Подумал он. Никогда еще он не чувствовал в себе такой отваги.
В ту минуту, когда он вошел, два рослых камер-лакея, одетые побогаче
Самого г-на Вально, раздевали его высокопреосвященство. Прелат, прежде чем
Заговорить об аббате Пираре, счел долгом порасспросить Жюльена об его
Успехах. Он задал ему несколько вопросов по догматике и был поражен. Затем
он перешел к классикам: к Вергилию, Горацию, к Цицерону. "Вот эти-то имена и
Удружили мне, за них-то я и получил сто девяносто восьмой номер, - подумал
Жюльен. - Но теперь уже терять нечего, постараемся блеснуть". И он
Действительно блеснул; прелат, который сам был превосходным знатоком
Классиков, пришел в восторг.
На обеде в префектуре одна молодая девица, пользовавшаяся заслуженной
Известностью, читала поэму о Магдалине. Епископу хотелось поговорить о
Литературе, и он вскоре забыл и об аббате Пираре и о всех своих делах,
Увлекшись разговором с семинаристом на тему о том, был ли Горации богат или
Беден. Прелат цитировал кое-какие оды, но память иной раз изменяла ему, и
Когда тот запинался, Жюльен с самым скромным видом подхватывал стих и читал
Дальше до конца. Епископа в особенности поражало то, что Жюльен при этом не
Выходил из тона беседы и произносил двадцать или тридцать латинских стихов
Так непринужденно, как если бы он рассказывал о том, что делается в
Семинарии. Они долго говорили о Вергилии В конце концов прелат не мог
Отказать себе в удовольствии похвалить юного семинариста.
- Вы преуспели в науках как нельзя лучше.
- Ваше высокопреосвященство, - отвечал ему Жюльен, - ваша семинария
Может представить вам сто девяносто семь учеников, далеко не столь
Недостойных вашей высокой похвалы.
- Как это так? - спросил прелат, удивленный такой цифрой.
- Я могу подтвердить официальным свидетельством то, что я имел честь
Доложить вашему высокопреосвященству. На семинарских экзаменах за этот год я
Как раз отвечал по тем самым предметам, которые снискали мне сейчас
Одобрение вашего высокопреосвященства, и я получил сто девяносто восьмой
Номер.
- А! Так это любимчик аббата Пирара! - воскликнул епископ, смеясь и
Поглядывая на г-на де Фрилера. - Мы должны были ожидать чего-нибудь в этом
Роде. Однако это честная война. Не правда ли, друг мой, - добавил он,
обращаясь к Жюльену, - вас разбудили, чтобы послать сюда?
- Да, ваше высокопреосвященство. Я ни разу не выходил один из
Семинарии, за исключением того случая, когда меня послали помочь господину
Аббату Шас-Бернару украсить собор в день праздника тела господня.
- Optime, - промолвил епископ. - Так это вы, значит, проявили такую
храбрость, водрузив султаны над балдахином? Я каждый год смотрю на них с
Содроганием и всегда боюсь, как бы они мне не стоили жизни человеческой.
Друг мой, вы далеко пойдете. Однако я не хочу прерывать вашу карьеру,
Которая, несомненно, будет блестящей, и уморить вас голодной смертью.
И епископ распорядился подать бисквиты и графин малаги, которым Жюльен
Отдал должное, а еще больше аббат де Фрилер, ибо он знал, что епископу
Доставляет удовольствие, когда люди едят весело и с аппетитом.
Прелат, все более и более довольный так удачно сложившимся вечером,
Попробовал было заговорить с Жюльеном об истории церкви. Он тотчас же
Заметил, что Жюльен его не понимает Он перешел к состоянию нравов римской
Империи эпохи Константина. Конец язычества отличался тем же духом
Беспокойства и сомнений, который в XIX веке угнетает многие разочарованные и
Скучающие умы. Епископ обнаружил, что Жюльен даже и не слыхал имени Тацита.
Когда он выразил свое удивление по этому поводу, Жюльен простодушно
Ответил, что этого автора у них в семинарской библиотеке нет.
- Ах, вот как! Я очень рад это слышать, - весело сказал епископ. - Вы
меня выводите из затруднения: вот уж минут десять я стараюсь придумать, как
Бы мне вас отблагодарить за приятный вечер, который вы мне сегодня