ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. В ГАЛЕРЕЯХ ЛУВРА 8 страница.
— Бастилия, — шепнула та, прикрывшись веером.
Анжелика не могла отвести глаз от крепости. Восемь башен со сторожевыми вышками, слепые толстые стены, решетчатые ворота, подъемные мосты, рвы — остров страданий, затерявшийся в океане огромного равнодушного города, замкнутый, отрешенный от жизни мир, которого не коснется даже сегодняшнее ликование. Вот она — Бастилия!
Король во всем своем великолепии проедет мимо этого сурового стража его власти.
Ни один звук не проникнет в темень тюремных камер, где люди томятся, потеряв всякую надежду, долгие годы, иногда всю жизнь.
Ожидание затянулось. Наконец крики нетерпеливой толпы возвестили о начале шествия.
Из темноты свода Сент-Антуанских ворот появились первые шеренги: шли представители четырех нищенствующих орденов — францисканцы, доминиканцы, августинцы и кармелиты. Впереди шествовали монахи с крестами этих орденов и со свечами. Их черные, коричневые и белые сутаны из грубой шерсти словно бросали вызов щедрому солнцу, которое как бы в отместку озаряло целую клумбу розовых черепов.
Затем шло белое духовенство со своими крестами и хоругвями, со священниками в стихарях и квадратных тапочках.
За ними двигались отцы города, которым предшествовали трубачи с поднятыми вверх трубами. Религиозные гимны чередовались с ликующими мелодиями.
За отрядом из трехсот парижских лучников шествовал господин губернатор де Бюрнонвиль в сопровождении своей стражи.
Затем верхом на коне появился купеческий старшина с великолепным эскортом лакеев, одетых в зеленые бархатные ливреи, за ним — городские советники, эшевены, картеньеры и мастера гильдий суконщиков, бакалейщиков, галантерейщиков, меховщиков, виноторговцев в бархатных костюмах самых различных цветов, со своей стражей.
Народ радостно приветствовал представителей торговых корпораций своего города.
Но его энтузиазм охладел, когда мимо пошли командиры ночной стражи, а за ними — надзиратели тюрем, судебные исполнители и два судьи — по гражданским и уголовным делам.
При виде своих постоянных мучителей, угрюмых и злобных, толпа умолкла.
Таким же враждебным молчанием были встречены королевский суд, палата косвенных сборов и счетная палата — символ ненавистных налогов.
Первый президент королевского суда и девять его помощников-президентов были в роскошных широких ярко-красных мантиях, отороченных горностаем, И бархатных черных шапочках с золотым позументом.
Время уже подходило к двум часам дня. В лазурном небе белые облачка, едва успев сформироваться, тут же растворялись в лучах жгучего солнца. Люди изнемогали от жары. Нервы были напряжены до предела. Все, повернув головы, вглядывались вдаль, в сторону предместий.
Кто-то крикнул, что под балдахином на балконе отеля Бове появилась вдовствующая королева. Значит, король и королева приближаются.
Анжелика стояла, обняв за плечи госпожу Скаррон и Атенаис де Тонне-Шарант. Все трое, высунувшись в чердачное окно, старались не упустить ни одной Подробности этого зрелища. Ортанс, молодой Мортемар и его младшая сестра пристроились у другого окна.
Вдали показался кортеж его высокопреосвященства кардинала Мазарини.
Семьдесят два мула в бархатных, расшитых золотом попонах, открывавшие шествие, пажи, приближенные дворяне в пышных одеяниях и сверкающая на солнце карета поистине ювелирной работы, в которой восседал кардинал, наглядно демонстрировали величие его высокопреосвященства.
Он остановился у отеля Бове, где его глубоким поклоном встретила Кривая Като, и поднялся на балкон к вдовствующей королеве и ее золовке, бывшей королеве Англии, вдове казненного Карла I.
Толпа искренне рукоплескала Мазарини. Нет, и сейчас его любили не больше, чем во времена «мазаринад», но он подписал Пиренейский мир, и, кроме того, в глубине души народ был признателен кардиналу за то, что он удержал его от безумия, не дал изгнать своего короля, которого в эти минуты все ждали с таким восторгом и обожанием.
Придворные со своими свитами открывали шествие монарха.
Теперь Анжелика могла назвать многих по имени. Она показала своим новым знакомым маркиза д'Юмьера и маркиза Пегилена де Лозена, которые ехали во главе сотен королевских гвардейцев. Де Лозен держался, как всегда, непринужденно и посылал воздушные поцелуи дамам. Толпа отвечала ему умиленным смехом.
Как их сейчас любили, этих молодых сеньоров, таких храбрых и таких блестящих! И опять же все словно забыли об их мотовстве, об их чванстве, об их кутежах и бесстыдных дебошах в тавернах. В ту минуту все помнили только об их военных подвигах и любовных похождениях.
В толпе громко называли их имена: вот этот, одетый в золотую парчу, самый приятный с виду, — Сент-Эньян, тот, с лицом южанина, что одиноко едет на своем горячем коне, при каждом движении которого переливаются драгоценные камни на его костюме, — де Гиш, а вон этот, с развевающимся трехъярусным плюмажем, напоминающим машущих крыльями каких-то сказочных розовых и белых птиц, — Бриенн.
Анжелика немного отодвинулась от окна и крепко сжала губы, когда увидела тонкое, наглое лицо маркиза де Варда под светлым париком, ехавшего во главе швейцарских королевских гвардейцев, неуклюжих в своих накрахмаленных брыжах.
Вдруг, нарушив мирный ритм шествия, пронзительно затрубили трубы.
Приближался король, сопровождаемый восторженными криками толпы.
Вот он, король!.. Он прекрасен, как небесное светило!
Как он величествен, король Франции! Наконец-то настоящий король! Не какое-нибудь ничтожество, как Карл I или Генрих III, не такой простоватый, как Генрих IV, и не такой суровый, как Людовик XIII.
Король медленно ехал на караковом коне, а в нескольких шагах за ним следовал эскорт — его старший камергер, первый дворянин его величества, старший конюший и капитан его личной гвардии.
Король не захотел воспользоваться вышитым балдахином, который преподнес ему город, он желал, чтобы народ видел его.
Людовик XIV проехал мимо трех женщин — Атенаис де Тонне-Шарант де Мортемар, Анжелики де Пейрак и Франсуазы Скаррон, урожденной д'Обинье, которых судьба случайно свела вместе, совершенно не подозревая, какую роль они сыграют в его жизни.
Анжелика почувствовала, как под ее рукой затрепетало золотистое плечо Франсуазы.
— О, как он прекрасен! — прошептала молодая вдова. Глядя вслед этому божеству, удалявшемуся под бурю восторгов, не вспомнила ли несчастная вдова Скаррон о своем язвительном калеке, для которого она восемь лет была и служанкой, и забавой?
Атенаис, в упоении широко раскрыв свои голубые глаза, прошептала:
— Слов нет, он красив в своем серебряном костюме, но думаю, что без него, и даже совсем без рубашки, он тоже недурен. Королеве повезло, что у нее в постели такой мужчина.
Анжелика молчала.
«Вот человек, который держит в своих руках нашу судьбу, — думала она. — Боже, помоги нам, он слишком велик, он слишком недосягаем!»
Раздавшийся в толпе крик заставил ее отвести взгляд от короля.
— Принц! Да здравствует принц!
Народ подхватил это приветствие.
Анжелика содрогнулась.
Худой, тощий, откинув назад голову с горящими глазами и орлиным носом, принц Конде возвращался в Париж. Он ехал из Фландрии, куда привела его долгая борьба против короля. Его лицо не выражало ни угрызений совести, ни раскаяния, да, впрочем, народ Парижа и не ждал от него этого. Все забыли про его измену и сейчас приветствовали победителя в битвах при Рокруа и Лансе.
Рядом с ним в облаке кружев ехал Филипп Орлеанский, как никогда похожий на переодетую девушку.
Наконец показалась молодая королева. Она ехала в колеснице наподобие римской, сделанной из позолоченного серебра, в которую была впряжена шестерка лошадей в попонах, расшитых золотыми лилиями и драгоценными камнями.
***
Кривая Като, казалось, кого-то поджидала, стоя внизу у лестницы. Когда скромная группка пуатьевенцев, в том числе и Анжелика, показалась на площадке, она крикнула им своим хриплым голосом:
— Ну как? Всласть нагляделись? Раскрасневшиеся от возбуждения, они радостно поблагодарили ее.
— Ладно. Идите-ка, поешьте пирожных. Она сложила свой огромный веер и легонько ударила им Анжелику по плечу.
— А вы, красавица, пойдемте на минутку со мной. В полном недоумении Анжелика пошла вслед за госпожой де Бове через залы, где толпились гости. Наконец они очутились в маленьком пустом будуаре.
— Уф! — вздохнула старая дама, обмахиваясь веером. — Не так-то легко в этом доме уединиться.
Она внимательно изучала Анжелику. Полузакрытое веко, под которым зияла пустая глазная впадина, придавало ее лицу вульгарность, и это впечатление еще усиливали грубо наложенные румяна, особо резко выделявшиеся на морщинах, и улыбка ее беззубого рта.
— Думаю, что мы сговоримся, — сказал она, кончив разглядывать Анжелику. — Ну, красавица, что вы скажете о большом замке под Парижем, с дворецким, выездными лакеями, слугами, служанками, шестью каретами, конюшней и в придачу с сотней тысяч ливров ренты?
— И все это предлагают мне? — рассмеявшись, спросила Анжелика.
— Вам.
— Кто же?
— Человек, который хочет вам добра.
— Об этом я догадываюсь. Но точнее?
Госпожа де Бове склонилась к ней с видом сообщницы.
— Богатый сеньор, который умирает от любви к вашим прекрасным глазам.
— Выслушайте меня, сударыня, — начала Анжелика, стараясь говорить серьезно, чтобы не обидеть почтенную даму, — я очень благодарна этому сеньору, кто бы он ни был, но боюсь, не хочет ли он злоупотребить моей наивностью, делая мне такое роскошное предложение. Он слишком плохо знает меня, если думает, что, пообещав мне все это великолепие, он заставит меня принадлежать ему.
— Разве вы так хорошо устроились в Париже, чтобы пренебречь этим предложением? Я слышала, что на ваше имущество наложен арест и вы продаете свои кареты.
Единственный глаз старой мегеры впился в лицо Анжелики.
— Я вижу, вы хорошо осведомлены, сударыня, но продавать себя я пока еще не намерена, — ответила Анжелика.
— Да кто же от вас этого требует, дурочка? — просвистела старуха сквозь обломки своих зубов.
— Я поняла, что…
— Ба! Вы можете завести себе любовника, а можете и не заводить. Можете жить монахиней, если вам это нравится. Вас просят только об одном — принять это предложение.
— Но… в обмен на что? — изумленно спросила Анжелика.
Старуха придвинулась к ней еще ближе и фамильярно взяла ее за руки.
— Так вот, милочка, все очень просто, — сказала она рассудительным тоном доброй бабушки. — Вы поселяетесь в этом чудесном замке. Бываете при дворе. Ездите в Сен-Жермен и Фонтенбло. Ведь вас развлечет, не правда ли, если вы будете присутствовать на придворных празднествах, за вами станут ухаживать, баловать вас, осыпать комплиментами. Ну и, конечно, если уж вам так хочется, вы сохраните фамилию де Пейрак… А может, вы предпочтете переменить ее. Например, стать госпожой де Сансе?.. Это звучит очень красиво… Вы идете, и кто-то шепчет вслед:
«А вот и красавица де Сансе». О, разве это не прелестно?
— Не думаете ли вы, что я настолько глупа, что поверю, будто какой-то благодетель станет осыпать меня деньгами, ничего не требуя взамен, — не выдержала Анжелика.
— Э-э! И тем не менее это почти так. Все, что требуется от вас, — это думать о нарядах, о драгоценностях, о развлечениях. Но ведь для красивой женщины это не так уж трудно. Вы меня понимаете? — настойчиво повторила старуха, слегка тряся Анжелику за плечи. — Вы меня понимаете?
Анжелика смотрела в лицо этой злой колдуньи, на ее волосатый подбородок, покрытый густым слоем белой пудры.
— Вы меня понимаете? Ни о чем не заботиться! Забыть все!..
«От меня хотят, чтобы я забыла Жоффрея, — думала Анжелика, — забыла, что я его жена, отказалась бороться за него, вычеркнула его из своей жизни, предала забвению. Хотят, чтобы я молчала, забыла…»
И снова в ее памяти всплыл ларец с ядом. Теперь она уже не сомневалась: причина всей трагедии кроется в этом ларце. Кто может быть заинтересован в том, чтобы она молчала? Самые высокопоставленные люди королевства — мессир Фуке, принц Конде, одним словом, все эти знатные вельможи, свидетельство измены которых — аккуратно сложенные письма — многие годы хранилось в сандаловом ларце.
Анжелика весьма холодно покачала головой:
— Я очень сожалею, сударыня, но, видимо, я слишком бестолкова и не поняла ни слова из того, что вы мне сказали.
— Ну что ж, подумайте, моя милочка, подумайте и потом дадите ответ. Только чтобы не было слишком поздно. В ближайшие дни, договорились? Смотрите, смотрите, красавица моя, может, это все-таки лучше, чем…
И, нагнувшись к самому уху Анжелики, она прошептала:
— …чем потерять жизнь?
Глава 33
— Как, по-вашему, господин Дегре, с какой целью неизвестный вельможа предлагает мне замок и сто тысяч ливров ренты?
— Черт подери! — воскликнул адвокат. — Я думаю, что цель у него та же, что была бы и у меня, предложи я вам сто тысяч ливров ренты.
Анжелика, не поняв, посмотрела на Дегре и вдруг чуть покраснела под его дерзким взглядом. До сих пор она видела в нем только адвоката. Сейчас с некоторым смущением она подумала, что перед ней сидит полный сил молодой мужчина. Красавцем его не назовешь, у него слишком длинный нос, неровные зубы, но лицо очень выразительно, и он хорошо сложен. Мэтр Фалло утверждал, будто, кроме таланта и эрудиции, у Дегре нет ничего, что помогло бы ему стать уважаемым магистратом. Он почти не встречался со своими коллегами и, как в студенческие годы, продолжал шататься по кабакам. Именно поэтому ему и поручали некоторые дела, расследование которых требовало посещения таких злачных мест, куда благонравные господа из квартала Сен-Ландри не осмеливались сунуть носа из страха погубить там свою душу.
— Нет, — сказала Анжелика. — Это совсем не то, что вы думаете. Я поставлю вопрос иначе: почему меня дважды пытались убить, то есть заставить меня молчать еще более верным способом?
Лицо адвоката сразу помрачнело.
— О, именно этого я и боялся, — проговорил он. До сих пор он в непринужденной позе сидел на краю стола в маленьком кабинете прокурора Фалло. Теперь он с серьезным видом сел напротив Анжелики.
— Сударыня, — продолжал он, — возможно, я не внушаю вам большого доверия как адвокат. Однако в данном случае мне кажется, что ваш уважаемый зять не ошибся, адресовав вас ко мне, так как для ведения дела вашего мужа требуется скорее частный сыщик, каковым волею судеб я и являюсь, чем дотошный знаток буквы и духа закона. Но скажу вам прямо, я не сумею распутать этот клубок, если вы не расскажете мне все, что вам известно, чтобы я шел по правильному пути. Короче, я жажду задать вам один вопрос…
Он встал, подошел к двери проверить, нет ли кого за ней, приподнял занавеску, которая закрывала полки с папками, и, вернувшись к Анжелике, спросил вполголоса:
— Что знаете вы и ваш муж такого, чего может бояться один из самых могущественных людей Франции? Я имею в виду мессира Фуке.
У Анжелики даже губы побелели. Она в растерянности смотрела на адвоката.
— Ясно, я вижу, что-то есть, — продолжал Дегре. — Сейчас я жду вестей от своего шпиона, подосланного к Мазарини. А другой мой шпион навел меня на след одного слуги, некоего Клемана Тоннеля, который в свое время был на побегушках у Конде…
— И дворецким у нас, в Тулузе…
— Вот именно. Этот человек также тесно связан с мессиром Фуке. Собственно говоря, он служит только Фуке, время от времени вытягивая кругленькую сумму у принца Конде, своего бывшего господина, прибегая для этого, скорее всего, к шантажу. А теперь еще один вопрос: через кого получили вы это предложение
— обеспечить вам роскошную жизнь?
— Через госпожу де Бове.
— А-а, Кривая Като!.. Ну, тогда все ясно. Это — Фуке! Он щедро платит старой мегере, чтобы знать обо всех тайнах двора. Раньше она была на жалованьи у кардинала Мазарини, но тот оказался менее щедрым, чем суперинтендант. Я должен добавить, что узнал еще об одном высокопоставленном лице, которое поклялось погубить вашего мужа и вас.
— Кто это?
— Брат короля. Анжелика вскрикнула.
— Вы сошли с ума!
Адвокат скорчил недовольную мину.
— Вы думаете, я просто прикарманил ваши полторы тысячи ливров? Я произвожу впечатление человека несерьезного, сударыня, но если сведения, которые я добываю, обходятся дорого, так это потому, что они достоверны. Ловушку в Лувре для вас подстроил брат короля, это он подослал людей, приказав им убить вас. Я узнал это из уст самого мерзавца, который прикончил вашу служанку Марго, и, чтобы вытянуть из него это признание, мне пришлось оплатить не меньше десяти пинт вина в «Красном петухе».
Анжелика провела ладонью по лбу. Срывающимся голосом она поведала Дегре весьма любопытную историю, происшедшую в замке Плесси-Бельер, свидетельницей которой она была несколько лет назад.
— Знаете ли вы что-нибудь о дальнейшей судьбе вашего родственника маркиза дю Плесси?
— Ничего. Но возможно, он в Париже или в армии.
— Фронда — дело прошлое, — задумчиво проговорил адвокат, — но достаточно малейшего ветерка, чтобы тлеющий огонек вновь вспыхнул ярким пламенем. По-видимому, есть много людей, которые боятся, как бы не всплыли столь веские доказательства их измены.
Он решительным жестом смел со стола гусиные перья и бумаги, которыми стол был завален.
— Итак, подведем итог: Анжелику де Сансе, то есть вас, подозревают в том, что она владеет опасной тайной. Принц Конде, а может быть, и Фуке поручают лакею Клеману Тоннелю шпионить за вами. И он шпионит, шпионит долгие годы. Наконец он убеждается, что подозрения обоснованны: ларец взяли вы, и только вы и ваш муж знаете, где он спрятан. Тогда ваш лакей отправляется к Фуке и продает свои сведения, оценив их буквально на вес золота. С этого момента ваша участь предрешена — вы должны умереть. Все, кто живет на подачки суперинтенданта, все, кто боится потерять свою пенсию, благосклонность двора, втайне сплачиваются против тулузского сеньора, который в любой день может предстать перед королем и заявить ему: «Вот что мне известно!» Живи мы в Италии, в ход пошли бы кинжал и яд. Но ваши враги знают, что граф де Пейрак невосприимчив к ядам, да и вообще во Франции любят всему придавать законную форму. И тут-то нелепые козни архиепископа де Фонтенака против вашего мужа оказываются как нельзя более кстати. Опасного свидетеля арестовывают по обвинению в колдовстве. Короля вводят в заблуждение. Разжигают его зависть к непомерному богатству этого сеньора. И вот результат, ворота Бастилии захлопываются за графом де Пейраком. Все могут вздохнуть спокойно.
— Нет! — со злостью воскликнула Анжелика. — Я не дам им спокойно вздохнуть! Я сделаю все возможное и невозможное, но добьюсь справедливости. Я сама пойду к королю и скажу ему, почему у нас столько врагов.
— Тс-с! — живо оборвал ее Дегре — Не горячитесь. У вас в руках порох, и берегитесь, как бы прежде всего не взлетели на воздух вы сами. Кто может поручиться, что король или даже сам Мазарини не в курсе этого дела?
— Но как же… — возразила Анжелика. — Ведь именно они должны были пасть жертвой заговора изменники хотели убить кардинала и даже самого короля и его младшего брата.
— Я все понимаю, сударыня, все понимаю, — проговорил адвокат, извиняясь.
И продолжал:
— Я согласен, ваши доводы очень логичны, сударыня. Но понимаете ли, интриги знати — это змеиный клубок. И тот, кто пытается его распутать, рискует своей жизнью. Весьма вероятно, что кардинал Мазарини был обо всем информирован через сеть своих шпионов, которую он так ловко умеет раскидывать. Но какое значение имеет теперь для кардинала Мазарини прошлое, если он с триумфом победил! В то время он вел с испанцами переговоры о возвращении принца Конде. Так разве это был подходящий момент для того, чтобы добавить еще одно преступление к черному списку злодеяний, которые стремились предать забвению? Мессир кардинал предпочел сделать вид, что ничего не знает. Хотят арестовать тулузского сеньора? Прекрасно, пусть арестовывают! Великолепная идея! А король охотно делает то, что говорит ему кардинал Мазарини, тем более что богатство вашего мужа омрачило его душу. И получить от него подпись под приказом об аресте графа и заключении его в Бастилию оказалось пустячным делом…
— Ну, а брат короля?
— Брат короля? А его уж и подавно не волнует, что, когда он был ребенком, мессир Фуке хотел его убить. Он живет сегодняшним днем, а сегодня именно мессир Фуке содержит его. Он осыпает его золотом, подыскивает ему фаворитов. Брата короля никогда слишком не баловали ни его мать, ни старший брат. И теперь он безумно боится, как бы не скомпрометировали его покровителя. В общем, все шло бы как по маслу, если бы вы не нарушили их планы. Они рассчитывали, что, лишившись поддержки мужа, вы исчезнете… без шума… затаитесь где-нибудь. А где — им все равно. Никто не знает, куда деваются жены, мужья которых впали в немилость. У них хватает такта исчезнуть, испариться. Может, они уходят в монастырь. Может, меняют имя. Вы одна не подчинились общему правилу. Вы добиваетесь правосудия!.. Но это же неслыханная дерзость, не так ли? И вот вас дважды пытаются убить. Затем, не видя иного выхода, Фуке разыгрывает из себя демона-искусителя…
Анжелика глубоко вздохнула.
— Как тяжело… — прошептала она. — Куда ни глянешь — всюду одни враги, всюду ненавидящие, завистливые, подозрительные взгляды, всюду угроза.
— Послушайте, может быть, еще не все потеряно, — сказал Дегре. — Фуке предлагает вам почетный выход из положения. Правда, состояния мужа вам не возвратят, но все же вас обеспечат. Чего же вам еще нужно?
— Мне нужен мой муж! — вскакивая, с яростью крикнула Анжелика.
Адвокат с усмешкой посмотрел на нее.
— Вы и впрямь удивительное создание.
— А вы… вы — трус! В душе вы тоже умираете от страха, как и все остальные.
— Да, это верно, для всех этих высокопоставленных особ жизнь несчастного клерка не стоит ни гроша.
— Ну что ж, берегите свою жалкую жизнь, она и впрямь недорого стоит! Берегите ее, чтобы охранять бакалейщиков от воров-приказчиков, чтобы разбирать дрязги алчных наследников. Я не нуждаюсь в вас.
Адвокат молча встал и принялся медленно разворачивать какой-то листок бумаги.
— Вот отчет о моих расходах. Можете убедиться, что я ничего не присвоил.
— Мне безразлично, честный вы или вор.
— Еще один совет.
— Мне больше не нужны ваши советы. Я обращусь за ними к моему зятю.
— Ваш зять предпочитает не вмешиваться в это дело. Он вас приютил и рекомендовал мне, рассчитав, что, если все обернется хорошо, он припишет заслугу себе. Если же нет, он умоет руки, оправдываясь тем, что находится на службе у короля. Вот почему я еще раз советую вам: попытайтесь увидеться с королем.
Низко поклонившись Анжелике, Дегре надел свою выгоревшую шляпу и направился к выходу, но тут же вернулся.
— Если я вам понадоблюсь, вы можете послать за мной в «Три молотка», я бываю там каждый день.
***
Когда адвокат ушел, Анжелике вдруг захотелось заплакать. Теперь она осталась совсем одна. Она чувствовала, что над ней нависает тяжелое грозовое небо, сгущаются набежавшие со всех сторон тучи: уязвленное тщеславие его преосвященства де Фонтенака, страх Фуке и Конде, равнодушие кардинала и — уже совсем рядом — настороженное выжидание зятя и сестры, готовых, едва почуют опасность, выгнать ее из своего дома.
В прихожей ей встретилась Ортанс в белом переднике, повязанном на тощих боках. В доме пахло клубникой и апельсинами. Ведь в сентябре хорошие хозяйки варят варенье. Дело это деликатное и сложное; среди тазов из красной меди и гор колотого сахара металась заплаканная Барба. Три дня все в доме шло кувырком.
Ортанс несла драгоценную голову сахара, когда прямо на нее из кухни выскочил Флоримон, яростно потрясая своей серебряной погремушкой с тремя колокольчиками и двумя хрусталиками.
Этого было достаточно, чтобы разразилась буря.
— Мы не только стеснены, не только скомпрометированы, — завизжала Ортанс,
— но я уже и шагу ступить не могу в собственном доме, чтобы меня не сбили с ног и не оглушили. У меня чудовищная мигрень. И в то время, как я буквально падаю, изнемогаю от домашних забот, госпожа принимает своего адвоката или бегает по городу под предлогом, будто хочет освободить своего ужасного мужа, потерю богатства которого она никак не может пережить.
— Не кричи так громко, — сказала Анжелика. — Я с удовольствием помогу тебе варить варенье. Я знаю великолепные южные рецепты.
Ортанс, не выпуская из рук сахарной головы, гордо выпрямилась, словно трагическая актриса на сцене.
— Никогда! — гневно воскликнула она. — Никогда я не разрешу тебе прикоснуться к еде, которую готовлю своему супругу и своим детям! Я всегда помню, что твой муж — приспешник дьявола, колдун, что он изготовляет яды. И вполне возможно, что и ты с ним заодно. С тех пор как ты здесь, Гастон стал неузнаваем.
— Твой муж? Да я даже не смотрю на него.
— Зато он на тебя смотрит… и гораздо больше, чем следует. Ты сама должна понять, что слишком загостилась у нас. Ведь вначале ты говорила только об одной ночи…
— Поверь мне, я делаю все возможное, чтобы выяснить положение.
— Все твои хлопоты кончатся тем, что ты привлечешь к себе внимание и тебя тоже арестуют.
— Право, не знаю, может, в тюрьме мне будет даже лучше. По крайней мере меня обеспечат бесплатным жильем и не будут попрекать.
— Ты просто не представляешь, что говоришь, милочка, — усмехнулась Ортанс. — Нужно вносить десять су в день, а так как в Париже я единственная твоя родственница, то, конечно, их будут требовать с меня.
— Это не так уж разорительно. И меньше той суммы, что я даю тебе, не считая туалетов и драгоценностей, которые я тебе подарила.
— Но когда у тебя родится еще один ребенок, мне придется вносить тридцать су в день…
Анжелика устало вздохнула.
— Пойдем, Флоримон, — сказала она мальчику. — Ты же видишь, что утомляешь тетю Ортанс. Пары от варенья ударили ей в голову, и она сама не ведает, что несет.
Мальчик засеменил к матери, звеня своей блестящей погремушкой. Это привело Ортанс в полную ярость.
— Вот, полюбуйтесь! — кричала она. — У моих детей никогда не было таких погремушек. Жалуешься, что нет денег, а сама покупаешь сыну такую дорогую игрушку.
— Ему очень хотелось. Да она и не такая уж дорогая. У сына сапожника, что сидит на углу, точно такая же.
— Всем давно известно, что простолюдины не умеют беречь деньги. Они балуют своих детей, но не дают им никакого образования. Прежде чем покупать бесполезные вещи, вспомнила бы, что ты нищая, а у меня нет ни малейшего желания содержать тебя.
— А я и не прошу тебя об этом, — ответила Анжелика, задетая словами сестры. — Как только вернется д'Андижос, я перееду в гостиницу.
Ортанс пожала плечами и с презрительной жалостью рассмеялась.
— Да ты, оказывается, еще глупее, чем я думала. Ты не знаешь ни законов, ни как они применяются. Твой маркиз д'Андижос ничего тебе не привезет.
Мрачное предсказание Ортанс полностью оправдалось. Когда маркиз д'Андижос в сопровождении верного Куасси-Ба явился к Анжелике, он сообщил, что на все имущество графа де Пейрака в Тулузе наложен арест. Он смог раздобыть лишь тысячу ливров, которые ссудили два богатых арендатора де Пейрака, взяв с д'Андижоса клятву сохранить это в тайне.
Большая часть украшений Анжелики, золотая и серебряная посуда, а также почти все ценное, что находилось в Отеле Веселой Науки, включая слитки золота и серебра, были конфискованы и переданы в казну тулузского наместника, а частью увезены в Монпелье.
Д'Андижос выглядел растерянным. От его обычной болтливости и веселого настроения не осталось и следа; боязливо озираясь, он рассказал также, что арест графа де Пейрака вызвал в Тулузе волнения. Прошел слух, будто в этом виноват архиепископ, и толпа, собравшаяся у его дворца, чуть не подняла настоящий бунт. К д'Андижосу явилась делегация капитулов просить его — ни больше ни меньше — возглавить восстание против королевской власти. Маркизу с большим трудом удалось вырваться из Тулузы и уехать в Париж.
— И что же вы теперь собираетесь делать? — спросила Анжелика.
— Некоторое время побуду в Париже. Мои средства — увы! — как и ваши, весьма ограничены. Я продал одну старую ферму и голубятню. Может, мне удастся купить какую-нибудь должность при дворе…
Южный акцент, который раньше придавал его речи такую жизнерадостную окраску, сейчас звучал жалобно, даже скорбно.
— Ох, эти южане! Громогласные клятвы, громогласное веселье! А случись несчастье — и фейерверк гаснет», — подумала Анжелика, а вслух сказала:
— Я не хочу вас компрометировать. Спасибо вам, мессир д'Андижос, за все ваши услуги. Желаю вам удачи при дворе.
Он молча поцеловал ей руку и с довольно жалким видом выскользнул за порог.
Анжелика стояла в прихожей прокурорского дома и смотрела на крашеную деревянную дверь. Сколько слуг графа де Пейрака вышли через эту дверь, покидая свою впавшую в немилость госпожу, вышли, потупив взор, но с чувством радостного облегчения!
Куасси-Ба сидел на корточках у ее ног. Она погладила его большую курчавую голову, и великан по-детски улыбнулся ей.
Что ж, тысяча ливров — все же деньги. Ночью Анжелика твердо решила уехать из дома сестры, в такой обстановке жить больше невыносимо. Она заберет с собой няню Флоримона и Куасси-Ба. Наверняка в Париже можно найти скромное пристанище. У нее еще оставалось немного драгоценностей и платье из золотой парчи. Интересно, сколько за все это можно выручить?