Глава 4 профессор вспоминает 3 страница
– Нет? Ну, значит, и с Профессором не ссорился.
– С Профессором? С Мориарти? Хотите сказать, он вернулся?
– Ты и сам прекрасно знаешь, что вернулся. Больше того, хочет поговорить с тобой. Очень хочет. Поболтать малость.
– Неужели? А почему со мной?
– А почему бы и нет?
– Ну, мы же все думали, что он уехал. В смысле, навсегда. Надо же было как-то работать, вот и…
– Правда? – Эмбер закатил глаза. – Ты думал, что он уехал и бросил тебя, Сид? Бросил на произвол судьбы? Боже мой. И потому ты переметнулся к Беспечному Джеку?
– К Беспечному Джеку? Нет! Я не имею к нему никакого отношения. Вот еще выдумал!
– Ты был с ним прошлой ночью, Сид. Не запирайся. Мы все знаем. И не только вчера. Ты почти всегда с ним. Нам это известно. И Профессору тоже.
– Плофессол хосет поболтать с тобой, Стлител. Ты з от него не отходис, от Беспесного Дзека. Плилип к нему, как тень. – Китаец ослабил хватку и теперь поглаживал руку Стритера медленно и почти нежно, как руку женщины. – Сидни, сто нам сказать Плофессолу, если ты не пойдес с нами? А?
– Пойти с вами? Вы за кого меня принимаете? Думаете, я вчера родился.
– Ты меня знаешь, Сидни. – Эмбер угрожающе надвинулся на Стритера и даже слегка толкнул его плечом, а Ли Чоу без лишних жестов, но решительно и твердо пресек попытку Уэйлена снова сместиться к двери. – Будет лучше, если ты пойдешь с нами к Профессору. – Эмбер повернул голову и уже с откровенной угрозой добавил: – И ты, Уэйлен. Вы оба.
– Шутите, мистер Эмбер. Чтобы я пошел к Профессору? Беспокоить такого человека? Нет, приятель. И не старайся.
– Рано или поздно ты с ним встретишься.
За дверью, в общем баре, затянули очередную пьяную песенку.
«Веселятся, как всегда, – подумал Эмбер. – Профессору здесь бы не понравилось». Он вспомнил, как после венчания Пипа Пейджета Профессор устроил вечеринку на складе в Лаймхаузе, где у него было тогда тайное убежище. Гостей было много, все пили, пели и танцевали, но сам Мориарти откланялся рано – шумные гулянки не в его вкусе.
– Послушайте. – Стритер криво улыбнулся. – Послушайте, мистер Эмбер. У меня тут мыслишка есть.
Простаком Эмбер себя не считал. И что надо сделать, понимал четко: либо доставить Стритера побыстрее да потише к Мориарти, либо, если не получится, отправить прямиком на тот свет. Приятель его, Симпсон, ждать себя не заставит и вернется с минуты на минуту. Завсегдатаи уже поглядывали в их сторону, понимая, что дело нечисто. А раз так…
– Что за мыслишка, Сид? Выкладывай, – сказал Эмбер, улыбаясь и делая вид, что готов не только выслушать, но и помочь всем, что в его силах. – Говори, что придумал, а я погляжу, можем ли мы чем пособить.
– Я отведу его к Плофессолу, – прошепелявил Ли Чоу, помня данное Мориарти обещание.
От такого предложения кому угодно стало бы не по себе. Китаец сам взял на себя обязательство доставить Профессору вероломного Стритера или как запасной вариант сделать кое-что другое.
– Я тут подумал. – Стритер сморщил физиономию, словно напрягая все силы на то, чтобы извлечь запутавшуюся где-то мысль. – Подумал… может, мне сначала потолковать с мистером Спиром? Как-никак был-то я в его бригаде. Он меня знает, знает, чего я стою. Может, прежде чем тащиться в такую даль да отнимать у Профессора время попусту нашими…
– Нашими чем? – Эмбер понимал, начинается торговля.
– Ну, ты же знаешь, про меня всякое болтают. Врут, что я, мол, задружился с Беспечным Джеком.
– Значит, ты хочешь прежде поговорить с Бертом Спиром?
– Да, думаю, не помешало бы.
– Ладно. – Эмбер выразительно посмотрел на китайца. – Чоу, думаю, стоящее предложение, а?
– Стоясее, стоясее, – согласился китаец, кивая головой, как только что услышавший новое слово младенец. – Осень стоясее. – С этими словами он обнял Стритера за пояс и извлек предмет, описанный впоследствии Эмбером как «здоровущее железное перо». С появлением этой штуки бар опустел за считанные секунды. Ли Чоу покрутил в руке грозного вида оружие, потрогал длинное, изогнутое лезвие и недобро усмехнулся. – Ногти систить, а? Осень удобно систить ногти.
За дверью общего бара грянула «Малышка Сара»:
О, Сара малышка, златовласка моя!
Ах, если б, да кабы богатым был я.
Лишь только проспался – с тобой бы венчался,
С тобой бы венчался ни свет ни заря!
Кэб Джоша Остерли, как и договаривались, стоял на улице. Места в тарантасе хватило всем четверым. Ли Чоу прижался к поскучневшему Уэйлену, Эмбер – рука об руку со Стритером, весь вид которого, начиная с того момента, как они тронулись в направлении Вест-Энда, выражал озабоченность человека, обдумывающего некую серьезную жизненную проблему. При этом он то вздыхал шумно, словно скучающий мальчишка, то поджимал губы.
Объехав по кольцу запруженную всевозможным транспортом Пикадилли, тарантас покатил по Ковентри-стрит в сторону Лестер-сквер. И только тогда Стритер наконец заговорил.
– Должен сказать тебе кое-что.
– Что?
– Есть у меня кой-какие новости. Думаю, Профессору надо бы знать. Оно ему, конечно, не понравится, но я знаю, что случилось. Это Сэл касается. Сэл Ходжес.
– И что ее касается, Сэл Ходжес?
– Профессора тут долго не было…
– Сэл за всеми его девочками присматривала.
– Не только это, мистер Эмбер. Мы же все знали. Сэл его и обшивала, и ребенка ему родила.
– Может, и так, но ты это к чему? Что за новости?
– Вы только не того, мистер Эмбер… Не злитесь на меня. – Стритер вжался в кожаную спинку сидения, как будто пытался продавить заднюю стенку и вывалиться из кэба.
– С какой стати мне злиться? – удивился Эмбер, не понимая, почему этот крепыш так старается его умаслить. «Должно быть, дело серьезное», – решил он.
И не ошибся.
– Ее нет, мистер Эмбер. Сэл Ходжес нет. Умерла. Мне-то знать как бы и не полагается, но я кое-что слышал. Ее убили, и тело спрятали в одном доме возле Брик-лейн. Там, где раньше Флауэрдин проходила.
– Ты… – Эмбер запнулся, не зная, что сказать. – На Флауэрдин?
В свое время за Флауэрдин – или Флауэр-энд-Дин-стрит, неприметной улицы в Спитфилдсе, на окраине Уайтчепела – закрепилась недобрая слава едва ли не самой опасной улицы Лондона. В 1888 году две жертвы Джека Потрошителя, Полли Николс и «Длинная Лиза» Страйд, обе проститутки, жили именно на Флауэрдин. Потом улицы не стало, ее убрали, снесли, сравняли с землей, ее жителей переселили, дешевые ночлежки уничтожили, а несколько оставшихся домов перестроили и обновили.
– Надо к Альбелту Спилу. – Ли Чоу сглотнул от волнения.
Если это так, если Сэл Ходжес действительно убили, то что же дальше? Что будет?
– Господи, – выдохнул Эмбер.
А в баре «Русалка» в Хакни-Уик не смолкало пьяное веселье.
Глава 7 СМЕРТЬ КУРТИЗАНКИ
Лондон:
17 января 1900 года
Пансион капитана Рэтфорда, куда Мориарти определил троих своих преторианцев, более известный как «меблированные комнаты капитана Рэтфорда», располагался чуть в стороне от Лайл-стрит, неподалеку от Лестер-сквер. Владелец его, невзрачный шустрик с колючими усиками, багровой физиономией и пронизанным синими жилками носом-картошкой, этим молчаливым обличителем стойкого выпивохи, хотя и называл себя Капитаном, к армии имел лишь то отношение, что прогуливался иногда вдоль Хорсгардз-Парейда, а к флоту причислял себя, вероятно, на том основании, что время от времени пересекал на пакетботе канал – из Дувра в Кале. В ответ на прямой вопрос Рэтфорд обычно впадал в неистовство и заявлял, что «капитан» есть почетное звание. Ничего больше из него выбить не удавалось. До объяснений капитан Рэтфорд не снисходил.
Шесть комнат пансионата, некоторые довольно просторные, располагались на двух верхних этажах большого старого дома, доставшегося нынешнему владельцу от благодарной супруги, которая оставила сию юдоль скорби двумя годами раньше, жарким летним днем. Смерть ее случилась совершенно неожиданно и ясного объяснения не получила, но была отнесена коронером в категорию «несчастных случаев». Сам коронер состоял с Рэтфордом в давних приятельских отношениях и, как поговаривали, имел перед ним немалый долг. Помимо прочего, две комнаты в доме были оборудованы ванными и уборными, которыми хозяин, судя по его виду, пользовался нечасто.
Альберт Спир получил в пользование самые большие «апартаменты»: к просторной гостиной примыкала комнатка поменьше – с железной кроватью и приставным столиком. Внутреннее убранство не отличалось изысканностью, поскольку и сам Капитан «безделицам» внимания уделял мало. Обои в цветочек – в данном случае таковым была роза собачья, – пара картинок, дешевых копий с работ Артура Бойда Хоутона, специализировавшегося на групповых портретах современников, отражавших тяготы жизни простого народа, неопределенность существования и отчужденность людей в большом городе. Картина в комнате Спира изображала группу детей и взрослых, измученных повседневными заботами бедняков, живущих на грани человеческого достоинства. Некоторые из них – если присмотреться к отдельным лицам – имели вид довольно зловещий: крупные, суровые мужчины, остаться с которыми наедине пожелал бы далеко не каждый, женщины, которым вы никогда бы не доверили ребенка, потенциальные чудовища, существа из ночных кошмаров. Для Спира эти персонажи не были какими-то чужаками, хотя, возможно, он смотрел на них, не понимая в полной мере, что именно они хотят сказать живущим в первом десятилетии этого нового столетия.
В гостиной пахло камфарой, ламповым маслом и карболовым мылом, которым работавшие в пансионате женщины стирали грубые простыни и полотенца. Два окна выходили на серую, грязную торцовую стену соседнего дома и захламленный двор, где по понедельникам, в ясную погоду, развешивали на просушку постельное белье.
В тот день, о котором идет речь, в гостиной собрались трое. Четвертый, Гарри Джадж, остался снаружи, на темной лестничной клетке над уходящими в непроглядную тьму ступеньками. В обсуждении насущных проблем участвовали Спир, восседавший во главе стола с видом важным и серьезным, и Терремант, с трудом помещавшийся на своем стуле. «Как бочка на горошине», – подумал Спир с улыбкой, которую, однако, оставил при себе. Третий участник, молодой Джордж Блискун Джиттинс – дружелюбный здоровяк, огорчать которого вам наверняка бы не захотелось, широкоплечий, с открытым, улыбчивым лицом, большими руками и уверенным взглядом – развалился, вытянув длинные ноги, на третьем стуле. В речи его частенько проскакивали словечки, привычные скорее уху сельского жителя, а не обитателя громадной метрополии, каковой являлся Лондон.
– Я так понимаю, – говорил он, – что сказать Профессору надобно, да только спешить покудова не стоит. Покудова сами не разберемся. – Высказывание сие было для Джорджа Джиттинса едва ли не рекордным по продолжительности мысли, а он говорил на главные темы дня: масштабах дезертирства и о численности тех, кто за время отсутствия Профессора в силу разных причин переметнулся от старого хозяина под крыло нового, Беспечного Джека.
– Я с ним уже говорил, – заверил собеседников Спир.
– Говорил? И цифры называл? – спросил Терремант, застигнутый этой новостью врасплох.
– Приблизительные, конечно. По первой прикидке.
– И что? Как он это принял? – поинтересовался Джиттинс, ероша густые волосы, росшие у него не только на голове, но и на шее.
– Ну, я бы сказал, философски. В том смысле, что, мол, надо смотреть в будущее и наносить ответные удары.
– Да, это в его духе, – добродушно усмехнулся Терремант.
– Этим мы и занимаемся, начиная с сегодняшнего вечера. – Спир стукнул кулаком по подлокотнику. – Пройдем по пабам и тавернам, притонам и борделям. Разыщем наших старых товарищей. Помните, что сказал Профессор…
Терремант и Джиттинс неловко заерзали, вспомнив, что Мориарти привел слова из Библии уже после того, как совершил ужасное святотатственное деяние (об этом красноречиво поведал Ли Чоу). Профессор сказал им так:
– Поступайте, как велит Библия. «Пойди по дорогам и изгородям и убеди придти, чтобы наполнился дом мой». Лука, глава четырнадцатая, стих двадцать третий.
Они только начали обсуждать, кто пойдет по пивным, как их прервали. Спир терпеливо перечислял пабы – «Три тонны», «Фургон и Лошадки», «Скачущая кобылка», «Четыре пера», «Синица в руке» и еще дюжину других, куда имели обыкновение наведываться люди Мориарти, и куда теперь следовало наведаться им с верными людьми, дабы выловить тех, кто перебежал за последнее время на сторону Беспечного Джека.
– Наше дело – взять их за руку и вернуть на службу нашему хозяину, – добавил он.
Тут с лестницы донесся какой-то шум, дверь открылась, и в щель просунулась голова Гарри Джаджа.
– Здесь мистер Эмбер и Ли Чоу! – выдохнул он. – И с ними пара каких-то типов.
Джадж еще не закрыл дверь, как в комнату, таща за собой упирающегося и отчаянно пытающегося вырваться Стритера, ввалился Эмбер. Следом Ли Чоу втолкнул раскрасневшегося и злого Йону Уэйлена.
– А вот, – приветствовал их Спир, – и наш старый друг Стритер с каким-то малышом.
– Говорит, мол, ему надобно сначала с тобой потолковать. Мол, он у тебя работал. – Эмбер пристально посмотрел на Берта Спира и покачал головой, словно пытаясь предупредить его о чем-то, известном лишь им двоим. – Послушать его, новости получаются нехорошие.
– Что такое? – Спир наградил Стритера злобным взглядом.
Эмбер вздохнул, и его хищная, остренькая физиономия сморщилась от разнообразных чувств, среди которых преобладала ярость.
– Говорит, что Сэл Ходжес померла, – выпалил он. – Вот только сейчас и сказал. Мол, померла и лежит в одном доме на Брик-лейн.
– Что? – Голос Спира едва не сорвался на визг. – Это что, Стритер, правда? Сэл Ходжес мертва? Как это случилось? Когда? Господи, лучше рассказывай все, как есть, а то пожалеешь, что на свет появился.
– Случилось это прошлой ночью, мистер Спир. – Оказавшись перед своим прежним хозяином, Стритер заметно стушевался. – Но я услышал только под утро, от Джейкобса. Того, что тоже был вашим.
– Которого Джейкобса? Их двое. Уильям и Бертрам.
В не столь далеком прошлом братья-близнецы Джейкобсы входили в ближний круг Мориарти и пользовались его доверием.
– Те Джейкобсы, которых Профессор из Стила вытащил? Ты про них говоришь? – спросил Спир, глядя на Стритера из-под насупленных бровей. В свое время Мориарти действительно вызволил близнецов из исправительного заведения Колдбат Филдс, более известного как Стил – сокращенно от «Бастилии», – тюрьмы исключительно надежной и известной строгостью своих порядков.
Стритер кивнул.
– Уильям. Уильям Джейкобс. Он был с Беспечным Джеком в его доме. Мы с Рустером тоже там оказались и…
– Оказались? Как это оказались? – взревел Спир. – Ты что такое несешь, чучуло? Оказались? Да ты же с ним постоянно болтаешься. Ты его тень, Стритер. Ты его охраняешь, уж я-то знаю. Про какой дом речь? – быстро добавил он.
– Про тот, что на Бедфорд-сквер. Тот, что его отцу принадлежал, сэру Родерику.
– Значит, ты там был, так? А Сэл где была?
– Сэл к нему пришла. Сказала, что по неотложному делу.
– И что ж это за дело такое?
– Я точно не знаю, мистер Спир.
Поднявшись со стула, Терремант шагнул к побледневшему Стритеру.
– Позволь, Берт, мне с ним потолковать. Я из него правду вытрясу.
– Я ихних делов не знаю, – заныл Стритер, зыркая по сторонам в надежде обнаружить, может быть, тайный выход. – Честно. Ничего я не знаю. Вроде бы насчет какой-то девчонки… только не спрашивайте, какой… не знаю я…
– Уж Джек-то наверняка знает, – проворчал Терремант.
Спир сердито сжал кулаки и перевел дыхание.
– Ты мне все скажешь, недомерок. Всю правду выложишь или, Богом клянусь, я тебе башку откручу… – Он поднял внушительных размеров кулак и протянул руку к лысой голове Стритера. – Шею сверну…
– Я только знаю, что она была там. Поздно вечером… Пришла зачем-то к сэру Джеку. Он был с ней в комнате. И Уильям Джейкобс тоже там был. Я их слышал. Слышал, как они там спорили. Кричали друг на друга. Вы же знаете, какой Сэл бывает, когда на нее найдет… Я пошел поужинать.
– И?.. – сурово, не поддаваясь на жалостливые нотки, подстегнул Стритера Спир.
– Потом Джейкобс спустился. Сказал, мол, помощник ему нужен. Я-то с сэром Джеком должен был оставаться, поэтому он взял Рустера…
– Рустера? Рустера Бейтса?
– Его самого, Рустера Бейтса. Того, что с мистером Эмбером работал.
Эмбер сплюнул.
– Вот же шавка! Ну ладно. Я на него Ли Чоу напущу. Пусть ему щечки пощиплет. А ты давай, Сидни, валяй дальше.
При этих словах Эмбера несчастный Стритер взвыл, как мальчишка, отведавший вкус ремня.
– Так чего хотел Джейкобс? Что ему было надо? – с ледяным спокойствием спросил Берт Спир.
– Избавиться от тела, – всхлипнул Стритер, судорожно хватая воздух, чтобы разразиться новой порцией завываний.
– Да заткнись ты! – рыкнул Терремант столь требовательно и грозно, что Стритер умолк на вздохе.
– От какого тела? – продолжал пытку Спир.
– В том-то и дело… – Стритер судорожно вздохнул. – Я и не знал ничего, пока Рустер не вернулся. Уже под утро. Пришел, а я и спрашиваю, мол, что за работа. Он и сознался. Говорит, мол, тело выносили. Этой самой Ходжес. Тут мне и самому дурно стало. Спрашиваю, что случилось, а он отвечает – задушили. И вроде как Сэл Ходжес. Других не знаю.
– Кто ее задушил, Сид? Подумай хорошенько. Кто ее задушил? Беспечный Джек?
– Не думаю, мистер Спир. Но наверняка не знаю. Откуда мне знать? Я ни на кого показать не могу. Мог бы сказать, что подозреваю Беспечного Джека, но доказательств у меня нет. А если скажу, мне к нему потом и близко не подойти. Вы правы, мистер Спир, я у него работаю. И он на меня рассчитывает.
– Никуда ты не пойдешь, Сидни.
– То есть как, мистер Спир? – дрожащим от страха голосом спросил Стритер.
– А куда тебе идти, Сид? Куда ты хочешь вернуться? Разве ты не на Профессора работал? Где твое настоящее место, а? Разве не с ним?
– Конечно, мистер Спир, конечно. Вы же понимаете, мистер Спир, правда? – Он опять заскулил, как собачонка, что трется о ногу хозяина в расчете на подачку. Сильный, крепкий мужчина с бритой головой вел себя, как пойманный с поличным мальчишка-карманник.
– Ты всегда был хорошим парнем, – смягчился Спир. – Всегда. Работа у меня найдется. И, насколько я знаю, у Профессора на тебя свои виды.
– А это ничего, мистер Спир, что я работал на сэра Джека?
– Ничего, Сид. Профессору нравятся смелые ребята. Но сначала тебе придется сделать для нас кое-что.
– Вы только скажите, мистер Спир.
– Профессор, наверное, пожелает потолковать с Беспечным Джеком, а если так, то скажи-ка, где и когда его можно найти? Чтобы без посторонних?
– Он один никогда не остается, сэр. Но по пятницам ездит в «Альгамбру», как правило, на первый спектакль. Представление начинается в полседьмого, а заканчивается в полдевятого. Сэр Джек выходит – и сразу в экипаж.
– Так, завтра у нас четверг, значит, это уже послезавтра. Итак, пятница, «Альгамбра», Лестер-сквер. Может, Профессор пожелает поговорить с ним там. Ему такие места нравятся – варьете, мюзик-холлы, фокусы там, комические номера.
– Э… подождите, мистер Спир. Пятница, да. Он там будет, но в эту пятницу спектакль только один. Бенефис по случаю военного фонда «Дейли мейл». Только один спектакль. В девять вечера. Но сэр Джек обязательно там будет. Из-за всех этих знаменитостей. Даже Мэри Ллойд из Пекэма.[28] А уж Мэри он никак не пропустит.
В октябре минувшего года, во второй уже раз на протяжении девятнадцатого столетия, в Южной Африке вспыхнула война между Британией и двумя республиками, Трансваалем и Оранжевым Свободным Государством. Война эта, как никакая другая до того, всколыхнула патриотические чувства британской общественности, и люди массово откликались на усилия как газет, так и отдельных лиц, устраивавших благотворительные мероприятия для оказания помощи сражающимся «томми» – им посылали шоколад, консервы «бовриль», сигареты. По какой-то неведомой причине человек с улицы проникся вдруг странной симпатией к неизвестному солдату, повсюду шли спектакли откровенно шовинистической направленности и звучали ура-патриотические песни, призывавшие «Томми Аткинса»[29] идти отважно в бой.
– Вот и молодец, – одобрительно кивнул Спир. – Значит, пятница, девять вечера, театр «Альгамбра», Лестер-сквер.
– Кэб будет ждать его в четверть первого. С Мэри и остальными никогда ничего нельзя знать наверняка, но сэр Джек все равно закажет кэб на пятнадцать минут первого. По нему хоть часы сверяй.
– Каретные, – хмыкнул Эмбер.
Спир снова кивнул и тут же спросил:
– А где они спрятали тело Сэл Ходжес?
Стритер ответил не сразу; казалось, на мгновение мыльные пузыри Спира разлетелись, и несчастный увидел перед собой глубокую черную воду. Но уже в следующую секунду он коротко кивнул:
– На Брик-лейн. Дом с меблированными комнатами наверху. Его еще, кажется, Ульем называют. А заведует там всем Дропси Кармайкл со своей хозяйкой, Дотти.
– Дропси и Дотти Кармайкл, да, помню их. Расторопная парочка. И когда же должны найти тело?
– Сегодня, мистер Спир, если я правильно понял.
– Старый фокус, – прохрипел, закашлявшись, Терремант.
– Угу, – отозвался Джиттинс и подмигнул Стритеру. – Договариваешься с хозяином ночлежки, кладешь на койку мертвяка. Потом, когда все встали и ушли, находишь этого самого мертвяка. Говоришь, что помер ночью. Кто такой, как зовут, никто не знает. В девяти случаях из десяти беднягу хоронят в общей могиле. Хозяин ночлежки кладет в карман пять-шесть фунтов, ну и, может, какой-то чиновник в нужный момент закрывает глаза.
– Мы же не хотим, чтобы с Сэл так обошлись, а, Джордж? Она заслужила достойных христианских похорон. – Новость о смерти Сэл сильно опечалила Спира, но сейчас он старался не выдать чувства и держался бодро. – Вот что, Джордж, сходи-ка туда с Эмбером и нашим китайским другом. Да и Сидни прихватите, так сказать, для достоверности. Скажете Дропси Кармайклу, что, мол, выполняете инструкции Джека.
– Конечно, мистер Спир. Схожу с удовольствием. – Джордж Джиттинс широко улыбнулся.
– Ладно, мистер Спир, – согласился Стритер, хотя и без особенного энтузиазма.
– Да, и про другое дело не забудь. Постарайся. Ради меня. – Спир даже не стал поворачиваться к Стритеру – короткий взгляд искоса и легкий кивок.
– Конечно, Альберт, конечно. Все сделаю.
– Посмотри, Джим, есть ли тут кто из мальчишек, – обратился Спир к Терреманту. – Если есть, отправь к старику Кадаверу – пусть через час подъедет туда на своем фургончике.
Терремант сказал, что так и сделает. Кадавером[30] называли Майкла Кэдвенора, гробовщика, к услугам которого по мере необходимости, что случалось не так уж редко, обращался Мориарти.
– Лучше дать ему чуть больше времени, – предупредил Эмбер. – Мы сегодня крепко застряли на Пикадилли. Что они со всем этим будут делать, даже не представляю. Кареты, омнибусы, теперь вот еще эти… автоколяски. И с каждым днем все больше. По некоторым улицам просто нельзя проехать. Безумие. Помяните мое слово, скоро в Лондоне все остановится.
– Да, делать что-то придется, рано или поздно. – Спир быстро потер руки. – Так, я к Профессору. С новостями.
– Не хотел бы я оказаться на твоем месте. – Джиттинс покачал головой. – Шуму будет много.
– Да уж перья полетят, – проворчал Терремант.
– Спятит Профессор, – пробормотал Эмбер. – Рехнется как пить дать.
Взяв Стритера в клещи, Эмбер и Ли Чоу вывели его из комнаты. За ними последовал Джиттинс.
– А кто есе будет в Альгамбле, а Сидни? – поинтересовался китаец.
– Говорят, всякие знаменитости. – Стритер с усилием вздохнул. – Веста Тили, Малышка Титч, Дэн Лено, Джордж Роби.
– Племьел-министл Веселья, – ухмыльнулся Ли Чоу. – Осень смесной дядеська.
Когда все ушли, Терремант повернулся к Уэйлену, с озабоченным видом стоявшему в уголке.
– Ну, Йона Уэйлен, с тобой-то что будем делать, а, боксер?
При жизни Сэл Ходжес была высокой и изящной женщиной, с сияющими, отливавшими бронзой волосами, густым водопадом низвергавшимися по спине почти до колен. «Канитель. Старое золото», – говаривал Мориарти, и это звучало довольно странно, поскольку Профессор редко прибегал к клише. Еще она была живой, веселой, скорой на шутку или двусмысленность. Поигрывая волнистыми прядями, Сэл, бывало, говорила, что, по словам знакомых мужчин, ее самый большой капитал тот, на котором она сидит. При этом Сэл вскидывала бровь и надувала губки, если собеседник не понимал, о чем речь, а потом многозначительно подмигивала – точь-в-точь, как Мэри Ллойд во время исполнения своей знаменитой французской песенки с намеком «Твигги By».[31]
Твигги ву, мои мальчики? Твигги ву?
Ну, конечно, все вы понимаете…
Остановившись у шаткой кровати, Эмбер втянул сквозь зубы воздух и покачал головой.
– А выглядит-то совсем плохо, – сказал он, обращаясь к Ли Чоу.
– Конечно, плохо, – усмехнулся Джордж Джиттинс. – Тебя бы задушили, и ты бы плохо выглядел.
– И волосы селые. – Ли Чоу протянул руку и коснулся землистых волос, разметавшихся по грязной подушке. – Не золотые.
– Бедняжка, – пробормотал Сидни Стритер. – Бедняжка. – Он не очень хорошо чувствовал себя в присутствии мертвой женщины, тем более в этой неприятной комнате, где в иную ночь помещалось десятка три бездомных.
В лучшие, если можно так сказать, времена Флауэрдин притягивала рекордное число воров и проституток, и главной причиной такого притока народа было большое предложение дешевого ночлега. Ночлежки процветали в этой части Лондона даже после 1851 года, когда парламент попытался сократить их численность, приняв соответствующий закон, но теперь, в начале двадцатого столетия, это заведение оставалось последним осколком былой славы Флауэрдина.
Вместе со всеми прибытия гробовщика ожидал и Дропси Кармайкл. Майкл Кэдвенор задерживался – скорее всего, тоже застрял по пути.
– А вы точно знаете, что делаете? – процедил сквозь зубы Дропси, бледный, как привидение, небритый и весьма неопрятный с виду субъект, с пятнами и крошками от еды, украшавшими не только его манишку, но и спутанные волосы. Для своего заведения он служил отнюдь не самой лучшей рекомендацией. – Как-то это неправильно.
– Ты что имеешь в виду? Что значит «неправильно»? – возмутился Джордж Джиттинс. – У тебя тут в клоповнике женщина мертвая, вот это уж точно неправильно.
– Я только хотел сказать, что парни, которые были тут прошлой ночью, Билли Джейкобс и Русти Бейтс, сказали, что трогать ее не надо до вечера, когда комнаты начнут убирать. И Беспечный Джек так же распорядился. А теперь вы приходите, хотя еще и полпятого нет, и говорите, что приказы поменялись. Ее еще должны сейчас найти, а у меня уже очередь из желающих получить место.
– Тебе ж лучше, Дропси, еще одна койка освободилась. Положишь в карман лишних три пенса.
– Нет, правда, совсем на себя не похожа, – продолжал сокрушаться Эмбер. – Я бы… – Закончить он не успел, потому что в этот самый момент Ли Чоу звонко хлопнул ладонью по лбу усопшей. Джордж Джиттинс от неожиданности вздрогнул.
– Всы да блохи, куда ни посмотли, – обратился к Дропси китаец и демонстративно почесался подмышкой. – Ты сто-нибудь с всами делать будес, Длопси? У них тут селая алмия. Блосиная блигада.
– Хочешь сказать, у меня грязно? – возмутился Дропси.
– Да, хемпстедских ослов тут хватает, – заметил Эмбер. Хемпстедскими ослами называли платяных вшей.
– Именно это мы и хотим сказать, мистер Кармайкл. И вам бы стоило заняться этим делом, потому что наш босс знает людей, которые могут прикрыть твою лавочку в два счета. Так что ты лучше рот не разевай. – Это Кармайкл уже и сделал. – Закроем на пару месяцев, а то и насовсем. Где ж этот чертов гробовщик? Воняет так, что дышать уже нечем. – Джордж Джиттинс смачно сплюнул.
– Свиналник, – заключил Ли Чоу.
– Да уж… – Джиттинс дошел до той точки, когда ему уже требовалось кого-то стукнуть – наиболее приемлемой кандидатурой представлялся, очевидно, Дропси Кармайкл, – но тут с лестницы крикнули, что прибыл гробовщик.
– Слышал, тут кто-то преставился, – дрожащим пасторским голосом, приберегаемым для такого рода случаев, оповестил о своем появлении старик Кэдвенор.
– Сюда, Майкл, наверх, – громко позвал его Джиттинс. Стритер поежился.
– Как хотите, а она прям-таки на себя не похожа, – в десятый, наверное, раз поделился своими наблюдениями Эмбер.
– Мне надо имя и все прочее. – Кэдвенор вошел в комнату. Это был солидный мужчина с брезгливым выражением лица, свойственным людям, чересчур заботящимся о своей внешности и упрямо требующим, чтобы все было «по правилам».
– Не надо вам ничего прочего, мистер Кэдвенор. – Джордж Джиттинс повернулся так, что лицо его оказалось на свету. – Сделаете это для Профессора.
– Что? – Гробовщик на секунду опешил. – О… да-да, конечно. Вы ведь мистер Джиттинс, верно. Я, разумеется, слышал, что Профессор вернулся.
– А раз слышали, то поторопитесь. Оплата, как обычно.
– Конечно, мистер Джиттинс. Сейчас пришлю своих ребят, чтобы вынесли тело.