Тринадцатый подвиг Геракла 26 страница
«…наказывается штрафом в размере, - продолжала чтение Подстилка, - от двухсот до семисот минимальных размеров оплаты труда или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от двух до семи месяцев, либо обязательными работами на срок от ста восьмидесяти до двухсот сорока часов, либо исправительными работами на срок от одного года до двух лет, либо арестом на срок от четырех до шести месяцев, либо лишением свободы на срок до трех лет».
- Прочитала? – радостно поинтересовался следователь.
- Да, но я не брала никаких книг! – широко раскрывая глаза, пиздела дура, улыбаясь козлу.
- Так вот, - непоколебимо продолжал он, - мы на тебя заводим уголовное дело в суд, будет пометка в паспорте. Ну зачем тебе это надо? Ты молодая. Тебе сколько лет?
- 21, - пропела Подстилка.
- Ну вот, а уже будет судимость. Так тебя никуда на работу не возьмут.
- Никуда?! – играя ужас, переспросила тупорылая скотина, думая «Ну и слава Богу! Нахуй мне нужна эта Ваша работа! Да и хули он мне лапшает-то! Знаем мы таких!»
- Никуда. А, если ты добровольно признаешься, то административная ответственность. Она нигде не фиксируется, просто заплатишь маленький штраф и свободна. Где же эта статья? – рылся он в Административно-правовом Кодексе.
«Может тебе помочь, козел?» – подумала тупая, но промолчала. Да-а, идиотка совсем не умела соображать, и если у нее в мозгах уже стояла зарубка, шо ни в чем нельзя признаваться, то она тупо ни в чем не признавалась, несмотря ни на шо. Ну, и сказала бы, что ты на всем этом собаку съела, давай, кончай, ни хуя ты не докажешь, и гуд бай. И не сидела бы в ментовке целых 10 часов, а сладко спала бы дома. Но нет, Подстилка молчала! Как Зоя Космодемьянская, блядь! Тупорылый умишко умел только ныть и чмориться, чем он сейчас и наслаждался в полной мере, получая свои килограммы кайфа.
- А вот! – наконец, докопался до статьи козел. – На, читай.
- «Ста-атья-я соро-ок де-евять, – пропела Подстилка, старательно корча саму наивность. - Мелкое хищение чужого имущества. Мелкое хищение чужого имущества путем кражи, мошенничества, присвоения или растраты, - гундела она дальше, - влечет наложение штрафа в размере до пятикратной стоимости похищенного, но не менее одного минимального размера оплаты труда. Приме-ча-ние. Хищение чужого имущества признается мелким, если стоимость похищенного имущества не превышает одного минимального размера оплаты труда, установленного законодательством Российской Федерации».
- Так что давай, признавайся, и все! – сказал следователь.
- Но ведь это не правда! Я же не брала книг. Как же я признаюсь в том, чего не делала? – наивно ныла дура.
Следователь выкатил шары и внимательно посмотрел на нее.
- Не брала?
- Не-ет.
- А вот они говорят, что брала.
- Ну, конечно, они так говорят, они же подумали, что я брала. Но на самом-то деле я не брала книги, я просто вела себя странно. Но потому что у меня порок сердца и неврастения третьей степени. Но книги-то я не брала.
- А какие книги? – решил взять на понт следователь.
- Не-е зна-аю, - старательно растягивала слова дура, наивно улыбаясь. – Они кричали, что про компьютеры.
- Ага, - хмуро потвердил козел. – Одна там линук, а другая фотошь.
«Не линук, а линукс, и не фотошь, а фотошоп, козел!», - оскорбилась дура за компухтерные термины, и растянула харю в тупой улыбке:
- А-а-а? Не зна-аю.
Козел молчал, пялясь на нее.
- А вы следователь? – изумилась Подстилка.
- Да.
- Ой, а интересная у Вас работа, наверно, да? – заливала она мозги. – Я вот тоже мечтала стать следователем, но мне папа не разрешил, сказал, что с моим сердцем мне нельзя.
- Ну, ничего, - расплылся козел в погонах. - А ты учишься, работаешь?
- Не-ет, - беспечно пиздела дура.
- А что?
- Я только осенью пойду опять учиться, а так я вебдизайном занимаюсь, - пизданул тупой умишко.
- Та-ак, - оживился пидор, - так у тебя дома компьютер есть?
- Ну д-а-а-а. А у вас есть?
- Есть, - улыбаясь, сказал козел.
- Ну вот, но это же не значит, что я украла книги, - тупо спизданула тварь, и тут же спохватилась. - А к Интернету подключен?
- Да.
- О-о! Классно! Я люблю Интернет. Там все так красиво-о-о. А Вы?
- Тоже, - засмущался он. – Но я редко выхожу, работа.
«Че, дурак, по порнухам лазишь, ну так бы и сказал!», - прикололась Подстилка, вспоминая, как Мудя лазил по Инету в поисках голых баб, жоп, пизд, сисек, «горячей ебли», «девочек Востока» и т.д. А однажды он додумался позвонить хуй знает куда и заказать там через Инет видеоролик, где ебутся. Когда ему прислали счет из Великобритании, Подстилка просто охуела от циферек с ноликами и даже не стала, как обычно, беситься, что он хочет её жопу променять на чью-то другую, а просто сказала: «Лучше б ты шлюху себе купил».
- А-а, да, так Вы и дома наверно редко бываете. А дети у вас есть? – продолжала ебать мозги дура.
- Да, двое!
- А вот мне нельзя иметь детей, врачи сказали. Порок сердца, - заплакала, давя на жалость, Подстилка.
Глазки козла тоже влажно заблестели:
- Ну, ничего, моя жена тоже не могла, но родила.
«Во дура!», - подумала Подстилка, и радостно сказала:
- Да-а?!! Родила?!! Вот молодец!
Следователь важно покачал башкой и похотливо сказал:
- Ну, сексом-то ты занимаешься?
Подстилка стыдливо опустила глаза вниз: «Вот сука! Еще отъебет меня здесь, нахрен! А как я потом буду Муде в глаза зырить?!», - забеспокоилась мамина доця.
- Так будешь признаваться или в отказ идешь? – вспомнил о деле козел.
- Куда иду? – корча наивную интеллигенточку, спросила Подстилка.
- Ну, в отказ, отказываешься, значит, это у нас слэнг такой. «Менты» смотреть надо! – заважничал мент.
- А-а! Да! Точно! Я смотрю. Классный фильм, правда?! – принялась восторженно нахваливать ментов Подстилка.
- Да. Ну, так что?
- Ну, я же не бра-ала, - проныла дура.
- Ну вот смотри, их трое против тебя. Как ты думаешь, кому больше поверят.
- Ну да-а-а, поверят тому, кого больше. Но ведь на-адо же правду установить, справедливость. И не тро-ое, а че-етверо. Там еще одна девушка была.
- Ну вот, тем более. Они же все одно говорят, что ты брала эти книги. Так что давай, признавайся и все, а не то уголовное дело, будешь камеры ходить мыть, - запугивал урод.
- Ну, я же знаю, что я не брала. Мало ли что они говорят. Я видела, как это все было. Сначала одна закричала, что я украла книги. Все слушали. Потом уже вдвоем начали кричать об этом, потом втроем. Все они заодно против меня. А вы им верите, - заревела Подстилка, усиленно изображая неврастеничку.
Следователь сосредоточенно смотрел на нее:
- Ну ладно, подожди.
Он поперся в соседнюю комнату, где сидела жирная курица, и стал че-то выяснять.
Подстилка тем временем принялась усиленно изучать кодекс, изо всех сил изображая невинную овечку. Эта роль у нее хорошо удавалась и по жизни. Благодаря учению тупой мамаши, она всегда считала себя святым и ни в чем неповинным «одуванчиком», - как называли ее идиоты-родственнички в детстве. И даже когда Подстилка конкретно влипала в дерьмо, то в ее мозгах виноваты были все кто угодно, но только не она, такая святая дерьмомученица. И из-за этого постоянно бесился Мудя, усиленно выколачивая своими лапами из ее башки эту ложноличностную святость. Теперь, когда она целостно вошла в эту роль, Подстилка поняла, почему. Ее и саму просто тошнило от такого жалкого и воняющего на всю округу дерьма, каким она на самом деле и была. Да-а, точно говорил Рулон, что чтобы избавиться от чего-то, нужно сутрировать это так, что тебе станет так, пиздец, тухло и расхочется быть таким последним дерьмом, о которое все вытирают ноги!
Следователь вернулся с какой-то бумажкой и резко сказал дебилке:
- Так, рассказывай, как все было.
«Уже завнушался, козел!» – подумала Подстилка.
- Я смотрела книги. Потом Мудя – мой парень, сказал, чтобы я шла в аптеку за своими каплями, а он пока купит себе книгу. Я повернулась и пошла. Когда я уже вышла из магазина и повернула к аптеке, я услышала, что меня зовут. Я развернулась и пошла к продавщице. Она мне сказала грозно: «Что у тебя там?! Показывай!» Я сказала: «Я не могу показать, у меня там шрам». Она закричала: «Отдавай книжки, которые ты украла!» И все! Мне стало плохо, - заныла дура, жалобно глядя на мусора. - Я не могу, когда на меня кричат. Когда на меня кричат, я сразу хватаюсь рукой за сердце, наверно, пытаюсь его защитить, и потом еще долго не могу убрать руку. Врачи называют это зажим, - на ходу плела Подстилка.
Следователь внимательно слушал весь этот бред и опять расплывался в говно.
- Ну, ладно, - сказал он, когда дура закончила, - она говорила, что ты головой билась об пол.
- Что-о? – возмутилась Подстилка. - Я не била-ась. Я просто упала на колени, и вообще я чуть не лишилась сознания, потому что мне стало плохо. А они мне даже капли не могли дать, а кричали, что это у них болит сердце, а не у меня, - жалко заплакала Подстилка.
- А почему ты сейчас не бъешся в истерике? Ты же неврастеничка.
- Потому что вы хороший, - пиздела дура, памятуя науку Рулона, что для мыши выше похвалы ничего нету. – Вы на меня не кричите. И у вас глаза добрые и умные. Вы все понимаете и спасете меня от этих злых женщин. А они на меня так кричали, так кричали.
Мент расплылся, аки понос, но работа есть работа:
- Ну, ты, пойми, - сказал он, - вот если ты одна и тебя четверо бьют. Так кто кого забьет?
- Ну-у да-а, четверо забьют, но меня спасете Вы, - нагло подъезжала Подстилка.
- Нет, я тебя не спасу.
- Тогда меня спасет судья. Судья ведь все видит и все знает, - продолжала нести бред святоша.
- Так, ладно, давай напишешь, что ты взяла, раскаиваешься, больше так не будешь, и все, мы тебя отпустим. Тебе лекарство, небось, пора пить.
- Ну да, я уже пропустила четыре приема, - жалобно подтвердила Подстилка.
- Ну вот, давай, пиши.
- Вы думаете так правильно?
- Не важно, что я думаю. Есть факты, - давил следователь.
- Ну, я могу, конечно, написать, но ведь это не правда. Получается, я обману закон и суд. А как же справедливость? – с наивным видом пиздела свинья.
Следователь злобно вылупился на нее своими маленькими глазками:
- Но ведь ты же брала эти книги!!! Все говорят!!! – заорал он.
Подстилка испуганно съежилась и проплакала:
- Не-ет, я не бра-ала.
Козел резко встал и вышел. Подстилка опять услышала за стенкой его голос.
Потом в комнату заглянула та же баба-следовательша, жрущая семечки, и посмотрела на замученную Подстилку:
- Ты где-то учишься? – ласково спросила она.
- Не-ет, я уже не учу-усь, а пойду осенью рабо-отать.
- Куда?
- В ин-сти-ту-у-ут, - наивно вылупив беньки, пиздела идиотка.
В коридоре замаячила харя следователя и еще какого-то толстого козла. Они пялились на Подстилку и ржали.
Потом жирный боров завалил в комнату, а те двое свалили. Подстилка пересралась насмерть за свою вонючую щель: «Ну, все, теперь мне пиздец. Этот козел точно меня сделает!»
Толстый козел посмотрел на Подстилку своими заплывшими свиными глазками:
- Че, все в отказ идешь! – проревел он.
- Куда? – тупо спросила Подстилка. – А, в отказ, да, в отказ, - пиздел охуевший от ужаса маразматический ум.
- Ты мне веришь? – спросил боров.
- Да! Вам верю! – голосом пионера призналась дура.
- Ну, так вот тебе слово мужика. Если ты признаешься, то все, я тебя отпускаю без всяких! – давил на мозги урод.
- Ну, я же не брала, - из последних сил сопротивлялась Подстилка, в своем воображении уже задавленная толстым пузом борова.
- Брала – не брала. Какая разница! Ты вот давай, бумажку подпиши и все, пойдешь домой со своим женихом. Слово мужика!
- Ну ладно, я могу подписать. А это не против закона? Я же неправду напишу.
- Ну, пиздец! – еле оторвав свою тушу от стула, боров выперся.
«Слава Богу! Пизда цела!», - возликовала тупая.
Опять заперся следователь:
- Паспорт где? Дома?
- Да-а.
- Жених знает где?
- На-аверно.
- Ты че с ним вместе живешь? – вдруг заинтересовался следователь женишком ебаным.
- Ну да-а.
- Давай, бросай его.
- Ну, он же хо-ро-оший, - пищала идиотка.
- Ладно, - разозлился следователь, - сейчас он за твоим паспортом поедет и лекарства твои привезет, - проявил заботу дурак.
«Все, пиздец, - пересралась дура. – Сейчас они увидят мой паспорт и посадят меня до самой смерти еще и за то, что я без регистрации здесь в их сраном городе живу».
- Идем со мной, - позвал след. – Сейчас посидишь здесь, подождешь нас, мы съездим в одно место.
- А я в туалет хочу, - заявила Подстилка.
- О, Господи!
- Ну-у я же не вино-овата, я же у-уже да-авно гу-уляю, - старательно корча из себя двухлетнего выпиздыша, проныла дура.
- Идем-идем, - ласково сказал след. - Ты только дверь не закрывай, а то упадешь еще в обморок.
Подстилка зашла в кабинку и судорожно стала закрывать дверь, боясь, что он зайдет и заставит ее сосать свой вонючий Мудя: «Не просто так он тебе сказал дверь не закрывать! Сейчас придет сюда со своим волосатым хуем, – вовсю гнал образы долбоебический ум. – Не-ет, надо слушаться, быть послушной», - пиздела ноющая часть, и дебильная стала открывать замок. «А вдруг он сюда запрется и тебя выебет!» – Подстилка опять закрывала дверь. «Нет, он не должен знать, что ты боишься. Он дернет за дверь и увидит, что она закрыта», - тупая опять открывала замок. «Ага! Пусть он тебя насилует! Ебите ее, кто хочет!», - недоношенная закрывала замок. «Ой, надо же быстрее срать, а то долго. А вдруг я и вправду в обморок упаду, - вошла в образ здоровая, как кобыла, дылда. - Ладно, открою», - идиотка открывала замок. «Суки! – вдруг заорало в ней что-то еще, наверно, говно, которое уже вылазило из жопы. – Дайте посрать, нахуй!» Подстилка с перепугу плюхнулась жопой на грязный унитаз и стала срать. Но дебильные части и тут не давали покоя. «Ой, а вдруг он сейчас зайдет? Что же тогда будет со мной?» - проныла пизда, и Подстилка, рискуя насрать на пол, потянулась закрывать дверь. Но, не дотянувшись, она уселась обратно и, вся дрожа от страха, еле-еле просралась. «Блядь, какое же я говно! – прорвалось сквозь смрадную завесу мыслей осознание. – Даже посрать не могу спокойно, не могу принять элементарное решение и еще на что-то залупаюсь. Вот и заслужила – сиди теперь здесь, дура, и никто тебя не спасет!»
Благополучно выйдя с параши, Подстилка увидела харю следа, которая маячила метров за 5 от нужника. «Да-а, съебаться не удастся», - и Подстилка уныло поперлась к своему надзирателю.
- С облегчением, - блестя похотливыми глазками, сказал он.
- Спа-асибо, - пропела дура, стыдливо опуская глазки вниз, ощущая как кобель поедает ее глазами.
- Идем, подождешь нас здесь. Мы скоро приедем.
След взял стул и повел ее в приемную, где заботливо усадил на стульчик и поручил Подстилку менту-дежурному:
- Сейчас ее жених паспорт привезет, а когда мы приедем, она напишет объяснение, и все.
«Слава Богу!» – повелась на базар тупая и тут же расплылась как понос, будто ее уже отпустили, и она преспокойненько сидит дома, вместо того, чтобы воспользоваться затишьем и изо всех сил молиться СИЛЕ, которая одна только и может спасти.
В дежурку то и дело приходили менты и ментовки. Они пиздели, шутили, ругались. Подстилка, вылупив зенки и навострив уши, поражалась ихнему состоянию. Оно было сильным и активным, без всякой сентиментальной и расслабленной ереси. Менты молнией влетали в дежурку, быстро и громко пиздели, матерились, гоготали во всю глотку и вообще больше напоминали ей рулонитов, чем простых мышей.
- Блядь, куда нахуй этого мужика определить? – бесился дежурный.
- Если глаз вытек, то к нам, - отвечала баба, - а если просто рана, то не к нам.
«Во бля, пиздец, глаз вытек!», - охуела Подстилка.
Через каждые пять минут дежурному поступало сообщение о скандале.
- Сука! – матерился он. – Хули они сегодня все скандалят? Заебали!
- Митрин! – орал он потом в телефон. – На проверку! 10 мест!
Через секунду в дежурке появлялся Митрин, забирал бумажку с адресами и орал на бегу:
- Ты нам давай-давай, скидывай, чтоб до утра ничего не осталось.
«Нихуя себе, они работают!», - только лупала беньками идиотина.
Но больше всего ей понравились бабы-ментовки. Сильные, подтянутые, самостоятельные. Они хоть и шутили, флиртовали с мужиками, но в их голосах не было дебильных слащавых, жалких и заискивающих ноток, как в голосе мамаши и Подстилкиных подружаек, они не были сентиментальны и размазаны в говно, как обычно растекаются все бабы при виде принцев. Они гибко и быстро меняли свое состояние.
- Ха-ха-ха! – ржала над каким-то анекдотом ментовка.
- Слышь, а как там сержант? – спросил у нее мент.
- Заебал! Козел!!! – тут же злобно ответила она.
- Ну, ты давай, позвони, - наехал на нее дежурный.
- Сейчас, - жестко ответила она и стала куда-то звонить.
- Але, девушка, здравствуйте, - теперь она говорила мягким голосом. – Это вас из ГОМа беспокоят. Вы можете нам помочь тут в одном деле, - пела она медовым голоском.
«Вот так бабы!» – восхищенно думала Подстилка.
Она тоже всю жизнь мечтала быть сильной, самостоятельной, веселой и крутой, но взрощенная на ебанутых сопливых романах под чутким руководством своей курицы-мамаши она росла сентиментальным капризным говном. Подстилка вдруг вспомнила, как впервые произошло ее столкновение с реальностью. Как-то Мудя куда-то запропастился. Было уже дохуя времени, а его все не было. Подстилка бесилась, как могла. Наконец, раздался звонок в дверь. «Ну все, пришел мой звездный час! Сейчас усе будет как у романах!», - размечтался дебильный ум. А в романах, которые она читала по 2, а то и по 3 за день, предпочитая подменять сказками реальность, было так:
«Дженни нервно ходила по комнате. «Куда же он мог подеваться?» – беспокоилась она за своего любимого Патрика. «Вдруг с ним что-то случилось? Ах, я не переживу этого кошмара!» – ебалась она башкой об кресло. Дженни посмотрела на часы: «Он опаздывает уже на 4 минуты! А! Я знаю, в чем дело, наверняка он ебет ту новенькую секретаршу! Вот сука! Скотина! Кобель! Да как он смеет так со мной обращаться!» - кусала до крови пальцы бедняжка Дженни. Как фурия она носилась по комнате, бросаясь то в окно, то в диван, то в стену. Наконец, обессиленная она упала в большое кресло и залилась слезами: «Мамочка! – подумала она. – Ну почему он со мной так обращается? Где-то ты, моя мамочка-а-а-а-а-а?». Наконец, на десятой минуте этой изнурительной мастурбационной тренировки раздался звонок в дверь. Дженни сразу воспрянула духом: «Вот негодяй! Сейчас я ему задам!». Дворецкий открыл в дверь, и Дженни услышала веселый голос Патрика: «Хороший сегодня денек? Не правда ли?» «Да, сэр», - почтительно отвечал ему старый слуга. Дженни заняла боевую стойку: руки скрещены на груди, грудь бурно вздымается, глаза горят холодным презрительным огнем. Патрик весело вошел в гостиную и радостно направился к Дженни: «Здравствуй, милая!» – наклонился он к ней, чтобы поцеловать. «Да как ты смеешь!» - Дженни, как ужаленная подскочила и бросилась в сторону. «Что случилось, дорогая?» - удивленно спросил Патрик. «Это я у тебя должна спросить, что случилось? Где ты шлялся целых 15 минут? Ты опоздал на 15 минут!», - кричала Дженни. Лицо ее покрывалось красными пятнами, волосы растрепались, глаза вылазили из орбит, а на губах красовались слюни. Но Дженни не замечала этой своей распрекрасной хари – главное было наказать этого ублюдка. Патрик удивленно сказал: «Ну что ты! Просто долго не было автобуса. Дженни успокойся!» «Нет! Автобус тут ни при чем! Не ври мне!!! – истошно верещала идиотка. – Я знаю, в чем тут дело! Ты. Трахал. Ту. Шлюху, - убийственно произнесла она. – Ты изменил мне! Как ты мог? Как ты мог?!» - страдальчески возопила она, поднимая свои налитые кровью глаза в небо и глядя на Патрика своей перекошенной харей. Красивое и мускулистое тело Патрика исказилось от страдания: «Как я мог обидеть такую хрупкую и красивую мою Дженни?» - подумал он. Он стал приближаться к ней с кошачьей грацией, поигрывая мускулами: «Ну, успокойся, моя маленькая ревнивица». Но Дженни взвизгнула, схватила стоящую на столе венецианскую вазу и швыранула ее прямо в харю Патрику с сатанинским хохотом. Патрик увернулся от вазы, быстро подошел к Дженни и схватил ее своими стальными руками. Дженни забилась в его красивых мускулистых руках, колотя своими маленькими ручками в его широкую грудь. Но Патрик держал ее крепко, и постепенно она затихла и положила голову ему на грудь. «Ну почему?» – жалобно спросила она. Патрик стал мягко целовать ее волосы, а затем подхватил на руки и понес наверх».
Дальше обычно идет сцена нудного занятия сексом, после которого две разморенные селедки дрыхнут до утра. Так происходит в романах, но вы это и так хорошо знаете, а теперь, наконец, разуйте глаза и посмотрите, как происходит в жизни:
Проделав всю предписанную в романах мастурбацию, Подстилка, услышав звонок, приняла боевую стойку: руки на груди, грудь вздымается, в глазах презрение и лед. Звонок повторился. «Сам открывай, козел!», - подумала она и не сдвинулась с места. Наконец, послышался скрежет ключа, и в дверь ввалился Мудя. Вместо: «Здравствуй, дорогая! Заждалась?» Подстилка услышала: «Ты че, с-сука, оглохла?! Какого хуя ты не открываешь?!!!» «Вот оно!», - мелькнуло в придурошной башке. «Настал мой звездный час!» И Подстилка, сверкая глазами, как ее ебанутая Дженни из романа, стала говорить, срывающимся от гнева голосом: «Где ты был? Я тебе приготовила ужин! Где ты был, я тебя спрашиваю? Отвечай мне! Где. Ты. Был». «Иди нахуй!», - отрезал Мудя, направляясь в комнату. «Да как ты смеешь!!! – захлебнулась слюнями придурошная и истерично заорала: – Ты там трахаешься, а я тебя тут жду! Быстро отвечай, где ты был! Ты что, ебал ту шлюху?! Я знаю, ты ее ебал!!!» – наседала идиотка. Но тут взбешенный Мудя ебнул ее по морде со всего размаху так, что она отлетела к стене и ебнулась на пол, откусив пол языка. Мудя, устранив лающую шавку, спокойно поперся спать, а тупая дура ловила кайф от действия прекрасных романов, которые покалечили ей всю жизнь. Она сидела с выпученными глазами, болезненно ощущая, как ее рот наполняется кровью, которую она осторожно сглатывала. Было мучительно больно и обидно, но тупая никак не могла въехать в тему и, продолжая воображать о принце, начала выть, сначала тихо, а потом все громче и громче, надеясь, что Мудя услышит, пересрется и придет ее утешать и все-таки усе свершится прямо, как в ебанутом романе. Но Муде было глубоко насрать и на Подстилку и на романы – он их просто не читал и не знал, что по сценарию он должен был, «поигрывая мускулами с кошачьей грацией», гоняться за истеричной дурой по всей квартире, чтобы успокоить, выебав, а потому преспокойненько дрых. Повыв, Подстилка начала реветь, а когда слезы закончились, а башка просто раскалывалась, дура впала в прострацию – сидела и тупо смотрела перед собой, ступая по рельсам, заботливо проложенным сукой-мамкой. Та точно так же после скандала с батей полчаса выла, вопрошая Бога за что, и призывая на помощь свою свиноматку: «Мамочка, помоги! Спаси меня! Мамочка, где ты! Мне так плохо! Го-о-о-осподи-и-и-и, за что-о-о-о?», - истошно горлопанила она, заламывая руки так, шо Подстилка с братаном, охуевая при виде та-ко-го горя, сторожили ее, боясь, шо она себе чо-нибудь сделает. А лучше б, сука, сделала! Тогда бы Подстилка сичас не пила свою кровь, а брат не вырос бы таким чмом, которому в школе поджигают одежду, прижигают бычками шею, вытирают об него сопли и т.д. Потом шизофреничка-мать впадала в прострацию, и тупо могла сидеть всю ночь, не поддаваясь ни на какие уговоры, и только утром необходимость переться на работу заставляла ее двигаться. Зазубрив преподанные сукой уроки, Подстилка честно их выполняла, с каждым днем счастливой до невозможности семейной жизни становясь все костлявее, страшнее и уродливее. Но не в этот раз. Наверно, планеты смилостивились над дурой и сотворили такую конфигурацию, что в ней – вечной зачморе и безликой рыбе – вдруг проснулась злость. Образ Марианны – сильной и самодостаточной, собранной и красивой, независимой и мудрой, безжалостной и устремленной – встал у нее перед глазами.
«Сс-сука! - подумала Подстилка и резко поднялась с пола. – Пошли все нахуй!!! Блядь!!! Нахуй мне все это сдалось!!! Какая хуй разница, ебет он там кого-то или нет!!! Пошли нахуй все ебучие мечты!!! Блядь! Нет нихуя никаких принцев!!! Ты че, ослепла совсем, что ли!?! Пошла нахуй, сука-мамаша! Не буду я тупой мышью!!! Пошли нахуй все программы!!! Хватит воображать!!! Сука!!! Давай становись нормальной!!! Как Марианна!!! Заебало все!!!» – злобно думала Подстилка, полоща рот мумием, чтобы заживить язык. Затем она приняла душ, сделала забивание и асаны и легла спать отдельно от Муди. Утром она встала по будильнику и не полезла, как обычно, на Мудю, осуществлять тупую поебень, а начала делать разминку.
- Гавно, иди сюда, - заорал проснувшийся утром Мудя, не обнаружив Подстилку под рукой. Утром он обычно использовал ее пизду или рот, как чесалку для своего, всегда торчавшего хуя. Однажды, таким образом, он даже случайно выебал телку своего дружбана, которая таким же случайным образом оказалась в его постели. Подстилку ужасно бесила эта идиотская потребность, так как в ее башке сидела установка, что трахом надо заниматься тока раз в месяц, а не раз в час, и шо трах нужно использовать, как практику для самосовершенствования и трансформации энергии, а не для реализации своего кроличьего гормона, и шо трахаться нужно красиво, а не как собаки. Ну, а Мудя думал с точностью до наоборот, и так как он был сильнее, а Подстилка была чмом, вдобавок воображающим, шо Мудя – то ее прынц, «а прынца своего, доченька, нужно всячески ублажать, а не то он, не дай Боже, уйдет к другой», каждый раз подставляла ему сраку, внутренне дико психуя и обесточиваясь. Но не в этот раз. Подстилка, закончив серию ударов, зашла в комнату и жестко спросила:
- Че надо?!!
- Раком! – скомандовал Мудя, и его глазки осоловело заблестели. – Подставляй жопу!!!
- Нихуя!!! – отрезала Подстилка. – У меня разминка!!! – и вышла.
Хер так и сел с открытым ртом:
- Ты че, Марианной решила стать? – насмешливо заорал он, вспоминая события вчерашнего вечера.
- Да!!!
- Давай-давай! – пересрался Мудя, что лишится такой удобной подстилки.
«Вот говно! Сука, блядь!!! – бесилась Подстилка, глядя на улицу из окна каталажки. – И опять я все забыла и расплылась, как говно под своим принцем! Да подохни ты, тупая мамаша. Да подохните вы все, ебаные писаки-романисты!!! «Унесенные ветром», блядь, «В плену страсти», сука! Из-за вас я связалась с этим уродом, ебарем-террористом! Из-за вас, суки, я сижу сейчас здесь! Ты, сука-мать, говорила «никогда не проси, будь гордой», как деньги зарабатывать не научила, что же мне остается делать? Воровать! Благодаря тебе, дура старая, я стала воровкой. Мне легче своровать, а потом несколько лет просидеть в каталажке, чем просто попросить тех же самых книжек или денег, чтобы их купить. Все из-за тебя, сволочь поганая! И после этого ты пиздишь, что желаешь мне счастья?! Да в гробу я видела твое счастье!!! Я же выросла моральным уродом, я ничего не могу, я не приспособлена к жизни, она ебет меня во все дыры, а у меня нет ни сил, ни знания ей сопротивляться. Чтоб вы все сдохли, козлы вонючие! Я боюсь просить, я боюсь хотеть жить хорошо, я боюсь уйти от своего бомжа, который в любой момент может придушить меня. И я готова терпеть все его издевательства, мордобои, унижения, потому что боюсь остаться одна, я боюсь быть никому не нужной. И все благодаря тебе, «любимая мамочка». Да чтоб сдохли твои «Алые паруса!!!» Ты меня учила расстилаться перед всеми! Всех слушаться! Мир добрый! Все хорошие! Будь хорошей! Все само придет! В кого ты меня превратила-а-а-а?!!!». Вместо того, чтобы жить с Гуру Рулоном во Дворцах, я сижу с бомжом-террористом в этой вонючей каталажке. Сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сука!!!!!! - горючие слезы катились по щекам Подстилки, и она была бессильна что-либо сделать.
Хер же в это время сидел дома и отождествленно, как никогда, смотрел аспекты. «Су-ука! Уран на Уран. Блядь! Марс на Уран! Су-ука. Хирон на Юпитер. Блядь, че я сразу не посмотрел аспекты. Усе, посодют», - сгрызал он остатки ногтей от страха. Но внезапно он вспомнил, шо состоит не только из ума, с его шизофреничными образами, мыслями и страхами, а усе ж таки у няго есть и душа, и неистово принялся камлать, обещая духам все, шо у него есть, и никчемную душонку впридачу, только бы эту дуру Подстилку выпустили. «Иди и не бойся», - сказали духи. И Мудя радостно поскакал обратно в ГОМ с паспортом дуры.
Прошло уже 4 часа, настала глубокая ночь, вернулся Мудя, а следователей все не было и не было. Ошалевшая и отупевшая от всего происшедшего, обпитая корвалолом дура беспечно задрыхла, положив голову на подоконник. Разбудило ее прикосновение следователя:
- Идем, - ласково сказал он ей и потащил в свою конуру.
Увидев Мудю, который сидел не в камере на нарах, а в коридоре на лавочке, дура развеселилась: «Ну все, Мудю отпустили и меня сейчас отпустят».
Следователь усадил Подстилку на стул и стал че-то сосредоточенно корябать, затем протянул дуре:
- На, прочитай и пиши: «С моих слов записано, мною прочитано».