Эдвин Лефевр. "Воспоминания биржевого спекулянта". Для спекулянтов очень важен риск непредвиденных, я бы даже сказал - непредвидимых событий

Глава 15.

Для спекулянтов очень важен риск непредвиденных, я бы даже сказал - непредвидимых событий. Даже самый предусмотрительный человек вынужден иногда рисковать - если, конечно, он не хочет на всю жизнь остаться мелким спекулянтом. Обычные деловые риски не более опасны, чем те, которые ожидают человека, вышедшего из дома на улицу или отправившегося в поездку по железной дороге. Когда я теряю деньги из-за событий, которых никто не мог предвидеть, во мне это порождает не большую жажду возмездия, чем когда я некстати попадаю под сильный дождь. Наша жизнь от колыбели до могилы есть игра, и меня не оскорбляют события, для предвидения которых нужно обладать тайновидением. Но мне приходилось сталкиваться и с такими ситуациями, когда я был прав и играл ответственно, но оставался без прибыли из-за жульничества или нечестности других.

Быстро соображающий или предусмотрительный деловой человек может защитить себя от разнообразных мошеннических приемов, используемых жуликами, трусами и шайками негодяев. Но мне приходилось сталкиваться с явной нечестностью только один или два раза в игорных домах моей юности, потому что даже для таких заведений честность - это лучшая политика; даже там настоящие деньги идут к тому, кто играет по правилам, а не к тем, кто готов сбежать, не расплатившись. Я всегда избегал играть там, где необходимо держать ухо востро, чтобы тебя не обвели вокруг пальца. Но приличный человек оказывается беззащитным, когда проигравший начинает скулить и жалобно просит простить ему проигрыш. Я мог бы вспомнить десяток случаев, когда я пострадал из-за веры в святость обещания или джентльменского соглашения. Но к чему это?

Сочинители романов, проповедники и женщины обожают указывать на биржу как на заповедник азартной и безумной игры всех против каждого. Образ крайне драматичный, но совершенно неверный. Я никогда не считал, что участвую в борьбе или состязании. Мне никогда не приходилось сталкиваться в противоборстве с отдельными людьми или спекулятивными кликами. Просто у каждого свое мнение, то есть свое понимание базовых условий рынка. То, что сочинители театральных пьес называют деловыми схватками, не является борьбой между людьми. Это просто сопоставление разных оценок деловой ситуации. Я пытаюсь исходить из фактов, и только из фактов, и я направляю свои действия в соответствии с пониманием ситуации. Именно это советовал Бернард М. Барух всем стремящимся разбогатеть. Иногда мне не удается увидеть все факты достаточно ясно или своевременно, а порой меня подводит логика, и я делаю неверные выводы. В любом случае я в результате проигрываю. Я оказываюсь неправым. А за отсутствие правоты всегда приходится платить.

Ни один разумный человек не откажется платить за собственные ошибки. В случае ошибок не бывает снисходительных кредиторов, не бывает никаких исключений из правил. Но я не согласен проигрывать, когда я прав. При этом я не имею в виду те операции, в которых я проиграл из-за неожиданного изменения определенных правил. Я говорю о тех видах спекулятивных рисков, которые время от времени напоминают тебе, что прибыль гарантирована, только когда деньги уже положены в банк на твой счет.

После того как в Европе разразилась большая война, начался объяснимый рост цен на сырье. Это было таким же неизбежным следствием войны, как и инфляция. Чем дольше длилась война, тем дальше продвигались эти процессы. В 1915 году я усиленно трудился ради возвращения в большую биржевую торговлю. Цены на акции росли, и я был обязан воспользоваться этой ситуацией. На рынке акций я провел самую легкую, быструю и безопасную большую операцию, и мне сопутствовала удача.

К июлю 1917 года я не только расплатился по всем долгам, но и мог располагать довольно приличными средствами. Это значило, что теперь у меня были время, деньги и настроение играть не только на рынке акций, но и на товарных биржах. Многие годы я прилежно изучал все рынки. Рост цен на сырье относительно довоенного уровня составлял от ста до четырехсот процентов. Единственным исключением был рынок кофе, что довольно легко объяснить. Начало войны означало закрытие европейских рынков, и громадные партии кофе были направлены к нам, на самый большой рынок мира. Результатом стали избыточные запасы кофейных зерен, и это не позволяло ценам расти. Когда я в первый раз прикинул спекулятивный потенциал кофе, он шел по ценам ниже довоенных. Не менее понятным, чем причины такого аномального положения, было и то, что активные и все более эффективные операции немецких и австрийских подводных лодок должны привести к заметному сокращению судов, которые можно использовать для коммерческих перевозок. А это должно привести к сокращению импорта кофе. Если подвоз сократится, а потребление останется неизменным, запасы со временем рассосутся, а когда это произойдет, то цена на кофе поступит так же, как и все остальные цены, то есть начнет расти.

Чтобы понять эту ситуацию, не нужно было быть Шерлоком Холмсом. Не могу объяснить, почему все остальные не занимались скупкой кофе. Когда я решил, что есть смысл этим заняться, я даже не рассматривал это как спекуляцию. Скорее это было вложение средств, инвестирование. Я знал, что деньги оно принесет не скоро, но я также был уверен, что оно принесет хорошую прибыль. Именно поэтому вся эта операция представляла собой консервативное вложение денег, то есть скорее что-то вроде банковской операции, чем ход в азартной игре.

Я начал закупать кофе зимой 1917 года. И купил я его довольно много. Но рынок на это никак не отреагировал. Он как был, так и остался совершенно пассивным, а цена, вопреки моим ожиданиям, оставалась неизменной. В результате я в течение девяти месяцев оказался нагруженным всем этим кофе, и, когда срок контрактов истек, я избавился от всех опционов. Эта операция принесла мне очень большие убытки, но все-таки я был уверен, что верно понимаю суть рыночной ситуации. Я явно ошибся в выборе времени, но сохранил уверенность, что цена кофе должна будет вырасти, как и цены на все остальное, так что, как только я избавился от опционов на кофе, я опять приступил к закупкам. В этот раз я купил кофе втрое больше, чем в первый раз. И разумеется, на этот раз я покупал отсроченные опционы, с как можно более отдаленным сроком исполнения.

На этот раз я попал точнее. Как только я начал собирать свою утроенную линию, рынок пошел вверх. Все как будто внезапно поняли, что должно случиться на рынке кофе. Складывалось впечатление, что на сей раз мои вложения принесут чертовски привлекательный процент.

Контракты я покупал у производителей жареного кофе, преимущественно с немецкими именами и того же происхождения, а они закупали кофе в Бразилии и рассчитывали, что им удастся ввезти его в нашу страну. Но судов для перевозки этого кофе не было, и они попали в очень затруднительное положение: у них были завалы кофе там, а здесь им нечем было со мной рассчитываться.

И не нужно забывать, что в первый раз я стал скупать кофе, когда его цена была еще практически на довоенном уровне, а затем я почти год держал опционы и понес значительные убытки. Ошибки стоят денег. Правота приносит деньги. В этот раз я попал в самую точку: у меня было много кофе и я мог законно рассчитывать на громадный куш. Достаточно было цене немного вырасти, и я уже был бы с приличной прибылью, но на мне было несколько сот тысяч мешков. Я не очень люблю называть цифры, когда рассказываю о своих операциях, чтобы не подумали, что я хвастаю. В общем-то, я торговал, сообразуясь с собственными средствами, и всегда оставлял запас на всякий случай. В этом случае я также был достаточно осторожен. На покупку этих кофейных опционов я пошел так легко только потому, что вообще не мог себе представить, как на этой сделке можно проиграть. Условия были в мою пользу. Мне пришлось целый год выжидать, но сейчас я ожидал вознаграждения и за выдержку, и за догадливость. Прибыль была уже просто на подходе. Никакой хитрости тут не требовалось. Достаточно было не хлопать ушами.

Миллионы быстрой и надежной прибыли! Но я их так и не получил. И дело оказалось не в том, что я споткнулся на внезапном изменении условий. И рынок не развернулся в другую сторону. И потоки импортного кофе не хлынули в наши порты. Что же случилось? Невообразимое! О таком я никогда и не слышал, а значит, мне и в голову не могло прийти защищаться с этой стороны. К длинному списку спекулятивных рисков, о которых следует постоянно помнить, я добавил еще один пункт. Оказалось, что мужики, которые продавали мне кофе, зная, что запасов у них нет, и пытаясь вывернуться из ситуации, в которую продали сами себя, изобрели новый способ уйти от выполнения обязательств. Они бросились за помощью в Вашингтон - и получили ее!

Некоторые еще помнят, что правительство постоянно разрабатывало планы борьбы со спекуляцией предметами первой необходимости. Как все эти планы работали, тоже известно. Так вот, эти кофейные филантропы объявились в Комитете по контролю цен при Совете по оборонной промышленности и произнесли патриотическую речь в защиту американцев, пьющих кофе за завтраком. Кажется, это было на официальном заседании Комитета. Они заявили, что профессиональный и убежденный спекулянт, некто Ларри Ливингстон, подмял под себя, или почти подмял, запасы кофе в стране. Если не сорвать его спекулянтские планы, он воспользуется к своей выгоде условиями военного времени, и американскому народу придется платить бешеные цены за свой утренний кофе. Эти патриоты, продававшие мне целые транспорты кофе, не могли смириться с мыслью, что из-за нехватки грузовых судов более чем ста миллионам американцев придется платить дань бессовестным спекулянтам. Они представляют торговлю кофе, а не азартную игру на поставках, и они горят желанием помочь правительству в его борьбе против алчных спекулянтов.

Теперь я испытываю просто ужас перед теми, кто скулит и плачется, проиграв. Я не хочу сказать, что Комитет по ценам был занят бесполезной и глупой работой и что не нужно было бороться со спекуляциями и расточительностью. Но при этом считаю долгом заметить, что Комитет не вник по-настоящему в проблемы рынка кофе. Они установили границу повышения цен на кофе и установили срок для закрытия всех заключенных контрактов по кофе. Это решение означало, что кофейная биржа прекращает деятельность. Мне оставалось только продать свои контракты, что я и сделал. Миллионная прибыль, которую я уже считал своей, растаяла в воздухе. Я, как и все честные граждане, не одобряю тех, кто спекулирует предметами первой необходимости, но, когда Комитет по ценам принимал свое решение относительно кофе, цены всех остальных товаров составляли от двухсот пятидесяти до четырехсот процентов от довоенных цен, а цена на сырые кофейные зерна была фактически ниже, чем в предвоенные годы. Рост цены был неизбежен, и не из-за бессовестных спекулянтов, а из-за тающих запасов, причиной чего было сокращение импорта, а это было вызвано исключительно сокращением мирового тоннажа торгового флота, который страдал от нападений германских подлодок. Комитет во всем этом не стал разбираться.

Закрытие кофейной биржи было неразумным решением. Если бы Комитет по ценам не вмешался, цены, по уже отмеченным выше причинам, конечно, выросли бы, но это не имело бы никакого отношения к монополизации рынка кофе. Но возросшие цены, а им вовсе не обязательно было делаться чрезмерными, служили бы стимулом для увеличения импортных поставок. Мистер Бернард М.Барух говорил, что при установлении предельных цен Совет по оборонной промышленности должен учитывать этот фактор - стимулирование поставок и производства, и по этой причине некоторые жалобы на чрезмерную величину предельных цен были несправедливыми и необоснованными. Когда позднее кофейная биржа возобновила свою деятельность, кофе шел по двадцать три цента. Американскому народу пришлось платить эту цену из-за недостаточности импорта, а импорт был недостаточен потому, что предыдущая цена по совету филантропических кофейщиков была чрезмерно занижена и не позволяла платить высокие ставки за океанские перевозки, а в результате не стимулировала импорт.

Я всегда считал эту свою операцию с кофе наиболее законной из всех моих сделок на товарных биржах. Я, в общем-то, даже видел в ней скорее не спекуляцию, а помещение средств. Я занимался этой операцией более года. Если здесь и возник элемент игры, то только из-за происков патриотических кофейщиков, имевших немецкие имена и немецкие корни. У них был кофе в Бразилии, и они продали мне кофе в Нью-Йорке. Комитет по ценам установил предельную цену для единственного товара, который не подорожал в ходе войны. Они защитили публику от еще не начавшейся спекуляции, но не могли ее защитить от неизбежного роста цен на кофе. Даже когда цена зеленых зерен была примерно девять центов за фунт, жареный кофе начал дорожать, как и все остальное. Выиграли только кофейщики, которые его жарили. Если бы цена на зеленый кофе выросла всего на два или три цента за фунт, я нажил бы миллионы. Но публике это обошлось бы дешевле, чем последовавший за закрытием кофейной биржи рост цен.

В спекуляции говорить о прошлом - гиблое дело. Такие разговоры никуда не ведут. Но эта операция с кофе имеет определенную образовательную ценность. Вначале все выглядело очень привлекательно. Рост был настолько надежным, настолько логичным, что, по моим расчетам, мне было просто не отвертеться от нескольких миллионов долларов. Увы, я отвертелся.

Я помню еще два случая, когда я пострадал от действий биржевого комитета, который без предупреждения изменил правила ведения торгов. Но в тех двух случаях моя позиция, хотя и была технически грамотна, не обладала такой коммерческой несомненностью, как операция с кофе. Осуществляя спекулятивные операции, никогда и ни в чем нельзя быть уверенным до конца. Именно этот опыт подвиг меня в списке спекулятивных рисков добавить к непредвиденному непредвидимое.

После этого эпизода с кофе мне настолько везло с другими видами сырья и с акциями, что обо мне начали распространять дурацкие слухи. Профессионалы с Уолл-стрит и газетчики приобрели привычку ставить в вину мне и приписываемым мне наездам все неизбежные падения цен. Временами мою игру на понижение объявляли непатриотичной - даже если я в этой игре вовсе не участвовал. Мне кажется, что размах и эффективность моих операций раздули только потому, что публика жаждет получить разумное объяснение каждого движения цен, и вот газеты сделали меня демоном рынка.

Я уже тысячу раз отмечал, что никакими манипуляциями нельзя обрушить цены акций и удержать их там. И в этом нет ничего загадочного. Причину легко поймет каждый, кто даст себе труд полминуты об этом поразмышлять. Вообразите себе, что крупный спекулянт совершил наезд на акции, то есть опустил их цену ниже их действительной стоимости. Что непременно должно за этим последовать? Против этого спекулянта немедленно начнут работать ин-сайдеры, скупающие собственные акции. Те, кто знает, чего на деле стоят акции, обязательно станут их скупать по выгодной цене. Если же инсайдеры не способны скупать собственные акции, значит, общие условия таковы, что они не могут свободно распоряжаться собственными ресурсами, но ведь такие условия невозможны на рынке быков. Когда люди говорят о наездах на рынок, они неявно предполагают, что такие наезды есть нечто неоправданное, почти преступное. Но ведь продажа акций в расчете на понижение, по цене ниже их действительной стоимости, - это очень опасное дело. Хорошо бы не забывать, что, если после наезда курс акций не начинает расти, значит, компания не осуществляет скупку собственных акций, а значит, наезд не приходится считать неоправданным. Если же наезд на акции был действительно неоправданным, тогда цены не остаются на нижнем уровне. Я должен определенно заявить, что в девяносто девяти случаях из ста так называемые наезды представляют собой совершенно оправданное падение цен, иногда ускоряемое действиями опытного биржевика. Но сколь бы большими средствами он ни располагал, он не может произвольно вызвать такое падение цен.

Теорию, что большая часть неожиданных или особенно резких падений цен является результатом игры на понижение, изобрели, скорее всего, для облегчения жизни тем спекулянтам, которые на самом деле в рынке ничего не понимают и играют как слепые, а потому предпочитают не думать самостоятельно, а верить всякому вздору. Ссылка на наезд, которой неудачливых спекулянтов так часто утешают их брокеры и финансовые советчики, представляет собой просто перевернутый совет. Разница вот в чем: медвежья наводка - это отчетливый и ясный совет продавать без покрытия. А перевернутый совет, то есть объяснение, которое ничего не объясняет, служит одной цели - удержать человека от разумной продажи без покрытия. Если курс начинает резко падать, то совершенно естественное дело продавать эти акции. Для этого есть надежная причина, - ты ее не знаешь, но можешь на нее положиться, а потому такие акции следует продавать. Но если акции падают в результате наезда крупного биржевика, лучше такие акции не продавать, потому что, когда он завершит свою операцию, цена обязательно полезет вверх. Перевернутый совет!