Часть вторая. тулузская свадьба 11 страница

— Все это так, — тихо проговорила Анжелика, — но именно эта удача и кажется мне очень странной. Почему ваш граф, у которого есть все для того, чтобы взять себе в жены богатую наследницу, выбрал себе бесприданницу из самого глухого угла Пуату?

— Бесприданницу? — переспросил Арман де Сансе, и лицо его вдруг просветлело. — Вернемся в замок, Анжелика, ты переоденешься, мы сядем на коней, и я тебе кое-что покажу.

По распоряжению барона конюх вывел во двор замка двух лошадей и быстро оседлал их. Заинтригованная словами отца, Анжелика ни о чем не спрашивала. Садясь в седло, она уговаривала себя, что, в конце концов, замужество — ее удел, и большинство ее подруг именно так и вышли замуж — за тех, кого им выбрали родителя. Тогда почему же ее возмутило это предложение? Мужчина, который предназначен ей, еще не стар… Она будет богата…

Неожиданно какое-то радостное чувство охватило ее. Только несколько мгновений спустя она вдруг осознала, что произошли. Рука конюха, помогавшего ей сесть в седло, скользнув по ее ноге, задержалась и погладила ее, что уже никак нельзя было счесть нечаянностью.

Барон ушел в замок сменить сапоги и надеть чистый воротник.

Анжелика нервным жестом отдернула ногу, и лошадь сделала несколько шагов.

— Это еще что!

Она чувствовала, как покраснела, и злилась на себя за то, что эта мимолетная ласка взволновала ее.

Конюх, здоровенный, широкоплечий детина, поднял голову. Из-под пряди темных волос знакомым лукавством светились его карие глаза.

— Никола! — воскликнула Анжелика. Теперь в ней боролись два чувства: радость от встречи со своим товарищем детских игр и смущение, вызванное его дерзостью.

— А-а, ты наконец узнала Никола! — воскликнул барон де Сансе, широким шагом приближаясь к ним. — Вот уж истинное наказание для нас, никто не может совладать с ним. Ни на земле, ни с мулами — нигде не желает работать. Бездельник и бабник — вот он каков, твой прелестный дружок, Анжелика.

Но Никола, казалось, совсем не смутил такой отзыв барона. Он продолжал смотреть на Анжелику и смеялся, показывая белые зубы, смеялся дерзко, почти нагло. Из-под расстегнутой рубашки видна была его мускулистая загорелая грудь.

— Эй, малый, садись на мула и поезжай за нами, — приказал барон, ничего не заметив.

— Слушаюсь, хозяин.

Они проехали по подъемному мосту и свернули налево.

— Куда мы едем, отец?

— На старый свинцовый рудник.

— К развалинам неподалеку от Ньельского монастыря?..

— Совершенно верно.

Анжелика вспомнила обитель распутных монахов, свою безумную детскую затею бежать в Америки и рассказ брата Ансельма о руднике, о том, как в древние времена там добывали свинец и серебро.

— Не понимаю, какое отношение имеет этот заброшенный клочок земли к…

— Теперь он уже не заброшен и называется Аржантьер. Это и есть твое приданое. Если ты помнишь, Молин в свое время просил меня возобновить права нашей семьи на разработку рудника, а также хлопотать об освобождении от налогов четверти добытого свинца. Когда мне удалось добиться этого, он привез туда рабочих-саксонцев. Видя, какое значение он придает нашей, прежде заброшенной земле, я как-то сказал ему, что предназначил ее тебе в приданое. По-моему, именно тогда и зародилась в его хитроумной голове мысль о твоем браке с графом де Пейраком, ведь этот тулузский сеньор изъявил желание купить наши рудники. Я не очень понимаю, какие дела связывают графа с Молином, но думаю, что граф в какой-то мере причастен к торговле свинцом и мулами, которую мы ведем с Испанией. А это свидетельство того, что дворян, занимающихся коммерцией, гораздо больше, чем принято думать. Правда, на мой взгляд, земельные владения графа де Пейрака достаточно велики, и ему нет нужды прибегать к таким отнюдь не аристократическим занятиям. Но возможно, это его развлекает. Говорят, он большой оригинал.

— Если я не ошибаюсь, отец, — медленно проговорила Анжелика, — вы знали, что он мечтает об этих рудниках, и дали понять, что в придачу нужно взять дочь.

— Как странно ты все воспринимаешь, Анжелика! А я вот нахожу мысль дать тебе рудник в приданое великолепной. Всю жизнь и я, и твоя бедная матушка пеклись о том, чтобы хорошо пристроить дочерей. Не в традициях нашей семьи продавать свои земли. Даже в самые трудные времена нам удалось сохранить в неприкосновенности вотчину баронов де Сансе, хотя дю Плесси много раз зарился на наши плодородные земли, знаешь, те, где некогда были болота. Но выдать дочь замуж за человека не только знатного рода, но еще и богатого — на это я согласен. Род сохраняет свои земли. Они перейдут не в чужие руки, а к новой ветви рода, к новой семье.

Анжелика ехала чуть позади барона, и он не мог видеть выражение ее лица. А она в бессильной злобе кусала губы своими белыми зубками. Разве могла она объяснить отцу, в какое унизительное положение поставили ее, если он убежден, что так ловко устроил счастье своей дочери! Однако она все же попыталась бороться.

— Насколько мне помнится, вы отдали рудник Молину в аренду на десять лет. Значит, до конца арендного срока еще около четырех лет. Как же можно в таком случае давать его в приданое?

— Молин не только дал согласие на это, но даже изъявил готовность продолжать его разработку для графа де Пейрака. Кстати, работы на руднике ведутся уже три года… Сейчас ты все увидишь, ведь мы уже подъезжаем.

***

Они добрались до рудника за час. Когда-то Анжелике представлялось, что этот черный карьер и гугенотские деревни неподалеку от него находятся где-то на краю света, а теперь вдруг оказалось, что они совсем близко. Это впечатление подкрепляла отличная дорога, которая вела туда. Около рудника появились дома для рабочих.

Отец и дочь спешились, и Никола взял лошадей под уздцы.

Заброшенный рудник, так врезавшийся в память Анжелики, изменился до неузнаваемости.

По желобам сюда подавалась проточная вода, которая с помощью колес приводила в движение несколько вертикальных каменных жерновов. Чугунные рудодробильныe песты с неимоверным грохотом дробили большие глыбы породы, которые рабочие откалывали от скалы кувалдами.

В двух печах жарко пылало пламя, раздуваемое огромными кожаными мехами. Рядом с печами высились черные горы древесного угля, все остальное пространство было завалено кучами породы.

Группа рабочих лопатами бросала размельченную жерновами породу в деревянные желоба, по которым тоже текла вода, другие скребками подгребали ее против течения.

Несколько поодаль высилась какая-то довольно солидная постройка, двери которой были затянуты сеткой, забраны железной решеткой и заперты на большой замок.

Два человека, вооруженные мушкетами, стояли у входа в это помещение.

— Здесь хранятся слитки серебра и свинца, — пояснил барон.

И преисполненный гордости, он добавил, что в следующий раз попросит Молина показать Анжелике этот склад.

Потом он повел ее к ближайшему карьеру, который спускался высокими террасами, метра в четыре каждая, образуя нечто вроде римского амфитеатра.

Тут и там под скалой зияли черные дыры туннелей, и из них время от времени появлялись ослики, которые тянули небольшие тележки.

— На руднике живет десять саксонских семей — потомственных рудокопов, литейщиков и камнеломов. Вот они-то вместе с Молином и ведут разработки.

— И сколько же рудник приносит дохода в год? — спросила Анжелика.

— Откровенно говоря, я никогда не задумывался над этим, — несколько смущенно признался барон Арман де Сансе. — Ты понимаешь, Молин регулярно вносит мне за него арендную плату. Он взял на себя все расходы по оборудованию. Кирпичи для печей привезены из Англии и, наверно, даже контрабандой из Испании, через Лангедок.

— И уж, конечно, не без помощи того, кого вы предназначаете мне в супруги?

— Возможно. Говорят, его интересы весьма разносторонни. Кстати, он крупный ученый и сам сделал чертеж этой паровой машины.

Барон подвел дочь к входу в одну из штолен. Он показал ей огромный железный котел, под которым был разведен огонь. Из чана в штольню тянулись две толстые, чем-то обмотанные трубы, и время от времени из штольни вздымался фонтан воды.

— Это одна из первых паровых машин, которые пока что существуют в мире. Она выкачивает из штолен подземные воды. Ее сконструировал граф де Пейрак после одной из своих поездок в Англию. Так что видишь, для женщины, которая хочет стать «жеманницей», лучшего мужа не сыскать — ведь он в такой же степени ученый и остроум, в какой я неуч и тугодум, — с жалкой гримасой заключил Арман де Сансе. — О, здравствуйте, Фриц Хауэр, — поздоровался вдруг барон.

Один из стоявших у машины рабочих снял шапку и низко поклонился. Лицо его отливало синевой — за долгие годы, проведенные на рудниках, каменная пыль въелась в кожу. На одной руке у него не хватало двух пальцев. Он был небольшого роста, горбатый, и поэтому руки его казались чересчур длинными. Из-под спадающих на лоб волос поблескивали маленькие глазки.

— Не правда ли, он немного напоминает Вулкана, бога подземного огня? — сказал барон де Сансе. — Говорят, никто не разбирается так в породах, залегающих в недрах земли, как этот саксонский рабочий. Может, поэтому у него и вид такой необычный. Вообще рудничное дело всегда представлялось мне очень загадочным и чуть ли не колдовским. Ходят даже слухи, будто Фриц Хауэр знает тайну превращения свинца в золото. Это уж были бы совсем чудеса. Но как бы там ни» было, он много лет работает с графом де Пейраком, и тот послал его в Пуату наладить разработки на нашем руднике Аржантьер.

«Опять граф де Пейрак! Всюду граф де Пейрак!» — с раздражением подумала Анжелика.

— Наверно поэтому он так и богат, ваш граф де Пейрак, — сказала она, — что превращает в золото свинец, который ему присылает этот самый Фриц Хауэр. Почему бы ему не превратить меня в лягушку…

— Дочь моя, вы, право, огорчаете меня. К чему эти насмешки? Можно подумать, что я желаю сделать вас несчастной. Ведь в моих планах относительно вашего будущего нет ничего, что оправдало бы такую подозрительность. Я ждал от вас восторженных восклицаний, а слышу одни сарказмы.

— Вы правы, отец, простите меня, — с виноватым видом проговорила Анжелика, огорченная искренним разочарованием, которое она прочла на открытом лице отца. — Монахини часто говорили мне, что я не похожа на других, и мои поступки их озадачивают. Не скрою, предложение графа не только не обрадовало меня, но, скорее, даже огорчило. Дайте мне время подумать, привыкнуть к этой мысли…

Продолжая беседу, они вернулись к лошадям. Анжелика поторопилась сесть в седло, чтобы избежать помощи чрезмерно предупредительного Никола, но все равно загорелая рука слуги коснулась ее, когда он передавал ей поводья.

«Все это очень неприятно, — подумала она с досадой. — Надо держаться с ним строго и поставить его на место».

По обеим сторонам дороги, тянувшейся через овраг, цвели кусты боярышника, и его чудесный аромат, напоминавший Анжелике годы ее детства, подействовал на нее умиротворяюще.

— Отец, — вдруг сказала она, — я понимаю, вы хотите поскорее получить от меня ответ на предложение графа де Пейрака. Мне сейчас пришла в голову одна мысль: разрешите мне встретиться с Молином. Я должна серьезно поговорить с ним.

Барон взглянул на небо, чтобы по солнцу определить время.

— Скоро полдень. Но думаю, Молин будет рад разделить с тобой трапезу. Поезжай, дочь моя, Никола тебя проводит.

***

Анжелика хотела было отказаться от такого провожатого, но потом предпочла сделать вид, что просто не обращает на него внимания, и, весело помахав на прощание отцу, галопом поскакала вперед. Слуга на своем муле очень скоро остался далеко позади.

Через полчаса Анжелика, проезжая мимо главных ворот усадьбы дю Плесси, пригнулась в седле, чтобы увидеть в конце каштановой аллеи сказочный замок.

«Филипп», — неожиданно всплыло в ее памяти имя кузена, словно для того чтобы усугубить ее грусть.

Но дю Плесси, как всегда, жили в Париже. Маркиз, хотя и был одно время ревностным приверженцем принца Конде, теперь вновь сумел снискать милость королевы и кардинала Мазарини, а сам Конде, победитель в битве при Рокура, один из самых славных полководцев Франции, покрыл себя позором, служа испанскому королю во Фландрии. Анжелике вдруг пришло в голову: уж не сыграло ли какую-то роль в судьбе принца Конде исчезновение ларца с ядом? Во всяком случае, ни кардинал Мазарини, ни король, ни его младший брат не были отравлены. К тому же ходил слух, будто мессир Фуке, некогда возглавивший заговор против короля, совсем недавно был назначен суперинтендантом финансов.

Забавно было думать, что необразованная девочка из глухого угла провинции, далекого от столицы, возможно, изменила ход Историй. Интересно, а ларец все еще там, в тайнике? Надо будет проверить. А что сделали с пажом, на которого она свалила вину? Впрочем, какое это имеет значение?

Анжелика услышала топот — это приближался Никола на своем муле. Она пустилась вскачь и через мгновение была перед домом Молина.

***

После обеда Молин провел Анжелику в свой маленький кабинет, тот самый, где некогда беседовал с ее отцом. Ведь именно здесь было положено начало торговле мулами. И Анжелика вдруг вспомнила, как на ее вопрос практичной девочки: «Но что я получу за это?» — Молин ответил: «Вы получите мужа».

Может быть, он уже тогда подумывал о ее браке с этим странным графом Тулузским? Что ж, вполне возможно, ведь Молин — человек дальновидный и в его голове всегда теснилась тысяча прожектов. А в общем, нельзя сказать, что эконом маркиза дю Плесси так уж неприятен ей. А что он ловчит, так это потому, что он человек подначальный. Подначальный, который знает, что он умнее своих хозяев.

Для семьи бедного дворянина, живущего по соседству, Молин был просто добрым гением, но Анжелика понимала, что в основе всех щедрот и помощи эконома лежали его личные интересы. Но это как раз устраивало ее, потому что в таком случае она могла не считать себя обязанной ему, была освобождена от унизительного чувства благодарности. И в то же время ее удивляло, почему этот расчетливый простолюдин-гугенот внушает ей искреннюю симпатию.

«Наверно потому, что он затевает какое-то совсем новое и, похоже, серьезное дело», — решила она вдруг.

Но все же она не могла примириться с тем, что, стремясь к своей цели, он ставит ее на одну доску с мулом или слитком свинца.

— Господин Молин, — сразу начала она, — отец настаивает на моем браке с неким графом де Пейраком, и я знаю, что это дело ваших рук. А поскольку в последние годы вы имеете на отца огромное влияние, я ничуть не сомневаюсь, что и вы придаете этому браку немаловажное значение, Иными словами, что я призвана сыграть какую-то роль в ваших коммерческих махинациях. Так вот, мне бы хотелось знать какую именно?

Тонкие губы ее собеседника растянулись в холодной улыбке.

— Благодарю небо за то, что я вижу вас именно такой, какой вы обещали стать в те давние времена, когда в наших краях вас называли маленькой феей болот. Ведь я и в самом деле посулил его сиятельству графу де Пейраку красивую и умную жену.

— Вы дали опрометчивое обещание. Я могла стать глупой уродкой, это повредило бы вашей карьере сводника!

— Я никогда не обещаю того, в чем не уверен. Я поддерживаю связь с Пуатье и получаю оттуда сведения о вас. Кроме того, я и сам видел вас в прошлом году во время религиозной процессии.

— Так вы наблюдали за мной, — в бешенстве крикнула Анжелика, — словно за дыней, которая зреет под стеклянным колпаком!

Но этот образ ей самой показался столь забавным, что она прыснула и гнев ее остыл. Честно говоря, она предпочитала знать всю подноготную, чтобы не попасться в западню, как наивная дурочка.

— Если бы я пожелал говорить с вами, как принято в вашем кругу — серьезно сказал Молин, — я мог бы прибегнуть к обычным отговоркам: юной, совсем еще юной девушке нет нужды знать, чем руководствовались родители, выбирая ей мужа. Добыча же свинца и серебра, торговля и таможенные пошлины вообще дело не женского ума, и тем более не дело знатных дам… А разведение скота — и того меньше. Но мне кажется, я знаю вас, Анжелика, и с вами я хочу говорить начистоту.

Ее ничуть не шокировал его фамильярный тон.

— Почему вы считаете возможным говорить со мной иначе, чем с моим отцом?

— Это трудно объяснить, мадемуазель. Я не философ и все свои знания приобрел в практической работе. Простите мою откровенность, но я вот что вам скажу: люди вашего круга никогда не поймут, что меня в моей деятельности вдохновляет жажда труда.

— Но крестьяне, по-моему, трудятся еще больше, чем вы.

— Они тянут лямку, а это совсем не то же самое. Они тупы, невежественны, не понимают, в чем их выгода, как, впрочем, не понимают этого и знатные сеньоры, которые ничего не создают. Ведь знать не приносит никакой пользы и умеет только одно: вести опустошительные войны. Ваш отец начал что-то делать, но и он, извините меня, мадемуазель, никогда не поймет, что такое труд!

— Вы думаете, он не добьется успеха? — с беспокойством спросила Анжелика.

— А мне казалось, что его дела идут неплохо, и доказательство тому — ваш интерес к ним.

— Это было бы особенно веским доказательством, если бы мы продавали по несколько тысяч мулов в год, а главное, если бы наше дело приносило значительную и все возрастающую прибыль: вот верный признак того, что дела идут неплохо.

— Ну а разве мы не добьемся этого рано или поздно?

— Нет, потому что разведение мулов, пусть даже поставленное на широкую ногу, даже при наличии денежного резерва на случай непредвиденных трудностей вроде эпидемий или войн, остается всего-навсего разведением мулов. А это, как и землепашество, дело довольно долгое и не очень прибыльное. Кстати, ни земля, ни скот никогда никого не обогащали по-настоящему: вспомните хотя бы, какие огромные стада были у библейских пастырей, и как бедно они жили.

— Но если вы так в этом убеждены, то я не понимаю, господин Молин, как вы, человек столь осмотрительный, могли затеять дело, по вашим же словам, долгое и не очень прибыльное.

— Вот здесь-то, мадемуазель, мессиру барону, вашему отцу, и мне нужна ваша помощь.

— Не могу же я заставить ваших ослиц давать приплод в два раза чаще!

— Но вы можете нам помочь в два раза увеличить доходы от них.

— Ума не приложу, каким образом.

— Сейчас вы все поймете. В любом деле, чтобы оно было прибыльным, необходим быстрый оборот капитала, а так как мы не в силах изменить божьи законы, то нам остается воспользоваться человеческим недомыслием. Мулы служат нам лишь ширмой. С их помощью мы покрываем текущие расходы, получаем возможность поддерживать наилучшие отношения с военным интендантством, которому поставляем кожу и рабочий скот. Но главное, караваны мулов свободно перевозят по дорогам большое количество груза, и мы не платим при этом ни дорожных, ни таможенных пошлин. И вот, пользуясь этими льготами, мы с караваном мулов отправляем свинец и серебро в Англию. А обратно мулы привозят мешки якобы черного шлака — его называют «флюсом», — необходимого для рудничных работ, но на самом деле это не что иное, как золото и серебро, переправленные нам через Лондон из воюющей с нами Испании.

— Ничего не понимаю, господин Молин. Зачем же отправлять серебро в Лондон, если потом его привозят обратно?

— Но я привожу его в два, а то и в три раза больше. Что же касается золота, то у графа Жоффрея де Пейрака в Лангедоке есть золотой прииск. А когда ему будет принадлежать и рудник Аржантьер, обменные операции, которые я произвожу для него с этими двумя благородными металлами, уже не вызовут никаких подозрений, потому что официально будет считаться, что и серебро и золото добыты на его рудниках. Вот в этом-то и состоит наше настоящее дело. Видите ли, количество золота и серебра, которое можно добыть во Франции, в общем-то, довольно ничтожно, а мы, не нанося ущерба ни фиску, ни налоговому управлению, ни таможне, имеем возможность ввезти много золота и серебра из Испании. Слитки, которые я сдаю менялам, не обладают даром речи. Они никому не поведают о том, что родом не из Аржантьера или Лангедока, а из Испании и прибыли к нам через Лондон. Таким образом, государственная казна получает свою долю, а мы, прикрываясь работами на рудниках, можем ввозить большое количество драгоценных металлов и при этом не тратиться на рабочую силу и таможенную пошлину, не разоряться на более совершенное оборудование, ведь никто не в состоянии проверить, сколько серебра и золота мы добываем, а следовательно, все вынуждены верить нам на слово…

— Но если ваши махинации раскроются, вам угрожает каторга?

— Мы же не фальшивомонетчики. И не собираемся стать на эту стезю. Наоборот, именно мы регулярно пополняем королевскую казну настоящим, высокого качества золотом и серебром в слитках, она их пробирует и чеканит из них деньги. Когда же прииск в Лангедоке и рудник Аржантьер будут в руках одного владельца, мы получим возможность, прикрываясь их ничтожной продукцией, быстро увеличить ввоз драгоценных металлов из Испании. Испания буквально наводнена золотом и серебром, привезенными из Америк, эта страна забыла, что такое труд, она живет продажей своего сырья другим государствам. Лондонские банки служат ей посредниками. Испания — самая богатая и в то же время самая убогая страна в мире. Что же касается Франции, то наши торговые операции, которые нельзя вести открыто из-за порочной системы ведения хозяйства, обогатят страну чуть ли не вопреки ее воле. Но прежде всего эта торговля обогатит нас самих, ибо вложенные нами деньги будут возвращены скорее и с более значительными прибылями, чем при торговле мулами. Ведь ослицы носят приплод десять месяцев и не могут дать больше десяти процентов барыша с вложенного капитала.

Анжелика невольно увлеклась этими ловкими махинациями.

— А что вы собираетесь делать со свинцом? Он служит только прикрытием или тоже представляет коммерческий интерес?

— Свинец очень доходен. Он нужен и для войн, и для охоты. За последние годы он еще больше повысился в цене благодаря королеве-матери, которая выписала флорентийских мастеров для оборудования ванных комнат во всех своих дворцах, как это в свое время сделала ее свекровь, Мария Медичи. Вы, наверно, видели такой зал с римской ванной и свинцовыми трубами в замке дю Плесси?

— А сам маркиз, ваш хозяин, он в курсе всех этих ваших дел?

— Нет, — снисходительно улыбнулся Молин. — Он бы ничего в них не понял, и мне по меньшей мере грозило бы лишиться места эконома, хотя моей службой он доволен.

— А что знает о вашей торговле золотом и серебром мой отец?

— Я думаю, ему было бы неприятно узнать, что через его земли провозят испанское золото и серебро. Не лучше ли оставить его в заблуждении, что те небольшие доходы, которые дают ему возможность жить, — плод обычного честного труда?

Анжелику задел иронический и даже немного презрительный тон Молина. Она сухо сказала:

— А за что же мне такая честь — быть посвященной в ваши махинации, от которых за десять лье несет каторгой?

— Какая там каторга! Предположим даже, возникнут затруднения с чиновниками королевской администрации, так несколько экю все уладят. Возьмите-ка Мазарини и Фуке: ведь они более могущественны, чем принцы крови и даже сам король. И все потому, что они баснословно богаты. Вас же я посвятил в дела потому, что знаю: вы до тех пор будете сопротивляться, пока не выясните, для чего все это затевается. Дело обстоит очень просто. Графу де Пейраку нужен Аржантьер. Отец же ваш уступит ему свою землю лишь при условии, если тем самым будет обеспечено будущее одной из его дочерей. Вы же знаете, какой он упрямый. Он ни за что не продаст ни клочка своих родовых земель. С другой стороны, граф де Пейрак хочет жениться на девушке из знатной дворянской семьи, и он счел этот брак выгодным.

— А если я нарушу ваши планы?

— Надеюсь, вы не хотите, чтобы вашего отца бросили в тюрьму за долги, — медленно проговорил Молин. — А много ли нужно, чтобы вся ваша семья снова погрязла в нищете, в еще более ужасной нищете, чем та, в какой вы жили прежде? А что ждет вас? Вы состаритесь в бедности, как ваши тетушки. Ваши братья и младшие сестры не получат должного образования и в конце концов вынуждены будут покинуть родину…

Увидев, что глаза Анжелики сверкают от ярости, Молин добавил вкрадчивым голосом:

— Ну зачем заставлять меня рисовать столь мрачную картину? А я-то думал, что вы совсем из другого теста, чем все эти дворянчики, которые только и умеют, что похваляться своим гербом и жить на подачки короля… Преодолеть трудности можно, только борясь с ними и поступаясь в чем-то личными интересами. Иными словами — нужно действовать. Вот почему я не стал ничего скрывать от вас, я хотел, чтобы вы знали, на что следует направить свои усилия.

Теперь он попал в самую точку. Никто никогда так не разговаривал с Анжеликой, а ведь именно это отвечало ее характеру.

Она встрепенулась, словно от удара кнутом. Перед ее глазами всплыла картина: приходящий в упадок Монтелу, ее маленькие братья и сестры, спящие на соломе, покрасневшие от холода руки матери и отец, сидящий за своим небольшим бюро и старательно выводящий прошение королю, на которое его величество король так и не ответил…

Молин вытащил их из нищеты. Теперь пришла пора расплачиваться.

— Пусть будет по-вашему, господин Молин, — проговорила она беззвучным голосом. — Я выйду замуж за графа де Пейрака.

Глава 12

Погруженная в свои мысли, она возвращалась домой по тропинкам благоухающего леса, ничего не замечая вокруг.

Никола на своем муле следовал за нею. Теперь она совсем не обращала внимания на молодого слугу. Она старалась отогнать мрачные мысли, все еще одолевавшие ее. Решение принято. Что бы ни случилось, она не отступит. Значит, надо смотреть только вперед, безжалостно отметая все, что может поколебать ее и помешать выполнению этого великолепно разработанного плана.

Неожиданно ее думы прервал голос Никола:

— Мадемуазель! Мадемуазель Анжелика! Она машинально натянула поводья, и лошадь, которая уже несколько минут шла пешком, остановилась.

Обернувшись, Анжелика увидела, что Никола спешился и машет рукой, подзывая ее.

— Что случилось? — спросила она.

Он с таинственным видом прошептал:

— Сойдите с лошади, я хочу вам что-то показать.

Она спрыгнула на землю, и слуга, обмотав поводья лошади и мула вокруг ствола молодой березы, углубился в рощу. Анжелика последовала за ним. Весенний свет, просачивавшийся сквозь молоденькие листочки, был цвета дягиля. В чаще, не умолкая, свистел зяблик.

Никола шел, нагнув голову, словно искал что-то. Наконец он остановился, опустился на колени и, поднявшись, протянул Анжелике пригоршню душистых красных ягод.

— Первая земляника, — прошептал он, и улыбка зажгла лукавый огонек в его карих глазах.

— Не надо, Никола, это нехорошо, — тихо ответила Анжелика.

Но от волнения на глаза ее навернулись слезы. Никола вдруг вернул ее в чарующий мир детства, в чарующий мир Монтелу с прогулками по лесу, опьяняющим ароматом боярышника, прохладой, веющей от каналов, по которым Валентин катал ее на лодке, речушками, где они с Никола ловили раков, в мир Монтелу, равного которому нет на земле, мир, где сладковатое, таинственное дыхание болот смешивается с резким ароматом окутанного тайной леса…

— А помнишь, мы называли тебя маркизой ангелов? — шепотом спросил Никола.

— Глупый, — дрогнувшим голосом проговорила она. — Никола, ты не должен…

Но она сама уже, как в детстве, брала губами нежные и сладкие ягоды прямо из его протянутых ладоней. И как тогда, Никола стоял совсем рядом, но только теперь этот некогда худенький живой мальчуган с лицом, напоминающим беличью мордочку, превратился в юношу на целую голову выше нее, и в вырез расстегнутой рубашки она видела его смуглую, заросшую черными волосами грудь, вдыхала исходящий от него резкий мужской запах. Она слышала, как медленно и тяжело он дышит, и, взволнованная, не решалась поднять голову, боясь встретиться с его дерзким и жарким взглядом.

Она продолжала есть землянику, поглощенная этим упоительным занятием, которое в действительности имело для нее какой-то особый смысл.

«Мой Монтелу, в последний раз! — говорила она себе. — Насладиться тобой в последний раз! Все самое лучшее, что делало меня счастливой; сейчас в этих руках, в загорелых руках Никола…»

Когда исчезла последняя ягодка, Анжелика вдруг закрыла глаза и прислонилась к стволу дуба.

— Послушай, Никола…

— Я слушаю, — ответил он на местном наречии.

Она чувствовала его горячее дыхание на своей щеке, запах сидра. Он стоял совсем близко, совсем рядом и словно окутывал ее теплом своего крепкого тела. Но он не прикасался к ней, и, подняв на него глаза, она вдруг заметила, что он даже спрятал руки за спину, чтобы устоять перед соблазном схватить ее, сжать в своих объятиях. Она встретила его взгляд, страшный взгляд — в нем не было ни тени улыбки и только мольба, смысл которой нельзя было не разгадать. Никогда еще Анжелика не была так захвачена мужской страстью, никогда никто так ясно не давал ей понять, какие желания вызывает ее красота. Любовное томление юного пажа в Пуатье было лишь детской игрой, забавой молодого зверька, который проверяет силу своих когтей.

Сейчас все было по-иному. Сейчас это было нечто могущественное и жестокое, древнее, как мир, как земля, как гроза.

Наши рекомендации