Конец 10 книги серии Братство Черного Кинжала 38 страница

— Прошу прощения, что прерываю вас, — совершенно не имея этого в виду, сказал он. — Но мне необходимо уйти.

Элан начал что-то невнятно бормотать, в то время как веки Кора опустились.

Обращаясь к подлинному лидеру в комнате, Эссэйл четко произнес:

— Я не буду упоминать ни об этой встрече, ни о лицах, присутствующих здесь, в этой комнате или любых других, ни о заявлениях, которые были сделаны, ни о том, кто принимал участие. Я — не политическая личность и не претендую на трон, я всего лишь бизнесмен, стремящийся продолжать процветать в кругах торговли. Покидая эту встречу и отказываясь при этом от членства в Совете, я действую абсолютно по собственной воле, не желая ни содействовать, ни препятствовать любым вашим решениям.

Встретившись с ним глазами, Кор холодно улыбнулся, и взгляд его, как и улыбка были полны обещаний смерти.

— Каждого, кто покинет пределы этой комнаты, я буду рассматривать как своего врага.

Эссэйл кивнул:

— Пусть будет так. И знай, что в любом случае я, при необходимости, готов отстаивать свои интересы от посягательств нарушителей любого рода.

— Как пожелаешь.

Эссэйл неспешно удалился — по крайней мере, пока не сел в свой «рендж ровер». Как только он оказался внутри внедорожника, то моментально заблокировал двери, запустил двигатель и рванул с места.

Уезжая, он был взбудоражен, но это не была паранойя. Он был уверен, что Кор высказал свое истинное мнение, обозначив его, как своего врага, но в то же время понимал, что парень не хотел бы прямо сейчас связывать себе руки. Слишком многим на данный момент было зациклено его внимание — от Братства, которое, без сомнения, являлось более грозным противником, до Глимеры, которая, могла напугать разве что кошек.

Рано или поздно, но, мужик обязательно сосредоточился бы на Эссэйле.

К счастью, теперь он был готов и останется на чеку.

А ожидание никогда его собственно не напрягало.

ГЛАВА 71

Переводчики: Stinky, ВикиТори, Tata1977, Carlotta, ianina, lorielle, guff, marisha310191

Вычитка: lorielle, Светуська

Когда Тор обнаженный и мокрый выбрался из душа, то услышал стук в дверь его спальни, он был громким и немного приглушенным, как будто стучавший делал это не костяшками пальцев, как обычно, а ладонью. Учитывая, сколько времени Тор уже пробыл Братом, ему не составило труда опознать, что так стучать мог только один парень:

— Рэйдж? — Тор повязал вокруг талии полотенце и пошел открывать дверь. — Брат мой, что-то случилось?

Парень стоял в коридоре с мрачным выражением на невероятно красивом лице, облаченный в белое шелковое одеяние, ниспадающее с широких плеч и подпоясанное на талии обычным белым поясом. На груди Рэйджа виднелись белые кожаные ножны с черными кинжалами.

— Приветствую, Брат мой… я… гм…

В последовавшем неловком молчании именно Тор нарушил создавшееся напряжение:

— Голливуд, ты прям как пончик в сахарной пудре.

— Спасибо. — Брат уставился на ковер под ногами. — Слушай, я тут кое-что тебе принес. Это от нас с Мэри.

Раскрыв широкую ладонь, он протянул тяжелый золотой «Ролекс» — тот, что носила Мэри, тот, что Брат подарил ей на их церемонию Соединения. Часы были символом их любви… и поддержки.

Тор взял вещицу, ощущая исходящее от металла тепло.

— Брат мой…

— Послушай, мы просто хотим, чтобы ты знал, что мы с тобой… Я добавил на браслет несколько звеньев, так что он тебе подойдет.

Тор надел идеально подошедшую ему вещь на запястье и защелкнул замок.

— Спасибо. Я верну…

Рэйдж развел руки и одарил Тора своими знаменитыми медвежьими объятиями — теми, от которых деформируется позвоночник и после которых приходится наполнять воздухом грудную клетку, чтобы убедиться, что ребром не проткнуто легкое.

— У меня нет слов, Брат мой, — проговорил Голливуд.

Похлопав парня по спине, Тор почувствовал татуировку дракона, как будто тот тоже проявлял соболезнование.

— Все в порядке. Я понимаю, как это тяжело.

Когда Рэйдж ушел, Тор закрыл дверь и тут же раздался новый стук.

Вернувшись, он обнаружил за дверью стоящих бок обок Фьюри и Зи. Близнецы были одеты в те же одеяния и пояса, что и Рэйдж, а в их глазах читалось то же, что и в неоновых глазах Голливуда: печаль, чертовски сильная печаль.

— Брат мой, — произнес Фьюри, шагнул вперед и обнял Тора. Когда Праймэл отступил назад, он протянул что-то длинное и замысловатое.

— Это для тебя.

В его руке оказалась белая грогреновая лента[82] длиною в полтора метра, на которой золотой нитью была искусно и красиво вышита молитва для придания стойкости.

— Избранные, Кормия и я с тобой.

Тору понадобилась целая минута, чтобы ее раскатать и проследить символы Древнего Языка, читая их про себя. Это, должно быть, отняло часы, подумал он. И переходила из рук в руки.

— Мой Бог, какая красота…

Пытаясь сдержать слезы, он подумал: «Ну фан-мать-его-просто-тастика. Если простая разминка довела его уже до такого состояния, то сама церемония грозит превратить его в чертову плаксу».

Зейдист откашлялся. А затем ненавидящий трогательных моментов Брат, наклонился и обхватил Тора руками. Объятие было таким легким, что Тор помимо воли задумался, не от нехватки ли это практики. Или это Тор выглядел столь хрупким, каким себя сейчас чувствовал.

— Это от моей семьи твоей, — послышались тихие слова.

Брат протянул небольшой свиток и пальцы Тора дрогнули, когда он его развернул.

—Что б… меня…

В центре оказался красный отпечаток ладошки. Детской. Наллы…

Не существовало вещи важнее и дороже для мужчины, чем его отпрыск, особенно если это была дочь. Отпечаток ладони был символом Зи, означающим — все, что он имел и все кем он был, сейчас и впредь, были переданы в залог в поддержку своего Брата.

— Твою ж мать, — просто произнес Тор, делая дрожащий вдох.

— Увидимся внизу, — произнес Фьюри.

Они закрыли дверь.

Тор попятился к кровати и опустился на матрас. Положил сверток на колени и уставился на детский отпечаток.

Послышался еще один стук, но Тор даже не поднял взгляд.

— Да?

Это был Ви.

Брат казался отстраненным и каким-то одеревеневшим до неуклюжести — но скорее всего, потому, что он был худшим из всех, когда дело доходило до всякого сентиментального дерьма.

Он ничего не сказал, не пытался обнять Тора, что уже само по себе было неплохо.

Вместо этого, Ви просто положил на кровать Тора деревянный футляр, выдохнул струю дыма турецкого табака и вернулся к двери, словно не мог дождаться момента свалить из этой комнаты.

Вот только он задержался в комнате.

— Я с тобой, брат мой, — проговорил Ви, не отрывая взгляда от двери.

— Знаю, Ви. Как и всегда.

Когда парень кивнул и вышел, Тор повернулся к коробочке цвета махагон. Открыв черную стальную защелку и подняв крышку, он выругался себе под нос.

Набор черных кинжалов просто… потрясал. Взяв один, он восхитился тому, как он был подогнан под руку, а затем увидел выгравированные на лезвии символы.

Главные молитвы, четыре из них — по одной на каждой стороне каждого из орудий.

Все для силы.

Эти кинжалы предназначались не для борьбы, они были слишком ценны. Бог мой, Ви, должно быть, потел над ними весь год, а может и дольше… хотя, конечно, как и все предыдущие, что Брат выковал в своей кузнице, они несли в себе смертоносность, как сам ад…

Следующим в дверь постучал Бутч. Должен был оказаться он.

— Д… — Тор прочистил горло. — Да?

Ага, так и есть, это оказался коп, облаченный в то же белое одеяние с белым поясом, что и все остальные.

Когда брат пересек комнату, в его руках ничего не было, но он пришел не просто так.

— В такую же​​ ночь, как сегодня, — хрипло начал парень, — я только обрел свою веру. Это все, что у меня есть, все, чем я на самом деле владею… потому что не найдется земных слов, чтобы как-то облегчить то, через что тебе пришлось пройти — я узнал это на собственной шкуре.

Коп поднял руку к своей шее и с чем-то там повозился. Когда он протянул ладонь Тору, в ней оказались увесистая золотая цепочка и более увесистый золотой крест, которые Бутч никогда не снимал.

— Я знаю, что у тебя другой бог, но могу я это надеть на тебя?

Тор кивнул и опустил голову. Когда опора в католической вере этого удивительного мужчины была повешена ему на шею, он протянул руку и прикоснулся к кресту.

Все это золото имело невероятный вес, но приносило приятные ощущение.

Бутч наклонился и сжал плечо Тора

— Увидимся внизу.

Блядь. Ему нечего было сказать.

Какое-то время он просто сидел, пытаясь собраться. До тех пор, пока не услышал что-то за дверью. Как будто кто-то скребся, как если бы…

— Мой господин? — произнес Тор, вынудив себя подняться на ноги и отправиться к двери.

Ты должен открыть дверь королю, и не важно, в каком состоянии ты находишься.

Роф и Джордж вошли вместе, и его Брат был как всегда прямолинеен:

— Не буду спрашивать, как ты.

— Я ценю это, мой господин, потому что я уже никакой.

— Еще бы.

— Не легко переносить чужое сочувствие.

— Ага. Ну. Думаю, ты оказался перед необходимостью впитать еще часть всего этого дерьма. — Король потеребил что-то на своем пальце. А потом протянул вперед…

— Ох, блядь, нет. — Тор всплеснул руками, даже, несмотря на то, что мужчина был слеп. — Э-э-э. Ни в коем ебаном случае. Только не это.

— Я приказываю тебе его взять.

Тор выругался. Подождал, не передумает ли король.

Не передумал.

Роф продолжил смотреть прямо перед собой, и Тор понял, что проиграл этот спор.

С головокружительным ощущением полной безысходности, он протянул руку и принял перстень с черным бриллиантом, который только что был надет на короле.

— Я и моя шеллан с тобой. Надень перстень на церемонию, чтобы знать, что мои кровь, плоть, биение сердца — твои.

Джордж радостно завилял хвостом, словно в поддержку своего хозяина.

— Ебаный ад. — На этот раз именно Тор оказался инициатором объятий, которые ему тут же вернули с резкой и мощной силой.

Когда Роф с собакой покинули комнату, Тор повернулся и прислонился к двери.

Последний стук оказался тихим.

Собравшись с силами, чтобы, по крайней мере, хоть как-то казаться мужчиной, хотя чувствовал себя, будто его только что отымели, он обнаружил, что в холле Джон Мэтью.

Парень ничего не произнес при помощи жестов, а просто протянул Тору руку и вложил в его…

В ладони Тора оказалась печатка Дариуса.

«Он бы хотел сейчас быть с тобой», — показал жестами Джон. — «Его кольцо — это все, что у меня от него есть. Я знаю, ему бы хотелось, чтобы оно было на тебе на протяжении всей церемонии».

Тор уставился на клеймо в виде креста на ценном металле и подумал о своем друге, наставнике, единственном отце, который в действительности у него когда-либо был.

— Это значит… больше, чем ты можешь себе представить.

«Я буду рядом с тобой», — показал Джон. — «Всегда».

— Взаимно, сынок.

Они обнялись, а затем Тор тихо закрыл дверь. Возвращаясь к кровати, он посмотрел на все символы, принадлежавшие его Братьям… и знал, что, когда будет проходить это испытание, каждый из них будет с ним — не то, чтобы в этом когда-то были сомнения.

Вот только чего-то, правда, во всем этом не хватало.

Осень.

Он нуждался в своих Братьях. Нуждался в своем сыне. И нуждался в ней.

Он надеялся, что сказанных ей слов окажется достаточно, но есть то, что ты не можешь забрать назад, то, от чего не исцелиться.

И, возможно, на этом цикле Осень поставила точку.

Он молился больше, чем когда либо. Он действительно это делал.

***

Поскольку Лэсситер стоялв углу комнаты Тора, он держался невидимым. И к лучшему. Наблюдать за тем, как входили и выходили мужчины, было тяжело. То, что Тор сумел пройти через это в одиночку, было невиданным чудом.

«Но, наконец, все сошлось воедино, — подумал Ангел. — После столького времени, после всего этого… короче дерьма, по правде сказать… все, наконец-то, повернулось в нужное русло.

Проведя прошлый день и ночь с заметно притихшей Осенью, на закате он оставил ее погруженной в собственные мысли, полностью уверенный в том, что она снова и снова будет прокручивать в голове визит Тора и не найдет в том, что ей было сказано, ничего кроме искренности.

Если она сегодня вечером покажется здесь, бля, он наконец-то станет свободным. Он сделал это. Ну, ладно, ладно — они сделали это. По правде сказать, он был игроком боковой линии во всем этом… за исключением того, что он, похоже, чертовски беспокоился за их пару. Как и за Велси.

Пройдя через всю комнату, Тор подошел к шкафу и, казалось, уже оклемался.

Достав белую церемониальную одежду, Брат надел эту штуку, а потом вернулся к кровати, и опоясался роскошной лентой, что принес Фьюри. После этого, парень достал сложенный кусок пергамента с символом, что вручил ему Зи, скрутил его и перевязал, а затем уложил в футляр, внутри которого он уже спрятал два эффектных черных кинжала от Ви. Печатка Дариуса отправилась на левый средний палец, с черным бриллиантом — на большой палец его боевой руки.

С незнакомым чувством хорошо проделанной работы, Лэсситер думал о всех тех месяцах, что он провел на земле, вспоминал о том как он, Тор и Осень работали вместе во спасение женщины, которая в свою очередь… ну, в разной степени, вознаградит каждого из них.

Эх! Создатель знал, когда делал это назначение: Тор изменился. Осень уже не та, что прежде.

И сам Лэсситер был уже не тем, кем раньше: Да собственно для него было просто невозможно отключиться от этого, утратить вкус к жизни, действовать так, словно ничто не имело значения, а самое смешное в том, что он на самом деле ни хрена не хотел уходить.

«Бог мой, многое изменится в Чистилище этой ночью, — подумал он с сожалением, — как в реальности, так и в переносном смысле»: когда Велси отправится в Забвение, и он наконец-то освободится от своего заключения. С ее освобождением Тор снимет с себя это бремя, так что они оба будут свободны.

А что касательно Осени? Ну, если повезет, она позволит себе полюбить достойного мужчину, который, в свою очередь, ответит ей взаимностью, поэтому после всех этих лет ее страданий она сможет, наконец, начать жизнь с чистого лица; она бы возродилась, воскресла, вернулась из мертвых…

Лэсситер нахмурился. В его голове начал звучать странный, тревожный звоночек.

Оглядываясь вокруг, он почти ожидал появления толпы лессеров, спускавшихся по канату вдоль стен особняка или десантирующих с вертолета в садах. Но этого не было…

Возродилась, воскресла… вернулась из мертвых.

Из Чистилища. Из промежуточной «Где-то Между».

«Ага, — сказал он себе. — Ну так ведь там Велси. Верно?»

Когда его охватила странная, необъяснимая паника, он задался вопросом, в чем, черт возьми, проблема…

Тор замер и посмотрел в угол комнаты.

— Лэсситер?

Пожав плечами, ангел понял, что может позволить себе быть гостем. Не было никаких причин скрываться — хотя, когда он принял форму, в нем все еще плескался страх. Господи…, что черт возьми с ним такое? Они уже приближались к финишной черте. Все, что требовалось от Осени, так это прийти на Церемонию, и, судя по тому, как она выкладывала одежду, которую прихватила с собой, когда он оставил ее, было довольно ясно, что она не собирается скрести полы в этой хижине всю ночь напролет.

— Хей, — сказал Брат. — Думаю, что это все.

— Ага. — На лице Лэсситера появилась вымученная улыбка. — Я уверен. В любом случае, я горжусь тобой. Ты отлично справился.

— Это высшая похвала. — Мужчина растопырил свои пальцы и посмотрел на кольца. — Но знаешь что? Я действительно готов это сделать. Никогда не думал, что скажу подобное.

Лэсситер кивнул, когда Брат повернулся и направился к двери. Но прежде чем дойти до нее, Тор остановился у шкафа, протянул руку в темноту и вытянул подол красного платья.

Когда он потер тонкую ткань между большим и указательным пальцами, его губы шевелились, словно Тор разговаривал с атласом… или со своей бывшей парой… или, черт, возможно, просто с самим собой.

Потом он выпустил из рук платье, позволяя ему вернуться в ту тихую пустоту, в которой оно висело.

Они вышли вместе. Лэсситер остановился, чтобы отдать последнюю дань, прежде чем спуститься вниз в холл со статуями.

С каждым шагом приближаясь к лестнице, его внутренний тревожный звонок становился все громче, до тех пор, пока этот звук не прошел эхом через все тело ангела, его желудок сжался, а ноги перестали слушаться.

«В чем, черт возьми, дело?»

Ведь близилось хорошее завершение с «и жили они долго и счастливо». Так почему же его интуиция говорила ему, что неизбежный рок ждал своего часа?

ГЛАВА 72

Переводчики: ВикиТори, guff, ianina, Tata1977, marisha310191, lorielle, Carlotta

Вычитка: lorielle, Светуська

Когда Тор ступил в кромешную тьму коридора за пределами своей комнаты, он принял краткие объятия ангела, а затем наблюдал за уходом парня в сторону свечения со стороны балюстрады второго этажа.

Черт, его дыхание громко отдавалось в ушах. Пульс закладывал уши.

По иронии судьбы его центральная нервная система повела себя точно так же, как и в их с Велси день церемонии соединения. И смешно, то, что его физиологическая реакция в этом контексте была идентична: организм до малейшей ноты отреагировал на стресс как и тогда — надпочечники выстрелили точно так же, независимо от того, какое чувство спустило курок, хорошее или плохое.

Минутой позже он прошел по коридору к главной лестнице, чтобы спуститься вниз, ощущая поддержку чувствуя на себе все символы его Братьев. Когда ты идешь на Церемонию Соединения — то идешь на это в одиночку: приближаясь к своей женщине с комом в горле и всей твоей любовью в глазах, и тебе никто и ничто был больше не нужен, потому что в ней одной было все, в чем ты нуждался.

А вот когда проводишь церемонию прощания, с тобой должны быть твои Братья, близкие и не только под одной крышей с тобой, а внутри тебя, чувствуя их: укусы на руках и шее, подтверждающие ту связь, что он ощущал внутри себя, помогая выстоять. Особенно, когда боль усиливалась.

Оказавшись на площадке лестницы, Тор почувствовал, как под его ногами словно волны закачался пол, и эта огромная зыбь выбивала из равновесия, занося его в стороны и раскачивая, когда он реально чертовски нуждался в том, чтобы твердо держаться на ногах.

Холл внизу был задрапирован многочисленными лоскутами белого шелка, ниспадающими от лепнин с потолка, так что все архитектурные детали, вплоть до поддерживающих этажи колонн, были укрыты. По всему особняку электрическое освещение было отключено, а недостаток света с лихвой компенсировали массивные белые свечи в подсвечниках и горящее в каминах пламя.

Домашние стояли по краям огромного пространства — доджены, шеллан, гости — и все были одеты в белое в соответствии с традицией. Члены Братства образовывали прямую линию от центра: первым стоял Фьюри, который будет проводить церемонию, за ним сразу Джон, который станет ее частью. Следующим шел Роф. Затем — Ви, Зейдист, Бутч и Рейдж — в конце.

Велси находилась в центре всего этого, в обрамлении красивого серебра, на маленьком столике, накрытом шелковой тканью.

«Так много белого», подумал он. Как будто с улицы налетел снег и, несмотря на тепло, рассеялся по всему помещению.

Это имело смысл: цвет был для Церемонии Соединения. В Церемонии Забвения, напротив, монохромная палитра символизировала вечный свет, в который уходили мертвые, а также намерение близких когда-нибудь присоединиться к усопшим в том священном месте.

Тор сделал один шаг, второй, затем третий…

Спускаясь, он посмотрел на устремленные на него взгляды. Это были его близкие люди, и Велси тоже. Это было общество, в котором он продолжал жить, и которое покинула она.

Даже в печали трудно было не почувствовать себя благословенным.

Многие были сегодня с ним, даже Ривендж, который стал уже практически членом семьи.

И все же Осени среди них не было, по крайней мере, насколько он мог видеть.

Опустившись перед урной, он сжал руки перед собой, и склонил голову. Когда он замер в этой позе, к нему присоединился Джон, который хоть и был бледен, но старательно пытался сдержать дрожь в руках.

Тор протянул руку и коснулся предплечья Джона.

— Все в порядке, сынок. Мы пройдем через это вместе.

Судорожные движения тут же прекратились и парень кивнул, как будто слегка расслабившись.

В последовавшей гулкой тишине Тору смутно подумалось, что это удивительно, как такого размера толпа может быть столь бесшумной. Все, что достигало его слуха, лишь потрескивание племени, зажженного по периметру холла.

Стоящий слева Фьюри откашлялся и наклонился к столу, драпированному лоскутом белого шелка. Изящным движением рук он поднял крышку, чтобы достать огромную серебряную чашу, наполненную солью, серебряный кувшин с водой, и древний фолиант.

Поднимая том, он открыл его и обратился ко всем присутствующим на Древнем Языке:

— Этой ночью мы находимся здесь, чтобы почтить память Велесандры, связанной шеллан Брата Черного Кинжала, Тормента, сына Харма; кровной дочери Реликса; приемной мамэн воина Террора, сына Дариуса. В эту ночь, мы находимся здесь, чтобы почтить память нерожденного Тормента, сына Тормента, Брата Черного Кинжала, сына Харма; кровного сына умершей возлюбленной Велесандры; названного брата воина Террора, сына Дариуса.

Фьюри перевернул станицу, тяжелый пергамент издал мягкий шелест.

— По традиции и в надежде, что так будет угодно Матери всей нашей расы, и выражая соболезнования к семье покойной, я призываю всех стоящих здесь молиться со мной о том, чтобы усопшим было даровано перейти в Забвение.

Фьюри начал молитву, а остальных подхватили, женские и мужские голоса смешивались между собой так, что слова для Тора превратились в гул многочисленных голосов. Все, что он слышал — это повторение мрачных речитативов.

Он огляделся и увидел Джона. Часто моргая, парень пытался сдержать слезы, как подобает стойкому мужчине, которым он был.

Тор отвел взгляд обратно к урне и отпустил мысли. В его голове, как слайд-шоу, стали мелькать воспоминания их совместной жизни.

Его воспоминания остановились на самой последней вещи, которую он сделал для Велси прежде, чем ее убили: закрепил противоскользящие цепи на ее внедорожнике. Таким образом, обеспечивая сцепление с дорогой в снежную погоду.

Ладно, сейчас он смаргивал слезы, как какой-то ублюдочный…

Церемония начала превращаться в смутное видение, вместе с тем появилось побуждение сказать личные вещи, о которых в остальное время молчат. Он обнаружил, что рад, что ждал так долго, чтобы сделать это. Он не думал, что для него было бы возможным пройти через все это в любое другое время.

В этот момент он взглянул на Лэсситера. Ангел сиял от макушки до пят, золото пирсинга ловило окружающий и исходящий из него самого свет, усиливая сияние в десятки раз.

По какой-то причине, парень не выглядел счастливым. Его брови были сведены вместе, как будто он пытался произвести в уме расчет и подводимый суммарный итог ему явно не нравился.

— Теперь я попрошу Братство принести свои соболезнования о тяжелой утрате, начина с Его Величества Рофа, сына Рофа.

Тор без колебаний принял во внимание этот факт и посмотрел на своих Братьев. Когда Фьюри отошел от столика, Роф осмотрительно направил Ви вперед так, чтобы он стоял у тарелки с солью. Спустив рукав своей мантии, король вынул из ножен один из своих черных кинжалов и провел лезвием вверх по внутренней стороне предплечья. Когда ярко-алая кровь выступила на поверхности пореза, мужчина вытянул руку, позволяя каплям падать на соль.

Каждый из Братьев повторил это действие, их глаза смотрели на Тора в безмолвном подтверждении, что это общий траур по тем, кого он потерял.

Фьюри шел последним, Зи держал книгу, помогая ему завершить ритуал. Затем Праймэл поднял кувшин и произнося священные слова, вылил из него воду, превращая розовые пятна соли в раствор.

— Теперь я попрошу хеллрена Велесандры раздеться.

Тор с осторожностью вынул отпечаток ладошки Наллы, прежде чем развязать пояс Избранных, затем снял мантию и положил обе вещи поверх нее.

— Теперь я хотел бы попросить хеллрена Велесандры встать на колени перед ней в последний раз.

Тор сделал как было велено, становясь на колени перед урной. Своим боковым зрением он видел, как Фьюри подошел к мраморному камину справа. Из пламени Брат вынул первородный кусок железа, тот, что давным-давно был принесен из Старого Света, и был изготовлен неизвестными руками задолго до того, как у расы появилась общая память.

Плоская поверхность была около пятнадцати сантиметров в длину и по крайней мере, около трех в ширину, а линия символов Древнего письма, была до того раскалена, что пылала желтым нежели красным.

Тор принял установленную для церемонии позицию, сжимая руки в кулаки и подаваясь вперед так, чтобы костяшки его пальцев опирались на белое, уложенное на полу покрытие. В течение доли секунды все, о чем он мог думать, была мозаика, изображающая яблоню, которая находилась под ним — символ возрождения, который он начинал уже связывать только со смертью.

Он похоронил Осень у ее основания.

А теперь прощался с Велси на вершине.

Фьюри остановился рядом с ним, и дыхание Тора слилось в удары воздуха, было видно, как его ребра вздымались, будто ему не хватало кислорода.

Когда ты проходишь Церемонию Соединения, и тебе вырезают на спине имя твоей шеллан, ты, как и предполагалось, переносишь боль в тишине — дабы доказать, что достоин быть ею возлюбленным и быть соединенным с нею.

Вдох. Вдох. Вдох…

Но с церемонией перехода в Забвение все иначе.

Вдох-вдох-вдох…

Для церемонии перехода в Забвение вы должны были…

Вдохвдохвдох…

— Какого имя усопшего? — требовательно вопросил Фьюри.

Как по сигналу, Тор набрал воздуха в легкие.

Как только клеймо приложили к коже, где еще много лет назад было вырезано ее имя, Тор выкрикнул ее имя так, что каждая унция боли в его сердце, разуме и в его душе, вырвалась с этим словом с такой силой, что, казалось, звук сокрушит весь холл.

Этот крик был его последним «прощай», его обетом перед ней о встрече на Другой Стороне, так его любовь проявлялась в последний раз.

Это продолжалось вечно.

А затем он обмяк так, что его лоб оказался на полу, в то время как по всей верхней части плеч его кожа горела, как в огне.

Но это было лишь начало.

Он попытался встать, но ему потребовалась помощь сына, потому что его мышцы полностью лишились силы. С помощью Джона он повторно принял исходное положение.

Тор снова задышал, но уже ритмичнее, короткими, поверхностными вдохами, будто работая насосом, восстанавливая свои силы.

Голос Фьюри был глубок на грани хрипоты:

— Какого имя усопшего?

Тор снова вобрал в себя воздух и приготовился к повторению проделанного ранее…

На этот раз выкрикиваемое им имя было его собственным, боль от потери своего кровного нерожденного сына вспорола его так глубоко, что он почувствовал, будто закровоточила его грудь.

Во второй раз он кричал дольше.

А потом, совершенно обессилев рухнул на пол, опираясь на руки. Его тело, казалось, было полностью выжато, хотя церемония еще не завершена.

«Благодарю Всевышнего за Джона, — подумал, он, — Вряд ли я смог бы передвигаться в одиночку».

Голос Фьюри над ним продолжал:

— Дабы запечатать любовь в твоей плоти и, чтобы связать нашу кровь с твоей, теперь мы завершим ритуал, для твоих возлюбленных.

На этот раз он даже не задохнулся. У него просто не осталось сил.

Соль ужалила так сильно, что он на миг лишился зрения, и его тело содрогнулось, а конечности судорожно забились, пока он не начал заваливаться на бок, в то время как Джон пытался удержать его в вертикальном положении.

Единственное на что он был способен — это валяться пластом перед глазами всех этих людей, многие из которых не таясь плакали, воспринимая его боль как свою собственную. Пробегаясь взглядом по лицам, он хотел утешить их, в некотором роде избавить от того, что он пережил, облегчить их горе.

Осень находилась поодаль, стоя воплоти ближе к арке, где располагалась бильярдная комната.

Она была одета в белое, волосы убраны с лица и заброшены назад, нежными руками она прикрывала рот. Покрасневшие от боли глаза были широко раскрыты, слезы катились по ее щекам, на лице было выражение любви и сострадания, что немедленно заставило его собственную боль исчезнуть.

Она пришла.

Пришла к нему.

Она до сих пор любила… его.

Тор по-настоящему начал плакать, да так, что из его вздымающейся груди вырывались рыдания. Он протянул руку Осени, призывая ее, потому что в этот момент освобождения, после, казалось бы, бесконечного, мучительного пути, по которому она и только она прошла вместе с ним, он никогда не чувствовал себя к кому-либо ближе…