Часть 3. заморский подарок 11 страница

– Марджалла! Дорогая подруга! – Сафия села рядом с Эйден и обняла ее. – Мне так жаль Явида, но тем не менее эта трагедия вернула тебя нам.

– Госпожа валида говорит, что, поскольку султан отвечает за безопасность своих послов, согласно обычаю, он должен взять меня в жены. Это так?

– Да, – не колеблясь сказала Сафия, – и я так рада, что мы будем сестрами. Так приятно, что у моего господина Мюрада будешь ты вместо этих глупых, пустых созданий, которых он обычно предпочитает. Разве удивительно, что я презираю их? Ты же, однако, другое дело. Ты моя подруга, и я рада, что мы можем продолжать оставаться друзьями.

– Я не хочу этого, Сафия. Я действительно этого не хочу. Неужели султан не может просто взять меня под свою защиту? Почему я должна стать одной из его женщин?

– Ах, Марджалла! Тебе не надо бояться моего господина Мюрада! Кроме того, если он не возьмет тебя в гарем, семья Явида может настоять на том, чтобы тебя прислали к ним. Ты же, конечно, не хочешь ехать в Крым? Это ужасно дикое место. Ведь не считая последних ста лет, татары бродили по степям и жили в шатрах! Ты не умеешь говорить на их языке и, будучи вдовой Явид-хана, будешь находиться в их власти. Они могут выдать тебя замуж за любого, кого сочтут нужным, даже за того, кто живет в стране более далекой, чем их собственная. Ах, Марджалла! Ты не можешь покинуть меня! Ты моя единственная настоящая подруга! – воскликнула Сафия.

– Сафия, я не хочу потерять в твоем лице друга, но я действительно не хочу стать одной из женщин султана. Как я могу лечь в его постель, когда мой любимый Явид только что умер? Я содрогаюсь даже при мысли об этом.

Сафия не так истолковала доводы Эйден и, считая, что успокаивает свою подругу, сказала:

– Мюрад – самый замечательный любовник, о котором женщина может мечтать, Марджалла. Он такой опытный, и в его объятиях ты переживешь тысячу дивных смертей.

– Сафия, ты ведь попала в постель султана Мюрада девственницей? – Сафия кивнула. – Ты никогда не знала другого мужчину! А я познала и поэтому имею право судить о мужских достоинствах в постели. Однако я возражаю не против этого. Я просто не хочу, чтобы меня насильно и так быстро вовлекали в новую связь. Это неприлично!

Ее объяснения заставили и валиду и Сафию почувствовать себя неловко, ведь в душе эти женщины были согласны с ней. Обе знали: то, что замыслил Мюрад, не только неприлично, но и оскорбительно по отношению к памяти Явид-хана и к достоинству его жены. Обе также знали: если Мюрад что-нибудь задумал, вряд ли кто-то мог заставить его отказаться от своей прихоти. Сафия искательно посмотрела на Hyp У Бану. В конце концов, подумала она, в первую очередь за это отвечает валида.

– Дорогое дитя! Дорогое дитя! Как замечательно тонки твои женские чувства, но ты чересчур резка. Я бы не назвала решение Мюрада неприличным, скорее, это желание следовать обычаю. Беря тебя в жены, он чтит память Явид-хана. Этим поступком он принимает на себя ответственность за случившееся, каким бы тягостным и оскорбительным ни было оно как для него самого, так и для его правления. Такое ужасное событие, случившееся в империи моего сына, да еще так близко от города, глубоко позорно. Что должны подумать в других странах, узнав об этом? Тем не менее его обращение с тобой, вдовой Явид-хана, показывает, что он человек чести. Не отказывай моему сыну, дорогое дитя, умоляю тебя!

– Когда мне надлежит стать его наложницей? – раздраженно спросила Эйден. У нее по-прежнему болела голова, а Нур У Бану и Сафия заставляли ее чувствовать себя неблагодарной. Ведь Мюрад так потрясающе великодушен, а она не хочет становиться его новой женой.

– По традиции новая женщина достается ему в пятницу, – сказала валида.

– В эту пятницу? – Эйден выглядела откровенно испуганной.

– Я знаю, что это слишком скоро, – сказала валида, – но откладывать нельзя. Ты должна понимать это, дорогое дитя.

– Разве мне не дадут времени, чтобы оплакать хорошего человека, который любил меня? – спросила Эйден.

– Конечно, ты будешь оплакивать его, Марджалла. Я полагаю, что ты будешь оплакивать его многие недели, однако принц понял бы и твое положение, и положение султана. Он был человеком, который знал, что мужчина должен непреклонно выполнять свои обязанности.

«Бог мой, – думала Эйден, – она представляет это таким благородным поступком, но я-то знаю, что это не так! Султан просто похотлив, и я заметила это, когда он был у нас во дворце несколько дней назад. – Она вздрогнула. – Я не хочу принадлежать ему. Я не хочу! Я скорее умру!»

– Марджалла, – мягко сказала Сафия, – мой повелитель Мюрад поймет твою скорбь. Он будет добр. Я никогда не слышала, чтобы он был недобр к женщине.

Эйден взглянула на Сафию и Нур У Бану. Они обе очень красивы. Необычайно красивы. Она не могла припомнить, чтобы хоть одна женщина в этом дворце была бы некрасива. Она сама всегда смотрела правде в глаза. Она не красавица. Миленькая, возможно. Но сейчас, когда у нее горе, ее нельзя назвать ни красавицей, ни даже миленькой. Хотя у нее не было зеркала, в которое она могла бы поглядеться, она знала, что нос красный, а лицо опухшее от слез. Ни валида, ни султанша не выглядели бы столь непривлекательно в своей скорби. Они постарались бы выглядеть покрасивее!

Она не собиралась смиренно принимать свою участь. Глубоко вздохнув, она сказала:

– Я не понимаю, почему султану нужна я, и прошу, умоляю вас, не говорите мне ерунду про его обязательства. Я не красавица и хорошо это знаю. В этом гареме есть несколько сотен женщин, великолепные девушки поступают туда каждый день. Я сомневаюсь, что султан видел хотя бы половину женщин, которых приводят сюда для его услады. Зачем ему я? Неужели он не может выполнить свой долг, просто уважая мою скорбь и дав мне убежище до тех пор, пока он найдет другого человека, которому он захочет оказать честь, подарив ему жену?

И Hyp У Бану, и Сафия растерялись перед необходимостью опровергать доводы Эйден. Женщины были не глупы, чтобы не понять их. Сафия снова посмотрела на валиду, потому что именно она должна улаживать это дело.

– Я не могу не согласиться с тем, что ты говоришь, Марджалла, – сказала Hyp У Бану. – Если бы ты была обычной женщиной, мой сын, вероятно, так бы и поступил. Ты, однако, подарок от алжирского дея. Ты была женой посла одного из самых важных и могущественных союзников. Отдать тебя какому-нибудь другому мужчине так, как если бы ты была просто породистым животным, недопустимо. Нет, дорогая девочка, Мюрад чтит память Явид-хана и его народ, беря тебя в жены. – Она повернулась и, став перед Эйден, взяла в руки ее лицо. – Так должно быть, Марджалла. Я знаю, что ты поймешь меня.

– Да, госпожа, я понимаю вас, – ответила Эйден, но была не в состоянии сдержать непокорные нотки в голосе. Говорить с матерью султана и его женой – занятие бесполезное. Они, конечно, на стороне султана. Возможно, что сам султан поймет ее. В конце концов, он обладал всей полнотой власти. Она не могла попросить о свидании с ним сейчас, потому что ей никогда бы не разрешили этого, но в пятницу, когда ее приведут к нему, она расскажет о своих чувствах. Если он такой чуткий человек, каким его считали женщины, он поймет ее положение и чувства и отпустит. В конце концов, она свободная женщина. Разве не ходил Явид к кадию и не составил бумаги о ее освобождении из рабства? Они все знали это, ведь Явид-хан часто говорил об этом. Татары, говорил он, не женятся на рабынях. Их жены – свободные женщины.

Hyp У Бану улыбнулась Эйден.

– Значит, решено, дитя мое. В пятницу тебя отведут к моему сыну. Я знаю, ты обретешь с ним радость.

– Да, – ободряюще сказала Сафия, – и мы станем сестрами. Мы с тобой будем, как Янфеда и наша мать валида.

Эйден была в отчаянии. Явид-хан только что умер, а султан собирался соблазнить ее с ошеломляющей дерзостью. Очевидно, что свои действия постыдными он не считал. Мысль о смерти снова возникла в ее сознании. Внутренне она не верила словам Hyp У Бану и Сафии о том, что ее возвращение в Англию невозможно. Ей не верилось, что Конн заменил ее кем-то в своем сердце или в своей постели. Конн так легко не сдастся. Она больше не рабыня. Она может ехать домой, разве не так? Если бы только она смогла передать весточку английскому послу, Уильяму Харборну, который приехал в Турцию прошлым летом. Может быть, Эстер Кира сумеет тайком вынести ее послание? Если она не сможет уехать домой, она предпочтет умереть, но не быть наложницей султана.

Однако в течение следующих нескольких дней Эйден не имела возможности поговорить с Эстер. Ее передвижение было строго ограничено ее собственными комнатами, комнатами Hyp У Бану и зеленым внутренним двориком. Это заточение чрезвычайно раздражало. Ее хорошо кормили, и мать султана сама следила, чтобы Эйден все съедала.

– Ты слишком худа, – сказала валида с улыбкой. – Мы должны нарастить немного мяса на твоих костях.

Эйден не подозревала, что ее блюда подбирались специально евнухом Ильбан-беем, который был заодно с вали-дои. Они состояли из продуктов, которые, как считалось, способствовали усилению желания, в них подмешивали травы для усиления чувственности и притупления чувства опасности. Ее дважды в день купали и натирали мазями, чтобы сделать еще нежнее и без того красивую кожу. Эйден казалось, что все ее время занято либо едой, либо купанием или сном. «Я не могу вести такой образ жизни, – думала она. – Я сойду с ума от скуки».

Рано утром в пятницу Эйден обнаружила, что участвует в традиционной свадебной бане, которую принимали те, кому впервые предстояло разделить ложе с султаном. В сопровождении Hyp У Бану и Сафии она возглавила процессию, состоявшую из всех молодых женщин гарема, которые пришли с ней в бани. Валида и женщины султана разоделись в богатые парчовые одежды, но на остальных женщинах были простые белые шелковые халаты, и каждая несла желтый тюльпан.

Когда они дошли до бань, валида отвела Эйден к распорядительнице. Остальные женщины гарема выстроились вдоль стен комнаты и пели песню, в которой желали Эйден радости и удачи в выпавшей ей судьбе. Закончив петь, девушки забросали Эйден цветами, а потом, разом повернувшись, вышли из комнаты. Hyp У Бану поцеловала Эйден в щеку, а затем она и все женщины султана тоже ушли.

Эйден показалось довольно забавным, что ей снова предстоит вымыться, как будто последние несколько дней она совсем не мылась. За исключением головы на ее теле не было ни единого лишнего волосочка, тем не менее они натерли ее розовой мазью с запахом миндаля, чтобы удалить волосы, и она была удивлена результатом, когда мазь тщательно смыли. Ее волосы вымыли еще раз, как мыли по крайней мере раз в день после возвращения в Новый Дворец, а потом сполоснули лимонным соком, чтобы они блестели. Ногти на пальцах рук и ног подстригли и отполировали, причем на ногах они были срезаны очень коротко, чтобы она не оскорбила тень Аллаха на земле, нечаянно оцарапав его. Она снова покраснела, как краснела дважды в день в банях, когда ее клали на спину на мраморную скамью для массажа и тщательно мыли интимные части тела сначала теплой водой, потом слабым раствором мыльной воды, а потом снова споласкивали теплой водой.

Все ее тело натерли душистой мазью, не пропустив при этом ни одного дюйма. Проворные руки массажиста растирали ей руки и ноги, зарывались в мышцы спины, гладили ее туловище и так умело обращались с ее грудью, что соски затвердели и нервно вздрагивали. Она знала, что сейчас ей следовало бы привыкнуть к этому, но такое обращение, каким бы приятным оно ни было, смущало ее.

Наконец посчитали, что она готова к встрече с султаном. Ее закутали в белый шелковый халат, посадили в паланкин и отнесли в ее комнаты, чтобы она дожидалась вечера, когда Ильбан-бей проводит ее к Мюраду. Жаркие бани, час, проведенный под руками массажиста, измучили ее. Она чувствовала себя слабой, беспомощной и подавленной.

Навстречу спешила Марта, чтобы помочь ей выйти из паланкина. Служанка вернулась невредимой двумя днями раньше и рассказала Эйден и остальным о том, что случилось после того, как ее хозяйка уехала в город, чтобы привезти Эстер Кира. Она видела, как принц встал, и подала ему легкий освежающий напиток, а потом помогла одеться. Тогда она и видела его в последний раз. Он ушел в конюшни. Она занялась своими обычными утренними делами и прибирала постель, когда в гарем ворвались татары. Сначала она решила, что ее изнасилуют и убьют, но вместо этого ее, единственную оставшуюся в живых, увезли, грубо перебросив через седло одного из налетчиков. Она видела внутренний двор, заваленный обезглавленными телами слуг, видела головы, насаженные на пики у ворот, а потом потеряла сознание. Когда пришла в себя, увидела, что сидит перед своим похитителем на скачущей галопом лошади. Они ехали без остановки до тех пор, пока не стемнело. Тогда они наконец остановились, чтобы приготовить еду и накормить лошадей. Она поняла, что ее увезли для того, чтобы развлечься с ней на досуге, и испугалась. К счастью, вовремя подоспели янычары султана, вырезали татар, и она была спасена.

Эйден, как и дочери Марты, ужасно обрадовалась ее возвращению. Конечно, она не могла заменить ей дорогую Мег, но Марта тоже преданная служанка.

Вот и сегодня она заботливо помогала своей хозяйке лечь на кушетку со словами:

– Вам надо что-нибудь поесть, госпожа. Вы пропустили обед и выглядите очень бледной.

Эйден промолчала. Она знала, что Марта чувствовала огромное облегчение, оказавшись в безопасности Нового Дворца, и довольна тем, что султан милостиво выбрал ее хозяйку. Марте нравился принц, но ее практичный крестьянский ум подсказывал ей, что Явид-хан мертв, а им надо жить.

– Я съела бы немного фруктов, – сказала Эйден служанке, пытаясь казаться сговорчивой.

Желание госпожи Марджаллы было для нее приказом. Немедленно явилось блюдо сочных и сладких фруктов. Эйден съела абрикос, а потом легла, закрыв глаза и притворившись спящей, чтобы к ней не приставали с просьбами съесть еще что-нибудь. Ей все больше и больше казалось, что она уподобляется породистому ценному животному. Это раздражало. Если бы она оказалась беременной от Явид-хана, тогда, вероятно, она могла бы избавиться от султана.

Ее беспокоило, что после потери ребенка почти год назад она больше не беременела, но тогда она спрашивала себя, хотелось ли ей иметь ребенка от какого-то другого мужчины, кроме Конна. Она примирилась с положением, в котором оказалась, но в душе даже брак с Явид-ханом не считала настоящим браком. Она смирилась с этим браком так же, как смирилась и с Явид-ханом, поверив в то, что у нее нет другого выбора. Эйден не знала, что ее ждет, весь этот мир был чужим для нее. Принц оказался хорошим человеком, и понимая, что он проявил уважение к ней, освободив ее и сделав своей женой, она называла его мужем. Он говорил ей, что любит ее, и она не сомневалась в этом. С султаном, однако, дело обстояло по-иному. Она не знала, был ли рассказ валиды об обязательствах султана по отношению к ней правдой или просто выдумкой, созданной для того, чтобы добиться ее покорности. Если это правда, то она освободит его от обязательств. Принц сделал ее свободной, и, следовательно, она может вернуться домой. Она не хотела оставаться в Новом Дворце и стать жертвой страстей султана. Тем не менее она оставалась в нем, изнеженная и надушенная, в ожидании вечера, когда ее отведут к Мюраду. Она не знала, что ей делать. Надо попытаться рассказать ему о своих чувствах. Может быть, он отпустит ее. Если он не сделает этого, она найдет способ покончить с собой, но не останется здесь навсегда. «О, Конн, – думала она, – я хочу вернуться домой! Я хочу вернуться домой!"

– Домой, – тихо сказал Конн, – я хочу вернуть свою жену домой. Банкиры моей сестры в Лондоне сказали, что вы можете помочь мне, мадам. Если нет, я буду искать кого-то, кто сможет это сделать.

Эстер Кира вздохнула.

– Никто, господин, не может помочь вам вернуть вашу жену. Она в гареме султана. Мой племянник в Лондоне не имел права говорить, что я в состоянии помочь вам. – Ее голос смягчился при виде его разочарованного лица. Она добавила:

– Если бы вы приехали всего на несколько дней раньше, господин, я бы попыталась помочь вам, но сейчас не могу. Благополучие моей семьи прочно связано с Оттоманской династией. Чтобы помочь вам, я должна предать их, господин. Вы, англичане, исключительно высоко цените свое доброе имя, не так ли? И я тоже высоко ценю свою честь.

– Если вы могли бы помочь мне несколькими днями раньше, мадам, почему не можете сделать это сейчас?

Эстер Кира, удобно усевшись на диване, приказала слугам подать кофе и маленькие медовые пирожные с кунжутом. Потом рассказала Конну историю его жены после прибытия в Стамбул. Она закончила рассказ словами:

– Сейчас, когда султан хочет оставить ее для себя, все осложняется. Но скажите мне, господин, если вы так хотели вернуть свою жену, почему вы так долго не приезжали за ней? Она пробыла здесь больше восьми месяцев.

– Нас держали в Алжире с сентября прошлого года, – сказал Конн и рассказал Эстер Кира, как султан наказал страны Европы, чьи солдаты воевали против него на стороне португальцев.

– Ай-ай-ай, – произнесла Эстер Кира, качая головой, – кажется, сама судьба отвернулась от вас. Мне очень жаль, господин Блисс, но я ничем не могу помочь вам.

– Я не могу уехать без нее, – упрямо ответил Конн. – Я не уеду без нее. Она единственная женщина, которую я люблю и которую буду любить всегда!

– Непонятно, почему, – заметила Эстер Кира, – она производит такое необычное впечатление на мужчин. Принц Явид-хан обожал ее, он даже освободил ее из рабства и женился на ней. А султан, чей гарем переполнен красивыми девственницами, домогается ее с того дня, как увидел. Он так и сделал бы, если бы его мать заранее не уговорила его отдать Эйден в дар принцу Явид-хану. Увидев ее, он страшно пожалел об этом. Это странно, потому что госпожа Марджалла вовсе не красавица, а султан гордится тем, что в его гареме больше красивых женщин, чем у любого властелина на земле. – Она тихонько хихикнула. – Красота, однако, блекнет, а если больше нечего предложить, то что же остается? Султан Мюрад, возможно, наконец пресытился красотой и ищет женщину умную. Марджалла – сильная и умная женщина.

– Вы дважды упомянули имя Марджалла, – сказал Конн. – Кто такая эта Марджалла?

– Марджалла – это имя, которое получила ваша жена, когда ее привезли сюда. Вы же не думаете, что они будут называть ее английским именем? Марджалла в переводе означает «заморский подарок». Она и в самом деле прибыла к нам из-за моря.

– Эстер Кира, – сказал Конн, – сжальтесь надо мной. Я не прошу, чтобы вы поступали вероломно по отношению к султану и его семье. Я очень хорошо понимаю ваше положение. Но у султана Мюрада есть гарем, полный женщин, а у меня всего лишь одна жена. Должен же быть какой-то способ помочь мне.

Старуха поджала губы, и он видел, что она обдумывает его слова. Она задумчиво смотрела на него, на самого красивого мужчину из тех, которых когда-либо видела. Ей показалось забавным, что такой красавец женился на Марджалле. Однако Эстер Кира не сомневалась в его искренности. Она не сумела бы так долго прожить в этом мире, не обладая способностью правильно угадывать характер человека. Она видела боль в его зеленых глазах, слышала печаль в его голосе. Ясно, он любит свою жену и действительно хочет получить ее обратно. Казалось, его не волновало, что Эйден жила с другим мужчиной и что ей грозила опасность вскоре оказаться в постели султана. Он хотел получить ее назад.

– Возможно, – медленно произнесла она, – возможно, есть способ, но я ничего не обещаю вам, господин. Я говорю только о возможности. Вы поняли меня? Это всего лишь слабая надежда, и ничего больше.

– Поделитесь со мной, – умоляюще попросил он.

– Нет, – ответила она. – Я должна сначала подумать, а своими мыслями я не делюсь ни с кем. Надеюсь, вы поймете меня. Я не могу раскрыть план своих возможных действий до тех пор, пока не буду уверена в том, что добьюсь успеха.

– Конечно, – согласился он, – я понимаю это. – И улыбнулся в первый раз.

Эстер Кира снова подумала, что он самый великолепный мужчина из всех когда-либо виденных ею.

– Где вы остановились, господин?

– Вы сможете найти меня во дворце английского посла, – сказал он. – Моя жена состояла под опекой английской королевы, когда мы поженились, и ее величество очень любит Эйден. Поскольку в этом деле королева тоже заинтересована, посольство оказывает мне помощь.

– Если ваша королева так заинтересована, почему она сама не обратилась к Сиятельной Порте? – спросила Эстер Кира.

– Думаю, вы знаете ответ на этот вопрос, – ответил Конн. – Для Англии важна торговля с Левантом, чтобы противостоять влиянию Испании в Новом Свете. Торговля – источник жизненной силы моей страны. Как бы ни любила Елизавета Тюдор Эйден, она не будет рисковать из-за одного человека торговыми договоренностями, важными для всей страны.

Эстер Кира кивнула.

– Постарайтесь, – предупредила она, – чтобы ваши люди вели себя в городе осторожно. Султану известно практически обо всем. Повсюду шпионы. Шпионы султана, его матери, матери его наследника, его других фавориток, шпионы визиря, не говоря уже о шпионах из тех стран, которые являются соперниками вашей Англии. Не доверяйтесь никому и не привлекайте к себе внимания, чтобы султан не узнал настоящей причины вашего пребывания здесь. Я свяжусь с вами тогда, когда буду знать, возможно ли то, что я задумала, или нет. Лучше, если вы на короткое время уедете из Стамбула, чтобы поискать товаров где-нибудь еще. Переплывите Мраморное море, съездите в Бурсу за шелком. Это недалеко, и поездка ваша будет выглядеть так, как будто, кроме торговли, вас ничто не интересует. Мне потребуется по меньшей мере неделя или даже больше, прежде чем я узнаю, сработают ли мои задумки.

– Мы сделаем так, как вы говорите, – согласился он. Ему действительно лучше уехать из Стамбула, иначе в голову полезут мысли о взятии штурмом дворца султана.

– Хорошо! – воскликнула Эстер Кира. – Вы проявляете здравый смысл, хотя понимаю, что это нелегко. Теперь, если кто-то спросит вас, зачем вы приходили повидаться со мной, скажете, что ваша семья связана с моей банковскими делами.

– Конечно, – согласился он, – ведь это так и есть, не правда ли?

Она закудахтала в пронзительном смешке.

– Итак, господин, – сказала она, – вы поняли, что обмануть легче, если говорить правду? Я думаю, вы опасный человек.

– А вы, – ответил он с улыбкой, – ничуть не лучше, Эстер Кира. Вы прикрываетесь слабостью, приписываемой вашему полу, но вы сильный старый паук, который непоколебимо сидит в центре прочной паутины. Вы держите все под своим контролем.

– Я вынуждена делать это, – сказала она, став серьезной, – ведь я самая презираемая в этом мире – одновременно и женщина, и еврейка.

– Разве Иисус был не евреем? – спросил он, вставая с подушек.

Она медленно кивнула, и их понимающие взгляды встретились.

– Вы получите известие от меня, лорд Блисс, – сказала она.

– Благодарю вас, мадам, – чопорно ответил он, – а сейчас прощайте.

Она смотрела, как он выходил из комнаты, как за ним закрылась дверь. Он сильный человек, несмотря на молодость. Она не сомневалась, что, если не сработает ее план, он найдет какой-нибудь другой способ освободить свою жену, даже если для этого нужно будет перевернуть вверх тормашками Оттоманскую династию. Он понравился ей, и она начинала понимать, почему в душе Марджалла все эти месяцы скорбела о нем. Бедная Марджалла! Хотя она не видела девушку в течение последних нескольких дней, она встречалась с Сафией и узнала, что этой ночью вдова Явид-хана будет отдана на потеху султану. Покорится она или будет бороться против своей участи? Эстер Кира беспокоилась за свою молодую подругу.

Дверь в комнату отворилась, и вошла Рашель, правнучка Эстер, красивая девушка лет четырнадцати.

– Бабушка Эстер, – сказала она ласково, – солнце уже почти село. Пришло время зажигать свечи. Семья ждет.

– Помоги мне, дитя. Я не должна опоздать и прогневить Господа, ведь скоро мне понадобится его помощь в одном небольшом деле.

– Имеет ли это отношение к красивому господину, который только что вышел от вас? – спросила Рашель, помогая прабабушке встать.

Эстер Кира хмыкнула.

– Ты не должна задавать таких вопросов, дитя, как не должна признаваться в том, что так наблюдательна.

Не говори лишнего, Рашель. Сколько раз я просила тебя об этом?

– Но если я не буду задавать вопросов, бабушка, как же я смогу чему-нибудь научиться? – возразила Рашель.

– Есть вопросы и есть вопросы, – сказала Эстер Кира. – Пошли, дитя. Закат близок! – И она торопливо пошла из комнаты с проворством, удивительным для такой старой женщины.

– Закат, – сказала Рашель, – и вскоре какая-нибудь счастливая девушка отправится к султану. Если она умна, ее будущее обеспечено, если же она глупа, ее отправят в Старый Дворец, где живут неудачницы. На ее месте я бы вела себя по-умному.

(Эстер Кира остановилась и, повернувшись, посмотрела на правнучку.

– Бог не допустит, чтобы ею оказалась ты, дорогое дитя!

– Но стать возлюбленной султана – это такое счастье!

– Какое счастье! – сказал главный евнух. – Тебе необыкновенно повезло, Марджалла. – Он передал ей небольшой сверток, завернутый в кусок золотой парчи и перевязанный ниткой розового жемчуга. – Это одежды, которые надевает женщина, когда предстает перед повелителем в первый раз. Ты должна переодеться, и я сам провожу тебя к султану.

Эйден уставилась на небольшой сверток в молчаливом протесте. Она знала, что должна развернуть его, и тем не менее ее не интересовало его содержимое. Какое это имеет значение? Стоявшие вокруг нее Джинджи, Марта и девушки с нетерпением наблюдали за ней. Глубоко вздохнув, она развязала нитку жемчуга и развернула материю. Перед ней оказалось традиционное голубое с серебром одеяние, которое надевали женщины, впервые входящие в спальню своего хозяина и повелителя. Она безразлично посмотрела на него и передала Марте.

– Обычно, – тихо сказал Ильбан-бей, – этот сверток перевязан позолоченной лентой. Ты еще не побывала в постели султана, а он уже посылает тебе подарки, Марджалла. Неразумно относиться с пренебрежением к его знакам внимания.

– Я не нуждаюсь в них, – грубо сказала она, и стоящие вокруг ахнули.

Глаза Ильбан-бея сузились.

– На сумасшедшую ты не похожа, Марджалла. Возможно, твое горе подействовало так на тебя. Ты хорошо вела себя до сегодняшнего дня. Я не верю, что ты так же глупа, как многие другие женщины. У тебя впереди прекрасная жизнь. Султан уже увлекся тобой, его мать и его жена предлагают тебе свою дружбу. Тебе надо чуть-чуть постараться, чтобы сделать счастливым нашего повелителя Мюрада, и твое будущее обеспечено.

Эйден не ответила. Она понимала, что какими бы убедительными ни были ее слова, на них не обратят внимания. Цель жизни этих людей – удовлетворение любых желаний султана. Это смысл их существования. Ее единственная надежда – сам Мюрад. Если он действительно очарован ею, возможно, он дарует ей право вернуться домой, в Англию.

– Готовьте вашу хозяйку! – приказал Ильбан-бей, видя, что она не пытается возражать. Ему хотелось верить, что она обдумывает его мудрые слова и покорно соглашается с тем, что предстоит ей.

С нее сняли легкий шелковый халат, и она стояла перед ним обнаженная. Айрис и Ферн подали своей матери серебряный кувшин с ароматным маслом фрезии. Взяв большую морскую губку. Марта окунула ее в жидкость с завораживающим запахом и щедро обтерла тело своей хозяйки. Потом Эйден заставили вычистить зубы смесью пемзы и листьев мяты и прополоскать рот мятной водой. Потом все места на ее теле, где прощупывался пульс, надушили духами с запахом фрезии.

Ильбан-бей придирчиво осмотрел ее и кивнул Джинджи, который быстро одел хозяйку в одежды, состоящие из шальвар тонкого темно-синего шелка и коротенького голубого болеро с полосками серебряной парчи, отделанного серебряной бахромой. Потом на нее надели нитку розового жемчуга. Других украшений в этот вечер она не должна была надевать, чтобы они не мешали султану. Потом Джинджи усадил хозяйку и расчесал ее роскошные медные волосы щеткой, которую предварительно намочил маслом фрезии. Затем, встав на колени, он обул ее в серебряные сандалии. Она встала, чтобы главный евнух осмотрел ее.

Ильбан-бей кивнул.

– Ее не нужно подкрашивать, – сказал он. – У нее замечательный цвет лица. Даже краска для век не может сделать ее глаза более красивыми, а кожа похожа на розовые сливки. Она готова. – Он окинул Эйден суровым взглядом и протянул руку:

– Идем! Паланкин ждет тебя.

Перед тем как последовать за ним, Эйден взяла со стола маленькие шелковые кошельки и вручила слугам традиционный бакшиш, который, как сказала ей Сафия, ожидался от нее этим вечером. Слуги пробормотали слова благодарности и пожелали удачи. При этом Эйден чуть было не рассмеялась вслух. Единственная удача, о которой она могла мечтать, – чтобы Мюрад отпустил ее с миром.

В коридоре, перед дверями ее маленьких комнат, ожидал золоченый паланкин, чтобы по Золотой Дороге отнести ее в комнаты султана. Ильбан-бей осторожно постучал в дверь валиды. Из комнаты вышла Hyp У Бану вместе с Сафией – проводить гезде, как называли женщину, впервые выбранную султаном, к дверям, которые открывались на Золотую Дорогу. Когда они дошли до двери. Hyp У Бану подошла к паланкину и ласково обняла Эйден.

– Мой сын сделает тебя счастливой, Марджалла, дочь моя. Поверь мне. Я желаю тебе счастья! – с чувством сказала она.

Потом подругу обняла Сафия.