Неестественным путем зачатый 2 страница
Уложили мы товарища любезно на скамейке, а он лежит и кричит во всеуслышание:
- Вера! – кричит, - люблю!
Все слышат, как Генка в любви Вере объясняется, лишь сама Вера не слышит, потому как энергично твист танцует в актовом зале. Обиделась на кавалера. А замполит училища не танцует, он ретиво за порядком наблюдает. Вышел он на крылечко и услышал Генкины стенания.
- Непорядок! – строго молвил замполит, услышав столь откровенное признание. – Или уберите его со скамьи, либо отрезвлять будем серийными методами.
- Куда мы его уберем, - возмутился я и на том предложении сразу попал в немилость к замполиту.
- Кудайво! Тебе тройку по поведению ставлю, – строго прикрикнул замполит, - а его прячьте куда хотите!
- Чтоб духу не было и с глаз долой.
Унесли мы влюбленного ловеласа и уложили в подвале соседнего дома, как раз где бочки с известью стояли. Унесли и забыли, разумеется, о нем. Своих девушек тоже проводит надо, им, как и нам, по восемнадцать исполнялось в порядке очереди. Его вероломная Вера, так и не дождавшись, когда он из подвала выйдет, дважды со мной станцевала. После доверительно попросила меня довести её домой. Как было отказать. Я парень безотказный, а Верка раскрасавица, тут поневоле согласишься.
И довелось нам блуждать именно в том сквере около дворца, на котором мы деревья по весне сажали. Ночью туман как в прошлом году случился, оттого и измена произошла. Темно, туманные космы моментально растворяют вязнущие в них лучи света. А Верка в маминых туфлях на шпильке топает. Веду я её, а крутые бугры да ямы и тонкие саженцы путаются под ногами. Она маятником висит у меня на шеях, жарко дышит, а ноги явно нарочно подворачивает. Подвернет ножку на кочке, ойкнет и ко мне на шею. И так вскипятила она мою молодую кровь жгучим дыханием, что на одном таком падении, я не сдержался. Прижал потеснее её стан и поцеловал прямо в губы, да так крепко, что еле оторвались мы друг от друга. В общем, препроводили парни девушек, и по домам разошлись.
Утром встречаем сумрачного Генку. Морда его побита и оцарапана, пиджак вместе с плащом саржевым бандюги отняли.
- Я, - говорит, - очнулся уже около дома. Раздетый, побитый и пиджака нет.
- Вот тебе сенсация с банифацией! – удивленно воскликнул Сашка, - да мы же тебя в подвале спрятали. Кто же мог так разделать?
Куда ни кинь, всюду плохи дела у товарища. Собралась наша пятерка на военный совет. Кто, что, куда, - все тонкости вчерашнего вечера приподняли и, выработав детально-тотальный план, направились по следам. Следы в первый же час привели нас в подвал с известкой. Там следов было заслежено такое количество, что не только с похмелья, трезвый не распутаешь. Помогла раскрутить гордиев узел скромная дворничиха, которая той известью деревья белила в квартале.
- Вон на бельевой веревке ваши вещи висят! – ткнула она заскорузлым перстом.
Смотрим, точно висят: и пиджак и плащ саржевый.
- Твои вещи? – сурово спрашиваем у пристыженного товарища.
- Мои! Смотри-ка, даже платочек с Веркиным вензелем в кармане и расческа цела. Вот насколько честный народ стал!
Вещи все целы, только Веры у него нет. Не показывается ему возлюбленная, явно избегает. Недолго страдал Генка неизлечимой любовью. Назло вероломной Верке, сблизился с пышнотелой девицей из группы лаборантов и, не откладывая, сыграли они свадьбу той же осенью.
Первым в нашей группе Генка женился, потому на свадьбу мы завалились полным квартетом. Прошли скромненько в комнаты и удивляемся. Полная сенсация с банифацией, как Сашка выражается. Мебель сверкает лаком, на столе бутылки с этикетками, ваза хрустальная с виноградом.
Красиво и зажиточно жила его невеста, и квартира на втором этаже и балкон во двор. Но и Генка жених завидный был: и красавец, и мать педагог, и плащ саржевый. В общем, тандем полный сложился у молодоженов.
Погуляли мы и разошлись в зависти: фартит же людям!
- Митяй, ты не слыхал новость?! У Генки несчастье! – сообщает утром Юрка сногсшибательную весть, - ногу сломал и в больнице лежит.
- Как сломал, вчера мы все вместе гуляли? Может недоразумение какое произошло?
- Недоразумение. …Сенсация с банифацией со свадьбой вышла. – К нашей зависти, Юрка откуда-то знал многие пикантные подробности. И теперь упивался своим превосходством. – Проводил нас Генка и вышел на балкон покурить, а под балконом Верка вертится. Увидела Генку да махнула ему рукой приветственно! Представляешь? Он, долго не думая, взял да спрыгнул с балкона и к ней. В горячках не заметил, а махнул неудачно: ногу сломал и руку вывихнул. Верка, та не будь дура, бочком за дом и скрылась, а новоиспеченная жена ему чемодан с балкона скинула и кричит: мол, знать тебя не хочу. Всю ночь улаживать их семейную жизнь пришлось! – с гордостью подытожил Юрка.
«Везет же парню, - с завистью подумал я, - ему все жизненные подробности рассказывают, он дела улаживает, а мы как с луны свалились»!
Уже к обеду мы объявились в больничной палате. Лежит Генка на растяжке, весь сумрачный, злой и со мной не разговаривает вовсе. Проявил я гибкую учтивость и первый завел светский разговор.
- Ты чего сумрачный такой, - заботливо спрашиваю друга, - нога болит?
- Митяй! …Ты зачем в тот раз Веру целовал? – без обиняков накинулся Генка.
- Ты с чего это взял? – отвечаю, а сам покраснел как рак, как пойманный за руку неоперенный преступник.
- Вот …и ты краснеешь. Она тоже вчера покраснела. Вы мне может не ногу, вы жизнь мне сломали, - закричал Генка. – Уйдите все, я вас видеть не хочу.
Так и не сложилась его любовь с Веркой. Кстати, моя тоже, но я пострадал не от любви, а от вероломства. Не надо было на шее виснуть.
Но время шло и на кленах посаженных в юности наросло уже по шесть колец.
Вторым в нашей группе женился Юрка. Но он с балкона не сигал, потому что у него не мать, а жена была педагогом. Педагог, да еще преподаватель математики, она вселила в семье уважительные традиции и привила любовь к интеллекту и аккуратности. Пока она родила ему двоих детей, Юрка научился лепить вкуснейшие пельмени, закончил индустриальный техникум, и стал руководителем.
К тому времени, когда Юрка женился, Генка уже развелся с первой женой и дослуживал службу в военно-морском флоте. С дефектной ногой его призвали, но служил он на тральщике мотористом. Сырой морской воздух, замкнутое пространство и дефицит витаминов все сделали для того, чтоб нога его совсем засохла. Вернулся он со службы полным инвалидом. А пару лет спустя эту ногу ему отрезали совсем, и он спился. Связи мы не поддерживали, слышал лишь, что вскоре Генки не стало.
А потом случилось, что пригласил меня Юрка как старинного приятеля в гости. Я забежал попутно в магазин, подарок другу купить. Забегаю и вижу явление Христа народу – сама Верка за прилавком стоит! Приятный сюрприз.
- Привет Верка! - удивленно восклицаю, - Вот так сенсация с банифацией! Как ты похорошела! Чем ты тут занимаешься?
Верка задумчиво улыбнулась, в глазах проблеснула и скрылась за томной поволокой печальная искра.
- Работаю, - отвечает она. – Завсекцией тружусь. А ты тоже ничего выглядишь.
Смотрю, располнела, похорошела и такая соблазнительная стала, что я не удержался и спросил:
- Со мной пойдешь?
- Когда и куда? - как бравый солдат отвечает вопросом на вопрос.
- К приятелю я в гости иду. …Да ты его тоже знаешь, - вспомнил я, - к Юрке пельмени трескать пойдем.
Чуть порозовела Верка лицом, сняла свой белый халат и еще обольстительнее стала. Причесалась и слова не говоря, направилась со мной.
Неплохо устроился в этой жизни мой друг.
Теперь у него в доме появилась сверкающая полировкой мебель, а на столе шампанское вино. А пельмени он так готовить научился, пальчики оближешь. Кинул Юрка взгляд нехороший на нашу пару, но до некорректных замечаний не опустился. Потусовались мы вполне прилично, с музыкой и танцами. Только чувствует мое сердце, не до праздника моей напарнице. Жжет и гложет её сердце что-то, мне непонятное. Взгляд при каждом слове о нашем училище становится печальнее, настроение минорнее.
Подошло время расходиться. Разбредаясь по домам, навязался я проводить Верку. Мы вновь забрели в сквер, где ремесленниками деревья сажали, где случился тот первый и последний, но столь предательский по отношению к Генке поцелуй. Чтоб сбить натянутое напряжение, я взвалил на себя функции гида.
- Вот два дерева, которые Вовка посадил, вот эти Сашка сажал, это я, а следующее Юрка, - шаг за шагом, показываю ей нашу работу.
- А… а которые мы с Генкой сажали? – заметно снизив голос, хрипло спросила Верка.
- Вы с Генкой вот это дерево сажали, и то неудачно! Видишь, оно раздвоилось.
Запамятовал я, что два саженца они воткнули в общую ямку.
Подошла Верка к дереву, вместе с Генкой посаженному, постояла около него притихнув, и не простившись со мной, покачиваясь, словно пьяная, пошла на выход.
- Не надо меня провожать, - бросила она обернувшись. Я заметил слезы бегущие по её щекам и сам понял, что не надо.
Вот и вся эпитафия.
Верка, закончив училище, поваром не работала ни одного дня. Торговала в магазине продуктами, замуж как-то не вышла, а вошла в уголовный мир. Случайно или преднамеренно, она совершила крупную растрату и пошла по лагерям.
Юрка в пятьдесят лет схоронил свою математичку и перебрался на север, где говорят заколачивает большие деньги.
Лишь мы с Сашкой приходили иногда в сквер и любовались на посаженные в юности деревья. А вчера рабочие раздвоенный клен спилили. Спилили, а на срезе было сорок пять годовых колец! И зарыдал я тогда от прозрения: жизнь продолжается потому, что кто-то умирает от неразделенной любви! Вот такая сенсация с банифацией.
Токарный мотив
Путем терзаний, ошибок и испытаний повышалось мое профессиональное мастерство, и накапливался житейский опыт. Вскоре мне довелось совершить новый виток на трудовом поприще, уже на токарный мотив, то есть осваивать профессию токаря.
В мастерской поставили третий станок, а токарей на ремонтном участке трудилось два – дядя Леша и Вантей. Добрый дядя Леша в тот день взял отгул, потому моим наставником назначили Вантея. Это был деревенского склада мужчина. Он не любил шуток, был вспыльчив и вытачивал сложной конструкции валы для насосов, или втулки для компрессоров. Потом он намазывал их солидолом и клал на пирамиду.
Токарный станок весело жужжал, когда меня подвели к Вантею на знакомство.
- …А у нас в Ереване, в нашем маленьком доме, – пуще станка заливался он красивым фальцетом.
- Значит, приемником моим будет? – не отрывая рук от ручек блестящих штурвалов, иронично спросил он начальника, поневоле прервав пение.
- Мальчишка смышленый. Слесарные навыки он освоил, научишь работать резцом! – строго подтвердил шеф и ушел восвояси.
Я стоял рядом с вертящимся и блестящим тугим, отдающим синевой масла станком, и думал, какой бы задать каверзный вопрос. Ужасно хотелось подтвердить данную мастером характеристику о смышлености. Но наивный вопрос слетел с губ сам собой.
- Дядь Вань, а почему в Ереване? Ведь мы не в Армении живем? – брякнул я, вспомнив затронувшие душу необычной романтикой южной экзотики слова.
- Потому, что там много солнца и вина. Да потому что служил я в Ереване. Вообще-то займись лучше делом, - строго взглянул наставник. - Вон на станине возьми щетку и пройдись по щелям суппорта, - мимоходом бросил наставник и продолжил прерванную мелодию:
-…будет много веселья, будет много вина…
- Дядя Вань, извините, не понял, а на какой штанине взять щетку и какой такой ступпор чистить? - попытался уточнить я у разудалого учителя.
- Вы дадите мне сегодня работать или детский сад в токарной мастерской разведем? – остервенело закричал Вантей. Позже я узнал, не служил он, а тянул срок за хулиганство в лагере под Ереваном и привез оттуда горячий и вспыльчивый нрав. Однако мастер его уже не слышал, я причин недовольства оценить просто не мог ввиду молодой и наивной глупости. Покрутил он друг за другом какие-то колесики и нажал кнопку выключения станка.
- Мотай на ус! – строго ткнул он указательным пальцем. – Это станина, потому что на ней станок стоит, это суппорт – потому что подвижный, это резец, а это заготовка. Когда станок крутится, его лучше не трогать. Сейчас протрешь все детали тряпочкой, я пошел курить.
Он вытащил пачку Беломорканала, из неё выудил папироску и сердито направился в конец мастерской, где стояла бочка.
Тряпку я обнаружил быстро, она висела на одной из многочисленных ручек станка. Но тряпка была великовата, цеплялась за острую стружку и не давала возможности протереть станок тщательно. Я старательно разорвал тряпку на три небольших куска и стал протирать станок кусками. И тут я заметил воткнутую в щель станины металлическую щетку. Я принялся усердно натирать щеткой детали станка сверху вниз. В пылу работы совсем не заметив, что ненароком стер и краску и набросок детали с размерами, аккуратно вписанными мелом в квадратные рамки.
- Ты что же мерзавец, такой творишь? – раздалось над моим ухом, когда я присев на корточки, старательно тер станину. – Ты стер все эскизы деталей, как я, по-твоему, точить их должен? – но это был еще не пик его гнева. По настоящему Вантей рассердился, когда увидел три части изорванной парадной рубашки.
- Ах ты негодяй, ах ты подлец! – вскипел он, набросившись на меня с кулаками, - ты зачем рубашку порвал! В чем я теперь домой пойду?
Он так цепко схватил меня за грудки, что я внутренне попрощался с жизнью.
- Вы, …вы сами сказали, «бери тряпку!» я и взял, раз вы приказали, - еле выдавил я, пытаясь освободиться.
Благо Кадет проходил мимо и не смог оценить по достоинству вспышку воспитательного гнева моего разъяренного наставника.
- Немедленно отпустите ребенка! – внушительно сказал он Вантею. - Отпустите, или я привлеку вас к суду за физическое истязание малолетних.
- Заберите его от меня! Сей секунд уберите! Я за себя не ручаюсь, иначе я когда-нибудь действительно придушу мерзавца, - взвыл Вантей, но хватку ослабил, чем я благополучно воспользовался.
Я отскочил в сторонку и укрылся за станок.
- Куда его денешь! – строго прикрикнул Кадет. – Тебя назначили наставником, вот и воспитывай, да смотри, чтоб ни единый волос с головы парнишки не упал.
Так я стал учеником токаря. Потом я точил винты с резьбой. Мой наставник, напевая известную до каждой ноты песню про Ереван, вытачивал за день двенадцать валов. Я еле-еле одолевал один - два винта. Затем он стал вытачивать пятнадцать, я еле успевал сделать три.
- Дядя Вань, - спросил я наставника, - а как ты умудряешься сделать пятнадцать валов, а я только три винта нарезаю?
- Петь тебе надо научиться, - в шутку или всерьез ответил Вантей.
Наутро, запустив станок, я тут же запел во весь голос:
- А у нас, в Ереване...
Но спеть мне удалось только два-три слова, потом я спалил двигатель на станке. Слишком глубоко резец вогнал в деталь при вытягивании романтического названия - Ере-ва-а-не. Потом, к несчастью, еще резец запорол. Именно отсюда и начала шествие моя знаменитая фамилия: Кудайво.
Кончилось тем, что движок переставили, резец кладовщик заменил на новый, и стал я все-таки токарем. Разумеется, как Вантей пятнадцать валов мне сработать не доводилось, но рубеж из четырех винтов все-таки одолел.
Пожар
Просто напасть какая-то. Пенсионеру по телевизору посмотреть нечего – секс да насилие. Раньше хоть партийные съезды показывали. Они, то есть не секс и насилие, а исторические съезды всегда проходили с завидной регулярностью. В год завершения моего обучения, как раз заседал двадцать какой-то партийный форум. Там как в вершинах деревьев шумели страсти и созревали мудрые решения. Наша скромная ремонтная мастерская находилась на таком отдалении от шумных политических перекрестков, что даже великий демократ Кадет не особенно баловал нас вниманием. Но случился на следующий год ужасный недород урожая. Немедленно в нашей неохватной стране проявился недостаток сельскохозяйственных продуктов. Хотя политика входила лишь в компетенцию словесного тренинга вышеназванного Кадета, её неблаготворное воздействие ненароком зацепило мою скромную фигуру.
Как сейчас помню, в мае месяце наш завод встал. Затоварился продукцией под конек крыши и остановился. Падение производственных мощностей происходило по элементарной цепочке. В связи с недоеданием населения и громадных тиражей газет с материалами съездов, резко снизился спрос на готовую продукцию. Догадливый читатель, надеюсь, вспомнил, что выпускал завод туалетную бумагу. Также быстро он сообразил, что произошло затоваривание складов готовой продукцией.
Прибежал к нам озабоченный заведующий складом.
- Где у вас можно продукцию сложить?
- У нас невозможно, здесь металл режут - варят, искры летят, сгорит твоя продукция, - отмахнулся Заворотов.
- А вот лоток с металлической крышкой! В него и спрячем, - обрадовался предприимчивый завсклад находке.
Он всю зиму рассовывал продукцию по многим укромным местам на необъятной территории цехов. Весной добрался до нас и туго набил рулонами туалетной продукции лоток с трубопроводами, который пересекал пол под окнами механической мастерской. Набил, да, как говорится, и забыл по русской безалаберности.
И съезд, и голод с весенним пленумом прошли, народ в стране благополучно насытился, лишь чуток поправив заплывшие телеса на фигурках местных красоток. Уменьшилось и количество газетных полос, а лоток так и хранил отголоски прошедшего кризиса. Хранил до той самой поры, пока не разразился гром. Звено за звеном, цепь замыкалась в круг, опуская события от вершин властных деревьев к нашей провинциальной мастерской.
В один из знойных летних дней в мастерской появился Кадет. Он с озабоченным видом вышел из кабинета Заворотова, где детально обсуждал результаты последнего весеннего пленума. На том пленуме, как и на всех предыдущих, как раз принимали решения по укреплению дисциплины и порядка на производствах.
Видимо Заворотов смог убедить Кадета, что организованность нашего подразделения удовлетворяет требованиям партии. Потому как спускался Кадет по лестнице с довольной физией и в самом благоприятном расположении духа. Но тут произошел досадный казус. Кадет случайно наткнулся носом на необычайное природное явление, так сказать на необузданную картину грозной стихии. Для местных аборигенов из мастерской это были привычно торчащие из лотка обрезки и прочие отходы. Пораженный необычным явлением, Кадет барственным жестом руки поманил начальника мастерской.
Даже к гадалке ходить нет нужды, чтобы смекнуть, что бумажный склад в лотке со временем превратился в мусорную свалку. В лотке день за днем благополучно копились промасленная ветошь и обрезки отходов от пластиковых материалов.
- Это что такое? – спросил Кадет подбежавшего подчиненного, ткнув начальственным перстом в металлическую крышку.
- Это?.. Это лоток для трубопроводов, - простосердечно ответил долговязый завмастерской Степаныч. Он впрямь простодушно думал, что Кадет не знает что это такое.
- Про газеты я не говорю, их вы не читаете. Но что же, вы даже телевизоров выходит не смотрите, бестолочи? Для кого партия принимает глобальные решения? Для кого вырабатывают и публикуют главные направления? – Кадет рассвирепел не на шутку.
Он мог бы еще дать волю суровым выволочкам, да на протянутой руке задрался рукав пиджака, и взгляд его ненароком упал на часы. Приближался обед.
– Немедленно разделить хранение протирочной ветоши и мусора! А лоток от бумаги освободить, – буркнул Кадет и направился на выход.
Озадаченный начальник мастерской принял указания как руководство к действию и деловито заметался в исполнении. С помощью кранбалки и тельфера, он собственноручно привез добытый где-то металлический ящик и приказал поставить его по центру лотка. Благополучно опустив ящик посредством талешки, два разбитных слесаря отряхнули руки и понесли строповочный трос на склад.
Звонкий удар по рельсу известил, что подоспел обед. Колдовавший над трубной заготовкой неподалеку сварщик любезно пригласил меня составить компанию в столовку.
Возвратившись из столовой, я тотчас принялся добросовестно наводить порядок на рабочем месте и побросал выпотрошенную из лотка ветошь в новенький ящик.
Гром разразился нежданно-негаданно, не успел закончиться обеденный перерыв.
- Видишь, дядя Вань, как чисто стало? – с удовольствием похвалил я себя перед пожилым сварщиком.
- Эх, вы молодезь! Недовар не видис столи? – дядя Ваня не выговаривал шипящие буквы, потому старался быть немногословным.
Но был он хозяйственным мужиком и в благодарность за компанию, взялся мне помогать. Его наметанный глаз тут же разглядел недоваренный шов у петли на крышке ящика. Выровняв крышку с помощью пеньковой чалки, которой направлялся груз, он взялся устранить брак. Вот тут и случилась беда. Едва он беспечно прикоснулся электродом к металлу, как все промаслянные отходы в ящике дружно пыхнули, обдав неуклюжего дядю Ваню оранжевым пылом. Истины ради, внешне неповоротливый сварщик проявил смелую невозмутимость. Он отбросил чалку, крышка захлопнулась, а одетый в несгораемую спецовку, сварщик благополучно избежал беды и спокойной рысью удалился в курилку. Там его и нашли после пожара.
- Потлеет, потлеет, да само погаснет, - невозмутимо буркнул он. К сожалению, я этого возгласа не расслышал, потому что подметал пол по другую сторону лотка.
Так бы видимо и произошло. Но надобно было провидению именно в эту трагическую минуту поставить меня на пути распространения огня.
Хлопнула входная дверь. Окинув взором дымную мастерскую, я заметил бегущего от ворот слесаря, который ставил ящик. Он имел встревоженный вид, так как заметил огонь.
- Митяй! Чего смотришь? Горишь ведь! – заорал он почти от ворот.
Прихватив огнетушитель, и на ходу вскрывая ручку запуска, он пытался направить в лоток пенную струю. Из раструба неслось противное шипение, а пена не поступала.
Страстно горя желанием помочь, я подцепил ящик за ручки отброшенным сварщиком пеньковым фалом и включил кнопку тельфера на подъем. Тонкий пеньковый фал тут же перегорел и ящик с двухметровой высоты плюхнулся обратно. Да еще сам собой доброжелательно распахнул злополучную крышку.
В полном соответствии законов физики, глотнувшее благоприятную порцию кислорода, пламя вспыхнуло с новой силой и направленной ударной волной моментально охватило промасленную одежду моего коллеги. Выронив из рук огнетушитель, он упал и, корчась по полу, пытался сбить пламя. Ошарашенный нежданным поворотом событий и невиданным трагическим зрелищем, я с перепуга выпустил из рук пульт управления тельфером. Фал уже выгорел полностью, и от удара пультом крышка захлопнулась. Тем необдуманным жестом я частично приглушил пламенные всполохи над лотком. Крышка резким хлопком уплотнилась и плотно прижала ток воздуха. Пожар оказался ликвидирован, но товарищ продолжал гореть заживо, вертясь ужом. Поблизости начал бесполезно изрыгать струю оброненный им огнетушитель. Я подхватил огнетушитель и принялся энергично поливать коллегу нерастраченной пеной с головы до ног.
В этой бешенной круговерти время стремительно мчалось лишь в моем сознании. Наяву же от начала операции прошло всего несколько секунд. Впоследствии появились и другие спасатели народного имущества. Но я в той трагической битве ничего, кроме струи огнетушителя и корчащегося на полу приятеля не замечал. Только когда появилась карета скорой помощи и увезла пострадавшего слесаря забрала, я с удивлением обнаружил море пены и три опустошенных огнетушителя.
Несмотря на явный трагизм ситуации, эта история имела замечательные положительные последствия. Коллегу я героически спас, хотя ему довелось немало поваляться на больничной койке. Обнаруженные в полости приямка запасы готовой продукции помогли цеху значительно перевыполнить план, за что коллектив получил в конце месяца повышенную премию. А Митяй Кудайво, то бишь я, заработал персональную благодарность. Предлагали дать медаль, но я благоразумно отказался, и медаль заменили денежной премией. На премию я приобрел осеннее пальто!
Любовный треугольник
Меня часто спрашивают: - как я отношусь к мистике? Глубоко отрицательно отношусь ко всему сверхъестественному и не скрываю этого. Потому что технарь до мозга костей. У технарей все просто: если ты видишь молоток, тут башкой думать не надо. Любой человек знает, что им можно забить гвоздь. На токарном станке можно выточить винт. Так что последующую параллель я провел лишь с единственной целью – показать исключительную собственную начитанность. Все три книги, которые привез с армейской службы, я прочел от корки до корки.
Разумеется, мне известно, что популярный Бермудский треугольник глотает суда и самолеты, это сегодня знает каждый школяр. А я заявляю с полной достоверностью, вот именно эти всяческие бредни о нем распускают необразованные матросы, дабы заработную плату свою как-то оправдать. Ведь согласно растиражированным мифам, там разбиваются самолеты, пропадают корабли и целые команды, зато спокойно разгуливают по необъятным просторам морей «Летучие голландцы».
Хотя в любовных треугольниках тоже в не малых количествах разбиваются сердца, пропадают семьи и сиротеют дети, они имеют меньший эквивалент по значимости. При всем при том, о любовных треугольниках по неизвестным причинам говорят только в звездной среде и их желтой прессе. Так вот, уважаемый читатель, в нашем, внешне сугубо мужском коллективе любовные треугольники тоже случались.
После злополучного пожара в мастерской Степаныч был понижен в слесари. Я к этому времени как раз не только приобрел диплом техника, но и ненароком наткнулся на шефа.
- Диплом купил? - толи в шутку, толи всерьез спрашивает начальник цеха.
- Нет, не купил, - с простодушной дрожью отвечаю. (Тогда еще дипломами в открытую на рынке не торговали). - …Я как положено прилежному студенту три года регулярно покорял вечерами техникумовскую элиту, за что и получил диплом, - обстоятельно разъясняю после паузы.
Глубоко тронул шефа столь исчерпывающе грамотный ответ. Тут же меня поставили начальником токарной или по-нашему - механической мастерской. Мастерской я заведовал недолго, но этот промежуток оставил яркий отпечаток на моем трудовом пути.
Работа не пыльная, поэтому наследил я преимущественно на снегу. Там снегу убирать хватало. Территория вокруг мастерской приличная, но народу для её очистки штат не предусматривал, так что нередко приходилось за лопату браться. Надоедные молочно-горбатые сугробы снились мне едва не каждую ночь. При очередном скандале с женой, мне приснилась даже необычайной красы фея, я будто бы познакомился с ней в белоснежной купели.
Именно в снежном сугробе мы встретились наяву. Она каждый день проходила по этой дорожке, и явно попадалась на глаза прежде, отчего и приснилась. Сегодня мы даже не встретились, мы столкнулись зад в зад, когда я трудолюбиво расчищал от треклятых заносов дорожки. Я пятился назад и увлеченный физическим трудом не замечал, что творилось на моем заспинном пути. Она тоже задом наперед пробивалась сквозь поднятую мной снежную пелену.
- Ты что, осел, не видишь что ли, женщина идет? – привлек мое внимание не особенно корректный возглас. – Товарищ, нельзя ли быть поосторожней? – чуть вежливее осведомилась она, когда я уже по инерции засыпал её второй приличной порцией брошенного лопатой снежного наста.
Проглотив язык от изумления, я пялил взгляд на прозрачную в снежной мути фигурку с заснеженными ресницами и голубыми глазками. Она нетерпеливо ждала, когда я освобожу дорогу, и энергично отряхивала рукавицей платок и плечи. Я машинально двигал под ногами фанерной лопатой, но пути не освобождал.
- Может быть, все-таки пропустишь человека? – ехидно усмехнулась незнакомка.
«Шагай пожалуйста, что тебе места мало?» – хотел я сказать, но язык не повернулся на столь банальную серость. Слишком эффектной казалась незнакомка. И стоял я застигнутый столбняком, не двигаясь.
- Вот это красота!.. Неописуемая! – наконец сорвалось с моих губ.
Опомнившись, я распрямился и, сделав неловкий шаг назад, стряхнул снежную пыль с плеч и лица. Даже отменная природная скромность позволила заметить, как изменился ехидный взор прекрасной обидчицы. Он стал каким-то бархатным и с пытливым изумлением шарил по моему мужественному обличью. Ей явно по нраву пришлась такая оценка её наружностей. Я вежливо пропустил, как видимо и сам, зардевшуюся от смущения даму и проводил её взглядом. При этом, она как бы ненароком прикоснулась ко мне бедром и я осязаемо ощутил трепет упругих мышц под легким пальто. Отряхнув плечи и изящную головку, она направилась в корпус нашей администрации.
«Вот какая красавица, - подумал я нежно, - между прочим, кажется, и она ко мне осталась неравнодушна. Дай только закончу чистку снега и пойду разыскивать». Но искать мне удивительную незнакомку не довелось. Не расчистил я и трех дорожек, как она, беззаботно щебеча о чем-то веселом, прошла обратно с нашим здоровяком и красавцем заместителем начальника цеха. И хотя, незнакомка вновь окинула меня обольстительным взором, ревность горячим туманом окутала мое любвеобильное сердце. Я хорошо знал сердцеедческие приключения нашего заместителя. Это был известный соблазнитель неопытных дам.
В другой раз я встретил свою нимфу в конце месяца в одном из кабинетов управления завода. Она считала показатели для нашего подразделения, а я принес справки об их выполнении. Я узнал её и, оступившись через порог, едва не разбил себе нос о стоящий рядом с дверью высокий книжный шкаф. Однако мужественно взял себя в руки и заговорил о погодах.