Июля коста парадизо, сардиния 5 страница

Марта

29 приехал на студию Романов, и мы сдали «Солярис», без единой поправки. Никто не верит. Говорят, что наш акт о сдаче фильма единственный, подписанный собственноручно Романовым. Видно, его кто-то очень напугал. Я слышал, что Сизов показывал картину трем неизвестным, которые руководят нашей наукой, техникой и прочее. А они чересчур пользуются авторитетом, чтобы их мнение могло остаться без внимания. В общем, какие-то чудеса, чтобы верить в благополучное окончание.

Апреля

Сегодня (т. е. вчера) звонила Т[амара] Г[еоргиевна]. Она утверждает, что Сизов посылает «Солярис» в Канн. Вполне может быть. Сегодня приезжает генеральный депутат Каннского фестиваля. (Звонил Познер и говорил.)

Надо как можно скорее запускаться со следующим фильмом. То ли с «Белым днем», то ли с «Отречением» — новое наше название для «Ариэля». Надо скорее прочесть «Ариэля» (как я думал) у Коли Шишлина, потом надо ехать в Ереван, в любом случае, надо скорее запускаться с новой картиной, чтобы не остаться без заработка.

Вечером. Увлекся дзеном. Сейчас читаю чью-то диссертацию или просто исследование о Коане. Очень интересно.

«Чтобы хорошо писать, надо разучиться грамматике».

(Гёте)

«Достоевский дает мне больше, чем любой мыслитель, больше, чем Гаусс».

(Эйнштейн)

«Мы сентиментальны, когда уделяем какому-нибудь существу больше нежности, чем ему уделил Господь Бог».

(Р.-Г. Блайтс)

Апреля

Вот мне исполнилось 40 лет. А что я сделал к этому времени? Три жалких картины — как мало, как ничтожно мало и плохо.

Сегодня мне приснился странный сон: будто бы я смотрю на небо, а оно светлое-светлое, тусклое, и высоко-высоко медленно кипит как бы материализованный свет, словно волоконца солнечной ткани, похожие на шелковые и живые стежки на японском крепе от вышивки. И мне кажется, что волоконца эти, эти светоносные и живые нити двигаются, плывут и становятся похожими на птиц, парящих недостижимо высоко… Так высоко, что если птицы будут терять перья, то перья эти не упадут, не опустятся на землю, а улетят вверх, унесутся, чтобы навсегда исчезнуть из нашего мира. И течет, опускается оттуда же тихая, волшебная музыка, то ли музыка, похожая на колокольчики, то ли курлыканье птиц, похожее на музыку. «Это журавли», — вдруг услышал я чей-то голос и проснулся. Странный, прекрасный сон. Мне иногда снятся чудные сны.

Сизов едет в Америку и везет с собой «Солярис».

Апреля

Сизов не взял картину в Америку, чтобы не испортить Канн. «Солярис» едет в Канн. Фестиваль с 4—19 мая. Едет Баскаков, я, Банионис и Наташа Б[ондарчук].

Мая

Были с Ларисой в Ереване. У Баграта дела какие-то мутные. Не успевает начать съемки. Что-то скучно мне стало с армянами как-то. Они никчемные какие-то. Сос очень мил.

10-го лечу в Париж. В Канне 13-го премьера «Соляриса». Мне не очень-то верится, что будет какая-нибудь премия. В программе сильные картины: Петри, Поллака, Янчо. Ну, да там увидим.

Был у Сизова. Он будет готовить документы для того, чтобы нам доплатили деньги за «Рублева».

Володя Высоцкий предлагает нам в сентябре ехать по приглашению во Францию к Марине. Может быть, в этом есть смысл.

Мая

Отдал в перепечатку «Белый день» и «Отречение». Буду делать то, что пройдет. «Белый день» может быть великой картиной, но делать ее очень трудно. «Отречение» может быть большой традиционной картиной с уклоном в интеллектуализм с грандиозным финалом.

Как быть с Юсовым? Он очень, болезненно самолюбив и консерватор. Трудно стало с ним работать.

Июнь 1972

Июня

Свойства всякого рода превозможений в конечном счете сводятся к духовному упадку, разочарованию, более того, даже к чему-то схожему с чувством похмелья, вины.

«Рублев» принимался многими оттого, что лежал на полке. «Солярис» — не на полке, и этим объясняется ярость некоторых моих добрых знакомых и товарищей.

Я отдал Сизову и Ермашу (а в понедельник дам и Баскакову) оба сценария — «Белый день» и «Отречение». Правда, если «Отречение» пройдет, то вряд ли я вернусь еще раз к «Белому дню». Надо начинать работу, скорее. Правда, Сизов говорил, что от меня ждут современной и нужной картины . И что оба сценария мои поэтому нехороши. Я сказал, что смысл моей деятельности — в поддержании уровня советского кино, а не в темах — «нужных и современных».

Я думаю только об одном — скорее отдать долги, поменяться и построить дом, иначе будет худо.

Возвращение с Каннского фестиваля. Оля Кизилова, Борис Соколов, Андрей с Андрюшей, Игорь Лазаренко, Лариса, Юрий Кушнерев, Маша Чугунова, Нелли Фомина, аэропорт Шереметьево

Июня

Противопоставление отношения духовно традиционной, последовательной и мучительно ограниченной тенденции к тенденции выхолощенной, холодной, с метафизически обособленными деталями («Доктор Фаустус» Томаса Манна), всегда аналогично отношению бесконечного количества связей творческой личности с действительностью (которых история культуры накопила чересчур много). К желанию начать отсчет связей личности с действительностью заново, обрезав традиционные (что невозможно). (Модель знаменитого конфликта Духа и Чувства, Идеи и Плоти, Бога и Черта, Добра и Зла…)

Ритм монтажа, длина кадров — не есть требование ремесленное, осуществляющее связь со зрителями, как принято считать, а выражение характера и оригинальности автора фильма. Сейчас же киношники используют ритм монтажа как золоченые пилюли, которые несчастный зритель почему-то должен глотать. Только для того, я думаю, чтобы заработать.

Отец определил «Солярис» не как фильм, а как нечто сродни литературе. Благодаря авторскому внутреннему ритму, отсутствию банальных пружин и огромному значению деталей, играющих особую роль в повествовании.

Июля

Давно уже не раскрывал эту тетрадь. Был в Армении с Ларисой, по делам Баграта и Бюро пропаганды. У Баграта все как-то не очень. У меня такое впечатление, что он сам не знает, что делать со своей «Давильней». Мальчик неважный, сценарий и диалоги просто плохи, из рук вон. Не знаю, не могу же я сидеть у них вечно. Из заработка в Бюро пропаганды ничего не вышло. Несмотря на то, что Гукасян несколько месяцев приставал с нашим приездом, мы ничего не заработали. То ли нас обманули, то ли они совершенно не умеют работать. С Айряном и Размиком М[адояном] мы ездили в Зангезур, потрясающие места.

Перед отъездом Сизова в Карловы Вары я ходил к нему насчет сценариев. Сизов сказал: «Ни тот ни другой из сценариев не встречают поддержки…» Неужели опять простой?

1-го августа мы с Ларисой едем в Локарно, в Швейцарию, на фестиваль, куда меня пригласили в жюри. Потом, кажется, предстоит еще несколько поездок.

С домом в деревне опять не Слава Богу. Надо перестраивать стены, всё делать заново. Денег, которые я получил за «Солярис», не хватило даже на то, чтобы раздать долги. Эх, если бы запуститься с «Белым днем»!

Тяпа в деревне, и я о нем очень соскучился.

Володя Высоцкий обещал свозить меня к Пушкареву, который решает вопросы, связанные с обменом: нам надо как можно скорее меняться. Здесь жить уже просто невозможно. Лева Кулиджанов тоже обещал помочь.

Август-сентябрь 1972

Августа

Мы с Ларой вернулись из Швейцарии. В Локарно на фестивале я был президентом жюри. Все в порядке, в Комитете все счастливы результатом. Большим успехом пользовался «Рублев».

У Камшалова обнаружилось, что «Белый день» может пройти, если подробно объяснить замысел, ими превратно истолкованный.

В Комитете реорганизация, все в панике: неизвестно, кто будет председателем.

Сизов обещал помочь с обменом.

Много всяких дел, намечается еще несколько заграничных поездок. Но самое главное — запуститься.

Кругом Москвы — пожары, горят торф и леса, больше 500 гектаров. Ужас! В Москве дым. Очень мы беспокоимся за Тяпу. В сентябре, может быть, удастся построить дом.

Августа

Швейцария невероятно чистая, ухоженная страна, в которой хорошо тем, кто очень устал от суеты. Очень похожа на сумасшедший дом — тишина, вежливые сестры, улыбки…

Кажется, с «Белым днем» может получиться. Я должен убедить встретившихся однажды Баскакова, Сизова и Камшалова. Надо срочно запускаться.

Романова сняли, на его место назначен Ф. Т. Ермаш. До сих пор он относился ко мне хорошо.

Лариса сегодня уезжает в деревню. Кажется, нашлись люди, которые могут быстро построить дом.

Августа

Это схема Берна. Около исторического музея живут Гроссены:

Сентября

Встреча по поводу «Белого дня» произошла у Ермаша, в его новом кабинете. Кроме него и меня были Сизов, Камшалов Баскаков и Наумов. Как ни горько, Баскаков вел себя хуже всех. (За день до этого я был у него, просил разрешения поехать в Париж по делам «Соляриса» вместе с Ларой. Он отказал, сославшись на нежелание создавать прецедент для моих коллег. Это было дурное небрежное аргументирование, ибо прецеденты уже были в связи с поездкам, Озерова и Бондарчука в Париж по тем же делам.) Он даже ляпнул что-то о коммунизме, испуганно оглядываясь по сторонам. Вот тебе и Баскаков.

Я рассказал им о том, как я себе представляю фильм. Пришлось говорить о «связи персонажа со страной», вернее «с жизнью страны», и прочее. Все хотели, чтобы я поставил что-нибудь новое, важное для страны, связанное с научно-техническим прогрессом. Я сказал, что к теме этой не имею никакого отношения, мне ближе гуманитарные проблемы. В общем, разговор кончился тем, что я должен написать бумагу (это я уже сделал), в которой я подробно изложу замысел, который они, конечно, не поняли. Они и не умеют читать ничего, кроме ведомостей зарплаты два раза в месяц. Также я должен отметить, что будет изменено в будущем режиссерском сценарии по отношению к известному им литературному. Они с трудом согласились на то, чтобы после рассмотрения этой бумаги, которая им уже послана, и если она их удовлетворит, — запустить меня в режиссерскую разработку.

В начале следующей недели, то есть завтра, следует позвонить на студию или Наумову, чтобы узнать, что будет дальше. Да, и еще они требуют сокращения режиссерского сценария до 3200 метров и 1 часа 50 минут. Если подойти к этому делу творчески, то, думаю, все будет в порядке. Вот только за одну серию платят меньше.

Но главное — меня тяготит скрытая камера по отношению к матери. Даже не это. Я просто боюсь ее реакции на снятый без разрешения (ее разрешения) материал.

Лариса с Тяпой и Анной Семеновной в деревне. Лара не пишет, я беспокоюсь: ничего не знаю о них — как их здоровье, строится ли дом, нужно ли посылать им деньги.

20-го должен ехать в Италию. Страна хорошая, но компания — отвратительная: Герасимов, Озеров, Храбровицкий… Есть смысл ехать, решив ни о чем с ними не разговаривать. Просто улыбаться и говорить о пустяках. Посмотрим…

Сентября

С утра звонил Размик с «Арменфильма». Просит после Италии приехать к Баграту. Какие-то у него там неприятности. Все-таки он не очень-то способный человек. Без фантазии. Надо срочно послать ему финальный монолог Ваге, а то он совсем зашьется.

Декабрь 1972

Декабря

Три месяца не брался за эту тетрадь, а произошло многое. За это время я побывал и в Италии, и в Брюсселе, и в Люксембурге, и в Брюгге. А потом и в Париже, где сокращал (на 12 минут) «Солярис» для французского проката. В Бельгии видел дом Эразма, работы Мемлинга, Ван Эйка, Брейгеля. Париж прекрасен. В нем чувствуешь себя свободно: ни ты никому не нужен, ни тебе никто. Италия не понравилась на этот раз. То ли из-за компании, то ли потому, что на этот раз она показалась сладкой, открыточной (мы были в Сорренто и Неаполе). Рим же меня потряс. Это поразительный город. Если на срезе других городов заметны годовые кольца, то в нем — лишь кольца десятилетий, а может быть, даже эпох.

Кажется, меня запустят с «Белым днем», который я переименовал в «Безумный ручеек». Не пройдет, верно, а жаль. Юсов меня предал, в последний момент отказавшись снимать этот фильм. Счастье, что свободен (пока) Гоша Рерберг. Что касается Юсова, то я убежден, что он специально выбирал момент, когда его отказ работать со мной будет наиболее болезненным для меня. Он меня всегда тихо не любил. Он злой. У него классовая ненависть к интеллигентам.

Миша Ромадин, да и Лариса говорят, что он меня часто обижал. Я, правда, не помню этого. Я рад, что так произошло. Нам было уже пора расходиться. Уже на «Солярисе» изображение буксовало, Юсов старался сохранить достигнутое. А это уже конец. Потом он ненавидел замысел «Белого дня». Его, мещанина, бесило, что я в фильме рассказываю о себе.

Лариса привезла из деревни Тяпу и Анну Семеновну. Тяпа вырос и вовсю разговаривает, сейчас немного прихворнул. Он очень милый и смешной невероятно.

Сейчас кончаю монтировать Баграту его «Давильню». Он все-таки бездарен . Материал немонтажен. Финал он завалил. Скорее бы это кончалось.

И дай Бог запуститься с «Безумным ручейком».

Лариса в деревне почти закончила дом. Остались окна, рамы и двери, да и терраса, не считая печей, камина и штукатурных работ. Их кончим будущим летом. Да, группа будет такая. Вернее, я хочу. Рерберг, Двигубский, Харченко (видимо, вместе с Кушнеревым, который один не потянет).

В Комитете Ермаш что-то темнит. Только бы не сорвалось.

Хочется жить в деревне в промежутках между съемками. Да, сруб для бани готов. Из белой осины.

На с. 80: Андрей Тарковский в Мясном

Январь 1973

Января Москва

Позавчера переделанный сценарий был послан в Комитет. Сизов обещает, что в течение трех недель станет ясно все по поводу возможности постановки. Боже мой! Помоги…

Января

Было время, когда я думал, что кино в отличие от других видов искусства тотально (как самое демократическое) действует на зрителя. Кино, мол, прежде всего — фиксированное изображение, изображение фотографическое, недвусмысленное. И раз так — то оно должно восприниматься одинаково всеми зрителями. То есть фильм, в силу своего однозначного видаодинаков для всех, в определенной степени, конечно. Но это ошибка.

Следует найти и выработать принцип, по которому можно было бы действовать на зрителя индивидуально, то есть чтобы тотальное изображение стало приватным. (В сравнении с литературным образом, живописным, поэтическим, музыкальным.) Пружина, как мне кажется, вот какая — это показать как можно меньше, и по этому меньшему, зритель должен составить мнение об остальном целом. На этом, на мой взгляд, должен строиться кинообраз. И если говорить о символике, то символ в кино есть символ состояния природы, реальности. Правда, здесь дело не в детали! А в скрытом!

Января

Вот уже несколько дней как у нас все больны. А я валяюсь третью неделю. И опять я нахожусь в этом ужасном состоянии ожидания и неопределенности. Я имею в виду запуск с «Белым днем». Мучительно не работать.

Саша Мишарин подал неплохую идею: сделать сценарий по «Абаю» Ауэзова для Казахской студии. Надо только действовать осторожнее. Чтобы не выбили из рук этот заработок.

Прочитал только что научно-фантаст[ическую] повесть Стругацких «Пикник у обочины». Тоже можно было бы сделать лихой сценарий для кого-нибудь.

Сейчас действительно стоит подумать о заработке на азиатских студиях, если я собираюсь расплачиваться с долгами. А их у меня 8000. Сейчас я даже жалею, что не согласился, что отказался быть худруком на короткометражке по рассказу Айтматова. Все-таки зарплата каждый месяц! Следующий раз буду умнее.

Сны делятся на два типа. Первый — в котором человек, созерцающий сон, управляет событиями сам, как по волшебству. Он хозяин всего, что происходит и еще произойдет. Он демиург. Второй в котором тот, которому снится, не способен управлять, пассивен и страдает от насилия и неспособности защититься от него; все, что происходит с ним, — это то, что так нежелательно, ужасно и мучительно. (Сравн[ить] с прозой Кафки.)

«…Озарения живописца (как и всякого художника) вовсе не должны проходить через его сознание. Его находки, загадочные для него самого, должны, минуя долгий путь рассуждений, переходить в его работу так быстро, чтобы он не успевал заметить момента перехода. А тот, кто подстерегает их, наблюдает, задерживает, у того они, как золото в сказке, превращаются в труху…»

(«Осязания». Рильке, из письма жене 21 октября 1907 года)

Января

Как грустно жить на белом свете! Я завидую всем, кто способен заниматься своей работой независимо от государства. Да, практически все — кроме кино и театра. (Я не говорю о телевидении, ибо это — не искусство.) Свободны. От заработка они тоже свободны, но по крайней мере они могут работать. Какая хамская власть! Разве нужна ей литература, поэзия, музыка, живопись, кино? Нет, наоборот, сколько бы было ликвидировано сложностей!

Ведь правду мне сказал Борис Леонидович, то, что я сделаю еще четыре картины. Первую я уже сделал — это «Солярис», осталось еще три. Всего-навсего! Я хочу работы, больше ничего. Работы! Разве не дико, не преступление, что режиссер, которого в прессе в Италии назвали гениальным, сидит без работы? А мне, честно говоря, кажется, что это просто месть посредственности, которая пробилась к руководству. Ведь посредственность ненавидит художников, а наша власть сплошь состоит из посредственностей.

Если удастся сделать «Белый день», надо будет подать заявку на фильм, т. е. пока на сценарий — о Достоевском. Пора уже…

А может быть, плюнуть на все?

Какое самое красивое дерево? — Вяз, наверное. Но оно слишком долго растет. А что растет быстрее? Ветла или серебристый тополь? Серебристый тополь — красивое дерево.

Интересно, удастся мне через Федю получить автомобиль? Это единственный путь. Сам я, конечно, машину никогда не куплю.

А как хочется наладить жизнь в деревне!

Января

Вот какой у нас будет дом в деревне:

Все почти сделано, кроме рам и дверей, печей, камина и террасы. Затем штукатурные работы.

На днях подам заявку на сценарий о Достоевском. «Мой Достоевский»…

А как насчет «Отца Сергия»? Надо подумать…

Января

5 февраля «Солярис» выходит на экраны в Москве. Премьера в «Мире». Не в «Октябре» или в «России», а в «Мире». Начальство не считает мою картину достойной этих первых экранов. Пусть, им будет хуже. Пусть в «России» смотрят их дерьмового Герасимова. Просить я их конечно, ни о чем не буду. Хотя и на премьеру не пойду. Пора понять, что ты никому не нужен. И соответственно с этим себя вести. Следует быть выше этого, я все-таки Тарковский, а Тарковский — один, в отличие от Герасимовых, которых несть числа. Мое дело снимать фильмы, если дают, и не участвовать в свалке, суете среди так называемых художников. Звонил Тарасов. Его разыскали устроители премьеры в «Мире». Лариса все ему объяснила и сказала, что я действительно болен и не смогу прийти на премьеру.

Для того чтобы знать, как мне быть дальше, мне необходимо снять «Белый день». (Никак не могу остановиться на том, как назвать будущий фильм.)

Уже невозможно называть кинематографом разыгранные и снятые сюжетики и истории. Все это не имеет к кино никакого отношения. Прежде всего кино — это произведение, невозможное ни в каком другом виде искусства. То есть кино — это лишь то, что можно создать при помощи кино и только кино. Эх, если бы нашелся некто, кто заключил бы со мной контракт на пять лет, с целью заставить снять меня как можно больше фильмов за это время. Фильмов, которые я хочу снимать. Уж я не терял бы времени! За эти пять лет я снял бы семь, думаю.

Января

Сегодня, уходя в отпуск, Осман позвонил и сказал, что сегодня будет готово комитетское заключение. Верно, это Альберт М. хлопочет. Тем не менее мне надо будет пойти в ЦК с ними поговорить. Посмотрим, как с запуском.

Андрон, негодяй, не отдает долг (500 с лишним).

Января

Наша сложная жизнь, приготовляя каждому из нас какую-то весьма определенную роль, ставит нас в условия, благодаря которым развиваются лишь те черты нашей души, которые помогают развиваться нам в этой роли. Остальная часть души гибнет. Отсюда неконтактность. Здесь психология в совокупности с социологией порождают страх, неверие, подлость и гибель надежд.

Февраль 1973

Февраля

Сегодня день рождения Ларочки. А я болен. Да и денег ни гроша. Бедная Ларочка! Ну, ничего, мы отпразднуем ее день рождения через некоторое время, когда выздоровеем.

Возникла идея. Поставить «Идиота» для телевидения. 7 серий! Цвет. Но для этого необходимо говорить с Лапиным, без посредников и без лишних чиновников. Идея недурна!

«Идиот» — несколько серий для телевидения.

Февраля

Фильм о Достоевском.

«Отец Сергий» — тоже для TV.

Поставить «Идиота» было бы совсем неплохо. Получилось бы 7 серий. Сейчас надо придумать заработок. Мы с Сашей М[ишариным] быстро могли бы написать сценарий на заказ. Заключить бы сразу два-три договора на двухсерийные сценарии. Валера Х[арченко] помогает. Уже говорил с кем-то из Молдавии. А в Казахстане, кажется, есть Океев. Для него можно было бы написать сценарий без риска.

Сегодня звонил начальник московского проката, Кириллин. Что-то очень обеспокоен моей болезнью в связи с премьерой. Из разговора я понял, что у него был разговор с Рогановым. Видимо, Тарасов не стал скрывать моего отношения к премьере «Соляриса». Тем лучше. Посылать их всех надо подальше. Ничего иного они не заслуживают.

Февраля

Пронесся слух, что Баскаков подписал бумагу о запуске. Значит надо скорее запускаться.

Скорее бы мне выздороветь. Этот грипп какой-то ужасно стойкий.

Еще раз перечитываю «Идиота». Я бы не сказал, что ставить его просто. Очень трудно сделать сценарий. Материал романа грубо делится на «сцены» и на «описание сцен», т. е. перечисление того, что произошло важного для развития рассказа. Исключить из сценария эти «описания» целиком, конечно, нельзя. Кое-что придется переделывать в сцены. Но об этом после. Сейчас самое главное «Белый день». Конечно, самый цельный, стройный, гармоничный и наиболее близкий к сценарию у Достоевского — [роман] «Преступление и наказание». Но его испохабил Лёва Кулиджанов.

Не нравится мне название «Белый день». Вяло. «Мартиролог» — хорошо, но никто не знает этого слова; когда же узнают, конечно же, запретят. «Искупление» — как-то плоско, в духе Веры Пановой. «Исповедь» — претенциозно. «Почему ты стоишь вдали?» лучше, но мутно.

«Всякая почти действительность, хотя имеет непреложные законы свои, но почти всегда невероятна и неправдоподобна. И чем даже действительнее, тем иногда и неправдоподобнее».

(Слова Лебедева из «Идиота»)

Февраля

На Международном фестивале в Югославии «Рублев» получил Гран-при. Это фестиваль фестивалей, и кажется, за два года — 71–72, где были представлены и премированы фильмы всех стран за эти годы. Кроме «Рублева», мы представили «Укрощение огня» и «А зори здесь тихие». Эти, конечно, не получили ничего. Они премируются только у нас по распоряжению начальства. Интересно, какие иностранные картины были на фестивале? Я, конечно, узнал об этом и не от Союза, и не от Комитета. Вчера позвонил нам С. П. Урусевский и поздравил. Он слышал сообщение по радио. Мое «начальство» продолжает хамить. Это уже четвертый международный приз за внезаконного «Рублева».

Андрей Тарковский с Андрюшей в Орлово-Давыдовском переулке, Москва

Февраля

Говорят, «Солярис» хорошо приняли зрители, и свободных мест в зале не было, и никто не ушел с сеанса. После картины кричали даже: «Да здравствует Тарковский!» Посмотрим, что будет дальше. «Белый-белый день»…

Февраля

«…не держи двух стрел! Понадеявшись на вторую стрелу, ты беспечно отнесешься к первой. Всякий раз считай, что другого выхода у тебя нет и попасть ты должен этой единственной стрелой!»

(Кэнко-Хоси. «Записки от скуки »)

«Если ты раздумываешь, делать это или не делать, то как правило бывает лучше этого не делать».

(Из Итигон Ходан, высказывания учителей буддийской секты Дзёдо, 1287)

Февраля

Вчера был Вайсберг с Кушнеревым. Сведения такие: комитетская бумага о запуске есть. Сизов, уезжая до 16-го, сказал, чтобы меня запускали немедленно. Но, кажется, при условии 2700 метров. Картина же будет не меньше 3200 — я же знаю. Опять старая песня: я не хочу их обманывать, а они сопротивляются. Вторая сложность с прикреплением к группе Двигубското и, главное, Валеры Харченко. Олег сегодня мне позвонил и сострил, узнав, что меня в скором времени запускают: «Ну, они тебя, конечно, помучают?» Да, конечно. Конечно помучают. Можно не сомневаться…

Надо срочно готовиться к весенней натуре: Переделкино, встреча с Отцом. На днях мы разговаривали с Рербергом. Он выразил мысль, что мы «классически» разрабатываем материал. Не слишком оригинально. Он ошибается. Мы должны стремиться к простоте. Проще и глубже, чем проще, тем глубже. Все должно быть просто, свободно, естественно, без ложногонапряжения. Вот — идеал.

Февраля

Перечитал «Идиота». И почему-то идея постановки его для меня как-то поблекла и увяла. Мне почему-то было скучно его читать.

Звонил Вайсберг и сообщил, что по закону я и Саша М[ишарин] можем получить не 60 %, а 100 за «Белый день».

Уже месяц, как я болен, а насчет выздоровления не может быть и речи. Такая слабость, что нет сил, чтобы встать. Тяпа болен, вот что особенно угнетает. Он так мучается, бедняжка, глаза грустные, сопливится и очень кашляет. Похудел очень, мы все не знаем, что делать.

* В молодости Достоевский, ложась спать, иногда оставлял записку такого приблизительно содержания: «Сегодня со мной может случиться летаргический сон. А потому не хоронить меня столько-то дней». Из 1-го тома Полного собрания соч. Достоевского в издании Суворина (1883 г.).

* Федор Михайлович утверждает сам, что, если не катастрофа, связанная с процессом Петрашевского, он бы сошел с ума. (Намек на серьезное нездоровье Федора Михайловича еще до этого дела.)

* Решение Николая I по поводу Достоевского — вместо восьми лет каторги — четыре, а затем в солдаты (то есть сохранены гражданские права), — было первым случаем в России, ибо приговоренный к каторге ранее терял свои гражданские права навеки.

* Во время чтения приговора выглянуло солнце, и Федор Михайлович сказал Дурову, стоявшему рядом: «Не может быть, чтобы нас казнили».

* Параллель между эшафотом и рассказом о приговоренном из «Идиота». Гослитиздат, 30-е годы? Непременно выяснить, какое издание Достоевского самое полное. Позвонить Б. Кердимуну.

* На эшафоте Кашкин заметил, что у священника нет с собой Святых Даров, и он нагнулся и спросил шепотом у обер-полицмейстера по-французски: «Неужели, предлагая нам исповедоваться, нас оставят без причащения?» На что генерал Галахов так ему ответил: «Вы будете все помилованы». Удивительно, почему Кашкин не поделился этими известиями с друзьями?