История михаила молдованова 3 страница
Знаменательный получился ужин при свечах с оставшимися ребятами — спонтанный проговор о том, что мы чувствуем и чем вообще живём, инициированный Серёгой С. Все были очень искренние и чистые. Мы помолчали, а потом стали обсуждать то, как ведём себя друг с другом и с Гуру, почему он постоянно расстраивается из-за отсутствия группы, единства, из-за того, что мы накидываемся на еду, что не замечаем друг друга и подхалимничаем. Это был невероятный обмен. Я провалилась в глубокую тишину и пустоту, а Антона, наоборот, «несло». По пути домой между нами произошёл раскол: я раздулась в своём суперпереживании и не хотела выходить из него, несмотря на то что Антон сказал мне, что я цепляюсь за состояние. Кто-то внутри меня понимал, что надо слушать мужа, а остальные «крутые персонажи» говорили, что они крутые. Потом он очень искренне и нежно сказал, что я могу оставаться там одна, но мы там можем быть и вместе. Я обняла его и заплакала. Я смеялась, улыбалась, молча благодарила. Следующий день мы решили сделать днём молчания.
Сентября
После вчерашнего открытия и дружбы мы почему-то решили молчать. Уж не знаю, зачем это надо. У меня, как обычно, с утра необузданное веселье. После завтрака отправились практиковать тарабарщину на просеку, ведущую в соседнюю деревню. Сначала я осталась сидеть посреди дороги, потому что «я так хотела», не слушалась Антона. Потом опомнилась, обнаружив, что осталась посреди глухой просеки одна, испугалась, побежала искать Антона, звать по лесам и очень радовалась, когда нашла. Мы сидели на холмике с удивительным видом на горы, соседнее село Шунарак и реку Бию. Потом спустились к реке. Потом час трудного обратного пути по пеклу в нашу деревню в тяжёлых сапогах и куртках.
То ли солнце меня доканало, то ли переутомление, но у меня случилась неконтролируемая истерика. Поругались. Я отчётливо вижу всех своих персонажей: кто ноет, кто жалеет себя, кто вредничает, кто ненавидит всех, но не могу прижать их, нет воли. Какая-то раздвоенность: с одной стороны, детское удовольствие от истерики, а с другой — понимание, что я «проигрываю раунд» и не продвигаюсь вперёд. От этого ещё невыносимее.
Сентября
С утра мы присоединились к ребятам за вторым завтраком с сырниками. Много трындели, эго раздулось так, что, когда ушли, стало противно и стыдно. Стали разбирать меня, я плакала. Я поняла, что у меня нет центра. Есть личности, которые мною управляют, и я неразрывно отождествляю себя с ними. Сначала был шок, потом мне захотелось от них отказаться. Открытие было огромного масштаба — особенно шокировали любимые добрые и хорошие образы, роли, которые, как оказалось, тоже мною управляют. Я готова от них отказаться, разлепиться с ними. А ещё нам нужно научиться замедляться, находиться в покое, а мне — слушаться Антона и не винить себя, если что-то не получается.
Сентября
С утра было холодно и дождливо. Мы решили в первый раз за две недели позволить себе расслабон и посмотрели сначала фильм о том, как снимали «Матрицу», а затем саму «Матрицу», в перерыве приготовив обед и пообедав. Потом попрактиковали часок. Обнимались в лесу. Потом я отстирывала цемент (Антон с ребятами вчера таскал цемент для ашрама), а Антон грузил дрова.
Сентября
Было много разговоров о том, как делать практику: что мешает, плохо ли спать вместо практики. У Антона практики идут хорошо. Больше ничего не помню из этих дней.
Вчерашний «сатсанг» с ребятами, который провёл Антон, меня сильно достал. Мы говорили друг другу о том, что, по нашему мнению, мешает нам на пути. Мне все сказали, что мне не нужно Пробуждение, что это для меня игра, что отношение у меня несерьёзное, что это духовный туризм. У меня в голове отчаяние, протест: «Да пошли вы! Да вы сами-то! Это неправда! Это не игра!» Желание оправдаться. Мне кажется, что они смотрят поверхностно и видят образ девочки-припевочки, который я создала и которым я управляю. На следующее утро тем не менее я плакала. Мне обидно, обидно, что мне обидно, и ещё раз обидно в квадрате. Я не знаю, как мне не быть рабом этого образа и показного веселья. Я вообще уже не знаю, что — правда, куда надо идти и кому я подчиняюсь на самом деле.
И вообще что делать? Где за всеми этими ложными я — Я? У меня обида на ребят, обида на образ, поработивший меня. С другой стороны, всё это смешно. Я не знаю, что делать. Как быть серьёзной? Надо ли быть серьёзной? Что надо для этого делать? Что за чушь?
Москва после Алтая
Девять месяцев до Пробуждения
Мы ехали в Москву с твёрдым намерением помогать Атману. Он наш Гуру, решили мы. Ещё на Алтае я разговаривал с ним про его сайт и нарисовал пару идей, которые ему понравились. Я позвонил и выяснил, что он набирает группу йоги. В назначенный день мы пришли в квартиру к Анжелике. Атман давал ту йогу, которой занимался сам. У него была тетрадочка с записями упражнений, и он их старательно нам диктовал. Он давал комплекс на месяц для самостоятельных занятий и брал помесячную оплату. К тому времени я с горем пополам наконец понял, что сами по себе упражнения неважны. Важен тот, кто их даёт. Мне было уже всё равно, что делать, и я не пытался сохранить ничего из старых наработок.
Йога начиналась с самых азов. В течение первого месяца мы каждый день просто сгибали и разгибали суставы рук и ног и вращали головой. Неважно, сколько ты лет до этого занимался йогой, — садись на пол и двигай стопами: вперёд — назад, вперёд — назад. Потом кисти рук, потом вращение головой. Вставать нужно было в 6 утра — это было обязательным условием, которое мне понравилось, хотя выполнять его иногда было тяжело. Ложиться нужно было не позже 22:00, а есть можно было не позже 18:00. Все эти требования мы с Настей старательно выполняли. Мне нужно было самадхи — Серёга обещал его через полгода занятий по его системе. Я верил. Меня пёрло от того, что, прозанимавшись йогой три года, я сижу и, как в детском саду, учусь сгибать стопы.
Я в очередной раз прочитал дневники Рубцова и увидел, что он добивался самадхи через голод. У меня был опыт четырнадцатидневного голода ещё до встречи с Рубцовым. Мы знали, что это такое… И Настя просто не пустила меня туда второй раз. Тогда я решил: раз не голод, то будем неделю сидеть на одной овсяной каше без масла, соли и сахара. Я хотел укрепить «центр воли», а на самом деле мне, скорее всего, просто хотелось себя как-то помучить и доказать, что я чего-то стою. И мы сели на овсянку. Соблюдали режим: утром делали йогу, тарабарили минимум пять часов в день с перерывами на овсянку. Это была жесть. К концу третьего дня мы эту овсянку уже видеть не могли. Она была противная, пластмассовая и просто омерзительная, но мы продолжали её есть. Атман над нами смеялся и явно видел в наших действиях что-то такое, чего не видели мы. Но мы не отступали. К концу пятого дня мы были высушены и злы, как собаки, а результат был нулевой.
Сентября
Антон поехал продавать машину. Сначала сомневался и немного жалел. Вернулся озабоченный и рассеянный. Я хочу общения с ним, его внимания и любви, но в Москве он совсем не такой, как на Алтае и в Крыму, — Москва забирает его. Плохо. Йога и медитация — очень хорошо. Компьютер — плохо, хочу перестать зависать в нём. Хочу делать практику. Лежали и разговаривали про детей (эта тема впервые возникла у меня в голове и между нами, после того как я услышала разговор Сергея с Мариной о том, что нужно заводить детей). Мне очень смешно и почему-то тепло на сердце от этой новой мысли, а у Антона — шок!
Сентября
Новый лунный месяц мы снова встретили в самолёте. Месяц назад по возвращении из Крыма мы яростно пытались делать практику в Москве и выстроить режим — у нас ничего не вышло, и мы поехали на Алтай. Там пришло понимание настоящей ценности всей этой сумасшедшей, бездумной гонки за практикой и многих других вещей. Теперь мы заново выстраиваем себя, но мы уже другие — сказывается полученный опыт. Мы видим себя и учитываем, что находимся под влиянием поля Москвы. Видим её ложные цели и воздействия, развращённый вкус. Еда, к примеру, уже не та — вся пластмассовая. Отношения не те — отчуждённые, сухие. Привести в порядок мысли и сохранять цельность и направление движения в Москве тоже непросто. Но мы стараемся.
Я начала каждый день формулировать и писать от руки в блокноте свои цели, то, чего я хочу достичь. Антон тоже увлёкся этим. Вообще, мне очень нравится, как потихоньку выстраивается жизнь. Теперь ко всему иное отношение. Наша жизнь такая, какая она есть, а не игра в эзотерику. Появилось другое понимание всего, что нас увлекало, чем мы жили и живём, потому что всё это нанизывается на цель. Кажется, что теперь так будет всегда, что этот приобретённый стержень и чёткое понимание направления сохранятся. Не верится, что мы снова потеряем ориентиры и расклеимся.
Сентября
Мысли:
• Слушать, всегда ощущать Гуру (безличного Гуру, высшее Я) внутри. Делать для него, чувствуя его.
• Выбрать истинное и ложное одинаково полезно — это позволяет увидеть то, что мешает. На пути нет ошибок. Есть решения, которые развивают интуицию и позволяют нащупать дорогу к себе.
После вчерашнего эмоционального перевозбуждения я с утра как с бодуна. Я не управляю своими личностями, и это сводит меня с ума.
Были на встрече Атмана с ищущими у Анжелики дома. Стало понятно, как мы изменились. Я не стараюсь вставить себя везде, где получится, — во все разговоры и обсуждения, но отмечаю моменты, когда должна была бы это сделать. Анжелика своей суетливостью и болтовнёй похожа на меня. Тоже не бесит. Естественное, спокойное принятие всех.
Атман дал «сатсанг с разоблачением», рассказывал о том, как вылезали у него личности и как он их побеждал. Я понимаю, что пока не добилась победы, — есть только осознание своего положения и стремление его изменить. На встрече я плачу. Я понимаю, что страстно желаю этого. Я хочу этого, я могу, я дойду. Это создано для меня моим Гуру, мной. Я благодарна всем сердцем, я не верю в то счастье, которое дано мне. Счастье услышать, почувствовать, захотеть, устремиться навстречу. Я благодарна и буду делать всё, чтобы осуществить это!
Сентября
Не могу делать йогу: ленюсь, кривляюсь, канючу. Пыталась написать стих Гуру. Это меня сильно утомило, потому что мои чувства в стих не уместились. Что-то я очень измоталась. Завтра садимся на кашу. Мда-а…
Сентября
Делали практику 5 часов. Вкладывалась, но внимание уплывает. Еда — овсянка без соли и сахара. Сначала интересно, потом хуже и хуже. Ум сходит с ума, пытается отказаться. Голова болит. Антон несколько раз психовал. Сначала злился, что у меня практика идёт, а у него нет, потом по всяким мелочам — и всё на меня. Прошло само, вытащить его не удалось. Мы договорились стараться быть заодно.
Сентября
Три часа ударной практики, почти не отвлекаясь. Кашка идёт получше. Написал Атман, и мы к нему поехали — в гости к Руслану с Машей. Он рубил направо и налево — страстно говорил о Пробуждении, о жёсткости пути и «разбирал» наши субличности. Я чувствую в нём огромную любовь. Я хочу открыть сердце. Плачу. Он видит все мои неискренние жесты и взгляды, видит, что они идут не изнутри, что все мои проявления — поверхностная суета. Такое ощущение, что он знает всё о каждом, видит всех насквозь. Домой ехали счастливые.
Сентября
Мантра — три часа с отдачей, но не так хорошо, как бы хотелось. Овсянка вкусная. Реально хорошо. Антон не в себе от каши. Я ему пытаюсь помочь, но чувствую, что он не реагирует. Сказал сейчас, что мы по отдельности. Так не должно быть. Йога была насыщенная: огромный воз мыслей и пониманий и отстранённое наблюдение за мыслями — они чьи-то.
Сентября
Встаём с трудом. Каша не очень. Практика идёт лениво, внимание в отличие от предыдущих дней размазывается, бегает, не уходит в практику. Но это ничего, это обычные рабочие моменты, хотя от них тяжело и хочется ничего не делать, злиться, хочется есть. Куча эмоций. Антон, наоборот, — молодец.
Семинар с Атманом
Девять месяцев до Пробуждения
Серёга организовывал двухдневный семинар под названием «Жёсткие практики» в Подмосковье. Мы, закалённые тантрой любители помучить себя и ближнего своего, конечно же, первыми ринулись туда, ещё будучи на овсянке. Народу было человек пятнадцать. Предполагалось, что на семинаре будет сыромоноедение, — это когда за раз ешь сырой продукт только одного вида. То есть если выбрал морковь, то ешь морковь и ничего кроме, пока не наешься, если выбрал яблоко — то ешь яблоко. Мне было всё равно: моно там или сыро, главное — не овсянка… Также предполагалось, что весь семинар мы будем молчать и соблюдать строгий режим. Из практик: тарабарщина и йога Атмана. В первый день Серёга поднял нас в 3 утра и, выгнав на улицу, велел делать шаги вместе с пранаямой. Нужно было делать вдох и выдох на определённое количество шагов. Мы какое-то время так походили, затем вернулись в дом и стали делать йогу. Стояли в асанах и делали сидячие пранаямы. Затем было два часа тарабарщины. Серёга подходил к каждому, слушал и корректировал. Я старался тарабарить очень громко, но оказалось, что я тарабарил неправильно. Серёга сказал, что мы зря выделили мантру — у него она не выделялась до самадхи, и в самадхи он влетел без мантры, на одной тарабарщине. Он сказал, что нужно разбивать устоявшиеся шаблоны говорения и мантру ломать. Она выделится по-настоящему только тогда, когда сломать её ты уже не сможешь. Меня это заявление опечалило, так как я считал, что у меня мантра выделилась ещё на Алтае и именно мантру я тарабарил. Похоже, наш с Настей тридцатикилометровый поход и вообще вся каждодневная практика шли коту под хвост. Но делать нечего: я стал ломать мантру, стараясь не предаваться печали.
Потом был долгожданный завтрак из сырых монофруктов. После треклятой овсянки первый банан за шесть дней показался мне просто фантастическим. Будь я даже Набоковым, я не смог бы описать его вкус. Я просто тонул в нём. Все сосочки моего языка тянулись к нему и требовали продолжения торжества. Я и не думал им отказывать. Ребята же, напротив, выглядели удручёнными. Им на фоне их обычной диеты сырые монофрукты казались едой странной. После завтрака мы пошли тарабарить на улицу. Ходили по расположенной неподалёку поляне и бубнили или орали на все лады, кто как мог. После двух часов таких хождений Серёга остановил нас и спросил, как эффект. Я сказал, что в помещении лучше. Действительно, на открытом воздухе вся энергия тарабарщины, казалось, куда-то улетучивается и не конденсируется, а Серёга объяснил, что ее нужно накопить, и тогда тебя как бы засосёт в «корень ума». Он тоже видел «корень ума» и описывал его также, как Миша и Рубцов. Меня это завораживало. Во мне есть какая-то мистическая штука, из которой текут мысли, и её можно увидеть. Я хотел добраться до неё.
На обед опять были фрукты, и я долго выбирал между апельсином и персиком. В итоге выбрал персик и не пожалел, глядя на кислое лицо Насти, которая выбрала апельсин.
После обеда мы делали повторение мысли. Нужно было просто сидеть и повторять мысли, которые возникают в голове: «Сказали повторять мысли. Сказали повторять мысли. Хрень какая-то. Хрень какая-то. И зачем это? И зачем это? Всё. Всё. Хватит повторять! Хватит повторять!» И так далее. После часа практики стало видно само поле, в котором находятся мысли. Обнаружилось какое-то белое пространство, в котором плавали мысли. Состояние было интересное. Потом мы снова делали йогу. Потом свободное время, которое можно было потратить на прогулку. Я пошёл тарабарить один на поле возле нашего дома. Тарабарил до темноты, ходил по кругу. Когда настало время возвращаться домой, я пошёл в сторону огней. Вышел на тропу, направился к строениям, а когда подошёл, вдруг понял, что это какие-то другие строения, вовсе не наши. Я посмотрел на поляну, на дома, потряс головой, ничего не понимая. Мне казалось, на поляну ведёт только одна тропа, и именно по ней я возвращался. Но почему здесь стоят совершенно не знакомые мне дома? Может, я что-то перепутал? Я вернулся на поляну. Прошёл метров триста вперёд и триста назад, но никакой другой тропы не обнаружил. К тому же огни были именно в стороне этих незнакомых строений. Других огней вокруг либо не было, либо их загораживал лес. Я вернулся назад в надежде, что наваждение исчезнет, но оно не исчезло. Передо мной всё так же стояли незнакомые строения. Ум начал срочно латать дыры, образовавшиеся в результате такого конфуза: «Я ведь всё правильно делал… Шёл на огни… По единственной тропинке. Как же это может быть? Вероятно, я всё же не там вышел. А как же огни? Куда идти, если огней больше нигде нет?» Я решил пройтись немного вдоль строений — может быть, проглядел развилку и вышел не с того края. Судя по домам, я попал в какую-то элитную часть посёлка. Всё было из дорогого кирпича и выглядело пафосно. Собаки за заборами, шлагбаумы, литые ворота, фонари. Я прошёл всю улицу, но не увидел ничего похожего на наш дом. Улица уходила дальше, вглубь деревни, но как отыскать наш дом с этого края, я совершенно не представлял. У меня не было ни телефона, ни названия улицы, ничего. Я понял, что вышел не там, что могу и за всю ночь не найти дом, и стал думать, что делать дальше. Я давно приучил себя в экстремальных ситуациях представлять самый печальный исход. Обычно после того, как в красках обрисуешь себе самую страшную картину и примешь её, становится легче. В данном случае самой страшной картиной было то, что я не смогу в темноте отыскать дорогу к дому и мне придётся ждать утра. Ничего, в общем, страшного, но и ничего хорошего. В доме меня ждала Настя, и я уже чувствовал, что она начала беспокоиться. Ночь была не тёплой, но и не такой холодной, чтобы замёрзнуть. Я решил, что, в крайнем случае, спать ложиться не буду. Буду всю ночь ходить, а утром как-нибудь разберусь.
Мне всегда было страшно представить себе, каково это — остаться одному без денег и жилья, и вот Бог предоставил мне шанс испытать это на своей шкуре. Я решил использовать шанс и найти источник этого страха. И вот я на улице, один и без денег. Помощи ждать неоткуда. Боюсь ли я чего-нибудь? Нет. Я ничего не боялся. Наоборот, меня захлестнула волна какой-то радости и веселья. Ура, приключения! Пробежав немного вглубь посёлка и так и не поняв, как найти наш дом, я вернулся бегом на поляну и решил выйти на её противоположную сторону. Шёл быстрым шагом. Было полнолуние, и я вспомнил фильмы про оборотней. Я вообще боялся леса, а тут весь набор: один в лесу, ночь и полная луна. Но страха, как ни странно, не было вообще. Наоборот. Было ощущение, что Бог играет со мной в какую-то весёлую игру и показывает, что он будет со мной всегда. Я буквально чувствовал его присутствие, знал, что он со мной и не бросит меня. Он специально загнал меня сюда, чтобы показать, что все мои страхи совершенно беспочвенны. Не нужно бояться, нужно просто идти, что я и делал.
Примечательно было ещё и то, что я заблудился и вышел к элитному посёлку, который символизировал мою жизнь в Москве до встречи с Пробуждёнными, а теперь возвращался назад, в наш дом для практик, который символизировал Меня настоящего. Я поплутал ещё какое-то время и нашёл другую тропу, находившуюся на противоположной стороне поляны. Пошёл по ней. Вдалеке показались строения, и, подойдя поближе, я увидел в конце тропы человека — это была Настя. Как же я был рад её видеть! Всё кончилось, я нашёлся. Мы обнялись и пошли в наш Дом вместе. Она говорила, что волновалась, но была уверена, что со мной ничего не случилось. Вышла меня поискать, звала, а я не отзывался.
Придя домой, мы легли спать. Я лежал и думал о том, что когда-нибудь найду настоящую, а не символическую дорогу к Себе, так же, как нашёл её в этой показательной, созданной для меня Богом ситуации. И не будет ни страха, ни сомнения, ни боли.
На следующий день встали мы в пять. Сделали йогу, пранаямы. На завтрак была рисовая каша с маслом, чему я был несказанно рад. Похоже, только мы с Настей ели ее с удовольствием. Остальные ребята нашего восторга не разделяли. А после завтрака весь семинар внезапно сдулся. Серёга сделался каким-то печальным и велел нам делать, что хотим. Все, конечно же, немедленно начали разговаривать, пить чай и разбазаривать всё то, что успели накопить за первый день. Мы с Настей уселись делать повторение мысли, но атмосфера была такой, что практика совершенно не шла. Потом Серёга предложил посмотреть Мороза. Все обрадовались, что можно потупить у телевизора, ничего не делая. На этот раз Мороз меня «вставил» по-настоящему. Я начал понимать, о чём он говорит, и мне стало стыдно за то, что я в первую нашу с ним встречу не смог разглядеть истину за его нелепой подачей. Мы посмотрели пару встреч с Морозом, и все начали собираться — через час или два нужно было выезжать в город, и мы с ребятами окончательно расслабились. Назад ехали в электричке, и Серёга с ребятами купили пива, что мне показалось совершенно диким.
На этом мои игры в аскезу не кончились. По возвращении мы загоняли себя тарабарщиной, не позволяли себе ни телевизор, ни компьютер, ни даже книги. Жёстко следовали диете и ни с кем не общались. Серёга, глядя на нашу жизнь, только посмеивался. Через какое-то время он пришёл в гости и начал мягко говорить: мы должны впустить жизнь в свой дом, что, изнуряя себя практиками, мы ничего не добьёмся — только подорвём психику. До меня это доходило с трудом. Мне казалось, что себя нужно сломать, перебороть и высушить, как делали Хакуин и компания, чтобы Бог в конце концов заметил меня. Но после разговора с Серёгой я начал понимать, что заблуждался. К тому же по факту самоистязание ни к чему не привело. И мы решили приспустить поводок. Режим нарушать не стали, но начали позволять себе читать, гулять. Это был глоток свежего воздуха. Стало значительно легче, и жизнь забурлила. Почувствовав облегчение, я решил не останавливаться и скоро уже сидел за столом с Атманом и Олей Родионовой. Перед нами стояли рюмки с водкой. Я не пил до этого год и два года не курил. И почему-то кто-то во мне решил, что именно этот барьер мешает моему Пробуждению, что больше всего на свете я боюсь спиться и умереть в канаве, нищим и всеми презираемым. И я решил преодолеть свой страх — так меня учила тантра: нужно преодолеть страхи и стать сильнее. Страх спиться я «преодолевал» с 25 октября по 25 февраля. С помощью волшебного зелья мы залезли в самые глубокие недра своих личностей, где встретились с тем, о чём вспоминать не хочется совершенно.
Сентября
Перед отъездом был жуткий день овсяного обострения. Мы оба были вымотанные и злые. Антон на прогулке злился, на нас чуть не наехала машина. Потом делали практику в изнеможении, а потом случился скандал по поводу организации встречи Миши. Орали друг на друга, всё понимая, но не могли остановиться. Овсянка, аскеза — ужас. Мы стали злые, жестокие, без сердца.
Сентября
Семинар. Встали в 3:15.Гуляли, медитировали, мысли сразу стали уходить. На завтрак — один фрукт или овощ. Потом практика. Я стала чувствовать её как мелодию, чувствую, идёт ли она, как и откуда. Плакала, сама не знаю отчего. На обед выбрала помидоры. Потом Серёга дал молитву о гордыне: «Господи, прости мне гордыню мою». Я начала без особой веры и вообще не ощущая никакой гордыни в себе, но доверяя Гуру, давшему такое странное задание. И вдруг пошло. Сначала полились слова — как будто кто-то вкладывал мне их в голову. А потом — присутствие Бога. Это присутствие помогло ясно увидеть, где у меня лежит всё тайное и скрытое, в том числе и гордыня. Я засмеялась от радости, потом наслаждалась этим присутствием и заплакала от любви, которая потекла ко мне. Она такая огромная, а у меня такая маленькая пропускная способность. Я разговаривала с Ним. Он был невероятно близко, и я почувствовала, что прошла всю эту дорогу неслучайно и не зря и что Пробуждение — это то, чего Он от меня хочет и ждёт. Я всё сделаю для этого.
На ужин прогулка, рис, мантра. Йога идёт суперски. Всё очень хорошо. Я очень скучаю по Антону [6]и наблюдаю за этим.
Сентября
Дома мы поняли, что не знали, не видели друг друга, что надо идти к высшему Я друг друга, что нам друг друга достаточно, чтобы убирать все перегородки из сердца. Зачем для этого другие люди?! Это было невероятное открытие. Я чувствовала, как Бог смотрит через меня на Антона и говорит: «Ну где же ты был всё это время?!»
Стена
Восемь месяцев до Пробуждения
В спальне при ремонте мы зачем-то сделали низкую стенку посередине комнаты, которая отделяла кровать от рабочего стола. Вроде задумка была хорошая, и стена действительно разделяла пространство на два сектора, но со временем мы стали замечать, что находиться в спальне не хочется совсем. Света было мало, и стена жутко давила.
Когда атмановский семинар закончился, к Атману приехала из Питера Аня Семёнова. Она зашла к нам в гости. Аня занимается Васту- «ведическим фэншуем». Увидев стенку, она сказала, что центр комнаты, по Васту, оставляют для Бога. Там должно быть много света и украшений, а у нас стена на месте Бога. Мы эту стену уже давно хотели снести, а тут ещё такое заявление. Естественно, я сразу пошёл в магазин за кувалдой. Место для Бога расчищалось с трудом. Строители сделали свою работу добросовестно. Но под конец дня мне удалось её сломать. На вынос кирпичей сил уже не оставалось, и мы решили отложить это мероприятие на следующий день.
Октября
Мы пошли в магазин за кувалдой, чтобы разрушить стену посреди комнаты. Купили кувалду, нарисовали на стене кирпичики, которые «мы положили на месте Бога в своём сердце», подписали их («гордыня», «злость» и т. п.) и после нескольких тактических ошибок и попыток взять стену нахрапом стали методично разбирать её по кусочкам, спокойно и терпеливо. В основном всё делал Антон. Я читала Мороза про гордыню. Меня накрыло раскаяние и чувство «как же так?! почему я этого о себе не знала?! как это скрылось от меня?». Я плакала, молилась и просила, умоляла вести меня дальше. После этого сначала выключился свет в квартире, а потом я стала заболевать — стремительно и странно. К концу дня у меня поднялась температура и разболелось горло… Чувствую небольшое огорчение из-за болезни, смешанное с огромной благодарностью за заботу обо мне, хоть суть этой заботы мне и неясна.
Мы легли спать на полу на кухне. Я помолилась, и мне всю ночь снились Бог, молитвы, разговоры с ним. Я ничего не помню, но было ощущение настоящей работы. Я страдала от температуры и физической боли, но не жаловалась, потому что ощущала: Он со мной. Вот уж помолилась так помолилась. Мда-а.
Октября
Пришла Анька и сказала, что стену мы должны выносить все вместе, раз уж она тут. Рассказала новость про Рубцова, что у него родился сын и как он счастлив. Сказала, что нам надо поехать к нему, он «ждёт нас». Мы удивились и умилились, желание поехать к нему действительно было, особенно у меня — хотелось увидеть его. Поговорили о Школе и необходимости взаимопомощи на пути. Всё замечательно.
Октября
Я иду на поправку. Анька ночевала у нас. Ребята с утра разгребают стену. Я тоже из последних больных сил вынесла парочку кирпичей, а потом поспала. Позже с Анькой разбирали её завалы-зажимы — у неё за время, проведённое с Серёгой, тоже всплыла куча проблем и комплексов. Потом ходили на фильм о Пробуждении («Луна 2012»): там люди-клоны со сроком годности пытались вернуться «домой» с Луны.
Аня наконец уехала. Мы созвонились с мамой Антона, после чего начались многоплановые масштабные разборки. Антон разбирался с тем, что я встреваю в разговор с его родителями и веду себя плохо, а я — с обидой на него. Мне представилось, что я — Бог, который кажется Антону болтливым клоуном, и это моё своеобразное бремя. Потом Антон зациклился на том, что совсем меня забил и запритеснял своими претензиями и требованиями, а я сказала, что это чушь и что будет новый урок — пусть в него вкладывает эту энергию, вместо того чтобы извиняться.