Мадемуазель де Ла-Моль настояла, чтобы Жюльен поехал домой с ними. К
Счастью, шел проливной дождь. Но маркиза усадила его против себя, непрерывно
Говорила с ним всю дорогу и не дала ему сказать ни слова с дочерью. Можно
Было подумать, что маркиза взялась охранять счастье Жюльена; и он, уже не
Боясь погубить все, как-нибудь нечаянно выдав свои чувства, предавался им со
Всем безрассудством.
Решусь ли я рассказать о том, что, едва только Жюльен очутился у себя в
Комнате, он бросился на колени и стал целовать любовные письма, которые ему
дал князь Коразов?
"О великий человек! - восклицал этот безумец. - Я всем, всем тебе
обязан!"
Мало-помалу к нему возвратилось некоторое хладнокровие. Он сравнил себя
с полководцем, который наполовину выиграл крупное сражение. "Успех явный,
огромный, - рассуждал он сам с собой, - но "что произойдет завтра? Один миг
- и можно потерять все".
Он лихорадочно раскрыл "Мемуары", продиктованные Наполеоном на острове
Св. Елены, и в течение добрых двух часов заставлял себя читать их; правда,
Читали только его глаза, но все равно он заставлял себя читать. А во время
Этого крайне странного чтения голова его и сердце, воспламененные свыше
всякой меры, работали сами собою. "Ведь это сердце совсем не то, что у
госпожи де Реналь", - повторял он себе, но дальше этого он двинуться не мог.
"Держать ее в страхе! - вдруг воскликнул он, далеко отшвырнув книгу. -
Мой враг только тогда будет повиноваться мне, когда он будет страшиться
меня: тогда он не посмеет меня презирать".
Он расхаживал по своей маленькой комнате, совершенно обезумев от
Счастья. Сказать правду, счастье это происходило скорее от гордости, нежели
От любви.
"Держать ее в страхе! - гордо повторял он себе, и у него были основания
Гордиться. - Даже в самые счастливые минуты госпожа де Реналь всегда
Мучилась страхом, люблю ли я ее так же сильно, как она меня. А ведь здесь -
это сущий демон, которого надо укротить, - ну, так и будем укрощать его!"
Он отлично знал, что завтра, в восемь часов утра, Матильда уже будет в
Библиотеке; он явился только к девяти, сгорая от любви, но заставляя свое
сердце повиноваться рассудку. Он ни одной минуты не забывал повторять себе:
"Держать ее постоянно в этом великом сомнении: любит ли он меня? Ее
Блестящее положение, лесть, которую ей расточают кругом, все это приводит к
тому, что она чересчур уверена в себе".
Она сидела на диване, бледная, спокойная, но, по-видимому, была не в
силах двинуться. Она протянула ему руку:
- Милый, я обидела тебя, это правда, и ты вправе сердиться на меня.
Жюльен никак не ожидал такого простого тона. Он чуть было тут же не
Выдал себя.
- Вы хотите от меня ручательства, мой друг? - добавила она, помолчав, в
Надежде, что он, может быть, прервет это молчание. - Вы правы. Увезите меня,
Уедем в Лондон... Это меня погубит навеки, обесчестит... - Она решилась
Отнять руку у Жюльена, чтобы прикрыть ею глаза. Чувства скромности и женской
Стыдливости вдруг снова овладели этой душой. - Ну вот, обесчестите меня, вот
Вам и ручательство.
"Вчера я был счастлив, потому что у меня хватило мужества обуздать
себя", - подумал Жюльен. Помолчав немного, он совладал со своим сердцем
настолько, что мог ответить ей ледяным тоном:
- Ну, допустим, что мы с вами уедем в Лондон; допустим, что вы, как вы
Изволили выразиться, обесчещены, - кто мне поручится, что вы будете любить
меня, что мое присутствие в почтовой карете не станет вам вдруг ненавистным?
Я не изверг, погубить вас в общественном мнении будет для меня только еще
Одним новым несчастьем. Ведь не ваше положение в свете является
Препятствием. Все горе в вашем собственном характере. Можете вы поручиться
самой себе, что будете любить меня хотя бы неделю?
"Ах, если бы она любила меня неделю, всего-навсего неделю, - шептал про