Сыновья Бога белого и черного 1 страница

Давно в старину в одном улусе жил один очень богатый старик по имени Юёдэй Угаалаах. Он имел девять сыновей, из которых восемь уже были женаты. Некоторые отделились от отца, а некоторые жили при нем. Младший из них, последний плод матери, был самым любимым сыном. Он был еще холост.

В этом же улусе, но далеко от упомянутого богача жил другой богач, который в своем наслеге был князем и одновременно слыл за конокрада. Тот имел сына и дочь. Юёдэй Угаалаах младшему сыну сговорил дочку этого старика за очень дорогую плату и подарки. Хотя весь договоренный калым был выплачен сполна, но старик-тесть медлил со свадьбой и выдачей своей дочери, выдумывая разные дополнительные подношения-подарки: «разжатия челюстей» и тому подобное, которые тоже аккуратно доставлялись ему.

Однажды весной у Юёдэй Угаалааха ожеребилась молодая перворожавшая кобылица. Жеребенок-самец бело-пегой масти имел гриву, которая росла по
хреб­ту, вплоть до основания хвоста. Жеребенок был настолько слаб, что не мог подняться на ноги. Старик-хозяин, получив первую весть о появлении такого особенного жеребенка, обрадовался.

— Я родился по предопределению самого Юрюнг-Айыы-Тойона и считался его сыном. Это, наверное, он сам даровал мне, так же, как мы наделяем невесту приданым — имуществом и живым скотом, идущим на поводу. Этот слабый жеребенок вплоть до самой осени, пока не пожелтеет и не засохнет трава, не поднимется на ноги. Старательно ухаживайте за ним, на руках подносите его к матке!

Слуги поступили так, как было приказано: целое лето нянчились с жеребенком, на руках поднося к матери. Как предвидел сам старик, он поднялся на ноги поздней осенью и стал отменным «убаса» (однолеток). Жеребенок вырос и был оставлен табунным жеребцом. Замечательно рослый и плодовитый, он стал известен во всем ближайшем околотке под именем Мюллю-Босхонг (Неподвижный калека). Он брал с собой только шесть кобылиц. Когда он ржал, казалось, сама земля в ответ дрожала, а небо откликалось шумным эхом. Когда Юёдэй Угаалаах сговорил сыну невесту, этот жеребец уже был у него.

Однажды сам старик с сыном поехали к свату, чтобы окончательно сговорится о переезде невесты. Два старца завели беседу о том, о сём. Но вдруг старик- домохозяин завел странную речь:

— Мы ведь с тобой оба — люди известные и именитые. По моему мнению, последний подарок, который полагается по нашим обычаям при переезде невесты к мужу, должен соответствовать нашему положению. Я слышал, что у тебя есть именитый жеребец Мюллю-Босхонг. В качестве заключительного подарка взамен моей дочери я жду от вас половину туши этого жеребца. Заколи его. Одна половина останется у тебя, а вторая достанется мне!

Слова свата настолько поразили Юёдэй Угаалааха, что он сразу замолчал и прервал беседу. Он подумал про себя: «Смотрите-ка, каков он! Приманивая своей белоликой дочерью, заставил перетаскать все мое богатство, а теперь ему не хватало еще лишить меня и жеребца Мюллю-Босхонга? Нет! Этому не бывать!»

Старик не дал слова и, прекратив дальнейший разговор по этому поводу, вернулся домой, а сын остался еще у невесты.

После отъезда свата, домохозяин говорил с зятем:

— Твой отец уехал, не дав решительного слова по поводу моего предложения. Это его дело, но и ты сам, улучив ветреную погоду, можешь привести ко мне жеребца Мюллю-Босхонга! При этом условии я не стану отсрочивать еще на
лишний день отъезд твоей жены. Будучи человеком именитым, я хотел бы отведать мяса знаменитого коня!

Будучи зятем, парень не хотел нарушать речи своего тестя. По старинным обычаям авторитет жениной родни стоял выше отцовской. И действительно,
выбрав один очень бурный день, он пригнал ему просимого жеребца с табуном — шестью кобылицами. Всех семерых тотчас же закололи. Оказывается, в юрте тестя камелек на особой оси поворачивался и под ним был вырыт большой погреб. Все туши положили в тот погреб.

У этого старика был подручный парень-любимец, который заменял ему руки и ноги. С быстротой летящей птицы он исполнял все его поручения. Однажды старик услышал молву, что где-то в Мегенцах (другой улус на противоположном, правом, берегу Лены) есть знаменитый конь. Он приказывает упомянутому парню тотчас же отправиться и привести ему этого коня.

Парень не медлил и вскоре привел коня. Прикрутил его к коновязи. Родной сын старика вышел с топором и с размаху ударил, метя в лоб коня, но удар просвистел по воздуху и угодил в другого парня, который держал конец повода. Обух пришелся в голову и вдребезги разбил череп молодого парня. Старуха-мать, увидев несчастье, стремглав побежала в юрту, причитая:

— Старик, случилась страшная беда: сын убил человека!

Но, однако, старик был совершенно спокоен:

— Ничего, успокойся, мы найдем способ от него избавиться!

Выйдя во двор, он обратился к сыну:

— Ну, паренек, этот конь, наверное, имеет в себе Духа покровителя, божество! («Айыылаах, тангара лаах»). При новой попытке заколоть его, пожалуй, случится другое несчастье. Подвяжи хвост коню, а убитого парня, спутав ремнем за кисти, пусти волоком за конем!

Сделав так, как советовал старик, коня отпустили на свободу. Он, волоча за собой труп убитого, примчался домой. Там решили, что какой-то конокрад, поймав коня, убился... Произвели в этом смысле маленькое расследование, и труп человека предали земле. Тем и делу конец.

Вернемся теперь к Юёдэй Угаалааху. Когда обнаружилась пропажа жеребца Мюллю-Босхонга с его табуном, девять его сыновей пустились на тщетные поиски. Наконец отец приказал им прекратить дальнейшие розыски.

— Я не представляю себе, чтобы кто-нибудь из имеющих десять пальцев решился протянуть их к моему добру, чтобы кто-нибудь из имеющих пять пальцев осмелился что-либо взять у меня? Само Божество Юрюнг-Айыы-Тойон даровало мне этот конный скот, оно же само, наверное, и распорядилось убрать его!

Наступила весна, стало теплее, а дни длиннее. В эту пору один старик-нищий из родичей Юёдэй Угаалааха пошел попрошайничать в тот район, где жил сват последнего. Придя во двор его, он остался ночевать в юрте, отведенной для скотников. Ему почему-то долго не спалось, но, однако, он лежал на постели, прикинувшись сонным. В это время вошла в юрту одна женщина и вступила в беседу с той, которая жила там. Домохозяйка вдруг среди разговора стала упрекать гостью.

— Что же ты не поделилась со мной изобилием наступившего года, совершенно забыла меня?

Другая женщина возразила:

— о чем еще вздумала говорить? Я попыталась было взять в ведро потроха одной кобылицы и спрятала это в телячьи ясли. Моя хозяйка, обнаружив это, так разбранилась, что я и сама не рада осталась. И за такой пустяк!

Женщины продолжали беседу:

— Ныне вы закололи знаменитого жеребца вашего свата Мюллю-Босхонга с шестью кобылицами. Вероятно, у вас такое изобилие пищи, подбрюшного жира и прочее?

— Ну, что значит закололи скотину? Это еще пустяки! А вот нынче они убили человека. Знаешь, приказали своему парню привести из Мегенцев коня, привязали его к коновязи и хотели топором в лоб, но хлопнули в лоб бедного парня, который держал коня. Труп убитого привязали к хвосту коня и отпустили с ним. Вот какие дела они творят!

— Ну а из пищи той много запасено у вас? Наверное, лежит?

— Давным-давно все съели, неужели будут хранить по сию пору? Лишь одно стегно Мюллю-Босхонга запасли для лета. Положили в холлогос с таром («холлогос» — большое ведро из бересты; «тар» — скопы скисшего снятого молока) и вывезли в летник.

Старик-нищий, услышав разговор женщин, на следующее же утро поспешил домой и обо всем услышанном подробно рассказал Юёдэй Угаалааху. Последний в то время ослеп на оба глаза, но, тотчас же взяв провожатого, поехал в город. Уезжая, он сказал сыновьям:

— Я вывезу из города начальство, к этому времени дом приведите в порядок!

Через несколько дней он вернулся с представителем власти, который имел приказ произвести по его указанию обыск. Переночевав одну ночь, проехали прямо к свату. Под камельком обнаружили погреб, который был пуст. Поехав в его летник в холлогосе с таром обнаружили одно стегно Мюллю-Босхонга. Приказали привести ту самую женщину, которая была свидетельницей убийства человека, и строго допросили. Та, не утаив ничего, обо всем подробно рассказала, как все было. Сына арестовали и увезли в город судить.

Старик-отец стал таскаться по судам и начальству. Для уплаты уворованного и на взятки властям того времени, жадным до денег, он промотал почти все свое богатство. Под конец сына сослали на каторгу, отец и мать одни остались дома.

Однажды старик сказал жене:

— Я был человеком, созданным по произволению самого Хара-Суоруна.
(«Чер­ный ворон» — древнее божество якутов). Родился я с предопределением судьбы — не ведать, пока живу, в этой средней земле какой-либо неудачи, не подвергаться случайному несчастью. А Юёдэй Угаалаах родился по произволению самого Юрюнг-Айыы-Тойона (Белого, Святого Творца) и потому, будучи выше по указу судьбы, одержал верх надо мной. Видимо, сказалась его исконное превосходство.

Старуха возразила ему:

— Случившегося не вернешь. И никакая сила за нас не отомстит. Наша песенка уже спета!

Старик встрепенулся и добавил:

— Нет, погоди, не все еще кончено! Вот у меня есть сосед Кутуйах — шаман, который силою своих Духов проходил сквозь игольное ушко. («Иннэ бюргэс
юютюнэн кыырар» — поговорка). Надо бы его попросить совершить камлание и пожрать Юёдэй Угаалааха со всем семейством. Ну их к чертям!.. Эта одна белоликая дочь, родившись, довела нас до несчастья!

Пригласил он шамана и заставил совершить камлание. Тот проплясал подряд три дня и три ночи и совершенно напрасно молил своих Духов. Погубить Юёдэй Угаалааха никак не удавалось. Шаман вернулся из своих полетов.

— Его Дух-покровитель, его Божество преградило дорогу и не впустило к нему.

— Если так, то, значит, они люди с прочным назначением и никакая Сила их не одолеет. Но тем не менее не откажи еще раз потрудиться.
Вознесись к создавшему меня Хара-Суоруну. Я
создан был с твердым назначением не попадать в беду в течение всей своей жизни в этой средней земле.

Шаман согласился и еще одну ночь совершал камлание. Отправился к Хара-Суоруну и сказал ему:

— Созданный самим Юрюнг-Айыы-Тойоном
сын его Юёдэй Угаалаах созданного тобой сына довел до несчастья.

— Правда, он был создан мной со счастливым уделом — избегать беды земли. Если же он терпит ныне разные неудачи, то это происходит потому, что его противник создан более высшим, чем я, Божеством — Юрюнг-Айыы-Тойоном, — ответил Хара-Суорун. — Но тем не менее возьми с собой вот эту веревку и брось ее около изгороди Юёдэй Угаалааха. Если кто-нибудь из них найдет эту веревку, то все они станут конокрадами и не будут выходить из темниц.

С этими словами Хара-Суорун вручил ему окровавленную веревку длиной в девять маховых сажен. Шаман, спустившись на Землю, веревку ту бросил около жилища Юёдэй Угаалааха. Она пролежала там очень долго. Люди Юёдэй Угаалааха часто проходили мимо нее. Но с открытыми глазами не видели веревки.

Только много лет спустя собственный внук того старика, по просьбе которого веревка была брошена, сын его дочери, увидел веревку и принес домой. С тех пор он стал неисправимым конокрадом. День и ночь, не сидя у себя дома, промышлял воровством. Часто попадался и садился в острог. Каждый раз родные освобождали его, неся большие расходы. Но он опять попадался. Благодаря этому его семья промотала весь свой скот...

Когда Юёдэй Угаалаах со старухой умерли, сыновья обеднели, и тоже все по­степенно превратились в конокрадов. Другой старик был еще долго жив и при получении каждой новой вести о несчастье своего врага радовался:

— Ну хорошо, значит, и они пошли по моему пути и разделят мою участь!

— Вот так, — сказал Алтай Кам, грея руки у огня. — Сюр-двойник каждого человека дается ему тем или иным Божеством, Духом вместе со своим предназначением, со своей судьбой. Но далеко не у всех людей Сюр дается великими Духами. Предназначение многих не большее, чем у овец — просто добывать пищу и размножаться. После смерти же Сюр вновь возвращается к тому Божеству, которое дало его, неся с собой весть о выполненной задаче.

— Что же делать людям, имеющим низкое предназначение? — спросил Рыбья Кость.

— Такой человек, — сказал Алтай Кам, — должен оставить все, чем он занимался, все свои мысли, желания и мечты, пойти и найти человека с высоким предназначением и разделить с ним его судьбу. Но сделать это ему будет нелегко, если он оставит хоть что-то из своего прошлого, оно может засосать его обратно, и он снова вернется к своему незавидному существованию, которым живет подавляющее большинство. И если он действительно разделит судьбу Великого человека, то Духи заново скроят его, т.е. он пройдет рассечение, перерождение. Как только кандидат по окончанию рассечения встает с ложа, тотчас же призывает он другого шамана. Этот последний должен знать тот сучок на священном шаманском дереве, где лежит, воспитываясь, Душа будущего шамана. Есть особая луо-рыба из «источника смерти и несчастья», имеющая одну голову и два хвоста. Вскормив слизью этой рыбы воспитываемую Душу кандидата в шаманы, посвящающий шаман обязан поднять ее с гнезда, чтобы новый шаман мог приступить к священнодействию, т.е. шаман должен получить Кут — Силу. Есть особый горный хребет, куда поднимаются от горы Джокуо по проходу Ченгкейдеех-Аньага. Кандидат в шаманы вместе с обучающим шаманом должен подняться на этот хребет в тонком теле.

Шаман-Учитель идет впереди, а кандидат — позади. Учитель во время этого пути наставляет кандидата и показывает ему узлы дорог, ведущих к разным голым мысам, где находятся источники человеческих болезней.

Потом Шаман-Учитель приводит Душу в дом. Здесь оба надевают шаманские плащи и совершают камлание. При этом наставник, дойдя до дорог тех или иных злых Духов, указывает, какая часть тела шамана какой болезни или какому бесу соответствует и имеет лечебную силу. Каждый раз при указании таких мест наставник плюет в зев кандидата, который должен проглатывать эту слюну. Таким образом, кандидат, узнав все дороги «несчастий нижнего места», возвращается (восходит) домой на среднее место, т.е. он знакомит его с тонким миром.

Если у Шамана-ученика плохой невосприимчивый организм — слабый
Кут, — то злой Дух будто бы хочет взять, т.е. умертвить его самого. Тогда Шаман-Учитель взамен главных костей шамана должен дать, обречь на смерть кого-нибудь из его родни, по одному человеку за каждую кость. Например, взамен черепа — одного человека и т.д., так как Кут хранится в костном мозге и остается на века связанный со скелетом давно умершего.

Человек, призываемый к шаманству, с невосприимчивым организмом в нижней болотистой местности — мире Эрлика увязает, погружается; тогда Шаман-Учитель должен взять кого-либо из его родни, из отцовского рода и перебросить в виде мостика, чтобы по нему им обоим возможно было перебраться через топкую полосу в стране нижних Духов.

— Почему же должны умирать именно родственники шамана? — удивленно спросил Рыбья Кость.

— Дело в том, что Кут каждого человека имеет определенный цвет и он может получить Кут от людей с таким же цветом их энергетики, а это как раз его родственники, так как родственники все имеют сходный Кут, и таким образом должно умереть несколько его родственников, чтобы весь их Кут перешел шаману и он мог обрести Силу, достаточную для своего предназначения.

В связи с этим Рулон вспомнил, что при рождении Христа и Моисея было великое истребление младенцев, которые родились вместе с ними во всем роде израилевом.

Видно, Бог это сделал для того, чтобы их Кут перешел этим Великим людям.

— Вот и Духи, — продолжал Алтай Кам, — поэтому переходят по наследству какому-либо сородичу шамана, так как они реагируют только на Кут этого цвета. Поэтому и переходят они от одного человека к другому только в пределах рода. Новому же шаману, такому, как ты, нужно самому находить Духов-помощников и приучать их к своему Кут. Часто и при камлании шаман призывает Души, Кут своих родственников для помощи, чтобы получить больше Силы.

Затем кандидат в шаманы со своим Учителем восходят камланием в верхнюю страну (юёсээ дой) к Духу по имени Юёлэн-Кунньаас, имеющему жеребца с крыланом на оплечьях («Бар-Джагыл атыырдаах Юёлэн-Кунньаас»).

У шамана бывает, вернее, должна быть, так называемая священная плоть, выросшая на темени («ытыннэт» — дословно — «чтимое мясо»). Еще раньше, при рассечении тела Духами, отрезанные и разбросанные части этого мяса Шаман-Учитель собирает и прикладывает их обратно на место и также плюет в его, будущего шамана, зев.

Теперешние шаманы не совершают обряд посвящения, они обычно говорят: «Нет шаманов, которые могли бы, были бы в силах посвятить нас».

Рассказывают, что посвящаемым в шаманство предлагается самим выбрать одно из двух: или посвятиться от Духов «источника гибели и смерти», или же посвятиться от Духов «исцеления и спасения», т.е. от Верхнего мира.

— Только самые Великие шаманы могут путешествовать в обоих мирах, — сказал Алтай Кам. — Во время камлания шаман собирает людей в юрту, чтобы эти зрители помогли ему. Своей энергией он творит чудеса: протыкает себя ножом, развязывает самые тугие узлы, которыми его связывают, чтобы собрать внимание зрителей и вселить в них веру. Затем он камлает и описывает, где идет, что сейчас делает, держа всех присутствующих в эмоциональном напряжении, чтобы они поддерживали его своей силой, своим Кут во всех его действиях.

Тут Рулон вспомнил, как видел камлание Алтай Кама в ближайшем улусе.

В чадыре собралось много народу, шаман взял нож и воткнул его в живот, а затем вытащил его оттуда. Затем дал себя связать.

— Вяжите покрепче, — приговаривал он.

Его руки связали крепкой веревкой и привязали их еще к телу так, что двигать ими не было никакой возможности. Сверху на него еще надели одежду и застегнули ее.

Когда все расселись, шаман, стоя посреди чадыра, начал свистеть, призывая своих Духов-помощников. Вдруг, откуда ни возьмись, появились какие-то существа и стали кричать: один — как филин, другой стал вороной летать и бегать по чадыру. Рулону показалось, что по нему пробежал маленький зверек наподобие белки. Духи собрались и стали помогать развязываться шаману.

Первой они сбросили его одежду, кинув ее на того, кто связывал Алтай Кама. Затем развязали и бросили на присутствующих веревки. После этого шаман надел кафтан-маньяк и начал камлание, громко ударяя в бубен. По ходу действий он описывал, как спускается в подземный мир за похищенной злыми Духами абагы Души Кут больного.

И тут Рулон увидел, как во время всех напряженных моментов его повествования от людей исходит как бы золотистая волна энергии, которая направляется к шаману. В этот момент его аура вспыхивала и начинала ярче светиться. Камлание продолжалось после этого с особой интенсивностью.

После шаманского посвящения память Рулона стала иной. Он не просто вспоминал события, но видел в них то, чего не замечал раньше. Например, это аура и волны исходящей от людей энергии. Он раньше не видел их, а теперь вспоминает событие так, как будто бы он их уже тогда наблюдал.

Увидев его недоуменную физиономию и словно читая его мысли, Алтай Кам рассмеялся.

— Теперь ты вспоминаешь не только, что видели твои глаза, но и то, что видел при этом Сюр. Твой сновидный двойник всегда видел скрытую сторону вещей, только ты не осознавал этого, а теперь твоя память воссоединилась, и ты видишь все вместе.

Рулон подумал, что так же и артисты получают энергию из зала во время своих выступлений, объединяя ее в общее поле. Вот на чем основана магия, искусство орфики, которую сознательно использовали жрецы в своих церемониях и мистериях.

— Почему же шаман не может взять энергию из космоса? Неужели и я должен брать ее от своих родственников?

Алтай Кам громко расхохотался.

— Ты так о них беспокоишься? Дело в том, что космическая или другая энергия дается временно и ее можно принять не больше того, чем позволяет изначальная энергия Кут. Поэтому шаман и набирает много этой изначальной энергии.

***

На речке Хаастаах есть могила древнего шамана по имени Тимир-Чарапчылаах, в переводе — «имеющий железный козырек над глазами». Труп положен в колоду, выдолбленную из обрубка лиственного бревна. Колоду привязали на развилине ветвей большой лиственницы.

Кости этого шамана в старину поднимали два раза, так как колода и дерево сгнивали и кости сваливались на землю. Когда сваливался гроб, то шаман из его кровных родственников, заклавши три штуки скотины определенной масти и устроив «ысыах», поднимал останки шамана и перекладывал на другое дерево.

Еще на моей памяти останки этого шамана подняли один раз. Я как-то случайно повстречался по дороге с людьми, идущими поднимать их. Они гнали одного трехтравого нехолощеного бычка. Для совершения обряда поднятия были приглашены три шамана. Заколов того быка, должны были угостить собравшийся народ.

Рассказывают, что останки шаманов поднимают с жертвой конного скота. Должны заколоть жеребца черной масти, но с белой мордой и с белыми, как не очищенные от коры березовые колья, четырьмя конечностями. При третьем поднятии останки должны быть преданы земле.

В костях останков шамана содержится его Сила, и, взывая к ним, человек мо­жет привлечь помощь умершего шамана, который придет к нему из мира сно­видений.

— Сейчас я снова расскажу тебе одно предание шаманов, которое поможет тебе лучше проникнуть в нашу культуру, чтобы обрести видения мира древних, — сказал Алтай Кам, крутя в руках веточку жимолости. Неторопливо он начал свое повествование.

***

— Когда-то в древности в Курбусахском наслеге Борогонского улуса жил шаман по имени Басыллай. Имел он двух братьев, одного из них звали Ниргиэрдээх, а другого — Джэндэгэ. Эти братья шамана имели жительство на самой границе с Бахсытским наслегом Мегинского улуса. Покосы их находились вокруг известного в Борогонцах озера Дэбилиттэ. В летнюю пору на этом озере линяет масса перелетной дичи. Шаман Басыллай умер.

Однажды ранней осенью, когда все озера уже замерзли, князь Бахсытского наслега Дэллэнгэй приехал с 20 людьми к озеру Дэбилиттэ, заставил начисто скосить весь камыш, росший вокруг озера, и на сорока подводах намеревался увезти скошенный камыш.

В то время один из братьев — Джэндэгэ лежал при смерти. Какая-то старуха увидела, как Бахсытский князь со своими людьми приступил к косьбе камыша, и поспешила сообщить об этом Ниргиэрдээх, одному из братьев — владельцев озера, в таких выражениях:

— Ну, мой голубчик, Бахсытский князь уже очищает весь камыш на Дэбилиттэ, видимо, бесповоротно отнимет!

В это время Ниргиэрдээх стоял у проруби с пешней в руках. Услышав слова старушки, он с пешней в руках поспешил к озеру. Действительно, люди уже работали, на 20 возов успели наложить скошенный камыш. Сам Дэллэнгэй-князь в волчьей дохе и шапке из рыси, заложив руки за спину, прогуливался, давая своим людям распоряжения. Ниргиэрдээх прямо и стремительно направился к нему. У Дэллэнгэя в руках была пальма. Увидев бегущего с пешней человека, он совсем не думал бежать, а пошел к нему навстречу. Ниргиэрдээх, подойдя к нему вплотную, сказал:

— Бёрёлюю тэллэх! («по-волчьи постель»). (Алтай Кам пояснил: «Ниргиэрдээх сравнивает себя с волком, словом «постель» он хотел сказать, что пришел свалить наземь».)

С этими словами он, направив острие пешни в его черную печень, ткнул. Но Дэллэнгэй был настороже и одним ударом пальмы переломил древко пешни. В этот момент сбежались работники князя и напали на Ниргиэрдээха. Повалили его на землю, избили, истоптали его, как следует, а затем свитыми из кожи ремнями привязали к саням. Но вскоре Дэллэнгэй приказал своим людям:

— С него, собаки, довольно и того, что его так проучили. Снимите с него веревки и продолжайте свою работу.

Развязали ремни. Тот, бедняжка, весь избитый, израненный, с синяками и кровоподтеками, на четвереньках, ползком направился к западному берегу озера. Там он поднялся на высокий мыс, где на лабазе в долбленом гробу лежали кости умершего шамана Басыллая. Вскарабкался на аранкас — могильный помост, лабаз, и лег на него поперек. Деревянный стержень пешни он принес, оказывается, с собой. Стуча этой палкой по гробу, он обратился к Духу умершего шамана с такими словами:

— о, мой старший брат! Имеешь ли ты уши, чтобы слышать, имеешь ли глаза, чтобы видеть? Оттого, что ты лежишь мертвым, со мной стряслась вот эта беда! Пришел к тебе потому, что пролилась моя густая кровь, изрезано мое цельное тело. Во что обратили меня, воззри!

Довел меня до такого состояния Бахсытский князь Дэллэнгэй. Желая отнять в свою пользу обширное Дэбилиттэ, он прибыл сюда, имея 20 человек и 40 подвод, силой отобрал весь озерный камыш. Защити, помоги и спаси!

С такими речами он стал стучать по могильному лабазу. Лишь только он успел промолвить эти слова, как с самого грунта земли под аранкасом взвился вихрь, скрутился прах и тотчас же образовался столб величиной урасу. С громоподобным шумом и со страшной силой вихрь налетел на
озе­ро. Сначала закрутило самого князя Дэллэнгэя. Последний, видя наступающий ураган, поднял было свою пальму, махал ею, как будто дрался. Но вихрь опрокинул его вниз головой и вверх ногами и завертел. Затем закрутил наваленный на возы камыш и людей. Наступила тьма. Все очутились среди непроницаемого крутящегося облака. Рассказывают, что тот ураган целые возы камыша перебросил через леса в соседние елани. Шапку самого князя нашли потом вдали, на расстоянии двадцати верст от того места.

Разбросав камыш и людей, ураган прекратился. Дэллэнгэй был не в силах стоять на ногах.
Увезли его домой, усадив на сани. С того момента, как рассказывают, он в продолжение девяти лет находился в сумасшествии и от той болезни умер. До сих пор Дух этого сумасшедшего князя считается среди якутов
страшным юёрем («злой Дух или Дух-пожиратель»). Озеро же Дэбилиттэ осталось за Курбусахским наслегом, бахсытцы туда ни ногой.

Так-то тот шаман после своей смерти помог своим людям.

Этот сказ дослушивал Рулон, уже засыпая.

Берег Тенгри

Наутро он вспомнил все, чему его учил Алтай Кам. Он пошел бродить по тропам горной тайги. Идя между скал и больших причудливых елей, он старался осознавать, как каждый его шаг, каждый взгляд уходит в прошлое. Только-только он был за поворотом — и уже прошел его, только подходил к большой разлапистой ели — и уже ее прошел, только взял в руку необычный, поросший мхом камень — и уже это мгновение ушло в прошлое и больше никогда не повторится, хотя и навсегда уже останется в памяти.

Он ощутил, как будто находится в реке впечатлений, которая течет откуда-то из будущего, проходит через краткий миг настоящего и навсегда уходит в прошлое. Он явственно почувствовал течение этой реки, соединяющей три мира, и ему показалось, как будто он стал предвидеть смутные очертания будущих событий, надвигающихся на него с неумолимой неизбежностью. Приближаясь, они становились все яснее и отчетливее, пока не становились настоящим, а затем угасали, погружались снова в небытие прошедшего.

Придя вечером домой, Рулон рассказал все происходящее Алтай Каму.

— Ну молодец, Рыбья Кость, — похвалил его старик, — продолжай так же видеть мир, пока ты не начнешь постоянно видеть мир как реку времени. Тогда ты, может быть, увидишь берег и сможешь выйти из этого потока на берег Тенгри — мира непроявленного, вне времени и пространства, где нет уж рождения и смерти, страдания и скорби. А теперь послушай еще одну нашу легенду о смерт­ном часе шаманки Матрены.

***

Перед смертью она будто бы сказала: «Если моя смерть будет сопровождаться ветром и бурей, то в этот край не возвращусь больше, и мои люди будут жить счастливо». И действительно, когда она умерла, случился страшный ветер, который повалил много деревьев и побил в домах окна. Кроме того, в ночь ее смерти подохла одна корова, а в день похорон от вихря погиб один конь.

Умерла она десять лет тому назад.

Перед смертью она сама выбрала место, где ее нужно похоронить. Ее люди там выкопали могилу, но живущие около того места хозяева не разрешили хоронить. Поэтому в той яме зарыли собаку, а шаманку похоронили в другом месте.

После смерти этой шаманки в местности Кёйюгюйэ, где она имела постоянное местожительство, люди на льду озера видели лежащих трех медведей. Говорили, что это будто бы бесы той шаманки. По слухам, ее бесы были тунгусского происхождения. Те Духи — Духи мира Эрлика. Духи вселяются в шамана, и с этого момента он становится могущественным, т.е. он обретает силу и возможности этих Духов. После смерти Духи покидают шамана и вселяются в нового избранника, чтобы проявиться здесь, на Земле. Часто злобные Духи, абасы, вселяются в шамана, могут творить через него зло, и такой черный шаман должен быть осторожен.

***

В древности в Удюгейском улусе в наслеге Мэйик жили два брата, известные шаманы. Старшего из них звали Лагларыйа-шаман, а младшего — Сабыкы.

Однажды разразилась оспенная эпидемия. Заболел оспой также и младший шаман. В начале эпидемии попросили старшего брата камлать над больными. Младший, лежа в постели, предупреждал брата:

— Тебе не следует вступать в состязание с Духом оспы, ты этим учинишь непоправимое бедствие! Он истребит весь наш народ!