Авария на Нью-Йоркской шахте 25 страница

-- Давай, еще что-нибудь приготовлю? -- предложил я.

-- А тебе не лень?

-- Да нет... Чего там, раз -- и готово. Я, конечно, не лучший повар на свете -- но уж закуску-то к пиву всегда приготовить смогу.

-- А можно посмотреть?

-- Конечно, -- разрешил я.

Я смешал зеленый лук и телятину, жаренную с солеными сливами, добавил сушеного тунца, смеси из морской капусты с креветками в уксусе, приправил хреном васаби с тертой редькой вперемешку, все это нашинковал, залил подсолнечным маслом и потушил с картошкой, добавив чеснока и мелко резанного салями. Соорудил салат из подсоленных огурцов. Со вчерашнего ужина оставались тушеные водоросли и соленые бобы. Их я тоже отправил в салат, и для пущей пряности не пожалел имбиря.

-- Здорово... -- вздохнул Готанда. -- Да у тебя талант!

-- Ерунда. Проще простого. Я же ничего тут сам не готовил. Руку набил -- и стряпаешь такое за пять минут. Вся премудрость -- сколько чего смешивать.

-- Гениально! У меня никогда не получится, -- не унимался Готанда.

-- Ну, а у меня никогда не получится изображать дантиста. У каждого свой способ жизни.Different strokes for different folks...

-- И то правда, -- согласился он. -- Слушай, а ничего, если я сегодня уже не пойду на улицу, а заночую прямо у тебя? Ты как, не против?

-- Да ради бога, -- сказал я.

И мы стали пить темное пиво, закусывая моей стряпней. Закончилось пиво -- перешли на «Катти Сарк». И поставили «Слай энд зэ Фэмили Стоун». Потом -- «Дорз», «Роллинг Стоунз» и «Пинк Флойд». Потом -- «Surf's Up» из «Бич Бойз». Это была ночь шестидесятых. Мы слушали «Лавин Спунфул» и «Три Дог Найт». Загляни к нам на огонек инопланетяне -- наверняка подумали бы: «Так вот где искривляется Время!»

Но инопланетяне не заглянули. Зато после десяти за окном зашелестел мелкий дождик -- очень легкий, мирный, от которого наконец-то осознаешь, что вообще живешь на свете, под звуки бегущей с крыши воды. Дождь, безобидный и тихий, как покойник.

Ближе к ночи я выключил музыку. Все-таки стены у меня -- не то что у Готанды. На рок-н-ролл после одиннадцати соседи жаловаться начнут. Музыка смолкла -- и под шелест дождя мы заговорили о мертвых.

-- Расследование убийства Мэй, похоже, с тех пор никуда не продвинулось, -- сообщил я.

-- Знаю, -- кивнул он. Видно, тоже проверял газеты с журналами в поисках любых упоминаний о ее гибели.

Я откупорил вторую «Катти Сарк», налил обоим и поднял стакан за Мэй.

-- Полиция вышла на организацию, которая поставляет девчонок по вызову, -- сказал я. -- Наверное, что-то пронюхали. Не исключено, что до тебя попробуют дотянуться с той стороны.

-- Возможно. -- Готанда чуть нахмурился. -- Но, думаю, все обойдется. Я ведь тоже между делом порасспрашивал людей у себя в конторе. Дескать, а что, эта Организация и правда сохраняет полную конфиденциальность? И представь себе -- похоже, они с политиками связаны. Сразу несколько крупных чиновников получают куски от их пирога. То есть, если даже полиция их накроет, -- до клиентов ей добраться не дадут. Руки коротки. Да и у моей конторы в политике тоже влияние есть. Многие звезды дружат с дядями в высоких кабинетах. Даже на якудзу выход имеется, если понадобится. Так что от таких нападок защита всегда найдется. Я ведь для своей фирмы -- золотая рыбка. Разразись вокруг меня скандал -- упадет в цене мой экранный имидж, и пострадает, в первую очередь, сама контора. Они же на мне столько денег делают -- закачаешься! Конечно, если б ты выдал мое имя полиции -- меня бы взяли за жабры всерьез. Ведь ты -- единственное звено, которое связывает меня с убийством напрямую. Тогда никакая защита сработать бы не успела. Но теперь беспокоиться не о чем -- проблема лишь в том, какая политическая система сильнее.

-- Ну и дерьмо этот мир, -- сказал я.

-- Ты прав... -- согласился он. -- Дерьмовее не придумаешь.

-- Два голоса за «дерьмо».

-- Что? -- не понял Готанда.

-- Два голоса за «дерьмо». Предложение принято.

Он кивнул. И затем улыбнулся:

-- Вот-вот! Два голоса за «дерьмо». До какой-то девчонки задушенной никому и дела нет. Все спасают лишь собственные задницы. Включая меня самого...

Я сходил на кухню и вернулся с ведерком льда, галетами и сыром.

-- У меня к тебе просьба, -- сказал я. -- Не мог бы ты позвонить в эту самую Организацию и задать им пару вопросов?

Он подергал себя за мочку уха.

-- А что ты хочешь узнать? Если насчет убийства -- бесполезно. Никто ничего не скажет.

-- Да нет, с убийством -- никакой связи. Хочу кое-что узнать об одной шлюшке из Гонолулу. Просто я слышал, что через некую организацию можно заказать себе девочку даже за границей.

-- От кого слышал?

-- Да так… От одного человека без имени. Подозреваю, что организация, о которой рассказывал он, и твой ночной клуб -- одна контора. Потому что без высокого положения, денег и сверхдоверия туда тоже никому не попасть. Таким, как я, например, лучше вообще не соваться.

Готанда улыбнулся.

-- Да, я от наших тоже слышал, что можно купить девочку за границей. Сам, правда, никогда не пробовал. Наверное, та же организация... И что ты хочешь спросить про шлюшку из Гонолулу?

-- Работает ли у них в Гонолулу южноазиатская девочка по имени Джун.

Готанда немного подумал, но больше ничего не спросил. Только достал из кармана блокнот и записал имя.

-- Джун... Фамилия?

-- Перестань. Обычная девчонка по вызову, -- сказал я. -- Просто Джун -- и всё. Как «июнь» по-английски.

-- Ну, ясно. Завтра позвоню, -- пообещал он.

-- Очень меня обяжешь, -- сказал я.

-- Брось. По сравнению с тем, что для меня сделал ты, -- такой пустяк, что и говорить не стоит, -- сказал он задумчиво и, оттянув пальцами кожу на висках, сузил глаза. -- Кстати, как твои Гавайи? Один ездил?

-- Кто же на Гавайи один ездит? С девочкой, понятное дело. С просто пугающе красивой девочкой. Которой всего тринадцать.

-- Ты что, спал с тринадцатилетней?

-- Иди к черту! Ребенку и лифчик-то не на что пока надевать...

-- Тогда чем же ты на Гавайях с ней занимался?

-- Обучал светским манерам. Рассказывал, что такое секс. Ругал Боя Джорджа. Ходил на «Инопланетянина». В общем, скучать не пришлось...

С полминуты Готанда изучал меня взглядом. И только потом засмеялся, разомкнув губы на какую-то пару миллиметров.

-- А ты странный, -- сказал он. -- Все, что ты делаешь, -- какое-то странное, ей-богу. Почему так?

-- И действительно -- почему? -- переспросил я. -- Я ведь не специально так делаю. Сама ситуация направляет меня в какое-то странное русло. Как и тогда, с Мэй. Вроде никто ни в чем не виноват. А вон как все повернулось...

-- Хм-м! -- протянул он. -- Ну, хоть понравилось, на Гавайях-то?

-- Еще бы!

-- Загорел ты отлично.

-- А то...

Готанда отхлебнул виски и захрустел галетами.

-- А я тут, пока тебя не было, с женой встречался несколько раз, -- сказал он. -- Так здорово. Наверное, странно звучит, но... спать с бывшей женой -- отдельное удовольствие.

-- Понимаю, -- кивнул я.

-- А ты бы не хотел со своей бывшей повидаться?

-- Бесполезно. Она скоро замуж выходит. Я разве не говорил?

Он покачал головой.

-- Нет. Ну, что ж... Жаль, конечно.

-- Да нет! Лучше уж так. Мне -- не жаль, -- сказал я. И сам с собой согласился: а ведь правда, так будет лучше всего. -- Ну, и что у вас двоих будет дальше?

Он опять покачал головой.

-- Безнадега... Полная безнадега. Другого слова не подберу. С какой стороны ни смотри -- просто нет будущего. Так, как сейчас, -- вроде все отлично. Украдкой встречаемся, едем в какой-нибудь мотель, где даже на лица никто никогда не смотрит... Мы так здорово успокаиваемся, когда вместе. И в постели она -- просто чудо, я тебе, кажется, уже говорил. Ничего объяснять не приходится, чувствуем друг друга без слов. Настоящее понимание. Гораздо глубже, чем когда женаты были. Ну, то есть -- я люблю ее, если уж говорить прямо. Но до бесконечности все это, конечно, продолжаться не может. Тайные свидания в мотелях изматывают. Репортеры, того и гляди, разнюхают -- не сегодня, так завтра. Камерой щелк -- и готово: скандал на весь свет. Случись такое -- нам все кости перемоют. А может, и костей не оставят. Мы с ней на очень шаткий мостик ступили -- вот в чем вся ерунда. Идти по нему тяжело, устаешь страшно. Чем так мучиться, вылезли бы из подполья на свет -- да и жили бы вдвоем, как нормальные люди. Просто мечта! Еду готовить вместе, гулять где-нибудь каждый вечер. Даже ребенка родить... Только с ней это даже обсуждать бесполезно. Мне с ее семейством не помириться никогда. Слишком они мне в жизни нагадили, и слишком прямо я высказал им все, что о них думаю. Обратно дороги нет. Если б я мог решать это с ней один на один, отдельно от семейства -- как бы все было просто! Но как раз на это она не способна. Эта чертова шайка использует ее холодно и расчетливо, как инструмент. Она и сама это понимает. А порвать с ними -- не в состоянии. Они с предками -- все равно что сиамские близнецы. Слишком сильная зависимость. Не разойтись никак. И выхода нет.

Готанда поболтал стаканом, перекатывая льдинки на донышке.

-- Чертовщина какая-то, а? -- усмехнулся он. -- Могу позволить себе, в принципе, что угодно. Только не то, чего на самом деле хочу!

-- Похоже на то, -- согласился я. -- Даже не знаю, что посоветовать. В моей жизни было слишком мало того, что я мог бы себе позволить.

-- Да брось ты, ей-богу! -- не согласился он. -- Хочешь сказать, что тебе не очень-то и хотелось? Ну, вот, «мазерати» или апартаменты на Адзабу -- неужели не хочешь?

-- Не настолько сильно, -- поправил я. -- Сейчас у меня в этом нет никакой потребности. Сегодня подержанная «субару» и эта каморка удовлетворяют меня на все сто. Ну, может, «удовлетворяют» -- слишком сильное слово... Но у меня с ними душевная совместимость. Я в них расслабляюсь. Никакого напряжения. Хотя, конечно, если со временем другое потребуется -- может, чего-нибудь и захочу.

-- Да нет же! «Потребность» -- это не то. Наши потребности не рождаются сами по себе. Их нам изготавливают и подносят на блюдечке. Вот, например, мне всегда было до лампочки, где и в какой квартире жить. Небоскребы на Итабаси, спальные районы в Камэдо или элитные кварталы в Тюо-ку -- все равно. Крыша над головой да покой в доме -- больше ничего не нужно. Вот только моя контора так не считает. Говорят, если ты звезда -- изволь жить в Минато-ку. И, даже не спрашивая, подбирают мне жилье на Адзабу. Кретины. Ну, что там есть, на этом Адзабу? Дорогие паршивые рестораны, которыми заправляют салоны мод, уродина-телебашня, да толпы всяких дур шарахаются с визгом по улицам до утра. И все!.. И с «мазерати» -- та же история. Я бы сам на «субару» ездил. Отличная машина, как раз по мне. И бегает здорово. И вообще, скажи ты мне -- что делать такому гробу, как «мазерати», на улицах Токио? Это же дерьмо в чистом виде!.. Но контора и тут за меня решила. Не пристало, мол, звезде разъезжать на «субару», «блюбёрде», или «короне». И вот -- пожалуйста, «мазерати». Хоть и не новая, денег стоила будь здоров. До меня на ней разъезжала крутая певица энка⁽³⁹⁾...

Он плеснул виски в стакан с растаявшим льдом, сделал глоток. И просидел с минуту, нахмурившись.

-- Вот в каком мире жить приходится. Обеспечил себе жильё в центре, западную иномарку да «ролекс» -- и ты уже «высший класс». Дерьмо. Никакого же смысла! Вот я о чем говорю. Наши «потребности» -- это то, что нам подсовывают, а вовсе не то, чего мы сами хотим. Подсовывают на блюдечке, понимаешь? То, чего люди в жизни никогда не хотели, им впаривают как иллюзиюжизненной необходимости. Делать это -- проще простого. Зомбируй их своей «массовой информацией», и все дела. Если жилье -- то в центре, если машина -- то «БМВ», если часы -- то «ролекс», и так далее. Повторяй почаще -- одно и то же, разными способами, по триста раз на дню. Очень скоро они и сами в это поверят -- и зачастят за тобой, как мантру: жильё -- в центре, тачка -- «БМВ», часы -- «ролекс»... И каждый будет стремится все это приобрести -- только чтобы почувствовать свою исключительность. Чтобы наконец стать не таким, как все. И не сможет понять одного: само стремление как раз и делает его таким, как все! Но на подобные премудрости у него уже воображения не хватает. Для него эта мантра -- всего лишь информация. Милая сердцу иллюзия. Для всеобщего пользования -- и, конечно же, для всеобщего блага. Как мне все это осточертело! Веришь, нет? Осточертела собственная жизнь. Хотелось бы жить по-другому -- лучше, честнее. Но не получается. Слишком крепко контора за горло взяла. И рядит меня, точно куклу, в те наряды, какие ей хочется. Я задолжал им столько, что и пикнуть не смею. Попробуй заговорить с ними о том, чего сам хочу, -- и слушать никто не станет! Только скажут -- очнись, парень. Живешь в шикарной квартире, ездишь на «мазерати», носишь часы «патек-филипп», спишь с самыми дорогими шлюхами города. Да куча народу обзавидовалась бы такой жизни, чего тебе еще надо?.. Но, понимаешь, ведь это -- совсем не то, чего я в жизни хочу! А то, чего я действительно хочу, мне недоступно, пока я живу такой жизнью...

-- Что, например? Любовь? -- спросил я.

-- Да -- например, любовь. Душевный покой. Крепкая семья. Жизнь простая и искренняя... -- тихо сказал Готанда. И показал мне ладони. -- Вот, смотри. В эти руки, если захочу, я теперь могу получить сколько угодно чужого дерьма. Вот чего я добился. И кичиться мне этим, поверь, совсем неохота.

-- Я знаю. Ты и не выглядишь кичливым, не бойся. Ты абсолютно прав.

-- То есть, я могу позволить себе все, что в голову взбредет. Бездна возможностей. У меня был свой шанс, и способности были. А кем я в итоге стал? Куклой! Захочу -- почти любая из этих девчонок на улице будет в моей постели. Я не преувеличиваю, это действительно так. Но с тем, кого на самом деле хочу, вместе быть не могу...

Готанда, похоже, крепко набрался. Выражение лица совершенно не изменилось, но болтал он явно больше обычного. Впрочем, не скажу, что я не понимал его желания набраться. Перевалило за полночь, и я спросил, готов ли он сидеть дальше.

-- Давай! Завтра мне до обеда на работу не надо. Или, может, тебе вставать рано?

-- За меня не волнуйся. Я по-прежнему не знаю, чем бы заняться, -- сказал я.

-- Уж прости, что навязался на твою голову... Но, кроме тебя, мне совершенно не с кем поговорить. Это правда. Ни с кем не могу об этом. Скажи я кому-нибудь -- мол, на «субару» мне в сто раз лучше, чем на «мазерати», так меня просто за сумасшедшего примут! И заведут мне психоаналитика. Сейчас это модно. Дерьмо высшей пробы. Личный психиатр кинозвезды. Все равно что профессиональный ассенизатор... -- Он прикрыл глаза. -- Что-то опять я сегодня... всё жалуюсь да чушь болтаю, да?

-- Ну, слово «дерьмо» ты уже произнес раз двадцать.

-- Серьезно?

-- Но если хочешь еще -- валяй, выговаривайся.

-- Да нет... хватит, пожалуй. Спасибо тебе. Извини -- плачусь тебе в жилетку все время. Но все, все, все, кто меня окружает -- не люди, а какое-то засохшее дерьмо. Меня от них физически тошнит. Просто блевота к горлу подкатывает, я не шучу...

-- Ну, и блевал бы.

-- Настоящее дерьмо, так и кишит вокруг! -- добавил он, и правда борясь с позывом. -- Сборище вампиров -- отсасывают страстишки большого города и тем живут. Не все, конечно. Порядочные люди редко, но встречаются. Только дерьма все равно в тысячу раз больше. Вурдалаки, у которых все по-человечески только на словах. Упыри, которые пользуются властью, чтобы загрести побольше денег и баб. Высасывают человеческие иллюзии и жиреют, раздуваясь от гордости. И во всем этом я живу каждый день. Ты просто не представляешь, сколько таких ублюдков вокруг! А мне с ними то и дело, хочешь не хочешь, выпивать приходится. И каждую минуту повторять себе: «Только не придуши никого! Не трать энергию на эту дрянь!..»

-- А может, лучше сразу бейсбольной битой по черепу? Душить -- это долго.

-- Верно, -- кивнул он. -- Но, по-возможности, я бы все-таки душил. Мгновенная смерть для них -- слишком большая роскошь.

-- Согласен, -- кивнул я. -- Наши мнения полностью совпадают.

-- На самом деле... -- начал было Готанда, но умолк. Затем глубоко вздохнул и снова поднес ладони к лицу. -- Ну, все. Вроде легче стало...

-- Вот и хорошо, -- сказал я. -- Прямо как в сказке про царя и ослиные уши. Вырыл ямку, покричал в нее -- и сразу полегчало ⁽⁴⁰⁾.

-- И не говори, -- согласился он.

-- Как насчет отядзукэ ⁽⁴¹⁾? -- предложил я.

-- С удовольствием.

Я вскипятил воды и заварил простенькое отядзукэ с морской капустой, солеными сливами и хреном васаби. Каждый съел свою порцию, не говоря ни слова.

-- На мой взгляд, ты похож на человека, который радуется жизни, -- сказал наконец Готанда. -- Это так?

Я оперся о стену и какое-то время молчал, слушая шум дождя.

-- Чему-то в своей жизни -- наверное, радуюсь. Просто радуюсь, не рассуждая. Хотя это вовсе не значит, что я счастлив. Для этого во мне тоже кое-чего не хватает -- как и в тебе. Оттого нормальной жизнью и не живу. Просто передвигаю ноги шаг за шагом, как в танце, и все. Тело помнит, как ноги ставить, поэтому вперед еще двигаюсь. Даже зрители есть, которым интересно, что получается. Но с житейской точки зрения я -- полный ноль. В тридцать четыре года -- ни семьи, ни работы достойной. Так и живу день за днем. В жилищный кооператив не вступил, долгосрочных займов банкам не выплачиваю. В последнее время даже не сплю ни с кем... Как ты думаешь, что со мной будет еще через тридцать лет?

-- Ну, что-нибудь обязательно будет...

-- Точнее сказать, «или -- или», -- поправил я. -- Или что-то будет -- или не будет ничего. Никто не знает. В этом мы все едины.

-- А вот в моей жизни нет ничего, что бы меня радовало.

-- Может, и так. Но у тебя все равно хорошо получается.

Готанда покачал головой.

-- Разве те, у кого хорошо получается, плачутся в жилетку при каждой встрече? Разве они вываливают на тебя свои проблемы?

-- Всякое бывает, -- пожал я плечами. -- Все-таки мы про людей говорим. А не про общие знаменатели.

В половине второго Готанда засобирался домой.

-- Чего ты? Оставался бы уже, -- сказал я. -- Запасной футон ⁽⁴²⁾ найдется, а утром я тебе еще и завтрак гарантирую.

-- Да нет. -- Он покачал головой. -- Спасибо, конечно, за приглашение. Да у меня уж и хмель прошел... Пойду домой.

Он и правда больше не выглядел пьяным.

-- Кстати, хотел тебя попросить. Немного странная просьба, конечно...

-- Давай, какие проблемы?

-- Извини за наглость, но... Ты не одолжишь мне «субару» на несколько дней? А я тебе «мазерати» взамен оставлю. Просто, понимаешь, слишком уж «мазерати» приметный, чтобы с женой втихомолку встречаться. Куда ни приедешь -- всем сразу понятно, что это я...

-- Забирай и катайся сколько влезет, -- сказал я. -- Считай, «субару» в твоем распоряжении. Я ведь сейчас не работаю, машина так сильно не нужна. Бери, конечно, мне все равно. Хотя, если честно, получать взамен такой шикарный автомобиль не хотелось бы. Сам подумай -- стоянка у меня общая, без охраны, ночью шпана что угодно вытворить может. Да и за рулем всякое случается. Помну, поцарапаю такую красоту -- век с тобой не расплачусь... Слишком большая ответственность.

-- Да мне-то что? Все эти расходы -- дело моей конторы. Страхование на что, по-твоему? Против любой царапины сразу страховка сработает. Не бери в голову. Захочется -- можешь на ней хоть с пирса в море сигать. Серьезно! А я тогда взамен другую куплю. Как раз недавно один знакомый писатель-порнушник свой «феррари» предлагал…

-- «Феррари»? -- тупо повторил я.

-- Я понимаю, -- рассмеялся он. -- Но лучше смирись. Тебе, конечно, трудно такое представить -- но в том мире, где вращаюсь я, с хорошим вкусом не выживают. «Человек с хорошим вкусом» -- все равно что «извращенец с дырой в кармане». Возможно, его будут жалеть. Но уважать -- никогда.

В конце концов, он сел-таки в мою «субару» и уехал. Я переставил его «мазерати» к себе на стоянку. Очень чуткий и до ужаса агрессивный автомобиль. Мгновенная реакция, сверхмощный двигатель. Нажал на газ -- и словно улетел на Луну.

-- Ну, милый. Не стоит так напрягаться, -- ласково приговаривал я, похлопывая по приборной доске. -- Полегче, не торопись...

Но он будто не слышал. Как ни крути -- автомобиль тоже видит, кто им управляет. Ну и подарочек, подумал я. «Мазерати»...

Утром я сходил на стоянку -- проверить, как поживает «мазерати». С вечера в голове так и вертелось: не угнали бы среди ночи, не изувечили бы какие-нибудь вандалы. Но машина была в порядке.

Странное чувство -- видеть «мазерати» там, где всегда парковалась «субару». Я сел за руль и попробовал успокоиться -- не получалось. Все равно что, открыв глаза поутру, рядом в постели обнаруживаешь абсолютно незнакомую женщину. Очень красивую. Только это не успокаивает. Это напрягает. Кому как -- но мне нужно время, чтобы к чему-то привыкнуть. Характер такой.

В итоге за весь день я так никуда и не съездил. В обед прогулялся пешком по городу, посмотрел кино, купил несколько книг. Вечером позвонил Готанда. Спасибо за вчера, сказал он. Было бы за что, ответил я.

-- Слушай, насчет Гонолулу, -- продолжал он. -- Позвонил я в Организацию. Действительно, прямо отсюда можно заказать женщину на Гавайях. Ну просто весь мир для клиента! Точно билет в купе-люкс заказываешь: «вам курящую или некурящую?»…

-- И не говори...

-- Ну так вот. Спросил я про твою Джун. Дескать, один мой знакомый через вас заказывал, остался доволен и советует мне тоже попробовать. Южно-азиатская девочка, зовут Джун. Они попросили подождать -- дескать, проверят. Сказали, что вообще-то этого не практикуют, но для меня постараются... Только не подумай, что я хвастаюсь, но обычно об этом даже спрашивать бесполезно. А для меня -- проверили. Точно, была такая. Филиппинка. Но уже три месяца как нет. Больше у них не работает.

-- То есть, как -- «не работает»? -- не понял я. -- Уволилась? Или что-то еще?

-- Эй, перестань. Станут они тебе до таких мелочей проверять! Это же шлюха: сегодня работает, завтра -- поминай как звали. Что им, с собаками искать ее прикажешь? «Не работает» -- и весь разговор. К сожалению.

-- Три месяца?

-- Именно так.

Как я ни пытался осмыслить, что все это значит, -- разумного объяснения в голову не приходило. Сказав спасибо, я повесил трубку. И пошел гулять по городу.

Стало быть, три месяца назад Джун пропала. А две недели назад совершенно реально спала со мной. И даже оставила номер телефона. По которому никто не отзывается. Чудеса, да и только... Итак, шлюх теперь три. Кики, Мэй и Джун. Все трое исчезли. Одна убита, две -- неизвестно где. Словно их в стену замуровали. Исчезновение каждой замыкается на меня. Между ними и мной -- Хираку Макимура с Готандой...

Я зашел в кафе, сел за столик, достал ручку с блокнотом -- и попытался вывести схему взаимосвязей между всеми, кто меня окружает. Схема вышла ужасно запутанной. Прямо как диспозиция боевых сил Европы накануне Первой мировой войны.

Наполовину с интересом, наполовину с усталостью я долго разглядывал эту схему -- но ни одной мысли в голову, хоть убей, не пришло. Три сгинувших шлюхи, актер, служители разных муз, красотка-подросток и гостиничная служащая с душой не на месте... Как ни смотри -- нормальной дружбы в такой компании ожидать трудновато. Точно в детективе Агаты Кристи. «Я понял. Убийца -- сам инспектор», -- произносишь вслух, но никто не смеется. Слишком плоская шутка.

В итоге пришлось признать: больше никаких связей я проследить не могу. Сколько за ниточки ни тяни -- все лишь запутывается еще безнадежнее. Цельной картины не выстраивается, хоть убей. Сперва была только цепочка Кики -- Мэй -- Готанда. Потом добавилась линия Хираку Макимура -- Джун. А теперь, выходит, еще и Кики с Джун как-то связаны. Обе оставили мне один и тот же номер телефона. И все опять перевернулось с ног на голову.

-- Да, дорогой Ватсон! Задачка не из легких, -- сказал я пепельнице на столике. И, понятное дело, в ответ ничего не услышал. Умная пепельница предпочитала не влезать во всю эту кашу. Пепельница, кофейная чашка, сахарница, чек -- все слишком умны и делают вид, что не слышат. Дурак здесь один только я. Вечно вляпаюсь в какую-нибудь передрягу. Вечно побитый жизнью и усталый. В чудный весенний вечер даже на свидание некого пригласить...

Я вернулся домой и попробовал дозвониться до Юмиёси-сан -- но ее уже не было на работе. Сегодня решила уйти пораньше, сказали мне. Пошла, небось, в свой бассейн учиться плаванию. Как всегда, я тут же приревновал ее к бассейну. К обаятельному (точь-в-точь Готанда) инструктору, который берет ее за руку и нежным голосом объясняет, как грести в кроле. И я проклял все бассейны на свете, от Саппоро до Каира, -- из-за нее одной… Боже, как всё дерьмово-то, подумал я.

-- Всё -- дерьмо. Дерьмо высшей пробы. Засохшее дерьмо. Просто блевать тянет... -- произнес я, подражая Готанде. Как ни удивительно, и правда полегчало, -- хоть я на это и не надеялся. Пожалуй, Готанде стоило бы стать проповедником. Так и начинать свои проповеди по утрам и вечерам: «Весь мир -- дерьмо. Засохшее дерьмо высшей пробы. Взблюём же, дети мои!..» Наверняка собрал бы немалую паству.

И все-таки, несмотря ни на что -- я безумно скучал по Юмиёси-сан. По ее чуть сбивчивой речи, беспокойным движениям. Мне нравилось вспоминать, как деловито она поправляла пальчиком очки на носу, с каким серьезным видом проскальзывала ко мне в номер, снимала жакетик и садилась рядом. От одних воспоминаний об этом на душе теплело. Я чувствовал в ней какую-то внутреннюю прямоту, и это очень притягивало меня. Интересно, могло бы у нас с нею, в принципе, что-нибудь получиться?

Она: работает за любимой конторкой в отеле, два-три раза в неделю ходит в бассейн -- и, похоже, жизнью вполне довольна. Он: разгребает текстовые сугробы, любит «субару» и старые пластинки, хорошо готовит -- и, похоже, крайне мало чему в жизни действительно рад. Такая вот парочка. Может, и получилось бы, а может, и нет. Данных недостаточно. Ответ невозможен.

А если мы будем вместе -- неужели я действительно когда-нибудь сделаю ей больно? Как пророчила при разводе жена -- я обязательно сделаю больно любой женщине, которая со мной свяжется. Потому что у меня такой характер. Потому что я всегда думаю только о себе, а других любить не способен. Неужели она права?

И все-таки -- при мысли о Юмиёси-сан мне захотелось немедленно сесть в самолет и улететь к ней в Саппоро. Обнять ее покрепче и признаться: черт с ней, с нехваткой данных, я все равно тебя люблю. Но как раз этого делать нельзя. Сначала я должен распутать все, что уже перепутано. Невозможно начать новое, разобравшись со старым лишь наполовину. Иначе старая недоделанность перекинется и на новое. И куда б я потом ни двигался, сколько бы ни старался -- все, что я буду делать дальше, затопят сумерки незавершенности. А это совсем не та жизнь, которой мне в итоге хотелось бы жить.

Проблема -- в Кики. Да, всё замыкается на ней. Самыми разными способами она пытается выйти со мной на связь. Где бы я ни был -- от кинотеатров Саппоро до пригородов Гонолулу -- она, словно тень, все время мелькает у меня на пути. И пытается передать мне какое-то послание. Это ясно как день. Вот только послание слишком сложное, и я не могу его разобрать. Кики! О чем ты просишь меня?

Что я должен делать?..

Впрочем, как раз это я понимал.

В любом случае я должен ждать. Так было всегда. Когда запутаешься, как рыба в сетях, главное -- не делать резких движений. Замри на какое-то время -- и что-нибудь произойдет. Обязательно начнет происходить. Вглядись в мутный полумрак пристальней -- и жди, пока там что-нибудь не зашевелится. Знаю по собственному опыту. Что-нибудь обязательно начнет шевелиться. Если тебе это нужно -- оно обязательно зашевелится.

Ладно, сказал я себе. Подождем.

*

Несколько дней подряд мы с Готандой встречались -- то выпивали дома, то где-нибудь ужинали. Постепенно эти встречи вошли у меня в привычку. И всякий раз он извинялся, что никак не вернет мою «субару». Не волнуйся, какие проблемы, отмахивался я.

-- Как тебе «мазерати»? Еще не сплавил в море? -- спросил он однажды.

-- Да все до моря никак не доеду, -- ответил я.

Мы сидели за стойкой бара и пили джин-тоник. Причем он набирался немного быстрее меня.

-- На самом деле, было бы здорово его в море выкинуть! -- сказал он, не отнимая стакана от губ.

-- На душе, конечно, полегчало бы, -- согласился я. -- Только все равно после «мазерати» будет «феррари».

-- А мы бы и «феррари» туда отправили.

-- А после «феррари» что?

-- Хороший вопрос... Но если каждую в море сбрасывать, страховая компания когда-нибудь тревогу забьет. Это уж обязательно.

-- Да черт с ней, со страховой компанией! Давай мыслить масштабнее. Все-таки это наша с тобой пьяная фантазия, а не какое-нибудь малобюджетное кино, в котором ты снимаешься. У фантазий бюджета не бывает. Забудь свои комплексы среднего класса. Чего на мелочь размениваться? Шиковать -- так на всю катушку. «Ламборгини», «порш», «ягуар» -- да все что угодно! Появилась -- выкинул в море, и так без конца. Стесняться нечего. Море большое. Выкидывай в него машины хоть тысячами -- все проглотит и через край не перельется. Включи воображение, мужик!