Те, кто вспахивает беззаконие 5 страница

Гермиона тряхнула головой. Будто ей своих нерешаемых вопросов не хватало.

Ларчик Старухи Агги располагался на журнальном столике рядом с креслом. Гермиона положила руку на крышку и опять почувствовала прилив странной, чуждой магии. На этот раз ей удалось сразу открыть ларец: после того дня в архивах чары ей больше не сопротивлялись, напротив: они казались теплыми и будто привечали Гермиону, когда та смешивала с ними свою магию. Гермиона мимолетно подумала, как ее магия должна была выглядеть для Люциуса. Его магия отливала серебром с оттенками искрящегося янтаря и темно-зеленого мха. Она казалась покрытой черными прожилками, но черные нити были будто теплыми и мягкими и совсем не угрожающими. Интересно, что всем чарам был присущ какой-то цвет: ядовито-зеленая Авада Кедавра, красное оглушающее проклятье, голубая дымка Легилименса и синий океан окклюменции. Не всем волшебникам было дано видеть все цвета, но Гермиона их видела. Этот феномен занимал почетное место в длинном списке исследовательских проектов, которыми она займется, «когда появится время».

Собственная магия все еще покалывала пальцы Гермионы, когда она достала таинственное послание Агаты Блэк о свете. На ум сразу же пришел еще один вопрос: почему Люциус так быстро увидел связь между «Старухой Агги» и семьей своей жены? В сотый раз за неделю, прошедшую с открытия ларца, Гермиона перечитала загадочные строки, поежившись от того, что Агата писала о свете, но использовала для этого кровь – традиционные чернила темных обрядов. От очередного прочтения послание понятнее не стало, и Гермиона потянулась, чтобы вернуть пергамент на журнальный столик и приняться за малообещающий поиск хоть какого-нибудь упоминания о таинственном зелье.

Вдруг Гермиона краем глаза увидела какой-то странный отблеск на пергаменте, и ее рука замерла на полпути. Она начала поворачивать послание и так, и эдак, пока под определенным углом к неровному свету камина кровь на странице не засияла всеми цветами радуги. Гермиона боялась дышать. Зелье в пузырьке, конфискованном у Джинни, так же переливалось на свету. Гермиона призвала заклинанием оба пузырька – и пустой, и полный – и сравнила их с пергаментом. Точно! Точно такие же радужные переливы! Не думая о последствиях, она откупорила практически пустой пузырек и опрокинула его в рот, жадно вдыхая, чтобы поймать все испарения. От мимолетного прилива энергии Гермиона пошатнулась, но приложила все усилия, чтобы сконцентрироваться на оттенках магии. Она! Она самая! Эта же магия чувствовалась в пергаменте, эта же магия охраняла ларец! Агата Блэк знала об этом зелье и смешала его со своей кровью!

Гермиона чуть ли не пританцовывала от возбуждения, так ей хотелось рассказать кому-нибудь о своем открытии. Но кому? Да и что это было за открытие? Она лишь узнала, что зелье – о котором она твердо решила молчать – было известно уже несколько веков назад. Гермиона все еще не знала, что это было за зелье, кто его варил, из чего и где. Она так еще и не выяснила, как замешанные в этом деле могли все держать в секрете столько лет. В архивах не встречалось ни единого упоминания…

Прилив энергии отступил. Гермиона опять уселась в кресло и задумалась. Приняв решение, она кивнула сама себе: если требуется узнать о таинственных полузабытых вещах, нужно обращаться к специалистам. Разговориться с невыразимцами было непросто: они преследовали свои цели, о которых сотрудникам других отделов ничего не было известно, но Гермиона была уверена, что сможет найти лазейку. За милую улыбку и предложение отложить некоторые из ее антикоррупционных расследований на потом ее обязательно пустят в библиотеку Отдела тайн.

Гермиона взвесила свое решение. От него попахивало самой настоящей коррупцией, но цель в данном случае оправдывала средства: чтобы положить конец этой грязной игре, в нее, судя по всему, придется сначала сыграть. Восторга у Гермионы это не вызывало, но деваться было некуда. Кроме того, всегда на руку, если невыразимцы думают, что вы им чем-то обязаны.

Гермиона положила пергамент Агаты обратно в ларец и почувствовала, как защитные чары вновь налились силой. Было приятно знать, что делать дальше, хотя ответы все еще не находились. Продолжая обдумывать загадку, Гермиона пошла на кухню, чтобы поставить чайник. Когда она в ожидании прислонилась к шкафу, вдруг мигнул свет. По коже побежали мурашки, не имеющие никакого отношения ни к холоду на улице, ни к дождю, стучащему по окнам. Недавний оптимизм улетучился, и на Гермиону навалилась вся безысходность ситуации. Ответов не было и не будет. Гарри не успел выполнить обещанное, не нашел производителя миниатюрных пузырьков. Доверить анализ зелья было некому. Друзей было слишком мало, чтобы идти в крестовый поход на все растущую паутину коррупции. Гермиона живо представила, как органиграмма Перси опутывает ее и тянет в глубину горькой безнадежности, из которой нет спасенья. Она была одна-одинешенька… всего лишь одна волшебница в домике на отшибе, и положиться совсем не на кого… Гермиона сморгнула и нахмурилась.

Поблизости рыскали дементоры.

Но чары вокруг ее дома были прочными, они не дадут гнили просочиться внутрь. Гермиона не поддалась искушению выйти на улицу и приняться за них в одиночку. Вместо этого она поплотнее запахнула занавески, чтобы ни в какую щелку темноты не было видно, включила радио, которое наполнило кухню оживленными голосами, заварила чай и прошла с коробкой шоколадных конфет, оставшихся после Рождества, в гостиную, где развела огонь в камине. Она усядется поудобней в кресло, переждет наплыв печали и подумает, как попасть в Отдел тайн, а потом почитает «Медвежонка по имени Паддингтон», над которым невозможно не посмеяться.

По прошествии двух дней Гермионе показалось, что дементоры были правы.

– Кингсли, я же вам всю ситуацию уже объяснила…

– Вы не имели права такое скрывать.

– А о чем мне было докладывать? О неподтвержденных подозрениях? О зелье, которое невозможно выявить никакими анализами? О каракулях сумасшедшей старухи? О наркоманах в нашем отделе? Я хотела хоть что-нибудь существенное найти!

– Аврор Грейнджер, вы были обязаны поставить меня в известность обо всех уликах. Не вам такие вещи решать. Если у вас появились подозрения насчет аврората, надо было сразу прийти ко мне.

– А если бы вы были во всем этом замешаны? Что бы я тогда делала? – огрызнулась Гермиона.

– А я замешан?

– Разумеется, нет, однако…

– Почему это «разумеется»?

У Гермионы засосало под ложечкой.

– Вы? Вы?! Но как…

Кингсли нахмурился:

– В таких ситуациях, аврор Грейнджер, нужно подозревать всех и каждого, – тут он остановился. – Я же вам сказал, что и мне не чужды старые предрассудки, не так ли?

Гермиона вскочила со стула, стараясь не показывать виду, что ее трясет. Кингсли взмахнул волшебной палочкой, и в двери щелкнул замок.

– Неужели вы думаете, что я вам дам просто так выйти из этого кабинета, несмотря на то, что вы знаете?

Гермиона дотронулась до рукоятки своей палочки и отступила на пару шагов, но Кингсли лишь сложил руки на груди, не продолжая угроз.

– Ну как, Гермиона, страшно стало? Это хорошо. Вы меня удивляете. Пришли ко мне с такими подозрениями, просто понадеявшись на то, что я не замешан? В таких случаях нельзя доверять никому – никому! Можете порадоваться своей везучести: именно в этих грешках я и правда неповинен и, честно говоря, рад наконец-то услышать объяснение всем странностям, которые тут в последнее время происходят. – Он указал ей обратно на стул. – Я заметил, что у некоторых товарищей нежданно-негаданно талант прорезался, я же не слепой.

– Ах, Кингсли, у меня душа в пятки ушла.

– Вот и правильно. Страх помогает выжить. Больше всего я смогу вам помочь, если буду делать вид, что ничего из вами сказанного мне не известно. Вам будет легче проводить расследование, если я оставлю вас без поддержки – да, тот выговор с занесением в личное дело тоже послужит для прикрытия. За протеже мне пришлось бы присматривать, а так любая помощь, которую я вам окажу, покажется наблюдателям случайной и не повредит ни вашему положению, ни моему.

– Да, вы правы, – вздохнула Гермиона, – однако...

– Однако?

– Мне нужно непременно попасть в библиотеку Отдела тайн. Невыразимцы со мной даже не здороваются. Не могли бы вы...

Но Кингсли уже качал головой:

– Даже если бы я мог распорядиться – а я не могу, – я бы этого не сделал. Вам придется самой найти лазейку.

– Они не подчиняются никому, кроме самих себя. Разве это правильно?

– Добавьте это в ваш список, – закатил глаза Кингсли. – А теперь вам пора. – Он отпер дверь и распахнул ее мановением руки. – Марш отсюда, Грейнджер! – гаркнул Кингсли, когда Гермиона направилась к выходу. – И в следующий раз только по предварительной записи!

Дверь хлопнула за ее спиной, и Гермиона почувствовала всем телом, что на нее пялится каждый сотрудник отдела. Выглядеть смущенной, проходя между рабочими столами, не составило никакого труда. Гермиона, однако, чуть не оступилась, когда послышалось хихиканье: Долорес Амбридж как раз доставила кому-то стопку документов.

Это было последней каплей. Гермиона сбежала в архив, где спряталась в самом безлюдном отделе и разрыдалась от злости и бессилия. Только резко вытерев слезы, она заметила, что неподалеку перед стопками непрочитанных книг сидит Люциус Малфой и тоже смотрит на нее. «К черту Малфоя, всех их к черту!» – злобно подумала Гермиона. Она было собиралась отвернуться, но в это время с громким треском появился эльф-домовик и поспешил схватить Малфоя за руку.

– Мы нашли! – пискнул он, безуспешно стараясь говорить шепотом. – Мы нашли для мастера его профессора Снейпа!

Иглы и гвозди

В углу аббатской кухни, который Северус оборудовал всем необходимым, варилось зелье – нет, готовилось лекарство – для лазарета. Большинство братьев было среднего или преклонного возраста, и зимой всегда требовались капли от насморка, настойки от кашля, мази для растирания… Северус научил нескольких братьев изготовлять эти нехитрые лекарства, но все равно занимался ими обычно сам. Кастрюли на газу нельзя было сравнить с котлами на волшебном огне, но привычные действия и знакомые запахи успокаивали. Он глубоко вдохнул пар, исходящий из стального ковшика, и слезы брызнули из глаз. Значит, почти готово. Мазь по рецептуре Хагрида, которую удалось вызнать у лесничего одной памятной ночью в «Трех метлах», пользовалась большой популярностью у братьев, страдающих от артрита. Мазь действовала безотказно, хотя в ней не было ни капли магии. Ее даже хотели продавать в местной лавке, чтобы увеличить доход аббатства. Северус помешал еще пару раз и снял ковшик с плиты. Брат Павл накрыл его чистым полотенцем и, не говоря ни слова, собрал использованные ложки и ножи, чтобы их помыть.

Северус улыбнулся в воротник. Павл твердо верил, что излишняя словоохотливость не оставляет времени для духовного роста, однако это не помешало им как-то раз замечательно поспорить из-за разделения обязанностей. Спор, по большей части, состоял из красноречивых доводов Северуса. Павл под конец не удержался и сказал: «У тебя своя работа, у меня своя». С тех пор он дожидался, когда лекарства закончат вариться, и сразу бросался мыть и чистить кухонную утварь. Лишь месяцы спустя Северус понял, что брат Павл таким образом выражает свое одобрение. Тогда он сдался, и монахи, до этого ходившие на цыпочках вокруг них с Павлом, вздохнули с облегчением.

Северус же выражал свою благодарность тем, что выискивал старинные рецепты гипокраса (Прим.пер.: напиток из вина, сильно подслащенного медом и приправленного благородными пряностями) и приглашал Павла, который с удовольствием занимался варкой, помочь с приготовлением.

Теперь Северус раскладывал на столе, только что освобождённом Павлом, составляющие для настойки от кашля. Он как раз собирался открыть банку меда, когда дверь отворилась, впуская Рафаэля. Оценив выражение его лица, Северус решил, что не очень хочет услышать новости.

– Ах, вот ты где. Сейчас подходящее время, чтобы сделать перерыв?

Северус поставил банку на стол и сложил руки на груди.

– Замечательно, – сказал Рафаэль, хотя, очевидно, сам не считал ситуацию замечательной. – К тебе, кхм, посетители.

Северус почувствовал, будто земля уходит из-под ног. Никто не знал о его местонахождении. Никто, кроме… Черт его подери. Если он проболтался… Но нет, он никогда никому не расскажет.

– Кто бы то ни был, они ошиблись, – ответил Северус, подчинив голос и выражение лица железной воле.

– Северус, они спросили о тебе по имени.

– Никому нет дела до моей персоны, а мне нет дела до посетителей, – отрезал он.

– Что ж, – вздохнул Рафаэль. – Я им передам. Однако я прошу тебя еще раз об этом подумать. Эти двое… кажется, они нуждаются в помощи. По ним видно, что они уже постучались во все двери, и ты их последняя надежда.

– Я такое не раз уже слышал, – горько усмехнулся Северус.

– Пожалуйста, поразмысли над этим, – повторил Рафаэль. – Я угощу их чаем, прежде чем отправить восвояси по такой мерзкой погоде. Они еще где-то полчаса будут в моем кабинете.

Северус взял нож и пучок трав, но дальше этого дело не пошло. Он в растерянности смотрел на свои руки. Он-то думал, что был здесь в безопасности, что нашел надежное укрытие, отдалился и отделился от мира и всего, что мир мог с ним сделать. Но эти люди, кем бы они ни были, нашли его, и теперь придется снова бежать. Придется начать все сначала. Охваченный внезапным гневом, Северус с глухим стуком положил нож на доску и снял передник. Когда он отошел от стола, Павл занял его место, вопрошающе посмотрев на Северуса.

– Да, можешь продолжить. Это та крепкая настойка, которую я тебе уже показывал. Рецепт в ящике. Я… – Северус хотел было сказать, что продолжит, когда вернется, но не знал, вернется ли вообще. Не знал, сможет ли попрощаться с братьями, которые приняли его в свои ряды без вопросов и упреков. Впервые за семь лет он страстно желал держать в руке свою волшебную палочку, чтобы наказать тех, кто посмел лишить его привычной жизни – опять.

Дверь в кабинет аббата была закрыта неплотно, и теплый свет просачивался в коридор. Северус на минуту задержался, пытаясь совладать с накатившей волной магии, вылившейся из комнаты вместе со светом ламп. Когда люди постоянно живут в магической среде, думают, едят и спят в окружении потоков магии, они перестают замечать, как она электризует воздух и будоражит чувства. Северус вдруг понял, что ему этого не хватало, и разозлился на себя за такие мысли. Он оставил магию позади по собственной воле, изменил свою жизнь единственным способом, который представлялся ему возможным, – и все это теперь под угрозой из-за этих… этих людей, к которым он когда-то принадлежал. Но теперь он другой человек.

Северус распахнул дверь и увидел, что тихие голоса принадлежат двум посетителям, сидящим спиной ко входу. Лампы перед ними окружали их головы и плечи мерцающим ореолом. Женщину он со спины не узнал. Ее волосы были забраны в аккуратный узел на затылке. А ее спутник… Губы Северуса сами собой приоткрылись, и он, должно быть, испустил какой-то звук, потому что мужчина повернулся и медленно поднялся на ноги.

– Люциус! – хрипло проговорил Снейп.

– Северус! О, слава Цирцее! Северус!!! – Малфой отодвинул стул и в три шага оказался у дверей. Он протянул Северусу руку, но вдруг замер, не уверенный, как тот его примет.

Северус окинул взглядом незамысловатую маггловскую одежду черного цвета, без каких-либо украшений, и глубокие морщины на лице человека, которого когда-то называл другом. «Ты выглядишь отвратительно», – сказал он и внезапно был заключен в горячие объятия.

*

С комом в горле Гермиона смотрела, как напряжение покинуло Снейпа и он обнял Малфоя в ответ. Их встреча оказалась поразительно живописной: Малфой с серебристо-белыми волосами и в черной одежде; Снейп в белой рясе, с головой, еще не тронутой сединой. Гермиона заметила, что из них двоих Снейп был явно в лучшей форме. В прошлом, в тех редких случаях, когда она видела их вместе, Малфой всегда казался хозяином положения. От этого стало еще очевидней, что тревога его фактически подкосила. От легкого прикосновения к руке мысли ее вернулись к аббату.

– Не хотели бы вы взглянуть на наши иллюстрированные псалтыри? – спросил Рафаэль, многозначительно посмотрев на двоих друзей. Он проводил Гермиону к дальней стене кабинета, которая, к сожалению, находилась на приличном расстоянии от электрокамина. Гермиона, задрожав, пожалела, что не может наложить на себя парочку – или десяток – согревающих заклинаний.

– Думаю, их нужно оставить на минутку одних, – тихо проговорил аббат.

Гермиона опять взглянула на Малфоя и Снейпа. Они стояли близко друг к другу и, несмотря на некоторую неловкость, тихо обменивались словами. «Одному Богу известно, – криво усмехнулась про себя Гермиона, вспомнив, где находится, – сколько печали, упреков и раскаяния разделяет этих двух мужчин». Однако что-то ей подсказывало, что они были способны забыть и простить, даже Малфой. Гермиона перелистнула страницу, не обращая на нее никакого внимания. Снейп хорошо выглядел: худощав, конечно, но здоров и силён. Монашеская ряса, не так уж сильно отличающаяся от простой мантии, была ему к лицу. Его волосы все еще спускались до плеч. Гермиона не удержалась и глянула на тонзуру аббата.

– Нет, мисс Грейнджер, – усмехнувшись, ответил тот на немой вопрос, – он еще не принял обет. Однако он очень предан нашему братству и посвятил ему все свое время. Мы и не знали, что у него остались друзья в миру.

Гермиона улыбнулась деликатно поставленному вопросу.

– Мистер Снейп долго считался пропавшим без вести. О нем очень беспокоились, потому что в последний раз видели его крайне тяжело раненным. Многие решили, что он погиб.

Разве она могла признаться аббату, что Снейпа списали со счетов? Его оправдали, а потом с превеликим облегчением о нем забыли. До того самого момента, пока выдохшийся домовик не появился в архивах, даже Гермиона не знала, что Снейп все еще чтит своим присутствием этот свет. Она опять улыбнулась: в аббатстве библейские фразы сами собой приходили на ум. Снейп, строго говоря, никогда никого не чтил своим присутствием, но, несмотря на необходительность своего старого профессора, Гермиона была рада, что он выжил.

– Однако мистер Малфой не потерял надежду разыскать своего друга, – продолжила она. – Именно до его помощников дошел слух, с помощью которого они нашли это место.

– Северус нам очень дорог, мисс Грейнджер, – сказал аббат. – Нетрудно представить, почему мистер Малфой не перестал его искать. Но ответьте: что это открытие будет значить для Северуса? Он приложил немалые усилия для того, чтобы отдалиться от мирской суеты. Может возвращение с вами ему повредить?

Гермиона запнулась. Она бы с удовольствием ответила отрицательно, но под спокойным взглядом аббата не хотелось кривить душой.

– Надеюсь, не может. Это все, что я могу сказать наверняка. Юридических причин скрываться у него нет, в этом я могу вас уверить. А что до всего остального…

Снейп выглядел встревоженным, как и Малфой. Гермиона продолжила с чувством:

– Я его не поставлю под удар и не позволю никому другому – он уже достаточно натерпелся. Но он нам очень нужен. Без него никак.

– Давайте вернемся, – сказал аббат, и они прошли к стульям, расположенным вокруг огня. – Я думаю, пора узнать, почему вы здесь. Судя по состоянию мистера Малфоя, его ситуация затруднительней вашей, поэтому пусть начнет он.

Когда Гермиона опять уселась, она обратилась к Рафаэлю:

– Мы можем рассчитывать на то, что сказанное останется между нами? Очень многое мы, честно говоря, обязаны держать в секрете, и эти вещи могут показаться вам просто невероятными.

– Северус знает, что я умею хранить секреты, – улыбнулся аббат. Снейп хмуро кивнул. – А насчет веры в невероятное – многие считают, что это мой хлеб насущный. Не смущайтесь, продолжайте, – он повернулся к Малфою.

– Я не уверен, что смогу, – начал тот, – но я попробую. – Люциус собирался было вдохнуть, но легкие вдруг отказались подчиняться. От борьбы с невидимой удушающей силой на шее выступили жилы.

– Люциус! Прекрати! – вмешался Снейп. – Кажется, ты под влиянием какой-то клятвы? – продолжил он, когда Малфой наконец смог вдохнуть и осел на стул. – Не можешь ничего сказать волшебникам? Что ж, тогда, мадам… Грейнджер?! – воскликнул Снейп, в первый раз по-настоящему взглянув на нее. – Какого чер…?!

Аббат прочистил горло.

– Извини, Рафаэль. От старых привычек, судя по всему, не избавиться. Так, мисс Грейнджер, в коридор. Я больше не считаю себя волшебником и думаю, что Люциус сможет мне все рассказать.

Гермиона вышла и закрыла за собой дверь, улыбаясь про себя тому, что от командирских замашек Снейпу, очевидно, было тоже не избавиться, и удивляясь, как хладнокровно аббат воспринял упоминания о волшебниках. По прошествии тридцати секунд дверь распахнулась и к ней присоединился Снейп. Его губы были сжаты в тонкую линию, поэтому Гермиона решила с ним не заговаривать и просто кивнуть. Снейп сложил руки на груди и начал буравить закрытую дверь взглядом.

Игра в молчанку надоела Гермионе через пять минут.

– Кажется, он может рассказать аббату, – проговорила она. Снейп что-то проворчал. – Но это же хорошо, не так ли? – продолжила Гермиона.

– А что именно вы тут забыли, мисс Грейнджер? – вдруг спросил Снейп, глядя на нее сверху вниз. Гермиона заметила в его голосе хрипотцу, которой не было раньше.

– Не мисс, а старший аврор Грейнджер, – автоматически ощетинилась она и моментально об этом пожалела: в глазах Снейпа промелькнул страх – поспешно скрытый, но тем не менее. – Я предпочту умолчать о моем деле, пока не услышу, что сказал мистер Малфой. – Гермиона сразу пожалела о своей резкости: Снейп, казалось, искал глазами пути к бегству. – Профессор, не надо! Я не собиралась… Вам не о чем беспокоиться, честное слово! Разве вы не знаете…

– Не знаю чего?

– Вас оправдали. Все думали, что вы погибли, но вас все равно оправдали. – Смысла говорить ему, что на этом настояла она с Гарри и Артуром, не было.

Снейп немного расслабился и оглядел ее. Гермиона была одета со вкусом, волосы забраны, макияж не бросался в глаза, но она все равно почувствовала себя чумазой первокурсницей.

– Никогда не думал, что вы станете аврором. Поттер – конечно, но не вы.

– Я отлично справляюсь, – с некоторой резкостью ответила Гермиона.

– Я и не сомневался. Вы всегда практически со всем отлично справлялись. Но справляться с работой и работать по призванию – это две разные вещи.

– Про Гарри вы угадали.

Повисло молчание. Гермиона не знала, о чем заговорить, чтобы не показаться идиоткой, а Снейп, очевидно, был не в настроении беседовать, поэтому они просто вместе смотрели на закрытую дверь.

– Какое отношение вы имеете к проблемам Люциуса? – наконец спросил Снейп. – Он прищемил чьи-то пальцы?

– Если и так, то, по крайней мере, не мои. Я просто была неподалеку, когда его эльф…

– Ах вот как он меня нашел!

– … когда его эльф сообщил мистеру Малфою, что вы здесь. Он просто не смог от меня отделаться, потому что мне, честно говоря, тоже нужна ваша помощь. А в остальном это было просто совпадением.

– Я не верю в совпадения.

Дверь открылась со щелчком. Они переглянулись и вошли в кабинет, при этом Снейп пропустил ее вперед. Этот незначительный проблеск вежливости странным образом взволновал Гермиону. Малфой выглядел изнуренным, обессиленным, однако держал в руке волшебную палочку, которой, очевидно, и открыл дверь. Аббат хмурился.

– Прошу, садитесь. Я думаю, что смогу все пересказать без того, чтобы мистер Малфой испытывал воздействие заклинания. Принесенная им клятва ведь так работает, не правда ли? – он заметил удивление, написанное на лице Гермионы и Малфоя, и поспешил добавить: – Я не волшебник, но и не совсем маггл. Вижу, вы меня понимаете. Давайте тогда не будем терять времени.

Несмотря на свои собственные слова, аббат Рафаэль помедлил, собираясь с мыслями.

– Как вам известно, мистер Малфой – чистокровный волшебник из старинного рода, как и его жена. Однако семья его жены заботилась о чистоте крови с истинно маниакальной тщательностью, совершенствуя ее из поколения в поколение на протяжении пяти веков – намного дольше, чем Малфои. Блэки заключали союзы между собой, а когда требовалась свежая кровь, выбирали только самых достойных. От дефектных отпрысков избавлялись; безупречных холили и лелеяли. Их целью был самый чистокровный волшебник всех времен, который, естественно, возвластвует над волшебным миром.

– Евгеника и мегаломания в одном флаконе, как мило. Белла и Нарцисса, наверное, горько разочаровались в Темном Лорде, – сказал Северус.

– Слушай и не перебивай, – пожурил его аббат. – Судя по тому, что мне рассказал мистер Малфой, именно его жена пошла на особый риск и жертвы ради защиты последнего в линии Блэков.

– Драко, – перебила Гермиона, посмотрев на Люциуса, который устало кивнул. – Это ведь все из-за Драко, не так ли?

– Драко Малфой тяжело болен, – продолжил аббат. – Когда чистокровный волшебник достигает зрелости, ему обычно нужно пройти через некоторого рода трансформацию, через пробуждение его полной силы. Другие волшебники тоже испытывают симптомы, но они легкие и кажутся простым недомоганием. Независимо от статуса крови, волшебники достигают полной зрелости к двадцати-двадцати пяти годам.

Гермиона было набрала в легкие воздуха, но решила подождать с вопросами. От Снейпа, однако, это не ускользнуло:

– Тридцать-тридцать пять лет для волшебниц, если ничто не спровоцирует преждевременное пробуждение, – кратко пояснил он. – Продолжай, Рафаэль.

– Трансформация Драко Малфоя была необычайно разрушительной. У него появились доселе невиданные магические способности, но его тело стремительно обветшало и не может их поддерживать. Он тает на глазах, не в силах сдерживать бурлящую внутри энергию. Он умирает.

Люциус смотрел невидящими глазами на ковер, когда аббат пересказывал его несчастья. Гермиону накрыла неожиданная волна жалости.

– Люциус знал заранее, что это случится? – спросил Северус аббата, намеренно не вовлекая обремененного клятвой друга в разговор.

– Он ничего об этом не знал до самой свадьбы, после которой был связан старинным гейсом (Прим. пер.: распространенная в древности разновидность запрета-табу в Ирландии), который не позволял рассказывать другим волшебникам о родовом проекте Блэков. Люциуса, можно сказать, приобрели, – с отвращением продолжил Рафаэль, – как племенного жеребца из самой чистокровной семьи Британии, чтобы Нарцисса родила он него Избранного. Он мне признался, что чувствовал тогда одновременно гордость и стыд, но сейчас, видя, что происходит с горячо любимым сыном, он желает лишь исцелить Драко и спасти его от собственной матери.

– А что Драко об этом думает?

– Драко отрекся от наследия амбициозных Блэков, – заговорил Малфой. Он едва заметно улыбнулся уголком рта: – Вы теперь обо всем знаете, и клятва больше меня не связывает. Благодарю вас, аббат, за эту неожиданную свободу. Да, Драко зол, что над его жизнью так надругались. Теперь он понял, что происходит, когда жажда власти руководит людьми. Драко хотел… – тут Люциус запнулся. – Драко хочет умереть, но его мать ему этого не позволяет.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурившись, подался вперед Снейп.

– Она заставляет его… – вдруг Малфой опять начал задыхаться. Снейп положил руку другу на локоть и повернулся к аббату, который продолжил рассказ.

– Миссис Малфой вливает в сына лекарство, которое мистер Малфой не может опознать. Лекарство помогает выйти из обострения, но, кажется, углубляет разрушительную трансформацию.

Аббат подошел к Люциусу и достал что-то из его кармана. Выпрямившись, он поднял в воздух миниатюрный пузырек. Малфой обмяк на стуле:

– Теперь вы знаете все, – проговорил он.

– Люциус, что именно тебе нужно? – начал было Снейп, но договорить не смог.

Глаза Гермионы округлились при виде пузырька. Она едва сдержалась, чтобы не выхватить его у аббата, и просто протянула за ним руку ладонью вверх. Она уже знала, что это было, но хотела полностью убедиться, прежде чем что-либо сказать. И в самом деле: пузырек был таким же, пробка, выгравированная надпись – все сходилось один к одному.

– Откуда у нее это? – нетерпеливо спросила Гермиона у Люциуса. – Кто занимается производством?

– Грейнджер! Сядьте на место и объясните, что тут происходит! – рявкнул Снейп.

Она достала из сумочки потрепанную шкатулку, открыла ее и показала свой пустой флакон, затем передала оба Снейпу.

– Это наркотик, – пояснила она. – Усиливает магические способности в кто знает сколько раз. Вызывает привыкание. Я практически уверена, что его толкают чистокровкам. Проанализировать состав не удалось, найти производителя тоже, однако… – она глянула на Малфоя, – зелье было известно семье вашей жены уже несколько веков. Профессор, – Гермиона повернулась к Снейпу, – мне необходимо узнать ваше мнение на этот счет, а мистер Малфой, очевидно, нуждается в вашей помощи с Драко. Мне жаль переворачивать вверх дном вашу жизнь, но…

Снейп остановил ее одним взглядом.

– Если бы речь шла лишь о чистокровках и их чистокровных махинациях, то есть о том, что подтачивает наше общество испокон веков… если бы на кону стояло только ваше честолюбие, мисс Грейнджер, я бы просто посоветовал вам засучить рукава и перестать ныть. Аврор или нет – никто не имеет права чего-либо от меня требовать, эти времена прошли. Связываться с миром волшебников у меня нет никакого желания. Однако… – тут Снейп помедлил, чтобы собраться с мыслями, – у меня очень мало друзей и всего один крестник. Люциус, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе. Мне нужно увидеть Драко, а также понадобится образец зелья.