То ли предвкушение, то ли тошнота... 6 страница

- Я не жажду быть его половиной.

- Это уже не зависит от тебя. Ты УЖЕ с ним связан, сам знаешь. Эта метка фонит так сильно, что игнорировать это сложно. Бесит, - мужчина устало опустился на кресло и прикрыл глаза, вздыхая.

- И много таких монстров в компании, как ты?

- Таких, как я, нет. Таких, как Анатолий Петрович - весь руководящий состав. Советую не рыпаться, потому что это может плохо кончиться для твоих конечностей. Он же тебе уже угрожал, да?

- И откуда ты знаешь? Зачем ты вообще говоришь со мной после того, как я чуть не врезал тебе по роже? Мне не нужна твоя жалость.

- Это не жалость, - мужчина пропустил мимо ушей мое оскорбление, - это понимание. Я тоже однажды попал в похожее положение и вел себя точно так же. Пока меня не сломали. Поверь, это больно, когда растаптывают личность. И я хочу только предупредить тебя, будь осторожнее, как на минном поле. Одно неверное движение и от тебя останутся кусочки.

- Я не могу понять, ты мазохист или идиот?

- Кто знает, я мог и не начинать этот разговор, но ты так похож на меня прошлого.

- Так дай мне возможность свалить отсюда подальше и живи себе счастливо с этим монстром.

- Ни за какие деньги мира. Да, с Толиком я мог не волноваться за свою сохранность, но его я боялся больше всего. Мне жаль, что спокойные дни закончились и в то же время радуюсь тому, что никогда не почувствую его рук на себе. Тебе никто не поможет из наших. Все рады, что он нашел пару, хоть спокойнее будет.

- Я не смогу так, - падаю обратно в кресло. Ужасно хочется уйти, но Василий Геннадиевич может дать мне нужную информацию, которая может изменить многое.

- Сможешь. Люди такие существа, которые способны привыкнуть ко всему.

На удивление враждебная аура сошла на нет. Мы оба сидели по разные стороны стола и в данный момент словно отзеркаливали друг друга. Между нами было больше общего, чем я мог предположить вначале. Он тоже ненавидел директора и был счастлив избавиться от его покровительства. А теперь я попал в западню из которой нет выхода. Или есть?

- Это печально. Все … печально, - добавляю, смотря на мужчину напротив меня.

- Тебе завидуют многие из организации, но уже ничего не сделать. Он выбрал тебя и больше никто ему не будет интересен. Мне правда жаль тебя. Это ужасно, когда твоя жизнь в чужих руках. Я хотел поговорить нормально, но вспылил, не смог сдержаться. Надеюсь, этот разговор не повлияет на работу, - Василий Геннадиевич качнул вопросительно головой.

- Не повлияет, - недовольно кривлюсь, ощущая, как раздражение никак не угасает. Этот … вервольф меня выводит из себя в данный момент.

- Уверен, что тебя скоро уволят.

- Сам уволюсь, когда ему надоем.

- Не надоешь. Ты меня не слушал? Ты для него теперь самое важное, самое ценное. Толик, как и все оборотни, никогда не отпускает добычу. Либо ты перестаешь рыпаться, либо тебя усмиряют насильно. Прислушайся и смирись, пока не поздно. Потом будет больнее.

- Я не буду тебе что-то еще говорить. Вдруг побежишь докладывать. Может, это все, - развожу руки в стороны, - его рук дело.

- Правильно, не доверяй никому, если хочешь выжить в организации.

- Что это за организация такая вообще?

- В скором времени узнаешь сам. Рано или поздно тебе придется познакомиться с семьей Толика и его окружением.

- Ладно, раз мы закончили выяснять отношения, я могу идти или есть еще что-то, что ты мне не высказал? - я устал от этого всего.

Дайте мне передохнуть, вздохнуть спокойно…

- Мы перешли на ты?

- Уже половину спора как, - встаю с кресла и без разрешения направляюсь к двери.

- Будьте бдительны, Евгений. В НАШЕМ мире все куда жестче, чем в человеческом. - Василий Геннадиевич устало улыбается уголками губ.

Я ничего не говорю больше. Просто ухожу к своему столу. Машинально проверяю мобильник, на котором высветилась СМСка.

“Поднимайся ко мне”, - с неизвестного номера. Но я знаю кто это. И знаю, что меня ждет дальше…

Трогать Толика ( да, теперь я называю про себя его по имени ), когда он находится за рулем, дело опасное. Он недовольно шикнул на меня, когда я пытался его что-то спросить. В машине было тихо, даже радио не работало. Забираться в салон изначально не было никакого энтузиазма, но меня никто не спрашивал. Предложение директора усадить меня самолично я отверг и недовольно забрался на пассажирское место. Водителя сегодня не было и мы остались вдвоем. Мужчина же недовольно закатил глаза, но ничего не сказал, витая в собственных мыслях. Ужасно нервничаю, чувствуя, как в груди бешено бьется сердце. Только сейчас понимаю, что случится через пол часа…

Мы не разговариваем всю дорогу. Смотрю в окно автомобиля, а мысли где-то далеко. Пытаюсь все держать в себе. Не хочу, чтобы меня читали, как книгу. Боковым зрением вижу, как Толик глубоко вздыхает и слегка поворачивается ко мне, но от дороги взгляд не отрывает. Так и чешется спросить, что это за телодвижения в мою сторону. Но я упрямо молчу, не желая проявлять интерес. Нечего расслабляться. Правая рука директора мягко опускается на мою ногу. Пальцы медленно сжимают ее через ткань брюк. Прикрываю глаза и пытаюсь успокоиться, чтобы не перейти на крик:

- Что ты делаешь?

- Прикасаюсь к тебе, - он спокойно отвечает без тени эмоций.

- Зачем?

- Я не должен объяснять почему хочу прикасаться к своей паре, - Толик не отрывается от дороги. Его пальцы достаточно сильно поглаживают ногу, заставляя меня чувствовать себя неуютно.

- Это меня нервирует, - делаю глубокий вдох. Спокойно. Только бы не сорваться, только бы не ляпнуть лишнего.

- Нервирует? Надо успокоить?

“В смысле?”- почти вырвалось удивленно из горла, как рука подымается вверх, цепляя пальцами мой вялый член через ткань брюк. Черт, чувствую сильный жар даже сквозь одежду.

- Мы на дороге, - недовольно шиплю сквозь зубы, замечая, как глаза Толика стали куда светлее обычного.

Директор все так же уверенно ведет машину, не отрываясь. А у меня рубашка к спине прилипла от шока. Что он себе позволяет в таком месте? Но почему-то молчу, не решаясь сказать хоть слово. Пальцы неохотно исчезают и чужая рука снова опускается на руль. Толик довольно скалится, впервые за всю поездку посмотрев на меня через зеркальце.

- Приехали, - голос у мужчины как всегда низкий и хриплый, словно он только что проснулся. - Выходи.

И в этот момент я понимаю, что меня нагло надули, обвели вокруг пальца. Пока я возмущался наглости этого зверя, машина успела подъехать к моему дому. Мотор заглох, двери разблокированы. Приходится выйти из салона. Не начну же я устраивать истерику на улице.

Толик нагло улыбается, сверля меня своим тяжелым взглядом. Он думает, что победил этот раунд, но остается призрачная надежда, что все пойдет не по его плану. Директор опережает меня и без препятствий заходит в парадную, а затем и в квартиру. Шарю по карманам - мои ключи на месте. Неужели, дубликат сделать успел? Раздражаюсь еще сильнее, понимая, что он все продумал наперед.

Папа приходит немного раньше меня с работы, поэтому он точно дома и вероятнее всего ужинает. Не радует и то, что мама так же сидит за столом. Родители в недоумении смотрят на Толика, который тараном идет на кухню, не снимая обуви. Его вообще мало что интересует.

- Анатолий Петрович, а что вы тут делаете? - удивленно произнес отец, проглатывая кусок курицы.

Мать вообще не понимает, кто перед ней и что тут происходит. Стою позади, топчусь в коридоре, не рискуя подойти ближе.

- Добрый вечер, Андрей Сергеевич. У меня к вам и вашей супруге есть важное дело, касаемо вашего сына, - начал говорить Толик.

“Началось”, - боязно произношу про себя. Родители синхронно посмотрела на меня все так же не понимая, к чему все это. Директор стоит перед кухонным столом совершенно не волнуясь, что прервал людей во время ужина, бестактная сволочь. Мужчина крайне нелепо смотрелся в дорогом деловом костюме посреди маленькой кухни. Он властно возвышался над родителями, которые все ждали, что скажет Толик дальше.

- Мы вас внимательно слушаем, - папа перевел взгляд с меня на директора, повернулся к нему лицом, застывая в ожидании.

- Я уверен, что вы не будете возражать, если Женя съедет из этой квартиры, - Толик довольно спокойно говорил, вкрадчиво, надавливая на каждое слово.

- Зачем? - встряла мать, начиная паниковать. Она первой вышла из непонятного транса, почувствовала неладное.

- С сегодняшнего дня ваш сын живет у меня, - он сказал это так спокойно и обыденно, что родители не сразу поняли суть фразы, зависли на пару секунд.

- Что вы сказали? - отец поднялся с табуретки, угрюмо посмотрел на директора. - Вы шутите что ли?

- Нет, не шучу. Я ставлю вас перед фактом, потому что Женя сам сделать этого не может. Мы встречаемся.

Дергаюсь, слыша собственное имя. Папа снова уставился на мое лицо. А я находился словно в параллельной реальности: ничего не слышал и не видел перед собой. Не знаю, что он там увидел, но на лице родителя отобразилась непоколебимая решимость:

- Покиньте мой дом и не возвращайтесь сюда.

- Одумайтесь, Андрей, и успокойтесь. Я не спрашиваю вашего разрешения…

- Да как вы смеете! Посмотрите на моего сына. Он белый, как стена. В жизни не поверю, что он добровольно с вами пойдет! - папа перешел на повышенные тона. - Сына я вам не отдам!

- Я его заберу сам, Андрей.

- Он не вещь, чтобы его забирать. Он мой сын, нормальный парень, у которого должна быть семья. Я не позволю рушить его будущее!

- Я - его будущее, Андрей. Разве вы не знали, что ваш сын - гей?

- Это брехня! - папа стукнул по столу. Даже я подскочил. Мать сидела на табуретке и опустила глаза в пол.

- Но вы же знаете, - сказал Толик, обращаясь к маме.

- Ира, скажи хоть что-то! - отец был в бешенстве.

- Он… говорит правду, - мать закрыла рукой рот, и тихо заплакала, выходя из кухни. Она даже не посмотрела на меня, пролетая мимо.

- Я никогда не вру, Андрей, запомните, - Директор не переставал давить на папу, который медленно осел на табуретку.

- Как же так. Это же невозможно…

Мне стало противно от самого себя. Отец посмотрел в мою сторону расфокусированным взглядом, глубоко вздохнул.

- Вы не знаете своего сына, Андрей. Я заберу его …

- Нет. Он МОЙ сын. ОН МОЙ СЫН! Даже если он гей, мне плевать, я его не отпускаю с вами! Это вы его развратили! Вы во всем виноваты! - отец начал кричать во всю глотку, стуча кулаком по столу.

- И что с того? - голос Толика звучал безмятежно. - Вы не хотите его отдавать? Скажите тогда, а хотите ли вы жить?

Мои ноги приросли к полу. Я посмотрел на директора и увидел только злого хищника, готового накинуться в любую секунду, чтобы разорвать жертву на куски. Папа покраснел и замолчал. На его шее сильно билась жилка, а кожа покрылась испариной.

- Вы же знаете, Андрей, - Толик наклонился немного вперед, - что в моей власти даже лишить вас и вашу супругу жизни. Но даже если вы будете отказывать мне снова и снова, Женя согласится пойти со мной. Потому что он не хочет вашей смерти. Ваш сын знает, что я могу сделать ради достижения своей цели. Правда, Женя?

Папа в ужасе посмотрел на меня. В его глазах читалась неимоверная боль и отчаяние. В этот момент я так хотел обнять его и успокоить… Мать плакала в спальне. Я слышал, как она всхлипывала, повторяя одно и то же: “Я знала, что так будет”. Хотелось умереть, прямо здесь, стоя в коридоре. Из-за меня сейчас страдает моя семья, самые дорогие мне люди. Ненавижу этого монстра еще сильнее. В горле застревает горький ком. Не могу выговорить и слова. По щеке катится слеза. Отец облокачивается на стену, с омерзением смотря, как Толик подходит ко мне и берет за руку. Не могу пошевелиться и отвести глаз с родителя. Директор демонстративно обнимает меня за талию и целует в висок. Закусываю губу и прикрываю глаза, не желая видеть лицо отца. Стыд и отвращение - больше ничего. В голове пусто.

- Я пришлю машину за вещами Жени. Мы уходим, - Толик говорил четко и уверенно, поворачиваясь в сторону папы.

- Нет, останься. Сын, ты не обязан идти с ним. Я увольняюсь и мы уезжаем из города, Женя, слышишь?

- Прости, папа, - голос осипший, его еле слышно. Сжимаю челюсть сильнее, чтобы позорно не разреветься. - Это ничего не решит.

- Мы все уладим, - отец сделал несколько быстрых шагов ко мне.Я впервые видел в его глазах слезы.

Но Толик перегородил ему путь, закрывая собой меня. Он был зол и непоколебим:

- Он только мой, Андрей! Я уже не в силах отпустить его. Только не теперь, - голос директора звучал угрожающе.

Не знаю, что со мной было, но я уже не слышал криков и ругани. Словно все звуки приглушили многократно. Не помню, как оказался в знакомой квартире… Толик усадил меня к себе на колени и бережно обнял, успокаивая. Хотелось задушить его и … Но я прижимаюсь к нему сильнее, комкая в руках дорогую ткань пиджака. Слезы не идут. Не плачу. Но от чего-то всего колотит, как в лихорадке. Он целует меня в макушку, крепче обнимая, убаюкивая, что-то говорит, но не разобрать. Его руки бережно расстегивают пуговицы. Все равно. Директор встает, таща меня куда-то. Чувствую прохладные струи воды. Он заходит в кабинку вместе со мной, в одежде. Его пальцы расстегивают ремень, а потом молнию. Брюки падают к ногам. Он же остается в одежде.

Кричу, чувствуя, как вода становится ужасно холодной. Но меня держат, не давая вырваться. Все тело пробивает крупная дрожь. Уже зуб на зуб не попадает.

- Блять, хватит! - кричу во весь голос, кусая Толика за руку.

Мужчина молча выключает воду и вытирает меня полотенцем. Не дергаюсь, чувствуя, насколько сильно промерз. Ноги подкашиваются.

- Успокоился? - голос у директора крайне спокойный. Но я никогда не верю такому тону.

- Нет, - поворачиваюсь к нему.

Его сухая рука гладит меня по щеке. Отстраняюсь, но он поворачивает мою голову обратно. Смотрит внимательно в глаза, упорно не замечая того, что я дрожу, как осиновый лист. Толик снимает с крючка махровый халат, одевает его на меня и туго затягивает узел на поясе, притягивает за него к себе.

- Никогда так больше не делай, я даже заволновался.

- Как ты мог? - шепчу в ответ. Горло саднит.

- Успокойся и идем спать. Ты хреново выглядишь, - он прижимает меня к себе, целуя в основание шеи.

- Я хочу остаться один.

- И не надейся, - голос Толика становится жестче.

Он берет меня за руку, как маленького ребенка, и ведет в спальню, где достаточно грубо кидает на кровать. Его руки стаскивают с меня халат, а горячее тело прижимается сзади вплотную. Чувствую чужое возбуждение. Становится страшно. Но директор ничего не делает, а просто лежит, уткнувшись носом в затылок.

- Спи.

- Не смогу, - шепчу в ответ, зарываясь лицом в подушку. - Слишком жарко.

Толик недовольно ворчит, но отстраняется немного. Только его рука сжимает мою, не отпуская…

Мне снова и снова снится разочарованное лицо отца. Его глаза полные отвращения и злобы, тревоги, отчаяния, боли… Упреки, крики, смех и ругань. В панике бегу куда-то, а вокруг все кружится, двоится. Голоса в голове отдаются эхом, не стихают. В мгновение все прекращается и я вижу только широкую спину перед собой, облаченную в дорогой пиджак. Черные волосы зачесаны назад, а на лице мужчины звериный оскал. Он заслоняет меня от всего, прижимая к себе, обволакивая теплом. Знакомый запах сигарет и разгоряченного тела.

- Только не ты, - голос еле слышно.

- Только я, - рычит в ответ он, держа мою руку в своей лапище.

Он поворачивается, показывая свою звериную сущность. Его глаза светятся желтым, а губы искривлены в диком оскале, обнажая острые клыки. Он приближается. Горячий язык облизывает шею, покусывая кожу…

Открываю глаза, а вокруг еще темно...

Занавес скоро откроется

Даже не мог себе представить, что все будет настолько тяжело. Прошло около месяца с тех пор, как мои вещи насильно перевезли в квартиру к Толику. Я устроил на следующее утро ужаснейший скандал, который перерос в истерику. Я бушевал, кидаясь в него вещами, матеря за все подряд, даже успел поставить фингал под глазом. Но когда остыл немного, то понял, что вся ситуация какая-то не такая. Толик не злился, хотя, выглядел крайне недовольным тем бардаком, который я развел всего за час. Он был слишком спокоен и даже доволен, только чем, не пойму. Директор только смотрел на меня и улыбался. Мне казалось, что за провинности я буду платить, как в прошлый раз, но ничего такого не произошло. И вот страх пропал, испарился, но я все еще жду подвоха. А его все нет.

Этот месяц стал для меня подобием тюремного заключения: постоянно под конвоем и надзором карих глаз. Толик знает все, он следит, чтобы я питался на работе, чтобы не засиживался за работой больше, чем нужно. До сих пор мурашки по коже, когда вспоминаю, как этот директор впервые пытался посадить меня в свою машину добровольно. Ему пришлось скрутить меня, вывернув руку за спину, потому что желания делать как он хочет, не было. Бунты ни к чему не приводили, совершенно. Ни наказаний, ни насилия, ни принуждения. Совершенно ничего не происходило. Толик даже не приставал, не лез целоваться или обниматься. Мы только спали в одной кровати и то на разных ее краях. И логики я этой не понимаю. Сначала напугал до чертиков, угрожал, приволок в эту чертову квартиру. И теперь вечером я сижу тут и тухну от скуки, даже готовить не приходится. Всегда в холодильнике есть свежая домашняя еда, которую нужно всего лишь разогреть. Я лезу на стены от отчаяния и как верная собачка жду прихода Толика, если мы возвращаемся не вместе. Стыдно признать, но я начинаю привыкать к нему, к его ритму жизни и негласным законам проживания здесь.

Не могу оставаться долго наедине, иначе Толик лезет с расспросами о том, где пропадал и что делал. Это ужасно злит. Никогда не чувствовал себя ущемленным или несчастным, но в подобные моменты хотелось истерить, как какой-то девчонке. Это гнетущее чувство отвращения даже на работе не отпускает. Хочу в СВОЙ дом, в СВОЮ комнату, а не в кровать к директору. И никому не сказать, не поделиться, не выговориться. Толик бы понял, но с ним я принципиально больше пяти минут не разговариваю. Вообще наши беседы проходят по одному и тому же сценарию, чаще всего за ужином. Он спрашивает, как дела, как я провел день и что было интересного. Конечно, это ужасно бесит. В первые дни я просто вставал из-за стола и уходил, но меня возвращали обратно на стул и заставляли доедать все то, что оставалось в тарелке. Видимо, у Толика какой-то фетиш на еду. Я мог уйти посредине его разговора со мной, если тарелка была пуста, и меня никто не останавливал. Странности на этом не заканчиваются.

Физически мы контактировали редко, особенно после того, как я сделал видимость смирения. Не знаю, поверил ли Толик в мою покорность, но сейчас в мое личное пространство вторгается куда меньше. Меня спасает музыка в наушниках, от одиночества. С тех пор я не звонил родителям. Я не знал, что говорить и стоило ли вообще что-то делать. Мне страшно и сейчас думать о том, что будет со мной и с ними дальше. Я скучаю, сильно, постоянно, очень. Но не звоню. Только однажды прислал короткое сообщение: “Все нормально”. Но ответа не последовало. Мобильник всегда был при мне - он молчал. Я получал только сообщения Толика. Его номер я ненавижу больше всего, директор никогда не звонит….

Не знаю с чем это связано, но отца на работе не видно. Я пробивал у девочек в отделе кадров и он числится в штате работников. Но его нет на месте. За весь этот чертов месяц не видел его ни разу, словно сквозь землю пропал. В один прекрасный день терпение лопнуло. Я спросил напрямую у Толика в чем дело и он совершенно спокойно ответил, что перевел папу во второе здание фирмы, которое находилось в другой части города. Не знаю, в тот момент я и радовался, и был разочарован. Мне хотелось увидеть родителя, но в тот же момент становилось страшно, до дрожи в коленках.

За этот месяц я понял, насколько жалок, насколько беспомощен и безобиден для Толика, который умело вертел мной, как хотел. Мне приходится часто делать так, как он этого хочет. Это может быть страх, который никуда не делся, а может, мне кажется, что так будет проще? Кто знает. И эти мимолетные взгляды Толика в мою сторону - это бесит, смущает, злит. Не могу понять, что в его взгляде может настораживать. Но мне не спокойно, особенно по вечерам. Я жду, жду, жду, когда что-то случится. И вроде как клетка уже захлопнулась, но замок никак не щелкнет. С этим человеком не могу спать по ночам, не высыпаюсь, на работе все валится из рук. Сколько раз я просил начальника уволить меня, но он только смотрит на меня с тенью удивления и с довольной ухмылкой выпроваживает из кабинета. Ужаснее всего, что в некоторые моменты я не узнаю себя. Словно не принадлежу себе. В голове временами всплывают мысли о том, что я могу сопротивляться, покалечить Толика физически. И тогда становится страшно за собственную психику. Потому что я ПРЕДСТАВЛЯЮ, как ударю его чем-то тяжелым по голове, чтобы выиграть время, открываю входную дверь и сбегаю. Но на этом все заканчивается. На этом проблемы никуда не уходят. И я сижу на диване в квартире своего директора, а сам мужчина тем временем развалился на кожаном кресле недалеко от меня. Толик огромен в своих габаритах и когда он ходит передо мной в домашней майке и шортах - его не узнать. Это совершенно другой человек, такой же волевой, сильный и грозный. Но сейчас он куда спокойнее, в последнее время Толик вообще не повышает голоса даже на работе, а вечерами из него лишнего слова не вытащишь. Не то, чтобы я сильно рвался говорить с ним. Но это удивляло и страшило одновременно.

Отвожу взгляд от шеи начальника. Ловлю себя на мысли, что наедине с ним уже не так беспокойно и неловко, как раньше. Я знаю, что сейчас он возьмет очередную бутылочку пива из холодильника, достанет из стопки дисков какой-то фильм и будет смотреть в одиночестве. Я наблюдаю за ним то ли от скуки, то ли из интереса. Потому что кроме нас двоих никого здесь нет. Уверен, что каждый день прислуга убирает и готовит, пока нас нет в квартире. И, кажется, так куда лучше, когда знаешь, что никто не потревожит.

Впервые хочется курить, но я ни разу не пробовал, зато Толик дымит, как паровоз. Помню, как пару дней назад решил одолжить одну сигарету из открытой пачки. Надеялся, что он не заметит. Но ничего хорошего из этого не вышло. Начальник тогда посмотрел на меня таким проницательным и разочарованным взглядом, что стало не по себе. Его ноздри расширились и он подошел поближе, втягивая сильнее воздух. Толик недовольно рыкнул, оскалившись, как животное, и сделал шаг назад. Тогда в его глазах читалось неодобрение. Но он ничего не сказал и не сделал, просто перестал оставлять сигареты дома. Не знаю, то ли это его супер чутье помогло, то ли еще что, но меня пугало такое отношение ко мне. Настроение этого мужчины менялось так же часто, но сейчас я не чувствовал в свою сторону эмоционального давления. Он не отвечал на мои вопросы, когда я спрашивал о его родственниках. Когда же я упомянул про организацию, то его зрачки слегка расширились и потемнели. Но ответа не последовало. Меня это бесило. Я же не ребенок, который ничего не понимает. Я не хочу говорить с Толиком, но больше не с кем. Не заводить же мне дневник, как девочки это любят делать. А делиться с кем-то переживаниями нужно.

Мне сильно помогала отвлечься работа, ее никто не отменял. Не смотря на весь стресс, выполнять свои обязанности нужно было безупречно. За этим Толик тоже следил. Не удивлюсь, если у него камеры везде расставлены…

… мать на звонки не отвечает. Даже когда я решился, то ничего не изменилось. Я старался.

- Хватит летать в облаках, - оборвал меня голос мужчины. - У меня к тебе есть просьба.

- Просьба? У тебя? Не смешно, - раздраженно фыркаю, отводя взгляд в сторону. Не хочу смотреть на него.

- Женя, у меня нет настроения выяснять отношения в такое позднее время суток, - Толик сел возле меня и сделал вид, что не заметил, как я демонстративно отодвинулся. - Скоро будет встреча всего нашего клана где будут присутствовать и мои родители тоже. Тогда ты и сможешь узнать всю правду об организации.

- Зачем такие сложности?

- Просто так в дела клана левых людей не вводят. Ты должен быть принят в ряды своих чтобы я смог показать тебе другую сторону жизни. Ту, которая всегда была в тени.

- Не уверен, что это того стоит, - мне приходится посмотреть в его карие глаза, которые словно гипнотизируют. Не хочется говорить, но я действительно хочу знать больше, только страшно.

- Увы, я уже обещал семье, что приведу тебя. Через неделю будет проведен обряд посвящения, после которого ты будешь в полной безопасности. Конечно, далеко не все из клана будут тебе рады. Зато, никто не сможет причинить тебе вред, - Толик довольно улыбнулся. Мне это очень не понравилось.

- И почему же не смогут?

- Потому что будут иметь дело со мной. Ты пока не в клане и любой сможет тебе навредить, если захочет, и я не смогу ничего сделать. Так что обряд посвящения будет гарантом того, что ни один урод не сможет даже прикоснуться к тебе. - мужчина потянулся слегка вперед, всматриваясь в мое лицо.

- А если я не горю желанием быть втянутым в ваши многовековые интриги?

- Ничем не могу помочь, - Толик улыбнулся, пожимая плечами. А у меня руки зачесались - так сильно хочется заехать в эту довольную рожу.

- Ты что-то не договариваешь. Явно есть какой-то подвох, - все так просто быть не может, точно не с ним.

- Ничего не могу рассказать. Во время церемонии все узнаешь.

Это был первый разговор за месяц, который длился больше пяти минут. Вроде не много, но за такой маленький промежуток времени мне захотелось выпотрошить этого напыщенного волка.

POV. Толик

С Женей было не все так просто, как я мог представить сначала. Его бунт медленно сходил на нет. Но тепла в наши отношения это не приносило. Я стараюсь держаться и не налегать на него потому что не хочу, чтобы мои инстинкты вырвались наружу. Не хочу снова залечивать его раны. Сложно не прикасаться к тому, кто вызывает стояк только своим присутствием. Он заводит меня мгновенно, но больше всего будоражит его запах, смешанный с моим. Я дурею, понимая, что Женя почти мой. Еще совсем немного и он уже никуда не денется от меня, потому что физически не сможет. Я обязательно отправлю его работать на клан, где за ним смогут присматривать мои сородичи. Там чтят традиции и никогда не претендуют на чужое. А он мой, до самого конца. Я не собираюсь его ни с кем делить, даже с собственными родителями. Это верх эгоизма? Да, я такой, излишне серьезный и принципиальный. Я знаю, что с Женей ничего не случится в стенах моей квартиры или организации. Но у меня есть враги, из-за которых приходится не выпускать моего любовника из виду.

Женя слишком хрупкий, его легко сломать, Я чуть сам не сломал его. Не хочу снова видеть те пустые глаза. Главное сейчас не сорваться. Целый месяц прошел с того дня, как вещи моей пары были перевезены в мою квартиру. Сколько криков было по этому поводу, сколько побитой мебели и посуды. Но это того стоило. Я могу видеть его каждый день, знать, что он цел и невредим, что Женя со мной, даже если пока не понимает, насколько ему повезло.

Он уже лучше чувствует мое настроение и не так остро реагирует на резкие перепады в разговорах. Вижу же, что даже не обижается, когда я излишне груб или молчалив. Но проще сейчас поменьше с ним контактировать, потому что чувствую, что сорвусь. Моментами мне кажется, что глаза заволакивает туманом и я дурею, ощущая себя похотливым животным, которое впервые дорвалось до вкусно пахнущего партнера. Я хочу заняться с ним сексом во всех уголках квартиры, в разных позах. Я безумно хочу, как тогда, в душе, чувствовать, насколько сильно он сжимает меня внутри. Прикасаться рукой к его возбужденному члену, гладить горячее тело. Это как лихорадка, то бросает жар, то в холод. Терпения не хватает.

Мне приходится ходить к шлюхам из клана, которые выжимают из меня все соки, но это все не то. Я не чувствую того насыщения и удовлетворенности, как с ним. Не хочу набрасываться на него после всего того, что уже натворил. А как же хочется снова погрузиться в его тело, скрутить, как хочу, и трахнуть до потери сознания. Ммм, его голос во время оргазма. Как вспоминаю - в штанах теснее. Мой отец назначил встречу клана раньше, чем обычно. Он видит, насколько я мучаюсь и уже начинаю терять контроль над собой. Уже совсем скоро я смогу без страха заниматься с ним сексом, не бояться убить Женю в процессе. Люди такие хрупкие. Он может не выдержать того сексуального марафона, который нужен для ритуала. Я обманул его, точнее, не сказал самого главного. Обряд посвящения - это заключение нашего брака, который даст мне полномочия оберегать свою половинку от всех и каждого.

Я впервые боюсь. А боюсь я того, что его отнимут у меня, особенно это касается времени. Люди куда более хрупкие создания, чем мы. Они могут умереть от болезней или аварии. Я не могу так рисковать Женей. А он бесится, идиот. Не понимает, что я оберегаю его от опасностей. Осталось каких-то жалких семь дней. Тогда наша связь полностью окрепнет и станет видимой для каждого человека со звериным геном. Никто не захочет прикасаться к чужой паре, потому что разорвут.

Мне становится дико от того, что в душевой кабинке я мог не остановиться. Моей выносливости хватит на пять заходов подряд, только Женино сердце может не выдержать. Такие случаи были. Именно поэтому я жду обряда, чтобы связать нас. Чтобы передать часть своего гена ему. Тогда его тело видоизменится и станет куда крепче. Конечно, он не станет таким, как я. Это невозможно. Но его ДНК получит небольшую дополнительную ветвь, которая даст регенерацию и иммунитет, как у меня.