Берег реки. Бурлаки отдыхают от долгой работы. Барки пришвартованы. Пила, Сысойко, Иван и Терентьич едят суп. Остальные спят.
ТЕРЕНТЬИЧ. Пила, нужно отправить Ивана в город. Нельзя пацану робить бурлаком, - это опасно для ребенка.
ПИЛА. Я вам еще не рассказал, как я хлобыснул четвертого медведя?
СЫСОЙКО (мечтательно). Что сейчас в «Подлипной» происходит? Поди цуцело дьячок всех достает со своими венчаниями, а наши на полатях лежат и не слушаются его.
ТЕРЕНТЬИЧ. Парня нужно отправить в Пермь, - у меня есть друзья в городе, которые устроят его на работу. Зачем Ивану пропадать?
ПИЛА. Четвертый медведь попался мне на кладбище. Я шел мимо памятников, и он, мохнорылый пес, напал на меня сзади. У меня даже шрамы от его когтей остались.
СЫСОЙКО. Нет, в «Подлипной» сейчас тепло, и все пошли ягоды в лес собирать, а там ягод нет, потому что их все съел медведь!
ТЕРЕНТЬИЧ. Судя по рассказам Пилы, он всех медведей уже зарубил в вашей «Подлипной».
ПИЛА. Я упал на землю и притворился мертвым. Рядом ни души! Никто мне не мог помочь. Медведь меня стал нюхать; ходил кругами, а я в это время достал нож и перерезал ему глотку!
СЫСОЙКО. Или же все «подлиповцы» опять легли на полати и встать не могут, а полечить их некому.
ПИЛА. Опять на меня полилась медвежачья кровь. Я ее напился и разделал медведя. Принес домой тонны мяса! Матрена все дивилась на меня и говорила: «Айда муж у меня; айда богатырь»!
СЫСОЙКО. Какое слово смешное, - «богатырь». Отродясь такого не слыхивал.
ТЕРЕНТЬИЧ. Пила, ба̀ют, что ты колдун. Как можешь проявить свою колдовскую силу?
ПИЛА. Пятый медведь пришел к нам с Матреной в сарай и улегся. Я его спящего хлобыснул топором; он пику не дал. Мы его там оставили в сарае, и всю зиму ели замороженное мяса медведя.
ТЕРЕТЬИЧ. У меня уже неделю раскалывается голова, Пила. Можешь меня вылечить колдовскими чарами?
СЫСОЙКО. Однажды я сильно кашлял, и Пила вылечил меня волшебными травами.
ПИЛА. Шестой медведь напал на Ивана. Паренек гулял в лесу и вдруг выбежал оттуда, как ошпаренный: глаза бешеные, всего трясет. Я его давай расспрашивать: «Что с тобой, сыночка?», - а у него язык от страха к небу присох. И тут я вижу, как из чащи мчится это мохнатое чудище. Я метнул в него топором и попал прямо в самое яблочко! Медведь упал, мы его с Ванькой домой приволокли. Мясо засолили и ели всю весну. Матрена тогда сказала мне, что я предводитель медведей.
ТЕРЕТЬИЧ. Пила, все-таки, что ты скажешь на счет того, чтобы отправить Ивана в Пермь и устроить его на работу? У меня на пристани друзья робят.
ПИЛА. Где у тебя башка болит, Терентьич?
СЫСОЙКО. Вдруг в «Подлипную» приехал богатый барин, дал всем денег, и теперь «подлиповцы» живут ба̀ще всех в Чердыне, а?
ИВАН. Тятька, я, кажись, на теплоходе робить хочу!
ПИЛА. Терентьич, нужно закрыть глаза и сказать про себя восемь раз: «Чай я тыковку нашел, а мне бают, что свеколку. Всяко это хорошо. Пусть даже и редиску».
СЫСОЙКО. Так баско живут в «Подлипной», что едят до сыта и построили себе новые дома на деньги барина. У них козы, куры, лошади и коровы. Целое хозяйство. Вдруг, а?
ТЕРЕНТЬИЧ. Неужели моя башка пройдет от этой тарабарщины?
ПИЛА. Это не тарабарщина, а древнее заклинание повелителя медведей.
ТЕРЕНТЬИЧ. Знаешь, Пила, был у меня двоюродный дядя Федот. Обыкновенный плотник. Так, он ходил по городу в красном котелке и синем жабо. Просил, чтобы его все кликали князем и кланялись ему в ноги. Родственники упекли его в одно место с желтыми стенами.
ПИЛА. Седьмой медведь попался мне возле кабака. Я треснул его по башке глиняным кувшином, и он заревел на всю округу. Тогда я схватил вилы, валяющиеся во дворе, и всадил ему прямо в брюхо. Медведь помер. Седьмого медведя пришлось поделить с остальными мужиками из кабака. Домой принес совсем чуть - чуть мяса.
ТЕРЕНТЬИЧ. Ванька, скажи правду, - тятька честно про медведей бает? Было такое, что он лихо с целой ордой медведей разделался?
Молчание.
ИВАН. Все, что тятька бает, правда. Он, кажись, никогда не врет.
СЫСОЙКО. Богатый барин построил в «Подлипной» церковь. Да, такую роскошную: вся в золоте и серебре. Дьячка Миколу и цуцѐло пристава туда не впускают. «Подлиповцы» теперь наряжаются в меха, соболиные мантии и ходят молиться. Венчаются, крестят детей и живут в радости.
ПИЛА. Терентьич, будешь башку лечить или что?
ТЕРЕНТЬИЧ. Можно мне заклинание поприличнее? Даже стыдно эту галиматью произносить.
ПИЛА. Был у меня такой знакомый - звали его Прохор. Прохору все было не по душе. Ему подают компот, а он говорит: «Убери эту пакость от меня». Тогда Прохору дают под нос киселя, а он морщится и отвечает: «Да, пошли вы прочь с этой паскудью». Затем Прохору предлагают сок из можжевельника. Ответ такой, что и прежде, и Прохор еще больше морщится. Ему все несут разные напитки: там и нектар из щавеля, и брусничное желе, и напиток из подорожника, - все Прохор обзывает дрянью и свинством. Тогда от Прохора все отстали и перестали с ним даже разговаривать. На улице никто перед ним кепки не снял, и он стал очень одинок. Вот, ты, Терентьич, точная копия моего знакомого Прохора.
ТЕРЕНТЬИЧ. А у меня была бабка по имени Ефросинья. Так, она врала всем по поводу и без. Только рот откроет, а оттуда вранье одно льется. Она придумывала всякие небылицы, и ее сослали на север, и там она до сих пор остается. Сидит и мерзнет.
ПИЛА. А у меня был брат по имени Никифор. Он был упертый, как баран. Ты ему говоришь: «Никифор, иди и налей воды из колодца», - а он пойдет и заместо этого напьется пьяный. Или другой случай, - скажешь ему: «Сходи за дровами», - а он тебе воды из колодца подаст. За это мы ему уши отрезали, понял?
СЫСОЙКО. Наверное, богатый барин в «Подлипной» построил не только церковь, но и школу для маленьких «подлиповцев», и там все живут очень «ба̀ско», а?
ТЕРЕНТЬИЧ. В городе детям хорошо живется. Всяко лучше, чем на барке шалындаться.
ПИЛА. Кажись, скоро дождь польет или мне привиделось?