели, что в толпе были пострадавшие, не говоря уж об убитых; после концерта мы отмечали в соседнем пабе, вошел совершенно обезумленный Алан и сообщил нам новости. Это было ужасно; никто из нас не знал, что делать: то, что было причиной для празднования, моментально превратилось в трагедию. Это было началом длинного, странного и противоречивого периода.
МЕНЬШЕ, ЧЕМ ЧЕРЕЗ МЕСЯЦ Ганзы представляли "Welcome to the Jungle" на церемонии MTV Video Music Awards и забрали с собой награду, как Лучший Новый Артист Года (Best New Artist Award). Хотел бы я знать, где этот трофей сегодня; предполагаю, что я оставил его в такси, и чем больше я об этом думаю, так нам и надо. Затем, 24 сентября 1988 — спустя почти год, месяц и день после своего релиза альбом Appetite for Destruction в течение трех недель находился в десятке лучших альбомов Billboard. Вот так началось господство нашего террора. По правде говоря, все, чего мы добивались – это быть в десятке hair metal-групп, добиться успеха в своей жизни. Мы, по крайней мере, я, никогда не стремились быть Мадонной; настоящая поп-звезда такого уровня не имеет ничего общего с нашей группой, как мне думается. Но прежде, чем я понял, мы добились своего едва ли не за одну ночь.
После такой заботы о нас, как выпуск альбома, затем годичного ожидания нашего успеха, Том Зутот не собирался позволить нам снижать темпы: он убедил нас сделать акустическую запись сразу же после выхода альбома Live! Like a Suicide, и немедленно ее выпустить. Мы назвали ее G’N’R Lies и выпустили 29 ноября 1988 года. Альбом попал в пятерку лучших через неделю после своего выхода, и неожиданно группа, на которую Geffen особо не рассчитывал, установила рекорд: мы были единственной группой, имеющей два альбома в пятерке лучших одновременно на протяжении всех 80-ых.
Мы уже сокрушили Америку и Великобританию, так что Алан заявил нас в тур по Японии, Австралии, и Новой Зеландии, где только что вышел наш альбом. Япония была этаким культурным шоком; проснувшись на первое утро, я выглянул из своего окна, и все японские игрушки и каждая история о Годзилле, фанатом которых я внезапно стал, приобрели новый смысл. Иззи было хуже, чем мне: он реально завис на неделю до нашего отлета, поэтому чтобы без проблем перенести десятичасовой перелет, он выпил горсть Валиума, едва зашел в самолет. Он проспал весь полет и оставался невменяемым после, так что нам пришлось нести его через иммиграционный контроль. Мы приложили все усилия, чтобы поддерживать его на протяжении всей процедуры, но было не похоже, что он хотел этого.
Когда он проснулся в своем гостиничном номере, не имея ни малейшего понятия, где находится, он позвонил на стойку регистрации, сомневаясь, остановился ли кто из нас в этой же гостинице. Они соединили его с номером Стивена.
"Эй, чувак, это - Иззи", сказал он. "Мм... где я?"
"Эй, чувак!" ответил Стивен. "ты в Японии!"
"Нет".
"Да, чувак! Мы в Японии!"
"Иди ты к гребаной матери", сказал Иззи. "Не может быть".
"Да, чувак, выгляни в свое гребаное окно!
Как и любая другая хард-рок или хэви-метал группа, выступающая в Японии, мы зависали в Roppongi - в действительности мы остановились в Roppongi Prince Hotel. Выбирая между разбавленными напитками и некачественными наркотиками, я сразу же измучился, потому что понятия не имел, куда же еще пойти. Большую часть тура я просидел взаперти своего номера, комната которого, следует упомянуть, была размером десять на десять футов, из которых использовалось 50. Разумеется, там была барная стойка, но помимо прочего, я не мог общаться с симпатичными японскими фанатками. Они встречали нас в аэропорту, некоторые из них сопровождали до гостиницы, и караулили в холле или возле входа в гостиницу, на случай, если мы решим выйти. Я был польщен, но находил это довольно странным. Пару раз меня под охраной отвозили в Хард-рок кафе и еще какие-то клубы, и я не видел никакой причины для повторных поездок: псевдо- танцпол рок-клубов, полный приезжих американских моделей, ничего не значил для меня. К счастью, я встретился со знакомой девочкой из Лос-Анджелеса, и это сделало вещи более терпимыми. Иначе, мои воспоминания об этом туре сводились бы к трем вещам: липкий рис, саке, и Джек Дэниэл.
Мы сыграли всего пять концертов и на сверхскоростном пассажирском экспрессе отправились выступать за пределами Токио. Нашим промоутером по Японии был господин Удо (Mr.Udo), который известен сотрудничеством со всеми крупными хард-роковыми группами того времени; он видел самые скандальные группы от Van Halen до Motley, благополучно устраивая их концерты по стране без несчастных случаев. По обыкновению, г. Удо принимал нас за обедом, на котором присутствовали руководители нашего японской студии звукозаписи и важные спонсоры — которые, как нам сказали, были членами Якудзы, японской Мафии. Нас предупредили, чтобы мы не показывали свои татуировки той ночью, дабы не оскорбить Якудзу: в Японии татуировки несут намного больше значения, чем в других странах, и нанесение тату является важным элементом культуры Якудзы. Разумеется, мы не послушались: у Эксла были короткие рукава, и я снял свой пиджак и завернул рукава моей футболки, не задумываясь об этом. Обед прошел в приятной атмосфере, и г. Удо в конце встречи подарил нам в качестве прощального подарка по видеокамере. Эти камеры были добрым жестом, который обернулся для нас проблемой в итоге: ни одному из нас не хватило ума записать их как подарки при прохождении таможни, так что японские власти задержали нас при их обнаружении. Некоторых из нас, по крайней мере: я забыл, к какому времени нам надо было в аэропорт, и думаю, что Стивен тоже. Дафф, так или иначе, прошел контроль, но остальных ребят задержали. После часа допроса, Иззи решил проблему, разбив камеру перед охранниками. Эксл, однако, этого не сделал, и его обыскали по полной программе; я полагаю, что его заставили раздеться догола. В любом случае, мы пропустили наш самолет, ожидая его.
Нашей следующей остановкой была Австралия; у нас был небольшой тур в Сиднее и Мельбурне, и поскольку наш альбом только-только вышел у них, взломав их сознание, мы реанимировали несколько каверов, таких, как "Marseilles" от Angels(австралийская рок-группа 70-х) и "Nice Boys Don't Play Rock 'n' Roll" одной из самых великих рок-групп Австралии, Rose Tattoo (известная австралийская хард-рок группа с 1976 г.). Мы планировали встретиться, и я должен сказать, что лидер их группы, Энгри Андерсон (Angry Anderson), кажется, все-таки был. У Энгри татуировок больше, чем у кого-либо, и он был в точности таким же настоящим и искренним, как я и думал.
К этому времени у нас обнаруживались признаки физического износа по медицинским показаниям из-за насыщенности турами. Они сделали свое дело. Мы были также испорчены явным энтузиазмом американских фанатов, так что Австралия нас немного разочаровала, когда мы нуждались в подъеме. Девочки были сдержаннее и независимее. Они не расталкивали друг друга, чтобы увидеть нас, если встречались на нашем пути. В это время героин снова показал свое уродливое лицо: мы с Иззи столкнулись с кем-то, у кого было немного и ширнулись. Затем мы обнаружили, что в Австралии существует давняя культура героина. Мы принимали наркоту вместе, понемногу то здесь, то там, тем не менее, это не превратилось в каждодневную привычку.
Мы смогли извлечь из этого выгоду и написать немного хороших песен во время этого тура. "Civil War" была инструментальным вариантом, который я написал как раз перед нашим отлетом в Японию. Эксл начал писать лирику, и мы обработали ее на саундчеке в Мельбурне, сначала вступление, затем хэви-секшн (heavy section). Эта песня сложилась очень быстро. После пяти концертов в Австралии мы заглянули в Новую Зеландию, и в этот момент я понял, что выдохся полностью. Это было два долгих года в дороге. В то же самое время я не хотел возвращаться домой, потому что мне некуда было идти.
Когда мы вернулись в Лос-Анджелес, я сделал себе редкий подарок: гитара. Каким-то образом этот коллекционер связался с нашим менеджментом, потому что он хотел продать мне Лес Пол 1959 Джо Перри (Joe Perry's 1959 Les Paul) — Sunburst табачного цвета (Cм. ссылку про эту гитару http://www.guitars.ru/05/info.php?z871 – прим. Тимофеевой), он фотографировался с ней бесчисленное количество раз. Бывшая жена Джо продала гитару, когда тот сидел на наркоте и у них были трудные времена. И теперь этот парень принес фотографии и всю документацию. Я хорошо знал эту гитару - Джо держал ее в руках на постере Aerosmith, висевшем у меня на стене. У нее была одна отметина (трещина); это была хорошая сделка.
Парень хотел за нее восемь штук (8000 $), и хотя я никогда в жизни не тратил восемь тысяч на что-либо, эта гитара должна была быть моей. Это был довольно волнительный момент, когда я, наконец, взял гитару в свои руки; тот самый инструмент, который сыграл огромную роль в моей жизни, был теперь моим (и я использовал ее в клипе "November Rain"). Я на самом деле чувствовал себя успешным.
Если мне не отказывает память, это было как раз в то время, когда я окончательно отправил на хранение гитару, которую использовал на Appetite и в клипе "Welcome to the Jungle", моя точная копия Лес Пола (и дублирующая модель той, которую я купил). Во время концертов я жестоко обращался со своими гитарами, и к моменту окончания всех этих туров они были серьезно разбиты.
В любом случае, мне требовались две новые гитары для туров, так что я обратился к Gibson относительно двух Лес Полов Стандарт (Les Paul Standards). Они ценили мою преданность, но так как в тот момент я не был высококлассным профессионалом, они не отдали мне их бесплатно, а продали по оптовой цене. Это было прекрасно: я получил два красно- оранжевых Sunburst и тут же заново отполировал их так, чтобы они выглядели не такими новыми и ярко цветными. Я хотел, чтобы они были слегка матовыми и более потрепанными. Одну гитару я использовал в продолжении тура Appetite, на протяжении всего тура Use Your Illusion , и в обоих турах Snakepit. Ее также можно увидеть в клипах "Sweet Child o’Mine" и "Paradise City". Другая оставалась запасным вариантом.
Они видели жизнь, мягко выражаясь. Когда создавался Velvet Revolver, эти гитары были настолько убиты, что я решил не отказываться от них, но использовал как можно реже на сцене – я беру их всякий раз, когда мы играем "Fall to Pieces". Чтобы заменить их, я попросил у Gibson еще одну пару и на сей раз, вероятно, я был чуть большим профессионалом, так что они дали их мне безо всяких вопросов. На самом деле они пошли дальше: они сделали мне модель Лес Пола Слэша (Slash model Les Paul), которая является точной копией тех Стандартов 1988, купленных мною у них много лет назад. Сейчас я использую их на сцене, и они абсолютно точные копии, когда я в первый раз открыл корпус, чтобы посмотреть серийный номер, 001, я думал, что вижу свою оригинальную гитару, вернувшуюся ко мне. У точной копии есть все уникальные трещины, царапины и сигаретный ожог, которые были на моей гитаре. У нее даже есть трещина в грифе с тех пор, как она взорвалась перед моим лицом, а потом ее починили — мы доберемся до этой истории немного позже. Как бы там ни было, гитару назвали Slash Signature (см. ссылку http://www.guitars.ru/05/info.php?z867) – она была абсолютно похожа на мою. Учитывая, что они сделали то же самое для Джимми Пэйджа — они копировали гитару, которую он использовал для The Song Remains the Same и на всех самых известных альбомах Led Zeppelin — мне польстило, что они и со мной поступили также.