Одиннадцать утверждений Д.И. Хармса 4 страница

Сенька вывернулся из рук Федьки и с оторванным ухом в руках побежал к

соседям.

Но Федька догнал Сеньку и двинул его сахарницей по голове.

Сенька упал и, кажется, умер.

Тогда Федька уложил вещи в чемодан и уехал во Владивосток.

Во Владивостоке Федька стал портным: собственно говоря, он стал не

совсем портным, потому что шил только дамское белье, преимущественно

панталоны и бюстгальтеры. Дамы не стеснялись Федьки, прямо при нем поднимали

свои юбки, и Федька снимал с них мерку.

Федька, что называется, насмотрелся видов.

Федька -- грязная личность.

Федька -- убийца Сеньки.

Федька -- сладострастник.

Федька -- обжора, потому что он каждый вечер съедал по двенадцать

котлет. У Федьки вырос такой живот, что он сделал себе корсет и стал его

носить.

Федька -- бессовестный человек: он отнимал на улице у встречных детей

деньги, он подставлял старичкам подножку и пугал старух, занося над ними

руку, а когда испуганная старуха шарахалась в сторону, Федька делал вид, что

поднял руку только для того, чтобы почесать себе голову.

Кончилось тем, что к Федьке подошел Николай, стукнул его по морде и

спрятался под шкап.

Федька достал Николая из-под шкапа кочергой и разорвал ему рот.

Николай с разорванным ртом побежал к соседям, но Федька догнал его и

ударил его пивной кружкой. Николай упал и умер.

А Федька собрал свои вещи и уехал из Владивостока.

____________________

Я был очень мудрым стариком.

Теперь я уже не то, считайте даже, что меня нет. Но было время, когда

любой из вас пришел бы ко мне, и какая бы тяжесть ни томила его душу, какие

бы грехи ни терзали его мысли, я бы обнял его и сказал: "Сын мой, утешься,

ибо никакая тяжесть души твоей не томит и никаких грехов не вижу я в теле

твоем", и он убежал бы от меня счастливый и радостный.

Я был велик и силен. Люди, встречая меня на улице, шарахались в

сторону, и я проходил сквозь толпу, как утюг.

Мне часто целовали ноги, но я не протестовал, я знал, что достоин

этого. Зачем лишать людей радости почтить меня? Я даже сам, будучи

чрезвычайно гибким в теле, попробовал поцеловать себе свою собственную ногу.

Я сел на скамейку, взял в руки свою правую ногу и подтянул ее к лицу. Мне

удалось поцеловать большой палец на ноге. Я был счастлив. Я понял счастье

других людей. Все преклонялись передо мной! И не люди, даже звери, даже разные

букашки ползали передо мной и виляли своими хвостами. А кошки! Те просто

души во мне не чаяли и, каким-то образом сцепившись лапами друг с другом,

бежали передо мной, когда я шел по лестнице.

В то время я был действительно очень мудр и все понимал. Не было такой

вещи, перед которой я встал бы в тупик. Одна минута напряжения моего

чудовищного ума -- и самый сложный вопрос разрешался наипростейшим образом.

Меня даже водили в Институт мозга и показывали ученым профессорам. Те

электричеством измерили мой ум и просто опупели."Мы никогда ничего подобного

не видали",-- сказали они. Я был женат, но редко видел свою жену. Она боялась меня: колоссальность моего ума подавляла ее. Она не жила, а трепетала, и если я смотрел на нее,

она начинала икать. Мы долго жили с ней вместе, но потом она, кажется,

куда-то исчезла: точно не помню.

Память -- это вообще явление странное. Как трудно бывает что-нибудь

запомнить и как легко забыть! А то и так бывает: запомнишь одно, а вспомнишь

совсем другое. Или: запомнишь что-нибудь с трудом, но очень крепко, и потом

ничего вспомнить не сможешь. Так тоже бывает. Я бы всем советовал поработать

над своей памятью.

Я был всегда справедлив и зря никого не бил, потому что, когда

кого-нибудь бьешь, то всегда жалеешь, и тут можно переборщить. Детей,

например, никогда не надо бить ножом или вообще чем-нибудь железным. А

женщин, наоборот: никогда не следует бить ногой. Животные, те, говорят,

выносливее. Но я производил в этом направлении опыты и знаю, что это не

всегда так.

Благодаря своей гибкости я мог делать то, чего никто не мог сделать.

Так, например, мне удалось однажды достать рукой из очень извилистой фановой

трубы заскочившую туда серьгу моего брата. Я мог, например, спрятаться в

сравнительно небольшую корзинку и закрыть за собой крышку.

Да, конечно, я был феноменален!

Мой брат был полная моя противоположность: во-первых, он был выше

ростом, а во-вторых,-- глупее.

Мы с ним никогда не дружили. Хотя, впрочем, дружили, и даже очень. Я

тут что-то напутал: мы именно с ним не дружили и всегда были в ссоре. А

поссорились мы с ним так. Я стоял: там выдавали сахар, и я стоял в очереди и

старался не слушать, что говорят кругом. У меня немножечко болел зуб, и

настроение было неважное. На улице было очень холодно, потому что все стояли

в ватных шубах и все-таки мерзли. Я тоже стоял в ватной шубе, но сам не

очень мерз, а мерзли мои руки, потому что то и дело приходилось вынимать их

из кармана и поправлять чемодан, который я держал, зажав ногами, чтобы он не

пропал. Вдруг меня ударил кто-то по спине. Я пришел в неописуемое

негодование и с быстротой молнии стал обдумывать, как наказать обидчика. В

это время меня ударили по спине вторично. Я весь насторожился, но решил

голову назад не поворачивать и сделать вид, будто я ничего не заметил. Я

только на всякий случай взял чемодан в руку. Прошло минут семь, и меня в

третий раз ударили по спине. Тут я повернулся и увидел перед собой высокого

пожилого человека в довольно поношенной, но все же хорошей ватной шубе.

-- Что вам от меня нужно? -- спросил я его строгим и даже слегка

металлическим голосом.

-- А ты чего не оборачиваешься, когда тебя окликают? -- сказал он.

Я задумался над смыслом его слов, когда он опять открыл рот и сказал:

-- Да ты что? Не узнаешь, что ли, меня? Ведь я твой брат.

Я опять задумался над его словами, а он снова открыл рот и сказал:

-- Послушай-ка, брат. У меня не хватает на сахар четырех рублей, а из

очереди уходить обидно. Одолжи-ка мне пятерку, и мы с тобой потом

рассчитаемся.

Я стал раздумывать о том, почему брату не хватает четырех рублей, но он

схватил меня за рукав и сказал:

-- Ну так как же: одолжишь ты своему брату немного денег? -- И с этими

словами он сам расстегнул мне мою ватную шубу, залез ко мне во внутренний

карман и достал мой кошелек.

-- Вот,-- сказал он,-- я, брат, возьму у тебя взаймы некоторую сумму, а

кошелек, вот смотри, я кладу тебе обратно в пальто.-- И он сунул кошелек в

наружный карман моей шубы.

Я был, конечно, удивлен, так неожиданно встретив своего брата.

Некоторое время я помолчал, а потом спросил его:

-- А где же ты был до сих пор?

-- Там,-- отвечал мне брат и показал куда-то рукой.

Я задумался: где это "там", но брат подтолкнул меня в бок и сказал:

-- Смотри: в магазин начали пускать.

До дверей магазина мы шли вместе, но в магазине я оказался один, без

брата. Я на минуту выскочил из очереди и выглянул через дверь на улицу. Но

брата нигде не было.

Когда я хотел опять занять в очереди свое место, меня туда не пустили и

даже постепенно вытолкали на улицу. Я сдерживая гнев на плохие порядки,

отправился домой. Дома я обнаружил, что мой брат изъял из моего кошелька все

деньги. Тут я страшно рассердился на брата, и с тех пор мы с ним никогда

больше не мирились.

Я жил один и пускал к себе только тех, кто приходил ко мне за советом.

Но таких было много, и выходило так, что я ни днем, ни ночью не знал покоя.

Иногда я уставал до такой степени, что ложился на пол и отдыхал. Я лежал на

полу до тех пор, пока мне не делалось холодно, тогда я вскакивал и начинал

бегать по комнате, чтобы согреться. Потом я опять садился на скамейку и

давал советы всем нуждающимся.

Они входили ко мне друг за другом, иногда даже не открывая дверей. Мне

было весело смотреть на их мучительные лица. Я говорил с ними, а сам едва

сдерживал смех.

Один раз я не выдержал и рассмеялся. Они с ужасом кинулись бежать, кто

в дверь, кто в окно, а кто и прямо сквозь стену.

Оставшись один, я встал во весь свой могучий рост, открыл рот и сказал:

-- Принтимпрам.

Но тут во мне что-то хрустнуло, и с тех пор, можете считать, что меня

больше нет.

____________________

Фаол сказал: "Мы грешим и творим добро вслепую. Один стряпчий ехал на

велосипеде и вдруг, доехав до Казанского Собора, исчез. Знает ли он, что

дано было сотворить ему: добро или зло? Или такой случай: один артист купил

себе шубу и якобы сотворил добро той старушке, которая, нуждаясь, продавала

эту шубу, но зато другой старушке, а именно своей матери, которая жила у

артиста и обыкновенно спала в прихожей, где артист вешал свою новую шубу, он

сотворил по всей видимости зло, ибо от новой шубы столь невыносимо пахло

каким-то формалином и нафталином, что старушка, мать того артиста, однажды

не смогла проснуться и умерла. Или ещё так: один графолог надрызгался водкой

и натворил такое, что тут, пожалуй, и сам полковник Дибич не разобрал бы,

что хорошо, а что плохо. Грех от добра отличить очень трудно".

Мышин, задумавшись над словами Фаола, упал со стула.

-- Хо-хо,-- сказал он, лежа на полу,-- че-че.

Фаол продолжал: "Возьмем любовь. Будто хорошо, а будто и плохо. С одной

стороны, сказано: возлюби, а, с другой стороны, сказано: не балуй. Может,

лучше вовсе не возлюбить? А сказано: возлюби. А возлюбишь -- набалуешь. Что

делать? Может возлюбить, да не так? Тогда зачем же у всех народов одним и

тем же словом изображается возлюбить и так и не так? Вот один артист любил

свою мать и одну молоденькую полненькую девицу. И любил он их разными

способами. И отдавал девице большую часть своего заработка. Мать частенько

голодала, а девица пила и ела за троих. Мать артиста жила в прихожей на

полу, а девица имела в своем распоряжении две хорошие комнаты. У девицы было

четыре пальто, а у матери одно. И вот артист взял у своей матери это одно

пальто и перешил из него девице юбку. Наконец, с девицей артист баловался, а

со своей матерью -- не баловался и любил ее чистой любовью. Но смерти матери

артист побаивался, а смерти девицы -- артист не побаивался. И когда умерла

мать, артист плакал, а когда девица вывалилась из окна и тоже умерла, артист

не плакал и завел себе другую девицу. Выходит, что мать ценится, как уники,

вроде редкой марки, которую нельзя заменить другой".

-- Шо-шо,-- сказал Мышин, лежа на полу.-- Хо-хо.

Фаол продолжал:

"И это называется чистая любовь! Добро ли такая любовь? А если нет, то

как же возлюбить? Одна мать любила своего ребенка. Этому ребенку было два с

половиной года. Мать носила его в сад и сажала на песочек. Туда же приносили

детей и другие матери. Иногда на песочке накапливалось до сорока маленьких

детей. И вот однажды в этот сад ворвалась бешеная собака, кинулась прямо к

детям и начала их кусать. Матери с воплями кинулись к своим детям, в том

числе и наша мать. Она, жертвуя собой, подскочила к собаке и вырвала у нее

из пасти, как ей казалось, своего ребенка. Но, вырвав ребенка, она увидела,

что это не ее ребенок, и мать кинула его обратно собаке, чтобы схватить и

спасти от смерти лежащего тут же рядом своего ребенка. Кто ответит мне:

согрешила ли она или сотворила добро?"

-- Сю-сю,-- сказал Мышин, ворочаясь на полу.

Фаол продолжал:"Грешит ли камень? Грешит ли дерево? Грешит ли зверь?

Или грешит только один человек?"

-- Млям-млям,-- сказал Мышин, прислушиваясь к словам Фаола,-- шуп-шуп.

Фаол продолжал: "Если грешит только один человек, то значит, все грехи

мира находятся в самом человеке. Грех не входит в человека, а только

выходит из него. Подобно пище: человек съедает хорошее, а выбрасывает из себя

нехорошее. В мире нет ничего нехорошего, только то, что прошло сквозь

человека, может стать нехорошим".

-- Умняф,-- сказал Мышин, стараясь приподняться с пола.

Фаол продолжал: "Вот я говорил о любви, я говорил о тех состояниях

наших, которые называются одним словом `любовь'. Ошибка ли это языка, или

все эти состояния едины? Любовь матери к ребенку, любовь сына к матери и

любовь мужчины к женщине -- быть может, это все одна любовь?"

-- Определенно,-- сказал Мышин, кивая головой.

Фаол сказал: "Да, я думаю, что сущность любви не меняется от того, кто

кого любит. Каждому человеку отпущена известная величина любви. И каждый

человек ищет, куда бы ее приложить. Раскрытие тайн перестановок и мелких свойств

нашей души, подобной мешку опилок..."

-- Хвать! -- крикнул Мышин, вскакивая с пола.-- Сгинь!

И Фаол рассыпался, как плохой сахар.

____________________

Пронин сказал:

-- У вас очень красивые чулки.

Ирина Мазер сказала:

-- Вам нравятся мои чулки?

Пронин сказал:

-- О, да. Очень.- И схватился за них рукой.

Ирина сказала:

-- А почему вам нравятся мои чулки?

Пронин сказал:

-- Они очень гладкие.

Ирина подняла свою юбку и сказала:

-- А видите, какие они высокие?

Пронин сказал:

-- Ой, да, да.

Ирина сказала:

-- Но вот тут они уже кончаются. Тут уже идет голая нога.

-- Ой, какая нога! -- сказал Пронин.

-- У меня очень толстые ноги,-- сказала Ирина.-- А в бедрах я очень

широкая.

-- Покажите,-- сказал Пронин.

-- Нельзя,-- сказала Ирина,-- я без пантолон.

Пронин опустился перед ней на колени.

Ирина сказала:

-- Зачем вы встали на колени?

Пронин поцеловал ее ногу чуть повыше чулка и сказал:

-- Вот зачем.

Ирина сказала:

-- Зачем вы поднимаете мою юбку ещё выше? Я же вам сказала, что я без

панталон.

Но Пронин все-таки поднял ее юбку и сказал:

-- Ничего, ничего.

-- То есть как это так, ничего? -- сказала Ирина.

Но тут в дверь кто-то постучал. Ирина быстро одернула свою юбку, а

Пронин встал с пола и подошел к окну.

-- Кто там? -- спросила Ирина через двери.

-- Откройте дверь,- сказал резкий голос.

Ирина открыла дверь, и в комнату вошел человек в черном пальто и в

высоких сапогах. За ним вошли двое военных, низших чинов, с винтовками в

руках, а за ними вошел дворник. Низшие чины встали около двери, а человек в

черном пальто подошел к Ирине Мазер и сказал:

-- Ваша фамилия?

-- Мазер,-- сказала Ирина.

-- Ваша фамилия? -- спросил человек в черном пальто, обращаясь к

Пронину.

Пронин сказал:

-- Моя фамилия Пронин.

-- У вас оружие есть? -- спросил человек в черном пальто.

-- Нет,-- сказал Пронин.

-- Сядьте сюда,-- сказал человек в черном пальто, указывая Пронину на

стул.

Пронин сел.

-- А вы,-- сказал человек в черном пальто, обращаясь к Ирине,--

наденьте ваше пальто. Вам придется с нами поехать.

-- Зачем? -- сказал Ирина.

Человек в черном пальто не ответил.

-- Мне нужно переодеться,-- сказала Ирина.

-- Нет,-- сказал человек в черном пальто.

-- Но мне нужно ещё кое-что на себя надеть,-- сказала Ирина.

-- Нет,-- сказал человек в черном пальто.

Ирина молча надела свою шубку.

-- Прощайте,-- сказала она Пронину.

-- Разговоры запрещены,-- сказал человек в черном пальто.

-- А мне тоже ехать с вами? -- спросил Пронин.

-- Да,-- сказал человек в черном пальто.-- Одевайтесь.

Пронин встал, снял с вешалки свое пальто и шляпу, оделся и сказал:

-- Ну, я готов.

-- Идемте,-- сказал человек в черном пальто.

Низшие чины и дворник застучали подметками.

Все вышли в коридор.

Человек в черном пальто запер дверь Ирининой комнаты и запечатал ее

двумя бурыми печатями.

-- Даешь на улицу,-- сказал он.

И все вышли из квартиры, громко хлопнув наружной дверью.

____________________

Теперь я расскажу о том, как я родился, как я рос и как обнаружились во

мне первые признаки гения. Я родился дважды. Произошло это вот как.

Мой папа женился на моей маме в 1902 году, но меня мои родители

произвели на свет только в конце 1905 года, потому что папа пожелал, чтобы

его ребенок родился обязательно на Новый год. Папа рассчитал, что зачатие

должно произойти 1-го апреля и только в этот день подъехал к маме с

предложением зачать ребенка.

Первый раз папа подъехал к моей маме 1- го апреля 1903-го года. Мама

давно ждала этого момента и страшно обрадовалась. Но папа, как видно, был в

очень шутливом настроении и не удержался и сказал маме: "С первым апреля!"

Мама страшно обиделась и в этот день не подпустила папу к себе.

Пришлось ждать до следующего года.

В 1904 году, 1-го апреля, папа начал опять подъезжать к маме с тем же

предложением. Но мама, помня прошлогодний случай, сказала, что теперь она

уже больше не желает оставаться в глупом положении, и опять не подпустила к

себе папу. Сколько папа ни бушевал, ничего не помогло.

И только год спустя удалось моему папе уломать мою маму и зачать меня.

Итак мое зачатие произошло 1-го апреля 1905 года.

Однако все папины расчеты рухнули, потому что я оказался недоноском и

родился на четыре месяца раньше срока.

Папа так разбушевался, что акушерка, принявшая меня, растерялась и

начала запихивать меня обратно, откуда я только что вылез.

Присутствующий при этом один наш знакомый, студент Военно-Медицинской

Академии, заявил, что запихать меня обратно не удастся. Однако несмотря на

слова студента, меня все же запихали, но, правда, как потом выяснилось,

запихать-то запихали, да второпях не туда.

Тут началась страшная суматоха.

Родительница кричит: "Подавайте мне моего ребенка!" А ей отвечают:

"Ваш, говорят, ребенок находится внутри вас". "Как! -- кричит

родительница.-- Как ребенок внутри меня, когда я его только что родила!"

"Но,-- говорят родительнице,-- может быть вы ошибаетесь?" "Как! --

кричит родительница,-- ошибаюсь! Разве я могу ошибаться! Я сама видела, что

ребенок только что вот тут лежал на простыне!" "Это верно,-- говорят

родительнице.-- Но, может быть, он куда-нибудь заполз". Одним словом, и сами

не знают, что сказать родительнице.

А родительница шумит и требует своего ребенка.

Пришлось звать опытного доктора. Опытный доктор осмотрел родительницу и

руками развел, однако все же сообразил и дал родительнице хорошую порцию

английской соли. Родительницу пронесло, и таким образом я вторично вышел на

свет.

Тут опять папа разбушевался,-- дескать, это, мол, ещё нельзя назвать

рождением, что это, мол, ещё не человек, а скорее наполовину зародыш, и что

его следует либо опять обратно запихать, либо посадить в инкубатор.

И они посадили меня в инкубатор.

В инкубаторе я просидел четыре месяца. Помню только, что инкубатор был

стеклянный, прозрачный и с градусником. Я сидел внутри инкубатора на вате.

Больше я ничего не помню.

Через четыре месяца меня вынули из инкубатора. Это сделали как раз 1-го

января 1906 года. Таким образом, я как бы родился в третий раз. Днем моего

рождения стали считать именно 1 января.

____________________

Я долго думал, откуда на улице взялся тигр. Думал, думал, думал, думал,

думал, думал, думал, думал... В это время ветер дунул, и я забыл, о чем я

думал. Так я и не знаю, откуда на улице взялся тигр.

____________________

Философ!

1. Пишу Вам в ответ на Ваше письмо, которое Вы собираетесь написать мне

в ответ на мое письмо, которое я написал Вам.

2. Один скрипач купил себе магнит и понес его домой. По дороге на

скрипача напали хулиганы и сбили с него шапку. Ветер подхватил шапку и понес

ее по улице.

3. Скрипач положил магнит на землю и побежал за шапкой. Шапка попала в

лужу азотной кислоты и там истлела.

4. А хулиганы тем временем схватили магнит и скрылись.

5. Скрипач вернулся домой без пальто и шапки, потому что шапка истлела

в азотной кислоте, и скрипач, расстроенный потерей своей шапки, забыл пальто

в трамвае.

6. Кондуктор того трамвая отнес пальто на барахолку и там обменял на

сметану, крупу и помидоры.

7. Тесть кондуктора объелся помидорами и умер. Труп тестя кондуктора

положили в покойницкую, но потом его перепутали и вместо тестя кондуктора

похоронили какую-то старушку.

8. На могиле старушки поставили белый столб с надписью: "Антон

Сергеевич Кондратьев".

9. Через одиннадцать лет этот столб источили черви, и он упал. А

кладбищенский сторож распилил этот столб на четыре части и сжег его в своей

плите. А жена кладбищенского сторожа на этом огне сварила суп из цветной

капусты.

10. Но когда суп был уже готов, со стены упала муха прямо в кастрюлю с

этим супом. Суп отдали нищему Тимофею.

11. Нищий Тимофей поел супа и рассказал нищему Николаю про доброту

кладбищенского сторожа.

12. На другой день нищий Николай пришел к кладбищенскому сторожу и стал

просить милостыню. Но кладбищенский сторож ничего не дал Николаю и прогнал

прочь.

13. Нищий Николай очень обозлился и поджег дом кладбищенского сторожа.

14. Огонь перекинулся с дома на церковь, и церковь сгорела.

15. Повелось длительное следствие, но причину пожара установить не

удалось.

16. На том месте, где была церковь, построили клуб и в день открытия

клуба устроили концерт, на котором выступал скрипач, который четырнадцать

лет назад потерял свое пальто.

17. А среди слушателей сидел сын одного из тех хулиганов, которые

четырнадцать лет тому назад сбили шапку с этого скрипача.

18. После концерта они поехали домой в одном трамвае. Но в трамвае,

который ехал за ними, вагоновожатым был тот самый кондуктор, который

когда-то продал пальто скрипача на барахолке.

19. И вот они едут поздно вечером по городу: впереди -- скрипач и сын

хулигана, а за ними вагоновожатый, бывший кондуктор.

20. Они едут и не знают, какая между ними связь, и не узнают до самой

смерти.

____________________

В часах что-то стукнуло, и ко мне пришли вестники. Я не сразу понял,

что ко мне пришли вестники. Сначала я подумал, что попортились часы. Но тут

я увидел, что часы продолжают идти и, по всей вероятности, правильно

показывают время. Тогда я решил, что в комнате сквозняк. И вдруг я удивился:

что же это за явление, которому неправильный ход часов и сквозняк в комнате

одинаково могут служить причиной? Раздумывая об этом, я сидел на стуле около

дивана и смотрел на часы. Минутная стрелка стояла на девяти, а часовая около

четырёх, следовательно, было без четверти четыре. Под часами висел отрывной

календарь, и листки календаря колыхались, как будто в комнате дул сильный

ветер. Сердце моё стучало, и я боялся потерять сознание.

-- Надо выпить воды,-- сказал я. Рядом со мной на столике стоял кувшин

с водой. Я протянул руку и взял этот кувшин.

-- Вода может помочь,-- сказал я и стал смотреть на воду.

Тут я понял, что ко мне пришли вестники, но я не могу отличить их от

воды. Я боялся пить эту воду, потому что по ошибке мог выпить вестника. Что

это значит? Это ничего не значит. Выпить можно только жидкость. А вестники

разве жидкость? Значит, я могу выпить воду, тут нечего бояться. Но я не могу

найти воды. Я ходил по комнате и искал её. Я попробовал сунуть в рот

ремешок, но это была не вода. Я сунул в рот календарь -- это тоже не вода. Я

плюнул на воду и стал искать вестников. Но как их найти? На что они похожи?

Я помнил, что не мог отличить их от воды, значит, они похожи на воду. Но на

что похожа вода? Я стоял и думал. Не знаю, сколько времени стоял я и думал,

но вдруг я вздрогнул.

-- Вот вода! -- сказал я себе.

Но это была не вода, это просто зачесалось у меня ухо.

Я стал шарить под шкапом и под кроватью, думая хотя бы там найти воду

или вестника. Но под шкапом я нашёл среди пыли только мячик, прогрызенный

собакой, а под кроватью какие-то стеклянные осколки.

Под стулом я нашёл недоеденную котлету. Я съел её, и мне стало легче.

Ветер уже почти не дул, а часы спокойно тикали, показывая правильное время:

без четверти четыре.

-- Ну, значит, вестники уже ушли,-- сказал я себе и начал

переодеваться, чтобы идти в гости.

____________________

Меня называют капуцином. Я за это, кому следует, уши оборву, а пока что

не даёт мне покоя слава Жан-Жака Руссо. Почему он всё знал? И как детей

пеленать, и как девиц замуж выдавать! Я бы тоже хотел так всё знать. Да я

уже всё знаю, но только в знаниях своих не уверен. О детях я точно знаю, что

их не надо вовсе пеленать, их надо уничтожать. Для этого я бы устроил в

городе центральную яму и бросал бы туда детей. А чтобы из ямы не шла вонь

разложения, её можно каждую неделю заливать негашеной известью. В ту же яму

я столкнул бы всех немецких овчарок. Теперь о том, как выдавать девиц замуж.

Это, по-моему, ещё проще. Я бы устроил общественный зал, где бы, скажем, раз

в месяц собиралась вся молодёжь. Все, от 17 до 35 лет, должны раздеться

голыми и прохаживаться по залу. Если кто кому понравился, то такая пара

уходит в уголок и там рассматривает себя уже детально. Я забыл сказать, что

у всех на шее должна висеть карточка с именем, фамилией и адресом. Потом

тому, кто пришёлся по вкусу, можно послать письмо и завязать более тесное

знакомство. Если же в эти дела вмешивается старик или старуха, то предлагаю

зарубать их топором и волочить туда же, куда и детей, в центральную яму.

Я бы написал ещё об имеющихся во мне знаниях, но, к сожалению, должен

идти в магазин за махоркой. Идя на улицу, я всегда беру с собой толстую,

сучковатую палку.

Беру я её с собой, чтобы колотить ею детей, которые подворачиваются мне

под ноги. Должно быть, за это прозвали меня капуцином. Но подождите,

сволочи, я вам обдеру ещё уши!

____________________

...он дышит ртом и раздувает живот, так что у него начитает болеть

под ключицами. Вот он сходит с моста и идёт по лугам. Вот он видит маленький

цветочек и, став на четвереньки, нюхает и целует его. Вот он ложится на

землю и слушает какие-то шорохи. Он ползает по земле, не жалея своего

платья. Он ползает и плачет от счастья. Он счастлив, ибо природа его в

земле.

Истинный любитель природы всегда пронюхает малейшие признаки природы.

Даже в городе, глядя на тупую лошадиную морду, он видит бесконечные степи,

репейник и пыль, и в ушах его звенят бубенцы. Он, зажмурив глаза, трясёт

головой и уж не знает сам, лошадь он или человек. Он ржёт, бьёт копытом,

машет воображаемым хвостом, скалит свои лошадиные зубы и, на манер лошади,

портит воздух.

Не дай мне Бог встретиться с любителем природы!

____________________

Прав был император Александр Вильбердат, отгораживая в городах особое

место для детей и их матерей, где им пребывать только и разрешалось.

Беременные бабы тоже сажались туда же, за загородку, и не оскорбляли своим