Одной из секций тюремного блока «С» 5:55 вечера. 9 страница

- Хв.. - я вдыхаю между приступами хохота.

Доминик опускается передо мной на колени и наклонившись, покусывает ребро стопы, несильно, но надавливая достаточно, чтобы заставить меня вдохнуть и перестать смеяться.

Поднимает глаза и его веселое, беззаботное настроение испарилось. Теперь в глубине его глаз тлеет пламя.

Он подносит мою ногу к лицу и целует свод стопы, потом делает то же самое с другой ногой.

Внутри растекается тепло, потребность, которую я не знала долгих три года.

Приятно надавливая, Доминик проводит руками по моим голеням. Он усиливает свою хватку, будто делает массаж. И тихонько возбуждающе покусывает от щиколотки до колена.

Добравшись до колена, мягко кусает, омывая место укуса своим влажным, шершавым языком, перед тем как втянуть ртом кожу, нежно потягивая ее зубами.

Закрыв глаза, опускаю голову на огромную, пушистую подушку и позволяю себе почувствовать красоту этого момента.

Руки Доминика и его рот движутся все дальше, на середину моего бедра и еще немного ниже.

Мое тело каменеет под его прикосновениями, и Доминик поднимает голову, но оставляет руки на моих бедрах.

- Если ты не готова, все нормально, - подбадривает он меня.

Я сажусь так, чтобы видеть его, слегка улыбаюсь.

- Я хочу попытаться, но не уверена, как далеко смогу зайти. Не хочу снова тебя разочаровывать.

- Мы будем продвигаться настолько, насколько тебе будет удобно. Скажи мне остановиться, и я остановлюсь, - говорит он, продолжая пристально смотреть мне в глаза и поглаживать бедра.

Его красивое лицо, квадратная челюсть, кривоватый нос и эти глубокие темные карие глаза завораживают меня. Я хочу его. Хочу принять его тело и завершить наше соединение.

Но я не могу довести себя до той точки, которая вернет меня к прежнему состоянию отшельницы.

И все же, я хочу попробовать.

Неугомонный рот Доминика медленно опускается на мое бедро. Я вижу, как он оставляет один поцелуй за другим, продвигаясь вверх по моей ноге. Мои ноги широко расставлены, чтобы принять его тело, и он поднимает мне юбку на бедра.

- Так нормально, детка? - в его голосе слышится что-то сексуальное, и я чувствую обжигающее тепло, исходящее от его рук, медленно движущихся к моим трусикам.

- Да, - вздыхаю я, стараясь дышать сквозь непристойную потребность.

Его пальцы нежно поглаживают меня через трусики. Мое тело цепенеет, но когда смотрю в глаза Доминику, снова расслабляется. Он просовывает руку под материю и осторожно скользит в меня пальцем, проверяя, чтобы убедиться, что я не возражаю, давая мне время привыкнуть.

Он ни на минуту не отводит от меня своих глаз: пристальный взгляд неотрывно следит за мной. Он вводит палец чуть глубже и медленно добавляет второй, растягивая меня, не спеша двигая ими туда-сюда, потом чуть-чуть быстрее. Он раздвигает пальцы, и от этого я вздрагиваю, но боль не длится долго - лишь несколько секунд - после чего перетекает в удовольствие, захватывающее все мое тело.

Во мне просыпается голод, бедра начинают подрагивать, пока Доминик продолжает двигать своими пальцами туда-сюда, вверх-вниз, глубже и все ближе подводя меня к краю. Его большой палец кружит вокруг клитора и, вдруг, я уже совсем близко.

Дыхание становится затрудненным, глаза закрываются, и я могу сконцентрироваться на этом исключительном, бурлящем ощущении, которое захватывает все мое тело в заложники.

Не предупреждая, Доминик ускоряется и меня подбрасывает над диваном, а из горла вырывается хриплый стон моего наслаждения.

Сердце несется вскачь, пока в каждую частичку моего существа проникает невиданное удовольствие. Когда Доминик садится рядом со мной и притягивает меня к себе, его рот заглушает мое срывающееся дыхание.

- Спасибо, - шепчу я, усаживаясь между его ног. Берусь за подол его футболки и стягиваю ее через голову, не в состоянии удержаться и не провести руками по его крепкой груди.

Его возбуждение упирается мне между ног, и я двигаю бедрами, чтобы прижать его поближе к себе. Несмотря на то, что я сейчас кончила, трение возбуждает. Протягиваю руку к пуговице его брюк.

- Ты не должна, - говорит он, беря меня за руки, останавливая.

- Я хочу. Я хочу попробовать и подарить тебе наслаждение.

Он шумно выдыхает и слегка кивает мне, убирая свои руки. Я слажу с него, и одним движением он снимает с себя брюки и боксеры.

Ух ты, как он красив. Везде.

Я нежно беру в руку его ствол, но мои пальцы не могут до конца обхватить его. Веду рукой вверх до кончика его члена и пальцем поглаживаю уздечку.

Непередаваемый стон вырывается из уст Доминика.

- Сожми посильнее, - говорит он, обхватывая своей рукой мои пальцы, надавливая так, как ему нравится.

Двигая вверх вниз по всей его длине, сжимаю его так, как он показал.

- Я все правильно делаю? Я делала такое только однажды. Прости, если что-то так.

- Детка, твои прикосновения просто чудо. Возьми мои яйца другой рукой и слегка сожми их и потяни.

Я смотрю Доминику в лицо, чтобы убедиться, что не причиняю ему боли, но он не выглядит так, будто ему больно. Ну, вроде, это не неприятная боль.

- Двигай рукой немного быстрее и чуть сильнее потяни за яйца, - тяжело дышит он.

Следуя инструкциям, смотрю на его лицо, охваченное удовольствием. Мне знакомо это чувство. Доминик только недавно подарил его мне.

- Мне нужно, чтобы ты поцеловала меня, но не переставай делать, то, что делаешь руками. - Его челюсть напрягается, и он слегка торопит мою руку. Наклонившись, целую его.

И еще раз.

Это так чертовски хорошо.

Его прикосновения становятся лихорадочными. Пальцами Доминик зарывается в мои волосы, прижимая мои губы к своим. Его бедра сильно подрагивают в моих руках.

- Бесконечно, - бормочет у моих губ Доминик, тяжело дыша. - Вот, как долго я буду любить тебя.

Доминик испускает низкий стон, и я чувствую, как теплая, липкая жидкость ударяет мне в руку.

- Мне так жаль, - говорит он, прерывая наш поцелуй и смотря при этом вниз между нами, на молочного вида субстанцию, покрывшую мою руку и его живот.

Я прячу улыбку, чтобы не смущать его.

- Все в порядке.

Он подскакивает и дает мне свою футболку.

- Вот, вытри этим, - говорит он, выглядя немного смущенным.

- Не глупи. - Я встаю с дивана и иду в ванную вымыть руки.

Когда возвращаюсь, Доминик уже оделся и сидит в гостиной с включенным телевизором и кажется раскаивающимся.

- Я сделала что-то не так? - спрашиваю я. - Потому что я могу лучше, тебе только надо научить меня.

Он берет мои руки, поднимает их и целует все мои пальчики.

- Нет, ты сделала все прекрасно. Я только надеюсь, что не слишком надавил на тебя.

- Я хотела попробовать это, хотела подарить тебе наслаждение. Но я не думаю, что уже готова для большего, чем это.

Черт побери, почему ощущение такое, будто я отказываю ему в основной его потребности? Хмурюсь, чувствуя себя неудачницей.

- Эй, почему ты расстроилась? - спрашивает он, гладя меня по волосам, пальцами разделяя прядки.

- Потому что я пока не могу дать тебе того, в чем ты нуждаешься. Мне так жаль. Я пойму, если ты захочешь… - я замолкаю, потому что не могу вынести даже мысль о нем, уходящем к другой женщине, несмотря на то, что действительно понимаю: как у любого здорового мужчины, у него есть определенные желания.

Он пальцем поднимает мой подбородок и смотрит мне прямо в глаза.

- За кого ты меня принимаешь? Есть только одна женщина, которую я хочу, и она сидит рядом со мной. Я никогда не давал тебе повода усомниться во мне, или моих к тебе чувствах, разве не так? Выбрось, пожалуйста, эти негативные мысли из своей хорошенькой головки. Я только тебя хочу. - Он целует меня. - Только. - Целует. - Тебя. - Целует, и еще раз.

- Прости меня.

- Прекрати извиняться. То, чем мы сейчас занимались, была любовь в ее совершенной форме. Поэтому, пожалуйста, никогда не извиняйся за то, что мы вместе с тобой сейчас разделили. Неважно, где это было: внутри или снаружи спальни.

Я улыбаюсь, слыша его слова.

Мы переплетаем вместе наши тела, когда он включает телевизор, и смотрим очередной побег героев Хогана.

Оглядывая свою бежевую комнату, задумываюсь. Мои ноги лежат на бежевом диване, рука Доминика лежит на бежевой подушке.

- Доминик.

- Хммм. - Он смеется над каким-то эпизодом по ТВ.

- Думаю, мне бы хотелось сиреневую гостиную. - Я смотрю по сторонам и точно представляю необходимый оттенок, искусно покрывающий мои стены.

- Я найму женщину-моляра, - говорит он, целуя меня в макушку.

Я улыбаюсь и закрываю глаза.

Синяя сойка расправила свои крылья.

лава 26

- Как далеко живут твои родители? - спрашиваю я Доминика, ведущего машину.

- Чуть меньше получаса езды. Брат - в пятнадцати минутах от них.

Он держит меня за руку, пока ведет машину. Я смотрю в окно и впитываю красоту окружающей природы.

Уже почти конец лета, и хотя дни все еще полны тепла, ночи стали прохладными. Сегодня в полдень на небе появилось несколько серых облаков, но они вроде бы безобидные и не собираются докучать нам.

- Ты прекрасно выглядишь сегодня, Эйлин.

Я гляжу на свою черную юбку длиной до колена и бледно-желтую блузку, и делаю себе заметку, что хочу разбавить свой гардероб цветными вещами. Яркими, счастливыми оттенками, чтобы они отражали, насколько я расцвела и стала счастливее.

Мы подъезжаем к привилегированному, огороженному забором комплексу, и Доминик подъезжает к домику охраны. Охранник улыбается и, не говоря ни слова, открывает Доминику ворота.

Я озадаченно смотрю на Доминика. Он улыбается мне.

- Это Фил. Он работает здесь дольше, чем я могу вспомнить. К тому же, он хороший парень.

Дома в этом поместье богатые, захватывающие дух, по-королевски красивые. Большие особняки в Викторианском стиле, построенные на приличных участках.

Доминик медленно едет по широким, усаженным деревьями аллеям. Солнце заходит, но света вполне достаточно, чтобы рассмотреть другие дома, расположенные с искусной точностью. Он останавливается у одного из самых величественных особняков. Гладкий, синий кабриолет припаркован у дверей, и я улыбаюсь при мысли, что родители Доминика разъезжают на такой машинке.

Я еще не встречалась с ними. Доминик охарактеризовал их как правильных и изысканных, поэтому представляя его родителей рассекающими на трассе в машине с открытым верхом и развивающимися от ветра волосами, я хихикаю.

- Что смешного? - открывая свою дверь, спрашивает Доминик.

- Спортивная машина твоих родителей, - указываю на красивый экземпляр.

- Действительно смешно, потому что это не их машина. У мамы и отца по последней модели Range Rover, а не что-то подобное. Наверно, Оскара. Хммм… странно, он ничего не говорил о покупке новой машины.

Доминик хмурится, и его хватка на моей талии становится жестче. - Интересно, какую страхолюдину он привез с собой на этот раз, - бормочет он, скорее себе, чем мне.

Мы идем по подъездной дорожке, и я начинаю нервничать.

- Почему ты дрожишь? - спрашивает Доминик и снова кладет руку мне на талию.

- Что, если я им не понравлюсь? - с ужасом тяну подол своей блузки, жалея, что не надела, что-нибудь попроще.

- Ты им не просто понравишься, они полюбят тебя, детка, как и я. Ты делаешь меня счастливым, и они будут без ума от радости, что мы нашли друг друга.

Когда мы с Домиником доходим до входной двери, он поворачивает ручку, и мы входим внутрь. Тянет меня за собой, но все мое тело трепещет, что грядет-то неладное, а разум борется за то, что мне пора войти в окружающий мир, над которым я абсолютно не властна. Внезапно я останавливаюсь.

У себя дома я знаю, где у меня что: где тревожная кнопка, и где я могу спрятаться. Это место мне незнакомо.

- Эйлин, посмотри на меня.

Я поднимаю глаза на Доминика, который смотрит на меня с беспокойством, но в его чертах присутствует еще и мягкость.

- Возьми меня за руку и не отпускай. А теперь глубоко вдохни.

Я вдыхаю и задерживаю дыхание, но продолжаю смотреть в темно-карие глаза Доминика.

- Один, два, три, - его голос понижается. - Четыре, выдыхай, пять, шесть, семь..

Еще раз глубоко вдыхаю, и мои губы складываются в маленькую улыбку.

- Я в порядке. Со мной все будет хорошо. Спасибо тебе, - шепчу я.

Доминик наклоняется вниз, мягко целует меня и нежно проводит костяшками пальцев по щеке.

- Теперь ты готова познакомится с моей семьей? - спрашивает он, когда его губы приближаются к моим.

Я просто киваю в ответ и вытягиваю шею для еще одного поцелуя.

- Мам, пап, мы здесь, - зовет Доминик.

- Мы в гостиной, - отвечают они.

- Пойдем, сюда, - уговаривает Доминик, не отпуская моей руки. Мы проходим мимо большой лестницы, ведущей наверх, и проходим по яркому, широкому коридору, ведущему в другое крыло дома.

Входим в великолепную, красивую комнату. Пожилая пара стоит около камина, а потрясающая блондинка грациозно устроилась на диване, обитом парчой.

Его родители кажутся невероятно обеспокоенными. Блондинистая красотка встает и элегантно устремляется к Доминику.

Я замечаю, как меняется его поза. Плечи выпрямляются, и он вызывающе поднимает подбородок.

- Какого черта ты тут делаешь? - зло говорит он, глядя на женщину.

- Дорогой, это же твой день рождения. В этот день мы всегда приезжали к твоим родителям. С тридцать девятым днем рождения. - Она тянется и целует его в щеку.

- Почему вы впустили ее? - он игнорирует женщину и рычит на своих родителей.

Полагаю, это Челси. Его бывшая жена.

- Нам так жаль, сынок. Она сказала, ты пригласил ее, и что у вас теперь все нормально.

- О, дорогой, я так соскучилась. - Она переводит взгляд своих пронизывающих голубых глаз на меня и осматривает с головы до ног. Ее губы изгибаются в насмешке. - Хочешь сказать, что оставил меня ради этого? - Она указывает на меня в снисходительной манере.

- Я оставил тебя потому, что ты манипулирующая лгунья. - Резкий тон Доминика едва сдерживает гнев.

Она слегка отворачивается и машет рукой.

- Ох, ладно тебе, это было небольшое недопонимание, которое ты принял слишком близко к сердцу. Да посмотри же на нее. Она что умственно отсталая? И словом не обмолвилась, просто стоит и пялится на меня.

- Хватит! - орет Доминик.

Он отпускает мою руку, и мне тут же не хватает его прикосновения и тепла.

Он берет ее руку повыше локтя и силой тянет Челси к выходу.

- Не смей заявляться сюда, в дом моих родителей, и не устраивай сцен. У тебя нет никаких прав смотреть на мою девушку и говорить о ней что-либо. Никогда. Тебе понятно?

- Ты будешь умолять меня вернуться. Она же уродина. А я красивая, - уверенно говорит Челси.

- Она потрясающая. А теперь пошла вон и никогда не возвращайся, потому что оглянуться не успеешь, как я получу на тебя запретительный ордер, проблем на свою задницу не оберешься. Ты получила мои деньги и, совершенно очевидно, судя по этой твоей машине на улице, уже начала их тратить. Больше тебе нечего тут искать, Челси.

- Но, Дом, я люблю тебя, - заученным тоном говорит она, надув при этом губы.

Я слышу, как спустя секунды после ее заявления, хлопает входная дверь, и неловко смотрю на его родителей.

Хотя, она права. Я уродина по сравнению с ней.

Из того, что мне рассказывал Доминик, как человек она и наполовину не так хороша, как я.

Внутреннее уродство может маскироваться за внешней красотой только до тех пор, пока не станет явным. И прямо сейчас, Челси вынесла на свет всю свою ужасную натуру. То, кем на самом деле является.

- Мне так жаль. - Беря за руку и уводя меня от своих родителей, шепчет мне в ухо Доминик.

Мы заходим, как я полагаю, в кабинет, и он закрывает за собой дверь.

- Я не знал, что она собирается быть здесь. Мне действительно очень жаль, Эйлин. То, что она сказала о тебе, было абсолютно неприемлемо. - Он проводит ладонью вверх и вниз по моей руке, наклоняя голову, чтобы заглянуть мне в глаза.

- Это не твоя вина, поэтому просто забудь об этом. Мне не хотелось бы оставаться здесь, в то время как твои родители ждут, чтобы поздравить тебя с днем рождения.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но Доминик опять притягивает меня в свои объятия.

- Я люблю тебя и только тебя. Поцелуй меня, - мягко командует он. Ничего не могу поделать с собой, поднимаю голову, чтобы встретить его теплые губы.

Его ладонь ложится мне на щеку, большой палец нежно поглаживает кожу скулы. Его тело выгибается рядом со мной.

- Ладно, - говорит Доминик, прислоняясь лбом к моему. - Я хотел бы, чтобы родители, наконец, познакомились с тобой. - Целует меня в щеку, беря за руку.

- Окей, - бормочу я, пока мы выходим из комнаты

Как только заходим опять в гостиную, мама Доминика заключает меня в сильные объятия и шепчет извинения:

- Мне так жаль, Эйлин. Эта женщина - сама мерзость. Я впервые видела ее такой. Не могу выразить, насколько мне жаль. - Она сильнее обнимает меня, а потом отступает на шаг. Чтобы посмотреть на меня. - Пожалуйста. Прости нас. Мы действительно не знали.

- Пожалуйста, миссис Шрайвер, не извиняйтесь, в этом нет вашей вины.

- Зови нас Дорис и Джон. - Она протягивает руку своему мужу, отцу Доминика.

Джон выходит вперед и пожимает мне руку.

- Приятно познакомится, Эйлин, - говорит он, выглядя при этом немного сконфуженно.

Я быстро проверяю свои волосы и понимаю, что мое правое ухо открыто, и из-за этого Джон чувствует себя неудобно. Привожу волосы в порядок так, чтобы откушенное ухо не было видно и поворачиваюсь к Доминику.

- Оскар еще не появлялся? - спрашивает он, заполняя неловкую паузу.

- Нет, он звонил и сказал, что опаздывает, и просил начинать обед без него. Сказал, что к пирогу будет здесь, - говорит Дорис. - Пойдемте, дети, начнем обедать.

Джон знаком приглашает Доминика и меня идти вперед и тихо следует за нами.

Из всех комнат, что я видела в этом доме, столовая декорирована наиболее спокойно и красиво.

Доминик выдвигает для меня стул, я сажусь, и он садится рядом со мной. Джон и Дорис располагаются напротив нас и все еще выглядят взволнованно от того, что выяснилось этим вечером.

Чувствую себя выставленной на обозрение. Как будто мне надо произвести на них впечатление, но могу также сказать: они достаточно тихие люди.

- Расскажи нам, Эйлин, чем ты занимаешься? - невинно спрашивает Дорис.

- Хм, я больше не работаю, - мягко отвечаю я, в надежде, что она не спросит «почему».

Рука Доминика у меня на бедре напрягается и, посмотрев на него, я вижу, что он улыбается мне.

- Доминик говорил, вы живете недалеко от него, - говорит Джон, когда их дворецкий ставит передо мной белую тарелку. На ней круглая розоватая горочка.

- Да, он живет всего в нескольких минутах от меня.

Смотрю на Доминика в ожидании, пока он скажет мне, что это такое.

- Это тартан из тунца. Мой любимый, - шепчет он.

Берусь за вилку, попробовать. Довольно изысканно и вкусно. С удовольствием ем это.

- Вы когда-нибудь путешествовали, Эйлин? Мы с Дорис любим открывать для себя новые места. Не так уж много штатов в Америке, где бы мы еще не побывали. - Он поворачивается к своей жене. - Ты помнишь времена, когда мы повезли мальчишек в Гранд Каньон, и Доминик решил, что он хочет забрать ту больную лягушку с собой? - Дорис начинает смеяться и мне ничего не остается, как присоединиться к этому заразительному звуку.

- Неправда, - говорит Доминик, прерывая всеобщее веселье.

- Правда, Эйлин, правда. Доминик нашел лягушку, которую чем-то разрезало, но она еще пыталась двигаться. Он, черт возьми, поднял ее и принес своей маме со словами: - Мамочка, я могу вылечить ее. Дорис запрыгнула на крышу, а Оскар начал спорить с Домиником, призывая его положить лягушку, или же он заразится бешенством. Я смеялся до слез, - говорит Джон. Дорис и я смеёмся, а Доминик улыбается своей грустной улыбкой и доедает свое блюдо.

- Все было не так, - говорит Доминик.

- Это определенно было именно так. Сколько тогда было Доминику? Около восьми, Дорис?

- Мне было десять, а Оскару девять. И я мог спасти ту ящерицу.

Услышав его утверждение, мы захохотали еще сильнее.

- Доминик, мне нужно в ванную, - шепчу я, стараясь не привлекать внимание его родителей.

- Я тебе покажу, - говорит он и встает отодвинуть мой стул.

- Прошу прощения. - Говорю я его родителям. Они оба слишком заняты, смеясь над своим сыном, чтобы действительно заметить, что мы вышли из-за стола.

- Сюда, - указывает Доминик, беря меня за руку.

- А твои родители действительно прикольные.

- Думаю, они нервничали из-за встречи с тобой, но позволь сказать: вся эта история с ящерицей… я точно мог бы спасти ее.

Я хихикаю над ним.

Пока мы идем по коридору, я слышу, как хлопает входная дверь, и раздается глубокий голос.

- Я здесь. - И потом, тише. - Подожди, я только что вошел в дом своих родителей.

- А вот и Оскар. Не могу дождаться, чтобы вы познакомились. Похоже, он говорит с кем-то по телефону. Я представлю вас, когда ты выйдешь из ванной.

- О да, ты определенно был в ударе, - говорит Оскар глубоким хриплым голосом, разговаривая с человек на другом конце провода. - Ну, может тогда тебе лучше заткнуть эту пизду, на хрен?

Я отмечаю этот характерный звук в его голосе, почти как у кантри певца. Он растягивает «н» в своих словах, будто его язык остается прижатым к небу дольше, чем необходимо. Этот голос мне знаком; я слышу его в своих кошмарах.

Я застываю совершенно не в состоянии двигаться.

Меня охватывает озноб.

Мое горло сводит, желудок скручивает спазмом, меня вот-вот вырвет.

- Эйлин, ты дрожишь.

Мне нечем дышать.

Моя тревожная кнопка, где моя тревожная кнопка? Где, твою мать, моя тревожная кнопка?

Я ощущаю, как что-то теплое течет по моим ногам. С ужасом смотрю вниз, на растекающуюся по деревянному полу лужу у меня под ногами. Я обмочилась.

Сознание начинает отключаться.

Черные точки плывут перед глазами.

Это он.

Он нашел меня.

Он убьет меня.

Я падаю в обморок.

лава 27

Доминик

Какого черта?

Эйлин падает в обморок. К счастью, я стою рядом с ней и инстинктивно протягиваю руки, чтобы поймать до того, как она упадет на пол.

- Эйлин, - громко говорю я, в попытке вывести ее из бессознательного состояния.

Какого черта сейчас произошло?

Взяв ее на руки, несу к дивану, проигрывая в голове последние несколько секунд. Ее юбка промокла и, глядя вниз, я понимаю, что она потеряла контроль над мочевым пузырем.

Делаю несколько шагов и останавливаюсь.

- Мам, - ору я. Она выбегает в фойе и отчаянно осматривается вокруг. - Позаботься об Эйлин.

Я знаю, что случилось. Только одно могло напугать ее настолько сильно, что она обмочилась и потеряла сознание.

Благодаря своей специальности я научился распознавать как жертва насилия реагирует на своего насильника.

Не заботясь о том, что она в мокром, я кладу Эйлин на диван. На спинке висит плед, им ее я и укрываю.

Твою мать. Теперь я знаю: мой брат принимал участие в нападении на Эйлин.

Оскар стоит в коридоре, почти в дверях гостиной. Он все еще разговаривает по телефону, когда я нападаю на него, и не замечает надвигающегося удара, пока мой кулак не врезается в его чертов подбородок.

- Какого хрена ты сделал? - ору я на него.

- Понятия не имею. Что, твою мать, с тобой не так? - говорит он, отскакивая назад. Понимание начинает зарождаться в его глазах. Он все еще держит в руке телефон. - Подожди, дай мне позвонить. - Я хватаю его телефон и бросаю его об стенку. Он разбивается, и куски разлетаются во все стороны.

Не оставляя ему возможности сказать еще хоть одно гребанное слово, я хватаю его за воротник и, больше не сдерживаясь, начинаю бить в лицо.

Он врезается в меня апперкотом, заставляя отступить назад, выпустив его из рук.

- Да за что, - выставляя руки в защитном жесте, кричит он.

- Это был ты, - снова набрасываясь на него, ору я.

Я впечатываю его в стену и продолжаю пинать, пока не чувствую, как он перестает бороться.

- О чем ты говоришь? - задыхается он между ударами в лицо и живот. Его лицо кровоточит. Глаз быстро опухает, а на костяшках моих рук трещины. Болит так, будто я сломал руку.

Плевать мне на боль. Не обращая на нее внимание, я продолжаю избивать его, пока не чувствую, как кто-то оттаскивает меня от Оскара.

Я поворачиваюсь, чтобы атаковать придурка, тянущего меня назад, и смотрю в лицо моего отца. Он шокирован, но я вижу вину и еще что-то, похожее на сожаление, мелькающее в его глазах. Потом он отпускает меня и отступает с поднятыми руками. Он напуган, но не думаю, что я тому причина.

Я ошеломлен осознанием того, что не вмешайся отец - я бы не остановился.

Гляжу через плечо на Оскара; он валяется на полу, держась за живот. После короткого мгновения тишины, комнату наполняет множество звуков. Слышу, как плача, всхлипывает моя мама. Отец продолжает повторять “Успокойся, Доминик”. Скулеж моего брата.

Кровь кипит, сердце стучит как бешеное. Гнев и ярость несутся по венам, пробуждая желание разорвать Оскара на куски.

- Мы позвонили в 911, - спокойным тоном, произносит отец.

Эйлин.

Я вижу ее на диване, и мое сердце останавливается. Лежа неподвижно, она выглядит такой маленькой и беспомощной, и я иду к ней.

- Детка, - говорю я, но мой голос выходит хриплым и злым.

Мне необходимо успокоиться.

Став на колени рядом с Эйлин, глажу ее по волосам и целую в лоб.

- Детка, - повторяю, уже более спокойно. - Можешь возвращаться, я не позволю ему снова причинить тебе вред. - Она не шевелится. - Открой глазки и посмотри на меня. Мне необходимо, чтобы ты сказала, что любишь меня. - Я не отвожу глаз от ее лица. Ни один мускул не шевелится - ничего. Она не двигается. - Я хочу тебя в своей жизни, Эйлин. Ты - драгоценный камень, ты - моя редкая красавица, укравшая мое сердце, и тебе никогда не удастся вернуть его обратно, потому что я не приму его. В тот момент, когда мы встретились, мы наполнили красками жизни друг друга. И я не могу без тебя. - Наклоняясь к ней, глажу мягкую кожу ее лица и продолжаю говорить: - Ты полностью владеешь мной, Эйлин, ты должна вернуться обратно ко мне. - Я целую ее щеку.

- Доминик, скорая и полиция вот-вот будут здесь. - Мама кладет руку мне на плечо, и я киваю головой, давая знать, что слышал ее слова. - Что случилось? - спрашивает она, но я игнорирую ее, полностью фокусируясь на Эйлин.

- Я только нашел тебя, пожалуйста, не уходи. Я дышать не могу без тебя. Мне надо, чтобы ты была со мной. - Я поднимаю руку, чтобы нежно погладить ее по лицу, и замечаю на руке кровь.

Пытаюсь вытереть ее о рубашку. В своей жизни Эйлин поведала достаточно крови, не нужно, чтобы видела еще и от меня.

- Доминик, - приближаясь, говорит моя мама. Я смотрю на нее: по ее щекам текут слезы. - Что случилось, сынок?

- Он изнасиловал ее три года назад. Она узнала его голос и потеряла сознание.

- Твой брат - адвокат, Доминик. Он давал клятву соблюдать закон. Зачем ему такое делать с Эйлин? - спрашивает она.

Я вспоминаю что-то, о чем говорила мне Лорен, когда я впервые попросил ее достать все материалы по делу Эйлин. Там было так много девушек, а выжило только две - и одна из них в скором времени покончила собой.

- Она не единственная, мам. Там было много других. Хотя Эйлин единственная, кто осталась в живых. - Я смотрю вниз на Эйлин и, подняв ее руку, подношу к своей щеке, успокаиваясь от ощущения мягкой кожи.

- Подожди, если я правильно помню, это было несколько лет назад. - Мама хмурится. Пытаясь что-то вспомнить, она закусывает губу.

- Три года. - Я осматриваю комнату и не вижу отца. - Где папа? - спрашиваю я мать.

- Он помогает твоему брату.

Каждый волосок на моем теле встает дыбом, когда мама упоминает мое родство с Оскаром.

- Он больше мне не брат.

- Доминик, возможно, возникло какое-то недопонимание. Это не мог быть он. Ты не можешь прийти к такому ужасному заключению, не дав ему объясниться.

- Я ничего ему не должен. Все, что мне нужно было знать, сказало тело Эйлин. Мам, она только услышала его голос и потеряла контроль над мочевым пузырем.

- Она обмочилась? - приподнимая плед, спрашивает мама.

- Да.

- У меня есть пара новых трусиков, еще в упаковке, и пижамные штаны, которые ей подойдут. Пойду, схожу за ними.

Я поворачиваюсь к Эйлин.

- Давай же, детка. Перед нами целая жизнь, которую предстоит наполнить новыми воспоминаниями и впечатлениями, но мы не сможем все это осуществить, если ты не откроешь глаза. - Я понижаю голос и шепчу ей на ушко: - Я всегда буду защищать тебя. Пока я рядом с тобой, тебе больше никогда не будет больно.

- Доминик, - зовет меня мама, отвлекая от моей девочки.

- Я люблю тебя больше собственной жизни, - шепчу я, целуя ее в щеку и проводя вверх вниз по ее руке.

- Я обмою ее и переодену, сынок. Пойди, перевяжи руку.