Те, кто вспахивает беззаконие 1 страница

До Рождества оставалось две недели, а результатов все не было. Нарциссу не интересовали долгие отсутствия мужа и его изнуряющие поиски, а Драко никогда не попрекал отца, когда тот возвращался с пустыми руками, но Люциус остро переживал неудачу. Он до того отчаялся найти способ помочь сыну, что начал лестью и ложью проникать в маггловские медицинские библиотеки, хотя и не знал, что именно там искать. Привлечь к решению проблемы эксперта-маггла означало бы наложение противозаконных заклинаний для изменения памяти – при условии, что кто-то воспримет его всерьез, – но на данный момент Люциус не мог себе позволить наплевать на закон. За ним наблюдали, его палочку отслеживали; никто ему не доверял.

Никто, кроме единственного человека, чью жизнь он был не в состоянии изменить.

Люциус опустился во внушительное кресло с высокой спинкой, расположенное перед очагом в библиотеке. Драко спал, Нарциссы не было дома, поэтому никто не обращал внимание на его присутствие и не насмехался над его поражением. Каминная полка была украшена еловыми лапами с красными бантами. То тут, то там отсвечивали крошечные золотые колокольчики, а пыльца фей заменяла иней. Так эльфы украшали библиотеку на Рождество, сколько Люциус себя помнил. Мягко горели свечи, источая сосновый аромат. Фарфоровые ангелы тонкой работы держали золотые арфы. От простого заклинания они бы расправили белоснежные крылья и ударили по струнам, но пока что Люциус предпочитал абстрактную песнь огня.

В этом году Рождество ничего для него не значило. Ему было все равно, устроила Нарцисса какой-нибудь прием или нет; пригласила ли она родню; что она вообще решила сделать. Он не хотел отмечать; он не подготовил подарков.

Люциус вспоминал, с каким удовольствием он осыпал Драко подарками. Он знал, что портит мальчика, но жизнь была так трудна для ребенка с приспешниками и прихлебателями вместо друзей. Поэтому Люциус жаждал показать сыну, насколько им дорожит. А теперь… Теперь единственным настоящим подарком для Драко была бы жизнь, но даже все золото Малфоев не могло ее купить.

Появился домовик и почтительно поставил чайный сервиз и блюдо крампетов (Прим. пер.:полуготовые английские оладьи) на столик рядом с креслом Люциуса.

– Сэру угодно, чтобы Проваливай подрумянил для сэра оладушек? – спросил эльф.

Люциус моргнул, заметив, что был в библиотеке не один, но не поднял свой пустой взгляд от ковра.

– Кто тебя так назвал? – спросил он.

– Проваливай часто так говорили, поэтому Проваливай взял себе это имя.

Люциус почувствовал, что домовику не по себе.

– У тебя есть другое имя, эльф?

– Называть эльфов сэра – привилегия сэра.

Несмотря на прошлый опыт, Люциус не мог заставить себя использовать такое пренебрежительное имя, когда чувствовал себя хуже любого эльфа, и поэтому просто смотрел на Проваливай, пока тот робко не поднял взгляд на хозяина.

– Ты хотел бы выбрать для себя какое-нибудь другое имя?

– Эльфам не дозволено выбирать себе имена, сэр. Особенно в такой семье, как эта.

Усталость начала брать верх. Люциус оглянулся в поисках вдохновения, и его взгляд упал на чайный сервиз.

– Хочешь, чтобы тебя звали Сахар? Щипцы? Чайник? Оладушек?

Уши эльфа едва заметно дрогнули.

– Тебе нравится имя «Оладушек»? Тогда теперь тебя зовут так.

– Оладушек очень рад новому имени, сэр. Оладушек благодарит сэра за подарок.

Из-за радости эльфа Люциусу стало немного лучше. Хоть эти существа и не были людьми, они могли чувствовать благодарность.

– Сэру угодно, чтобы Оладушек подрумянил для сэра оладушек? – спросил эльф, смешно поведя ухом.

– Да, приступай.

Люциус вернулся к своим размышлениям, когда домовик принялся за работу. Если он смог одарить это существо, то и для Драко сумеет что-нибудь найти.

– В чем смысл жизни, Оладушек? Как ты думаешь?

– Жизнь есть служение, мастер, – ответил эльф, не отвлекаясь от своего дела. – Жизнь есть преданность. Вот почему нелояльные эльфы такие плохие, сэр. А еще… – он осекся, достал крампет из огня и перевернул его на длинной вилке.

– А еще? – поторопил его Люциус.

– Жизнь есть вера, мастер. Обычно необоснованная, но теперь Оладушек знает, что бывают награды, – он положил крампет с кусочком масла сверху на тарелку, чтобы растаяло, и подал Люциусу.

– Какая мелочь – имя, – фыркнул тот.

– Оладушку можно сказать, что сэр неправ?

– Все вокруг уже так говорят, почему бы тебе не присоединиться?

– Тогда сэр неправ.

– Ты, Оладушек, нахальное создание. Нет, не надо бить себя каминными щипцами. У меня для тебя есть более страшное наказание, – когда уши Оладушка повисли, Люциус продолжил: – Я хочу, чтобы ты служил мне – и только мне. Ты не будешь служить госпоже. Ты меня понял?

– Госпожа будет недовольна, – вопреки словам, уши эльфа немного оживились.

– Тогда не попадайся ей на глаза. Твое задание – охранять мастера Драко. Ты будешь бдеть над ним и приносить ему все, что он захочет. А если его состояние ухудшится в мое отсутствие или его кто-нибудь… если что-нибудь с ним случится, тебе приказано немедленно меня к нему перенести. Ты меня понял?

– Оладушек все для сэра выполнит. Поджарить сэру еще один оладушек?

– Не нужно. Иди проведай мастера Драко.

Домовик исчез с хлопком. Люциус почувствовал, что его ноша немного полегчала. Благодаря всего лишь слову у него появился слуга, преданный ему лично, а не всей семье. Больше не надо беспокоиться о Драко во время поисков. Он поднес крампет ко рту, но тот уже остыл и затвердел. Люциус нанизал еще один на длинную вилку, нечаянно уколов палец. Его настроение снова ухудшилось. Жизнь есть служение? Рабство разрушило и его жизнь, и жизнь его сына. Обернув рану носовым платком, он наблюдал, как кровь просачивается через ткань. Жизнь есть кровь – и то лишь выживание, независимо от чистоты крови.

*

Люциус проснулся оттого, что кто-то настойчиво тормошил его за плечо. Ему снилось, что он тонул в волнах крови: она капала с потолка, просачивалась сквозь стены, лила из окон и проникала в него сквозь нечистую кожу. Только когда Оладушек продолжил его будить, Люциус понял, что тонул лишь в собственном поту и трясине из простыней.

– Мастер должен проснуться! Сэру нужно встать с кровати! Мастер Драко хочет видеть сэра, а госпожа за ним не посылает!

– Да-да, я больше не сплю. Принеси воды.

Люциус нашел домашние туфли и дрожащими руками завязал пояс халата. Желудок кувыркнулся от торопливого глотка воды. Люциус поморщился, выходя из спальни, и стакан исчез из его руки.

– Иди со мной, но не попадайся никому на глаза, – приказал он, посмотрев вниз.

Нарцисса выглядела ослепительно в серебристо-сером пеньюаре. Она сидела на кровати Драко и держала его руку. Наманикюренные пальцы гладили хрупкую кожу, поминутно увеличивая синяк, от которого Нарцисса не могла отвести взгляд во время своего рассказа о званом ужине. Драко, очевидно, было одновременно больно и скучно, но ему не хватало сил на то, чтобы высвободить руку.

– …а Министр мне ответил, что его дальняя родственница Джулия делает большие успехи на новом посту в Отделе тайн. Эта работа открывает столько возможностей для одаренной девушки!

– Откуда тебе это знать, женушка? – язвительно спросил Люциус.

– Люциус, – проговорила Нарцисса, не отводя глаз от руки Драко. – Вижу, ты вернулся.

– Как остро подмечено, дорогая. Почему бы тебе не оставить мальчика в покое? Он выглядит уставшим. Может, составишь мне компанию в салоне – как насчет коктейля на ночь?

Нарцисса, подумав, выпустила руку сына и вышла из спальни. Лицо Драко расслабилось, хотя он так и не открыл глаза. Оладушек выглянул из-за подола домашнего халата Люциуса и посмотрел на обоих мужчин с грустью.

– Затуши все свечи, Оладушек. Не видишь, что ему больно? – приказал Люциус. Он оглянулся в поисках другого источника света и схватил старую масляную лампу с бортами из красного стекла. Коротко подрезав фитиль, Люциус поставил лампу на столик у кровати, где его поджидал эльф со щипцами для снятия нагара в руках. Драко с любопытством наблюдал за ними.

– Так намного лучше, отец, спасибо, – прошептал он и добавил: – Оладушек?

Люциус понадеялся, что жар на его щеках не виден в неверном свете лампы.

– Этот эльф служит мне – мне лично, Драко. Ты понимаешь, что это значит? – Брови Драко еле заметно поднялись. – Он будет тебя охранять и выполнять твои приказы. Он аппарирует за мной, если я тебе нужен. Ты это тоже понимаешь?

Драко взглянул мельком на дверь, за которой скрылась Нарцисса, а потом посмотрел на Люциуса:

– Я больной, отец, а не умственно отсталый.

Люциус улыбнулся в первый раз за очень долгое время.

– Теперь отдыхай, а я попробую поговорить с твоей матерью.

– Что ж, удачи, – сказал Драко. – Не знаю, услышит ли она тебя. Ей было все равно, когда я красноречиво притворялся спящим. Подойди поближе, у меня для тебя кое-что есть, – в его глазах зажглась искорка, а меж ладоней появилось мягкое зеленоватое свечение. – Я потихоньку учусь этим управлять, – прошептал Драко. Свет пробивался между пальцами, украшая воздух шелковой дымкой и маленькими облачками, которые отливали синим, зеленым и в этот раз еще и теплым оранжевым цветом.

– Получается очень красиво, сынок, – сказал Люциус, наклоняясь и дотрагиваясь до пальцев Драко. Стоило ему коснуться света, как по сердцу разлилось тепло и острое, как шрапнель, чувство надежды. Он сморгнул. – Теперь спи. Оладушек, не отходи от него ни на шаг.

Нарцисса не потрудилась дождаться мужа. Она устроилась на кушетке с глянцевым журналом, элегантно скрестив ноги в щиколотках и лениво поигрывая бокалом с мятным ликером так, чтобы поймать свет зеленой жидкостью. Люциус еле заметно поморщился, хотя не запах мяты расширял пропасть между ними. Нарцисса не оторвалась от журнала, когда Люциус налил себе бренди и пересек вышитый розами ковер по пути к своему любимому креслу. Он небрежно разгладил складки халата на коленях и пригубил бренди.

– Скажи мне, Нарцисса…

– Что сказать? – она перелистнула журнал на следующую страницу, где было еще больше фотографий сливок общества, которые фальшиво улыбались на камеру.

– Ты все еще получаешь удовольствие от званых ужинов, хотя твой сын при смерти? Это выставляет тебя не в лучшем свете, дорогая.

– Драко не при смерти, – беззаботно ответила Нарцисса. – В любом случае, все думают, что он в университете за границей.

Люциус сжал губы и медленно вдохнул через нос.

– И опять мы живем во лжи ради мнения света. Когда ты в последний раз посмотрела на мальчика, действительно посмотрела на него? Неужели ты можешь видеть, как он страдает, и все еще настаивать на том, что он не покидает нас? Что случилось с женщиной, которая попросила помощи у Северуса, хотя до этого с ним и не разговаривала? Что случилось с женщиной, которая пошла наперекор Темному Лорду, чтобы спасти своего сына?

Под конец Нарцисса подняла от журнала свои небесно-сапфировые глаза и оценивающе посмотрела на мужа.

– Сколько драмы, Люциус. Ты, должно быть, вместе с положением в обществе потерял и свое чувство такта.

Костяшки Люциуса побелели, хотя больше он никак не отреагировал на провокацию. Нарцисса улыбнулась:

– Ты прекрасно знаешь, дорогой, что Драко лишь взрослеет. Ты и сам помнишь, как непросто принять то, что причитается по рождению, а в его случае все намного труднее, потому что его будущее несказанно значительнее.

– Тебя не спасти от этого безумия.

– Это ты заблуждаешься, – ответила Нарцисса. – Ты понапрасну ищешь лекарство, когда нет никакой болезни. Я думаю, ты просто не можешь смириться с тем, что твой сын, а не ты, станет самым могущественным волшебником всех времен. Может, именно поэтому ты отдал Драко Темному Лорду, чтобы тот замарал его чистоту, – Нарцисса поставила бокал на столик и продолжила: – Бедный, мелочный Люциус. Даже Темный Лорд не смог долго стоять на пути у судьбы, на что же рассчитываешь ты? Забудь свои поиски. Если непременно хочешь выбиться из сил, помоги мне лучше подготовить все для Драко. Кто знает? Может, среди моих хороших знакомых найдется человек со знаниями, которых ты так жаждешь, и талантом переубедить тебя, если мое слово и гроша ломаного не стоит. Оставайся на моей стороне. Отплати мне хотя бы этим за все, что я для вас сделала.

Люциус смотрел на жену не отрываясь. Похоже, она говорила серьезно. Он вскочил на ноги, вмиг пересек комнату и навис над Нарциссой, тяжело дыша.

– Что именно ты для нас сделала? Смотрела, как заболел сын, и в письмах ни словом не обмолвилась? Принесла его в жертву безумию своей семейки? Связала меня по рукам и ногам, да еще и кляп в рот всунула, чтоб я не мог обратиться ни к одному волшебнику за помощью? Почему ты пытаешься меня сейчас отвлечь от всего этого? Может, ты специально не проронила ни слова в мою защиту, когда меня отправили в Азкабан? – Нарцисса не удостоила его ответом, только слегка повела бровью. – Пять лет, Нарцисса. Пять лет в зловонных камерах, где дух дементоров пропитал каждый камень, где он просачивается через кожу и губит душу, губит магию. Пять лет, в течение которых ты черт знает чем занималась помимо пренебрежения своими обязанностями жены и матери. Я не знаю, что ты делала, когда наш сын нуждался в тебе, но это должно прекратиться! Это прекратится. Мой капитал больше не в твоем распоряжении.

Нарцисса опустила ноги на ковер и встала, заставляя мужа сделать шаг назад.

– Именно так, Люциус. Ты и понятия не имеешь, чем я в эти годы занималась. – Она шагнула вперед, потом еще раз, вынуждая мужа отступить. Выражение ее лица все еще оставалось бесстрастным, но невидимая магия закружилась вокруг нее диким ураганом, таким мощным, которого от Нарциссы нельзя было ожидать. Она вышла из комнаты, остановившись в дверях и бросив через плечо: – И мне совершенно не нужен твой капитал; никогда не был нужен.

В потрясении Люциус вернулся к своему креслу и поднял стакан. Руки дрожали, и он едва смог поднести бренди к губам, не разлив. Нарцисса всегда была более чем способной волшебницей, но несомненно слабее него, однако теперь… От ее мимолетной демонстрации силы все еще шумело в ушах. Люциус осушил стакан, радуясь горячей волне бренди, но она обжигала, а не грела. Два года с момента освобождения потрачены впустую. Два года поиска ответов на вопросы, которые нельзя было задать из-за одной-единственной клятвы, самой глупой клятвы из всех клятв в мире. Два года бессилия. Люциус фыркнул: в течение двух последних лет он хотя бы знал о своем бессилии, знал, что с гордеца сорвали мантию гордыни. Это было уже что-то, горькая расплата за привычки его класса и рода.

Люциус повернул стакан в руке, неторопливо раздумывая, сколько понадобится для того, чтобы напиться до смерти, и можно ли подгадать время так, чтобы последовать в могилу сразу за Драко. Он был недостаточно труслив, чтобы опередить сына.

Тут он заметил мимолетные отблески света, блестящие на гранях стакана. Люциус поднес ладонь к глазам. Лучи света, подаренного ему Драко, все еще играли в тончайших складках его кожи. Они ширились и множились, проходя через хрусталь, и вспыхивали в воздухе светлячками.

Второй подарок на это нерадостное Рождество. Сначала имя, а теперь… Люциус не был уверен. Может, лучик надежды? Он кивнул сам себе. Что ж, даже если Нарциссе не нужны его деньги, чтобы вращать шестеренки своих махинаций, Люциус не побрезгует ее контактами, которые могут открыть нужные двери. Он был непревзойденным мастером по части взяток и обладал достаточными средствами, чтобы продолжить традицию.

Люциус достал из рукава волшебную палочку и направил ее на пустой стакан, превращая тот в многогранную сферу. Мальчику понравится играть с ней с помощью своей странной новой магии.

«Властвуй из тени», – подумал Люциус, взглянув на семейный герб над каминной полкой. Пришло время быть настоящим Малфоем.

Труд на ветер

Гермиона ценила каждую спокойную минуту и лучше всего отдыхала в уютном одиночестве. Рождество в кругу Уизли было каким угодно, только не спокойным, однако Гермионе казалось, что именно их оптимизм и безоговорочная любовь помогут ей справиться с грядущими месяцами эмоционально изматывающей работы. Поэтому она сидела вместе со всеми и улыбалась, несмотря на усталость и парализующую головную боль.

В министерской камере Джермейн Томас отчаянно надеялся, что ему не придется отбывать срок в Азкабане; Рождество в поместье Галстроуда, где тот получил повестку на слушание по поводу новых обвинений во взяточничестве, тоже не отличалось праздничным настроением. Гермиона же начала вести расследование по делу судей Монтеги, Тротта и Кеклшоу, на которых обратила внимание во время процесса. Ни один не был хоть как-то связан с Волдемортом, однако никто из сохранивших влияние во время последней войны не мог быть однозначно вне подозрений. Кроме того, покойный Том Реддл всегда предпочитал непрослеживаемых марионеток. Гермиона знала, что официально они были на данный момент невиновны, но горела желанием доказать обратное.

Что касается Гампа, то он был жабой из того же болота, что и Амбридж, с послужным списком, от которого так и несло отбеливателем.

Предыдущий месяц оказался для Гермионы непростым. Слухи о ее новом расследовании распространялись со скоростью лесного пожара – куда бы в Министерстве она ни пошла, сотрудники были готовы к ее визиту. Гермиона подала столько заявок на доступ к секретным материалам, что Кингсли в конце концов просто повысил ее, чтобы она перестала бегать к нему в кабинет.

В последний день перед праздниками Гермиона заперла свою подсобку с документами, наложила на дверь тройные чары и покинула Министерство с чувством несказанного облегчения: наконец-то никто не будет злобно щуриться в ее направлении, и так – целых несколько дней! За последние семь лет Гермиона поняла, что тайны есть у всех. В случае с семейством Уизли можно было хотя бы положиться на то, что их тайны другого сорта и не имеют отношения к ее расследованию.

Стоило Гермионе вспомнить о делах, как те поглотили все ее мысли. В результате она сбежала в сад, на морозец, лишь спустя два часа после прибытия в Нору.

Через какое-то время Артур вынес две из своих бесценных термокружек, от которых исходил тонкий аромат кофе, – в прошлом году Гермиона подарила ему кофеварку и помогла ее наладить. На кружке для Гермионы было написано «Расслабься и съешь пирог».

Артур все еще работал в Отделе связей с магглами, но дослужился до начальника и был неприлично счастлив, копаясь в странных механизмах и обогащая волшебный мир маггловскими идеями и приспособлениями на пару с Джорджем.

– Что случилось, Гермиона? – спросил он, усадив ее на низкую каменную ограду перед прудом.

Гермиона опустила голову и вдохнула запах кофе, отметив, что за прошедший год Артур действительно научился его варить. Она не знала, с чего и начать. Артур обнял ее за плечи, притянул к себе и терпеливо ждал, попивая из кружки с эмблемой «Звездных войн».

Через какое-то время медленно полились слова. Артур слушал молча.

– Знаешь, Гермиона, что тебе нужно сделать? – спросил он под конец. – Ты должна включить меня в список подозреваемых – и меня, и Перси, да он тебе еще и поможет. Я уверен, что ты что-нибудь да откопаешь: мы все люди и делаем ошибки. Задокументируй результаты и проследи за тем, чтобы все о них узнали.

– Артур…

– Никто не ангел. Если увидят, что ты подозреваешь всех, даже друзей, то, может, страсти поутихнут. Кингсли поставил тебя в невыносимое положение, чему я совершенно не рад, но хуже всего то, что ты работаешь в одиночку. Как ему только могло прийти в голову свалить все это на твои плечи?

– Все просто: никто не хочет мне в открытую помогать, тем более что я… Ах, я не хочу опять затягивать старую песню…

– Подожди минутку, – Артур ободряюще сжал ее руку. Он быстро вернулся вместе с Перси, который теперь выглядел как молодая копия Артура: начинающаяся лысина, да и все остальное.

– Привет, Перси, – поздоровалась Гермиона.

– Папа говорит, что тебе нужен помощник, – ответил тот. После недолгого раздумья Перси примостился на ограде рядом с Гермионой. Он поправил очки, потеребил манжеты и затем в ожидании глянул на нее.

– Помощник? – растерянно переспросила она.

– Кропотливая работа со скучными документами – мой конек. Личной жизнью я на данный момент не обременен, поэтому не имею ничего против сверхурочных. А еще я знаю все ходы и выходы налогового отдела, – Перси помедлил. – Я прошу взять меня на работу, аврор Грейнджер.

Гермиона перевела взгляд с одного Уизли на другого, не веря своим ушам.

– Вашему делу не помешает, что он чистокровка, ведь так? – добавил Артур и хитро улыбнулся. Даже Перси едва смог сдержать улыбку.

– Ах, Перси! – Гермиона порывисто обняла его, совершенно забыв, что он не любит вторжений в свое личное пространство. – Ты мой спаситель! Но разве Кингсли согласится перевести тебя в наш отдел?

– Я думаю, что с этим проблем не будет, – ответил Артур, выглядя очень довольным собой. – Что же до Макмиллана…

– Мой начальник не узнает о моей новой должности, пока не будет слишком поздно, – пообещал Перси.

– Особой радости эта работа тебе не принесет, – предупредила Гермиона.

– Ну, он и не за радостью нанимается, – ответил Артур. – Не только ты хотела бы очистить наше общество от вековой гнили.

– Ты действительно согласен, Перси?

– Я просто обязан внести свой вклад: мне все еще нужно себя показать, – ответил он, заливаясь краской и отодвигаясь от Гермионы.

– О, Перси!

– Это прекрасная возможность, честно! Только не надо раскисать.

Удачно выполнив задуманное, Перси неловко похлопал ее по руке и поспешил скрыться в доме, оставив Гермиону и Артура в саду одних.

– Это дело на всю семью тень отбросит, – предупредила она.

– Я именно на это и рассчитываю, – сказал Артур. – Давай доедай свой пирог и пошли внутрь, пока Молли не спохватилась, что мы отлыниваем от наших обязанностей по украшению елки.

Гермиона неожиданно обняла его.

– Я тебя обожаю, Артур. Молли – очень счастливая женщина. – И вдруг рассмеялась: – Ты что, покраснел?

*

В этом году Молли расширила ассортимент вязаных подарков. Калейдоскоп из цветов и узоров резал глаз, особенно в комбинации со всевозможными оттенками волос Уизли, но после серости Министерства Гермиона радовалась ярким краскам. Она моментально влюбилась в свой новый красный с зеленым свитер, который подчеркивал фигуру. Джордж был от ее свитера тоже без ума и во всеуслышание заявил, что начнет собирать подписи, дабы убедить аврора Грейнджер чаще носить обтягивающую одежду. Когда его попросили заткнуться, он сделал вид, что глух на оба уха. Маленький Тедди Люпин не знал себя от счастья и то и дело менял цвет волос, что заставило окружающих вспомнить о Блэкпульском фестивале света. Эти ассоциации, конечно, пришлось объяснить, что привело к обсуждению планов на летний отпуск для всей семьи.

Гермиона почти смогла забыть о Министерстве, по крайней мере, пока Гарри не вернулся со своей смены. Он выглядел, мягко выражаясь, неважно.

– Я не хочу домой, дядя Гарри! Джордж как раз показывает мне пукательные заклинания! – заныл Тедди. Гарри взъерошил его волосы:

– Не беспокойся, приятель, мне сначала все равно нужно срочно хлебнуть чая.

Гермиона, Артур и Рон последовали за ним на кухню, где Молли под тихую музыку возилась с выпечкой. Ей хватило одного взгляда на Гарри, чтобы усадить его на стул и поторопить мужа:

– Шоколад, Артур. Срочно.

На бумаге Гермиона теперь была выше Гарри по званию, и она терпеливо ждала его отчета. Он заговорил, стоило его щекам порозоветь, а рукам согреться и перестать дрожать:

– У нас опять нашествие дементоров.

– Что?! – Гермионе удалось не повысить голос, но она все равно глянула в направлении открытой двери, чтобы убедиться, что ее никто не услышал. Гарри проследил ее взгляд и устало направил Муффлиато через плечо.

– Готово, – сказал он.

– Что значит, у нас опять нашествие дементоров? – выпалил Рон. – Я думал, их всех изгнали или заперли.

– Дай Гарри договорить, – сказал Артур.

Гарри махнул рукой в жесте, что он не возражает, и глотнул чая.

– Вообще-то, Рон, – начала Гермиона, – мы два года потратили на то, чтобы их выследить и ликвидировать. Неудивительно, что общественности об этом ничего не известно: истребление целого вида не соответствует партийной линии.

– Но почему вы мне-то не сказали? – Рон выглядел обиженным.

– Нам так приказали. Происходящее в отделе навсегда остается в отделе, что не идеально в свете моего нового расследования, – задумчиво добавила Гермиона, – но в течение первых двух лет на службе мы искали гнезда дементоров и истребляли их.

– Как вредителей, – невесело хмыкнул Гарри.

– У нас даже футболки со специальным логотипом были, – продолжила Гермиона, – а «Сладкое королевство» на нас разживалось. Рон, мы с Гарри были так рады, что ты во всем этом не был замешан. Ты был нашим единственным здоровым другом, которого не касалась эта гниль, – Гермиона поежилась. – Ну ладно, Гарри, выкладывай.

– Наши люди в маггловской полиции дали знать, что в парке нашли ни на что не реагирующих тинейджеров. Их не удалось привести в чувство. Очевидно, они до этого выпивали, поэтому магглы подумали, что дело не обошлось без наркотиков. Но наркотиками там и не пахло, – Гарри закрыл глаза и нахмурился. – Это произошло в Литтл Уингинг – том парке, где я часто бывал.

– Ох, Гарри, мой мальчик, – вздохнула Молли. Она потянулась к Артуру и взяла его за руку.

– Сколько их было? – спросила Гермиона.

– Четыре парня, три девушки, – ответил Гарри.

– Нет, сколько дементоров?

– Сочувствия хоть отбавляй, – пробормотал Рон.

– Мы нашли логово с пятью особями в канализации.

– Но это же хорошо, – сказала Молли. – Их не так много.

– Да, не много, – ответила Гермиона, переглянувшись с Гарри и еле заметно покачав головой. Дементоры размножались быстро, а затем рассредотачивались по небольшим логовам. Одно из них нашли, но где одно, там и несколько. Хуже всего, что дементоры сами по себе не были проблемой. Они были симптомом.

– Чудесно, – неуверенно проговорила Молли. Гермиона облокотилась на стол:

– Кингсли наверняка не хочет предавать дело огласке?

– Да, говорит, чтобы мы не меняли планы, отгуливали отпуска, показались на Новогоднем балу и держали ухо востро.

– Яйца опять учат курицу? – усмехнулась Гермиона. – Рон, можешь нам сообщить, если заметишь в магазине или просто на улице что-нибудь подозрительное? Так, на всякий случай.

– Заметано, – ответил он, слегка взбодрившись.

– Отлично, – продолжила Гермиона. – Я знаю, что Артур и так наблюдателен. На данный момент мы все равно не можем ничего сделать, поэтому давайте вернемся к празднику. Гарри, ты себя уже лучше чувствуешь?

Рон и Гарри направились в гостиную, Молли последовала за ними с блюдом печенья и пирогов, но Артур остался, якобы чтобы налить домашнего пива.

– Я искренне надеюсь, что это не случай типа «наша песня хороша, начинай сначала», – вздохнула Гермиона.

– Мы все на это надеемся, – ответил Артур. – Но я уверен, что с тобою во главе мы незамедлительно повергнем неприятеля.

– Я совсем раскомандовалась, да?

– Ну, кому-то надо командовать. А разве есть более достойные кандидатуры?

– Артур, это удар ниже пояса! Кроме того, я едва ли смогу командовать наступлением – или чем-то еще – из моего заваленного бумагами кабинета.

– Что ты, дорогая, ты же стихийное бедствие!

– Уж скорее бюрократическое.

Артур поставил пиво на стол и тихонько взял Гермиону за плечи.

– Ты самая умная молодая женщина, которую я когда-либо видел, а также могущественная ведьма с новым свитером Молли на вооружении. Всегда смотри на светлую сторону жизни*.

Гермиона устало усмехнулась:

– Хоть одной семье волшебников я смогла привить любовь к маггловским комедиям.

* Прим. пер.: Always Look on the Bright Side of Life («Всегда смотри на светлую сторону жизни») – песня, написанная в 1979 году для финальной сцены фильма «Житие Брайана по Монти Пайтону». Песня стала популярной для исполнения на таких общественных мероприятиях как футбольные матчи, а каждый пятый британец хотел бы, чтоб она звучала на его похоронах.

Суета и томление

– А Джинни там тоже будет? – Гермиона, как обычно, не могла просто стоять молча.

– Только ты можешь одновременно дышать и разговаривать, когда тебя упаковывают в корсет, – проворчал Гарри с лентами в зубах, пытаясь закончить шнуровку.

– Кажется, это называется многозадачностью, – сообщил Рон со своего места на подоконнике. – Гермиона сама говорит, что на этом собаку съела…

При этих словах Гермиона скомкала салфетку и бросила в Рона, промахнувшись приблизительно на километр.

– Но я не склонен ей верить, – добавил он.

– Можешь перестать вертеться? – встрял Гарри. – С какой стати я вообще тут надрываюсь?

– Потому что Молли занята с Флер и детьми. А кого мне еще было попросить, кроме вас?

– В мою сторону даже не смотрите, – начал отмахиваться Рон. – Тут, судя по всему, особые таланты требуются.

– Вот и все, – вдруг сказал Гарри. – Давай, повернись.

Гермиона вдохнула на пробу и повернулась лицом к друзьям.