Сыновья Бога белого и черного 10 страница
«А ведь это действительно страшно, - загрузился Гурун, выпучив глаза от волнения и заливая себе за шиворот сок, - как бы теперь постоянно помнить о том, что сказал Мудрец. А то ведь я такая неосознанная скотина, что стоит мне выйти сейчас с костра, как я все забуду и начну так же механично на все реагировать. Нет, я буду стараться изо всех сил эмоционально пережить то, что говорит Гуру Рулон и главное, сразу начну так действовать».
- И поэтому в Евангелии когда было сказано, Христос говорит: «Мой отец Бог, а ваш кто отец?» Они говорят: «Наш отец Авраам». А Христос говорит: «Ваш отец Дьявол, потому что вы сыны лжи, вы сотканы из лжи, и когда вы говорите ложь, говорите свое». И человек ничего не знает, кроме лжи. Почему? Потому что он всегда оправдывал себя, он никогда не пытался обвинить себя, смотреть на себя реально. И для того, чтобы мы реально видели себя, Мурзик разработал ряд фраз, которые вы сейчас повторяете: «Я, скотина, которая все время хочет оправдываться», «Одно из моих многочисленных «я», которое скоро исчезнет», «Я - результат стечения обстоятельств и вмонтированных в меня сумасбродных желаний», - хором вместе с Мудрецом стали повторять жрицы.
- И каждый должен осознанно повторять эти фразы. Но, если мы будем повторять их как попугаи, то они нам не помогут, мы должны осознавать: «Сейчас во мне говорит вот это одно только «я», которое вылезло в силу сложившихся обстоятельств, в силу того, что ударили кулаком по роже, а скоро оно может исчезнуть». У Сергея было «я», которое играло в индейцев. Когда он приехал к нам на дачу, мы говорим: «Ну, давай, поиграем в индейцев с тобой». А он говорит: «Ну, я уже совсем изменился, я другой человек». Он сказал нам, что это его «я», которое играло в индейцев, уже умерло, его уже нет. Он не понимает, что это игра. А человеку не плохо было бы знать, что все, что он делает – это игра, в которую он играет по стечению обстоятельств. И эти фразы нам могут здорово помочь, напоминать, чтобы мы не спали, чтобы мы не приписывали себе единого «я». Мы думаем: «У меня единое «я», я все могу, я все знаю». Но человек не может без страха, например, опоздать на работу, вовремя проснуться, не может без страха, без голода, без секса. Самое великое, что у людей есть – их амбиции, гордыня.
Но мы не должны быть автоматами, мы должны каждую вещь рассматривать с десяти сторон одновременно и осознавать себя хоть малость однажды с нескольких сторон. Потому что нужно несколько точек зрения. У нас даже два глаза, чтобы мы лучше видели, а точек зрения должно быть еще больше, чтобы глазы-ы-ы-ы нашего ума что-то видели, - снова стал придуриваться Гуру Рулон, коверкая слова и вращая глазами, как будто он искал глазы ума. - Без такой школы, без того, чтобы нам кто-то постоянно напоминал, мы ничего не можем. Если бы наш желудок нам не напоминал, что мы хотим есть, то мы бы сдохли с голоду, вот что было бы.
- Ха-ха-ха, - угорали веселые рулониты, только и успевая заглатывать в свои напоминающие о еде животы здоровые куски торта и мороженого .
- Человек не может помнить. Без голода он не может даже вспомнить, что хочет есть. И, не дай бог, если бы человек управлял своим инстинктивным центром, он бы забыл, как дышать и помер, потому что он ничего не помнит и всегда нуждается в том, чтобы кто-то ему напоминал через инстинктивный центр, через хороший подзатыльник, что же он должен делать, вот тогда он запомнит лучше. Почему? Потому что включится двигательный центр, инстинктивный, эмоциональный. Это будет более полное, более целостное переживание, будет работать сразу несколько центров. Старый Мазай разболтался в сарае. А теперь я пойду на заслуженных отдых, а вы продолжайте веселье, - сказал Гуру Рулон и, придуриваясь и дурачась под восторженные возгласы и аплодисменты учеников, направился к выходу, прихрамывая на одну ногу
Когда Мастер ушел, все внимание вновь переключилось на суперсоляриста Гуруна.
- А теперь, Гурун, настал миг твоего посвящения на тропу воина, дабы набравшись сил и храбрости, ты мог безжалостно расстаться с ложным образом себя, готов ли ты? – спросила его Аза.
- Г-г-г-о-о-тов, - заикаясь и еле слышно промямлил великорослый дурак.
Вся толпа рулонитов перешла в соседнюю комнату, где царил полумрак, горело несколько свечей, курились тибетские благовония, и играла знаменитая музыка Рулона «Смерть», которая в данный момент олицетворяла смерть ложной личности. Рулониты расселись замкнутым кругом. Гурун вышел в центр. Подошел Сантоша и плотным платком завязал ему глаза.
- Сейчас я буду вводить тебя в гипнотическое состояние сознания, а ты должен ярко представлять и имитировать все, что я буду говорить, - сказала чу-Чандра, выступавшая, как было запланировано по сценарию, гипнотизером.
- Ты - Великий Адепт, идущий путем просветления. Ты полон сил и решимости достичь высот освобождения от уз сансары и кармы, - начала чу-Чандра, - отрешившись от всей мирской суеты, ты покидаешь мир суи и отправляешься в поисках вечной страны Беловодья. Вот уже сорок дней без пищи и воды ты пробираешься по сугробам. Холодный пронизывающий ветер обжигает твое лицо, руки, сковывает твое тело, но духовный огонь, несмотря ни на что ведет тебя вперед и только вперед, - низким, устрашающим голосом говорила чу-Чандра. Все остальные начали подвывать под музыку, изображая, кто шакалов, кто вьюгу, кто отдаленные голоса людей. Гурун же пытался все глубже и глубже входить в состояние, изображая, как он сжимается от холода, как с трудом переставляет в сугробах уставшие ноги…
- И вот, ты начинаешь карабкаться по высокой горе, дабы добраться до заветной вершины. Сил уже почти нет, - с еще большей экспрессией буквально выкрикивала чу-Чандра, - но ты все равно идешь вверх, ты карабкаешься из последних сил.
Тут Гурун, упав на пол, стал ползать по нему, корябая пальцами, делая вид, что он лезет по снежной горе.
– И вот, наконец, еще один шаг и спасительная вершина достигнута, - торжественно произнесла чу-Чандра и придвинула к ногам Гуруна большой таз со снегом, но теперь уже натуральным. – Ступай, брат, - сказала она.
Гурун, шатаясь, поднялся на ноги и с помощью направляющих его с двух сторон Муди и Нарады босыми лапами залез в таз со снегом. Видимо такого прикола он не ожидал, потому как только снег обжег ему ноги, он содрогнулся всем телом и хотел тут же выпрыгнуть, но Муд с Нарадой не только его не пустили, но еще и надавили сверху на плечи, по щиколотку зарыв в сымпровизированном сугробе.
- И вот, стоя на вершине заветной горы, ты достиг освобождения, - продолжала тем временем чу-Чандра гонять образы, - ты находишься в Великом блаженстве.
Но по искривленной морде Гуруна трудно было разглядеть какое-либо блаженство, что создавало еще большее веселье.
«Ой, как холодно, - испытывал жуткий дискомфорт Гурун. - Господи, ну почему я такой ничтожный, ведь это просто игровая ситуация, а я не могу ее принять, а еще когда-то собирался по натуре лезть на Белуху. Да, легко воображать, что ты супермен, а тут просто не могу даже в снегу несколько минут постоять. Буду стараться хоть сейчас открыться Силе и стоически все переносить. Вон Миларепа как в снегу сидел и ничего, не умер, живого откопали в сугробах», - дав себе снова духовный настрой, Гурун стал пытаться войти в возвышенное состояние.
- Отныне ты достиг, - заявила чу-Чандра и сунула ему за шиворот комок снега и похлопала по спине, от чего Гуруна еще больше затрясло.
- Отныне ты воин, - продолжила Синильга, - и в сию минуту тебе вручается настоящее воинское обмундирование, подними же руки, брат, к небесам.
Гурун, ежась от холода, поднял скрюченные грабли вверх, и Нарада с Мудей стали напяливать на него очень узкую белую в бледно-розовый цветочек женскую комбинацию. Кое-как с треском комбинация была натянута на далеко неизящную, с талией метр на метр фигуру Гуруна. Мало того, что Гурун дрожал от холода, переступая с ноги на ногу, теперь он еще слегка задыхался. Когда же он попытался опустить руки, то комбинация безжалостно стала рваться еще больше. Не теряя времени, Вонь Подретузная в этот момент величественно надевала на лысую плешь шлем в виде прекрасных женский плавок с очаровательными кружевами вместо козырька. И когда шлем был одет, то уши Гуруна как раз попали в те самые отверстия, откуда обычно торчат женские ляжки. Увидев воина-президента в полном обмундировании, толпа рулонитов взорвалась бурными аплодисментами и радостными криками.
- Ну, раз ты у нас теперь в полном прикиде, - изрекла чу-Чандра, - теперь тебе осталось только испить Божественный напиток - Амриту. Если ты выпьешь его до дна, то станешь самым могущественным и прекрасным. Готов ли ты, брат? – устрашающе спросила чу-Чандра, посмотрев на съежившегося Гуруна в женской комбинации с трусами на голове, но не стала дожидаться ответа и продолжила.
- А впрочем, всем нам похуй, готов ты или нет, но Божественный напиток тебе испить придется. Пей, брат! – с этими словами чу-Чандра преподнесла Гуруну пиалу с неким месивом, которое любезно приготовили Мудя с Нарадой. В состав сего напитка входило: вода из туалетного бачка, мука, соль, перец, томатный соус, сахар, подсолнечное масло, соленые огурцы, прокисшее молоко и кусочки селедки.
Не успел Гурун сделать и одного глотка, как тут же подавился и блеванул на рядом стоявшую Чучу.
- Э-э-э, свинья, поосторожней, я тебя не просила меня угощать, - сказала чу-Чандра. - Давай, пей, пей!!!
Но Гуруну удалось сделать только еще пару глотков этого жуткого месива, и ему было достаточно.
Рулониты не могли удержаться от распирающего их смеха.
- Ну, Гурун, ты настоящий герой, - радостно сказала Вонь, подходя к имениннику с неким металлическим и, похоже, нелегким предметом в руках.
- За то, что ты достойно прошел все испытания, ты награждаешься медалью за отвагу, – с этими словами Вонь повесила на шею Гуруна железный блин от гантели. К счастью, блин-медаль оказалась на резинке, поэтому заставив и так еле стоявшего на своих двоих Гуруна согнуться пополам, она не упала ему на ноги, а отпружинив, подлетела вверх и до тех пор, пока занимала свое место, Гурун так и мотался вверх - вниз.
- Ну, а теперь, Гурун, в знак благодарности за полученные дары, - сквозь смех продолжила чу-Чандра, - склони свою голову. - И когда уже плохо что-либо соображающий Гурун наклонил свою тыкву в шлеме, то его длинный нос как раз уткнулся в миску с чем-то жидким и коричневым, а сверху на него посыпался мучной дождь. В этот момент сзади подошла Синильга и развязала Гуруну глаза. Но лучше бы она этого не делала, так как когда Гурун прозрел и увидел перед собой жидкий понос, то волна неописуемого отвращения охватила его.
- Фу, блядь, параша, нахуй, - в бешенстве заорал он, выпрыгнул из таза и, стряхивая с себя муку, стал тщательно снегом из таза вытирать со своего шнобеля понос, в который он залез минуту назад. Видя такое сильное отождествление, рулониты еще больше покатились со смеху. И только Гурун не мог допетрить, что же в этом смешного, когда его ебальник в говне.
- Ну, вы и идиоты, - исходился говняный воин, уже красный как рак от стыда, шатаясь туда-сюда по комнате в женской комбинации с трусами на башке и с железным блином на шее. Веселье было неописуемым.
Немного оправившись от смеха, чу-Чандра, наконец, кое-как изрекла:
- Ну, ты и придурок, Гурун. Посмотри, как дурачит тебя твое же собственное воображение. Раскрой пошире свои лупы и позырь, что это не говно, а просто кабачковая икра. И все снова закатились, видя недоуменную морду Гуруна.
- Да, действительно, икра, - стал он нюхать то, что было в миске. - Вот я дурак! - сказал дебил и заржал вместе со всеми.
- Смотрите, Гурун-то просветлевает, - заметил Сантоша.
Приняв эту фразу за комплимент, Гурун расплылся от удовольствия.
- Рано радуешься, Гурила, - сказала чу-Чандра, - тебе предстоит пройти еще несколько практик.
«Какая же я механичная машина, - подумал Гурун, стукнув себя по лбу, - стоит меня похвалить - так я сразу расплываюсь как свинья, стоит на меня накричать, так я сразу обижаюсь, сколько же можно быть таким зомби, никак не могу все время находиться в свидетеле. Ну, ничего, главное, пытаться. Сейчас еще будут какие-то практики, и я попробую с ними не отождествляться и культивировать духовную реакцию».
Тут зашел Гну, и в руках у него была доска с гвоздями, острым концом вверх, подобная той, на которых обычно лежат йоги.
- Говорят, Гурун, ты у нас йог и других учишь этому искусству, - спросил Гну, бросив на лысого недоверчивый взгляд.
- Кто говорит? – испуганно спросил Гурун, сжавшись от увиденной доски, тут же забыв о своем решении помнить себя.
- А не ты ли на своих, как ты там называешь, «тлеющих угольках», заставлял всех баб в каком-то, известном только тебе, потоке босыми ногами пройтись прямо по этим гвоздям? - спросила его Аза, указывая на доску, которую держал Гну.
- Да, и одна девчонка чуть с ума не сошла и прямо плюхнулась на эти гвозди, и потом ее кое-как отодрали, - бесилась Ксива.
- Да кого там одна, там вообще лужи крови были, - сказала Элен.
- В йога, значит, разыгрался, ну, а теперь давай проделай тот же трюк сам, - сказал Гну и поставил доску с гвоздями прямо перед Гуруном. Все рулониты засвистели, заорали, захлопали, призывая йога к действию.
«Ебать твою мать, откуда они и про это узнали – заиграло очко придурка, - вот это я влип, так влип…». Гурун весь напрягся, покраснел как рак, казалось, он вот - вот расплачется, но выхода другого не было. Наложив полные штаны, воин хуев поднялся и, задержав дыхание, быстро похуярил по гвоздям ногами. В эти мгновения его мысли полностью отключились, и он пережил легкий шок. А когда его лапы вновь ощутили под собой прочную основу в виде пола, Гурун заметил, что в некоторых местах все-таки проколол свои лапы, и оттуда теперь капала кровь.
- Ну, как понравилось? – с ухмылкой спросил Гну. Но в ответ Гурун только скривил морду, не в состоянии что-либо говорить.
- Да, теперь ты надолго запомнишь, как не надо делать и к чему приводит мания величия, - сделала вывод Элен.
- А ты знаешь, Гурун, - хитро посмотрев на него, сказал Аза, - у нас для тебя есть еще один подарок.
Но Гуруну после гвоздей все остальные практики теперь казались баловством, потому он никак не среагировал, а продолжал сидеть с осоловевшими зенками.
Показав всем большой красивый торт, Аза подошла к имениннику и захуярила им прямо ему в рожу.
- Это тебе память о «тлеющих угольках», - сказала она.
- Смотри, не подавись, - произнесла Ксива и вылила ему на голову пепси-колу.
Гуруну оставалось только слизывать со своей морды крем и обтекать сладкой водой. Тут же подбежал Сантоша и, щелкнув фотоаппаратом, увековечил знаменитый кадр. Веселье стояло бурное, один только Гурун почему-то не радовался.
«Теперь я понимаю, что значит: «как аукнется, так и откликнется» и что «все тайное всегда становится явным», - загрузился Гурила, - все-таки не полностью я тогда перед жрицами покаялся, вот и получил. Да, если не хочешь сознательно над собой работать и совершать эмоциональные усилия, то сама жизнь через конкретные ситуации будет учить тебя до тех пор, пока ты, наконец, не поймешь, что к чему. Это хорошо, что в Рулон-холле все объясняют и поддерживают, какими бы жестокими на первый взгляд практики не казались, просто иначе я бы не понял. А ведь, если бы я был сейчас где-нибудь на зоне или просто среди мышей, растоптали бы, уничтожили, и всем было бы наплевать на меня, - с горечью подумал Гурун, продолжая слизывать вкусный торт. - Пока сам не попробуешь, не поймешь».
- Ну, а в завершении, - выступила вперед Синильга, - у нас есть памятный талисман для Гуруна, - и повесила ему на шею прозрачный бутылек с какашкой.
- Но на сей раз это настоящее говно, правда только, собачье, - пояснила она, - пусть этот талисман напоминает тебе, кто ты есть на самом деле, тогда меньше будешь воображать, а больше реально видеть себя, и жить тогда будет тебе легко и радостно.
- Сильного соляра, короче говоря!!! – сказал Нандзя и поставил Гуруну поздравительную саечку. Все остальные тоже ломанулись поздравлять суперсоляриста, кто щелбанами, кто фофанами, кто пенделями. Гурун же с благоговением сжал в руках талисман и, получая поздравления, стал плакать, но теперь не от самосожаления, а от раскаяния за свое ничтожное существование, его душа стала очищаться, а в сердце на какое-то время воцарилась тишина и благодать.
Вот так закончился еще один день просветления в Рулон холле.