Глава 7. жажда расстройства 6 страница

ЧАСТЬ 3

Частенько я соглашался порепетировать вместе с ним, но меня до сих пор интересует, какого черта я думал тогда о том, как поеду к нему на встречу. Было очень темно, когда я приезжал. Я припарковывался рядом с его автомобилем и направлялся в сторону беговых дорожек, где должен был быть он, играющий в темноте. Его освещал падающий сзади свет стоящих в дали фонарей, и огромнейшие просторы парка и площадки для гольфа маячили перед ним. Это была не лучшая сцена. Я смотрел на все это прежде, чем уделил внимание его игре. Но однажды я смог это сделать, я забыл про окружающий нас фон. Сидя в темноте, наблюдая за игрой Стивена, я не сомневался в его способностях, но я был доволен. К тому же, у меня не было лучшей возможности открыть для себя кое-что еще.
Мы со Стивеном оказались в очень знакомой и неприятной ситуации – мы искали вокалиста и хорошего басиста. Стивен внес большой вклад в это дело, потому что он хорошо знал всех игроков: он сильно заблуждался в том, что видел вблизи каждую группу, которая была в то время на лос-анджелесской сцене. Стивен также рассказал такую сплетню: раз Motley Crue сделали небольшой перерыв, то он слышал, как Лиззи Грей (Lizzy Grey), создавший London вместе с Никки Сиксом (Nikki Sixx), собирается снова собрать группу вместе. Это было невероятно – мы со Стивеном увидели London, когда были маленькими, и они взорвали наши мозги. Иззи Стрэдлин играл во втором составе London, но однажды он ушел оттуда, группа была неполной и имелись свободные места гитариста и барабанщика. Стив и я встретились с ними в том месте, где репетировала и записывала свои альбомы легендарная фанк-группа War, это было на Sunset, немного дальше от Denny’s. Когда-то на этом месте ничего не было, одна лишь разбомбленная ниша; сейчас, кажется, там располагается Голливудский Гитарный Центр (Guitar Center Hollywood).
Итак, мы репетировали вместе с London в течение четырех дней; мы выучили массу их песен, и даже думали, что это был шаг вперед. Эксперимент был интересен тем, что я непосредственно видел, как играют те, кто верит, что могут стать рок-звездами. Парни из London вели себя, как настоящие исполины, как если бы Стивен, я или кто-нибудь еще в целом мире существовал по другую сторону невидимой границы. Это вернуло меня в детство и все рок-звезды, с которыми я когда-либо встречался, напоминали мне о родителях. Выросший среди клиентов и друзей моих родителей, я видел все это и выучил, что делать надо, а что – нет. Я видел, как настоящие рок-звезды выплескивают свой гнев, и то, как моя мама с ними работала. Наблюдая, я научился тактично обходиться с такими типами личностей.
В то время я думал, что чуваки из London были опытными, они напугали меня и произвели огромное впечатление. Сейчас оно уже не так сильно. В начале 2007, когда ехал на студию записываться с Velvet Revolver, я встретил на улице парня, который пел у них в то время. Он шел вдоль Sunset Boulevard, одетый в тот же прикид, и искал пропуск.
После бесплодных стараний мы со Стивеном вернулись к своему собственному проекту. Нам были нужны басист и вокалист, но, рассуждая логически, мы решили сначала найти басиста, чтобы к началу поиска вокалиста у нас была целая группа, в которой он мог бы петь. Мы подали объявление в The Recycler; в рубрику Разыскивается, где написали что-то вроде: «Группе, вдохновляющейся Aerosmith, Alice Cooper, требуется басист. Спросить Слэша».
Нам звонило несколько человек, но мы хотели встретиться только с одним человеком по имени Дафф (Duff). Он только что переехал из Сиэтла (Seattle) и очень круто играл по телефону, поэтому я договорился встретиться с ним в Canter’s Deli в восемь часов вечера. Мы со Стивеном сняли угловую комнату для прослушивания рядом со зрительным залом; с нами были наши девушки – у моей девушки Ивонны была большая бутылка водки, завернутая в коричневый бумажный пакет, которая лежала у нее в сумке. Это она познакомила меня с водкой; до знакомства с Ивонной я пил только виски.
Никто из тех, кто заходил в Canter’s в течение долгого времени, не походил на музыканта, и, поэтому когда пришел Дафф, девушки уже успели немного набраться. Я помню, как мы все вчетвером обсуждали, что он думает, выглядя как скелет, чувак ростом более шести футов с коротко стриженными белыми волосами, одетый в стиле Сида Вишеза (Sid Vicious-style): висячий замок на толстой цепи, которая обвивала его шею, солдатские ботинки и красно-черный кожаный плащ с поясом – сразу навеял атмосферу 75-го года. Никто этого не ожидал. Я позвал Стивена и успокоил девушек.
«Смотри», - сказал я. «Это должен быть он».
Дафф играл в нескольких панк-рок группах в Сиэтле: больше всего, но менее заметно, в the Fartz, где он играл на гитаре, легендарном пред-гранжевом power квартете the Fastbacks (ударные) и нескольких других. И только незадолго до того, как переехать в Лос-Анджелес, он начал играть на басу. Дафф был настолько разносторонним музыкантом, насколько он был нетерпелив: он не уезжал из Сиэтла, потому что он не был удовлетворен творчеством; он покинул Сиэтл, потому что знал, что сцена (в то время, немногочисленная) находилась в плачевном состоянии и хотел изменить это. Он узнал, что Лос-Анджелес был музыкальной столицей Западного Побережья, поэтому, не имея ни плана, ни друзей, которые ждали бы его там, он собрал свой разбитый красный Chevy Nova и поехал в Лос-Анджелес делать себе имя. Я сразу же стал уважать его за его преданность: он и я придерживались схожей рабочей этики. Это сразу же установило родственную связь между нами, которая сохраняется до сих пор не смотря ни на что.
«Итак, ты Слэш», - сказал Дафф, стесняясь себя, находясь рядом со мной в нашей студии в Canter’s. «Ты не такой, каким я ожидал тебя увидеть».
«Да?» - ответил я. «Хорошо, кого же ты ожидал увидеть?»
«С таким именем, как Слэш, я думал, что ты должен быть более ужасным, чувак», - сказал он. Стивен и девушки засмеялись. «Я не шучу, я ожидал, что ты будешь панк-рок психопатом с таким именем, как это».
«Правда?» - спросил я, усмехаясь. Мы все засмеялись.
Если бы это не растопило лед, моя подруга Ивонна точно бы сделала это несколькими минутами позже. Мы затеяли небольшую беседу: Дафф хотел узнать о нас и наоборот, мы хотели узнать о нем, когда, ни с того ни с сего, Ивонна перегнулась через меня и положила свою руку на плечо Даффа:
«Могу ли я задать тебе вопрос личного характера?» - спросила она, громче чем было нужно.
«Да», - ответил он. «Конечно».
«Ты гей? Мне очень любопытно».
Первый раз за все время за нашим столом наступила тишина. Что я мог сказать, меня всегда притягивали откровенные женщины.
«Нет», - сказал Дафф. «Я определенно не гей».
После этой встречи мы впятером переехали на верхний этаж, валялись в ванной и много пили. И вскоре после этого мы собрали группу и снова провели целый месяц в поисках вокалиста. Мы прослушивали Рона Райса (Ron Reyes), более известного как Chavo Pederast, когда он был фронтменом Black Flag в конце 1979. Потом было еще несколько хороших, но ничем не выделяющихся, человек; мы никак не могли найти подходящего. Рассматривались все варианты, мы написали немного крутого материала: сочинили главный рифф к песне, которая потом стала называться “Rocket Queen”, и несколько других гениальных вещей. Несмотря на творческий прилив у троих из нас, я начал серьезно разочаровываться в Стивене. Он никогда не стремился придерживаться той рабочей этики, которую разделяли мы с Даффом; поэтому он продолжал следовать двойному социальному расписанию. Это ухудшалось еще и тем, что он тратил свою энергию на вечеринки, в то время как мы усердно пытались сделать хоть что-нибудь. В то время было очевидно, что мы должны найти правильного вокалиста, у нас была группа, которая с каждым днем становилась все хуже. Проблема была в том, что у нас не было вокалиста, но Стивен вел себя так, как будто бы мы уже записывались на мажорном лейбле. В конце концов, я был первым, кто ушел из группы; я сказал Даффу, что так дальше работать нельзя и что у нас со Стивеном разные пути. Дафф перебрался на подкожный корм для новичков: как ни странно, когда только переехал из Сиэтла, он снял квартиру на Orange Street, пересекавшуюся с улицей Иззи. Спустя какое-то время, они встретились друг с другом на своих улицах, и случилось то, что должно было случиться, Дафф начал играть в L. A. Guns/Hollywood Rose.
Тогда существовало всего лишь две группы, возникших перед Motley Crue, которые достойны упоминания – L. A. Guns и Hollywood Rose, каждая из них обладала бешеной энергией, которая была у нескольких местных групп. L. A. Guns основал Трейси Ганз (Tracii Guns), который учился вместе со мной в Fairfax High. Эта группа была ничем, но исполняла более быструю, утяжеленную версию sleazy blues на вечеринках со спиртным.
Hollywood Rose были чем-то еще. Я встретился со Стивеном, как только смог увидеть его, и как только он описал их вокалиста с высоким голосом, парня, который мог заплакать на крыше, я понял, что Стивен не преувеличивает, я вспомнил, что уже слышал этого парня на одной из дерьмовых, низкокачественных записей живого выступления группы, которую он создал.
Стив и я пришли посмотреть на Hollywood Rose в Gazarri’s и это был первый раз, когда я заметил самого лучшего вокалиста в Голливуде того времени: W. Axl Rose. Более или менее, шоу практически ничем не отличалось от выступления любительской гаражной группы, которая исполняла свои самые лучшие вещи, но у них было неописуемое чувство разнузданности и неукротимая энергетика. Я выделил двоих из них: без Иззи и Эксла группа представляла из себя нечто неопределенное, но оба друга из Лафайета, Индиана (Lafayette, Indiana) обладали какой-то зловещей харизмой. Остроносые туфли Иззи валялись по всей сцене, а Эксл кричал своим гребаным сердцем – их выступление было мучительным. Голос Эксла сразу же запомнился мне: он был очень изменчивым, от низкого до почти невозможного, очень высокого крика, а натуральный блюзовый ритм приковывал внимание.
Как я уже говорил, Hollywood Rose (как и L. A. Guns) обладали бешеной энергетикой, а их участники прекрасно знали друг друга и часто уходили из групп. Басист Стив Дарроу (Steve Darrow), работавший с Иззи, перешел в L. A. Weekly в течение одного дня, поэтому они были напряжены, но Эксл не выглядел, как гитарист Крис Вебер (Chris Weber) по понятным причинам. Очевидно, Эксл уволил Криса, не посоветовавшись ни с кем, и Стивен услышал, что они назначили прослушивание гитаристов на следующий день.
Для меня что сейчас, что в то время это было неясно и нелогично, но Стивен убедил меня сходить к ним на репетиционную базу, которой была комнатка в лачуге, которая называлась Fortress и находилась на Selma and Highland. Это место было образцом ветхости голливудского панка, потому что только панки настолько интенсивно думали о мусоре. Рокеры не мусорят, пока занимаются этим и когда становятся старше; только панки делают это около люков. Не могу сказать точно, какого цвета он был на самом деле, но ковер в Fortress превратился из желтого в коричневый, не только на полу, но и везде: на стенах и потолке, везде, где только были установлены приборы для тушения пожара. Все углы были загажены: прихожая была заражена насекомыми.
Я начал репетировать с ними и из этого начало получаться кое-что хорошее – до тех пор, пока Иззи не замолчал во время второй песни. Сейчас я знаю, что замкнутость – это защитный механизм Иззи, когда он полагает, что некоторые вещи не совсем правильные: он никогда этого не показывает, просто незаметно уйдет и не захочет вернуться назад. Очевидно, что Иззи не представлял, что я мог делать там в то время, и что он не понимал, как Эксл мог выгнать Криса Вебера, не посоветовавшись и даже не предупредив его.
Но в конце концов, позже, когда мы стали хорошими друзьями, я спрашивал об этом Иззи. Обычно Иззи сохранял благоприятную ауру; он никогда не терял терпения, не позволял бешенству подводить его. Но когда я спросил его о том случае, он со смертельной невозмутимостью очень серьезно посмотрел на меня, поэтому у меня не осталось сомнений в том, что он был честен.
«Все до безобразия просто», - сказал он. «Я просто не люблю, когда мне диктуют какие-нибудь условия».
В любом случае, он расстроился. Тогда я принимал наркотики, всецело отдаваясь этому. После того, как ушел Иззи, наступил короткий и неловкий момент…а затем мы просто начали играть снова.

ЧАСТЬ 4

Я даже не подозревал о существовании другого круга напряжения, сконцентрированного вокруг моего перемещения в группу: оказалось, что со мной соперничает Трейси Ганз. Он пытался затащить Эксла и Иззи в группу. Не представляю, каким образом он узнал о том, что они выбрали меня, а не его. У меня нет никаких предположений на этот счет, но даже если бы и были, я бы просто игнорировал все это. В конце концов, я был в группе, в которой пел великий вокалист.
Эксл обсуждал со всеми, как нам всем вместе стать правильной группой, и он думал, что мы с Иззи сможем стать великолепной парой, но это обсуждение было актуально до того момента, пока он не совершил тот проступок, ведь я был в группе, а Иззи ушел. В Hollywood Rose, насколько я помню, играли Эксл, Стив Дарроу (Steve Darrow), Стив Адлер и я. Мы заказали пропуска в Madame Wong’s East and West и репетировали в студии, которая называлась Shamrock и находилась на Santa Monica Boulevard между Western и Gower. Это место было каким-то невероятным, там постоянно что-нибудь случалось; возможно, это объяснялось тем, что это место находилось на пути в Восточный Голливуд, где случались вещи без чьего бы то ни было вмешательства. В комплексе находилось три студии, и в нашей каждые выходные проводились сумасшедшие вечеринки, на которых обычно мы кидались мячами в стены.
В тот период мы с Экслом стали лучшими друзьями, и более того, он жил со мной и моей семьей. Это не значит, что мы были родственными душами или кем-то еще в этом роде, просто у Эксла никогда не было собственного местечка, куда бы он мог вернуться; он разрушал все, что мог. Когда он жил с нами, то проводил все дни следующим образом: просто спал в моей секретной комнате, окруженный моими змеями и кошками, в то время, как я работал. Когда я возвращался домой, то будил его и мы шли на репетицию.
Конечно же, в это время я многое узнал об Эксле. Мы разговаривали о музыке и вещах, которые считали великими; мы внимательно слушали песню и обсуждали ее; это было легко, потому что мы нашли много общего в наших музыкальных вкусах. Мы оба уважали повлиявшие на меня группы.
Также Эксл интересно рассказывал о жизни, как о его собственной, так и чьих-либо еще. Часто я не знал, что ответить, но я всегда был хорошим слушателем. Поэтому он рассказал мне о своей семье и о тех тяжелых временах, которые он пережил в Индиане; которая находилась за полмира отсюда, как я мог себе это представить. Эксл впечатлил меня образом жизни, который он обычно вел: вряд ли кто-то может о нем так сказать, но Эксл Роуз до жестокости откровенен. По его версии, мысли должны быть необычными, разговоры короткими, но правдивыми, он верит, что говорит более сердечно чем кто-либо еще из тех, кого я встречал.
Вероятно, никто не удивится, услышав, что когда Эксл жил у нас дома, он не сдерживался. Как я уже говорил, моя комната располагалась под гостиной, двумя лестничными пролетами ниже, под гаражом. Большую часть времени Эксл проводил там, пока меня не было дома, но как-то утром после того, как я ушел на работу, вероятно, ему захотелось подняться и развалиться на диване в гостиной. В других домах это бы не представляло большой проблемы, но в нашей все было наоборот. Моя бабушка, Ola Sr., была нашим матриархом, тот диван был ее троном, когда она каждый день смотрела ее любимое телешоу. Когда она пришла в нужное время, чтобы насладиться просмотром своей любимой запланированной программой, и увидела валяющегося там Эксла, Ola Sr. тактично разбудила его. Своим сладким, мягким, пожилым голосом она попросила его вернуться вниз, в мою комнату, где он мог спать столько, сколько хотел. По понятным причинам это не помогло: как я понял, Эксл послал мою бабушку, а потом ушел под лестницу, в мою комнату – это все, что рассказала моя мама.
Когда я пришел с работы, моя мама позвала меня в сторону, и очень легко, как только она умела, стала настаивать на том, что если Эксл собирается прожить под ее крышей еще хоть один день, то он должен извиниться перед ее мамой и обещать, что такого больше не повториться. Моей обязанностью было следить за этим, но в то время я не считал это большой проблемой.
Моя мама дала мне свой зеленый Datsun 510, и когда мы с Экслом собирались в тот вечер на репетицию, я пообещал, что, когда мы вернемся, то он обязательно извиниться перед Ola Sr. за свои слова. Я знал Эксла довольно мало, но я уже узнал его достаточно хорошо, чтобы понять, что он очень ранимый, способный к самоанализу человек, который согласился бы серьезно пересмотреть свои убеждения, поэтому я тщательно подбирал слова и обозначил свои требования самым спокойным, неосуждающим тоном. Когда я говорил, Эксл смотрел в окно, потом он начал крутиться и дергаться на пассажирском сиденье. Мы проезжали по Santa Monica Boulevard, двигаясь со скоростью около 40 км/ч, когда внезапно он открыл дверцу автомобиля и выпрыгнул наружу, не сказав ни слова. Он споткнулся, сделал что-то вроде прыжка и оказался на тротуаре, так и не упав. Он поднялся, потом пересек улицу и пошел по ней, не оглядываясь.
Я был шокирован; сделал U-образный разворот и целый час тщетно искал его. Он не вернулся ко мне домой той ночью и не приходил на репетиции четыре дня. На пятый день он появился в студии как ни в чем не бывало. Он нашел еще что-то для разрушения и никогда больше об этом не упоминал. Я быстро понял, что у Эксла были какие-то свои особенные черты характера, которые очень сильно отличали его от всех остальных людей, которых я знал.
Последнее выступление Hollywood Rose проходило в Troubadour и закончилось весьма плачевно. Это была провальная ночь в округе, которая основывалась на серии из нескольких моментов. Мы опоздали и каждый звук был ужасен, толпа была взбешенной и неуправляемой, и как усердно мы ни старались, ничто не могло повернуть эту энергию вспять. Несколько выскочек из передних рядов взбесили Эксла и он кинул в одного парня очки, а о голову другого разбил бутылку – это не помогло, но подало хороший пример разгрома всем остальным группам, выступавшим той ночью. Я видел разборки с теми ребятами, которые устанавливали аппаратуру, это было сильнейшее безумие, продолжавшееся все шоу, я помню, как собирался уйти со сцены, когда будут убраны все инструменты. Эксл ушел после всего, ощущая себя центром Вселенной.
Я предполагал что-то подобное, поэтому не был удивлен и на протяжении всего этого безобразия сохранял спокойствие. У нас были проблемы с выступлениями в течении нескольких месяцев, которые мы были вместе, а очередь никогда не распределялась правильно. В той ситуации это не имело значения; непрошенными гостями были бутылки и, казалось, это отводило нас в сторону от музыки к тому, чтобы сказать последнее слово и уйти. Там где мы были, где даже начинающие печатные издания постарались вычеркнуть наше название, нам постоянно приходилось бороться с тем инцидентом, который произошел тогда. Конечно, это что-то означало для Эксла, но не каждый хотел соглашаться с ним. Это был такой путь, когда он чувствовал серьезность и, если это можно так назвать, вину, но иногда так хочется запить свои проблемы. Остановка шоу была бы очень кстати в той ситуации. В духе рок-н-ролла у меня есть способность правильно разбираться в настоящем дерьме, но с тем, как развивался мой профессионализм, это стало решением для меня.
Эксл – драматический тип индивидуальностей. Он всегда говорит или делает то, что думает, в его мыслях находится целый театр, тип с нарушенными пропорциями. Он делает из мухи слона, поэтому простое общение с людьми может перерасти в серьезные отношения. По сути дела, у него всегда имеется свой собственный взгляд на вещи. Я интересный человек с легким характером, поэтому просто и непринужденно вступаю в разговор, поэтому, когда Эксл начинает быстро говорить, я никогда не следую этому правилу. Обычно я спрашиваю «что?» и останавливаю его. Это были очень драматичные достоинства и недостатки и экстремальные перепады настроения, которые обычно накатывали на него, как на русских горках. Единственное, чего я не знал тогда, так это то, что эти припадки были повторяющимися.
В тот момент я сказал всем в Hollywood Rose, что уйду из группы сразу же, как только мы уйдем за кулисы. Группа распалась после того, как Эксл и я выбрали другой путь. Он присоединился к Трейси Ганзу в L. A. Guns, которые вскоре стали самым ранним воплощением Guns N’Roses.
Я присоединился к группе под названием Black Sheep вместе с Willie Bass, отличным собранием талантливых музыкантов. Вилли – замечательный фронтмен; он очень высокий, черный парень, который поет и играет на басу и стремиться стать самым горячим шред-гитаристом наших дней, единственным после остальных. У него были Пол Гилберт (Paul Gilbert), виртуоз типа Ингви Мальмстина (Yngwie Malmsteen); Мич Перри (Mitch Perry), который играл вместе с Майклом Шенкером (Michael Schenker); и, какое-то время, я. Шреддинг не был моей сильной стороной – я могу играть быстро, но я дорожу классическим рок-н-роллом, Чак Берри (Chuck Berry) – образец игры над всем хеви-металлическим бахвальством. Какое-то время я выступал с ними, потому что после Hollywood Rose я понял, что самое главное – не сидеть без дела, а обращать на себя внимание: это был способ встретиться с разными музыкантами и узнать о других возможностях, которые касались моды, причем это давало мне больше, чем мои связи и знакомства на Strip.
Я подписал контракт и играл перед восемью сотнями людей около County Club в Valley и, должен сказать, это было хорошее выступление. Это был первый раз, когда я играл за деньги. Я поддался воздействию среды и, помню, играл ужасно. Позже я узнал, что Эксл был там тогда, но я и представить не мог, почему он не подошел и не поздоровался со мной.
Black Sheep не играли большой роли в то время; после этого контракта, мы больше не получали предложений; но мы и сейчас иногда собираемся вместе на репетиции. Мой небольшой опыт, полученный за это время, не помог разобраться в том, что я хочу делать, зато помог стать более публичным, поэтому мне показалось, что участие в хорошо известной лос-анджелесской клубной группе привлечет ко мне внимание и карьера пойдет вверх; вообще же идея присоединиться к крупнейшей лос-анджелесской клубной группе не была плохой.
Гитарист Poison Мэтт Смит (Matt Smith) позвонил мне, когда решил уйти из группы. Его жена была беременна, и они решили вернуться в Пенсильванию (Pennsylvania), чтобы создать семью. У нас с Мэттом были общие друзья, и он пригласил меня на несколько вечеринок Poison. Мэтт был хорошим, реалистичным парнем – самый молодой участник группы. Мэтт знал, что это не совсем моя тема, но он сказал, что это будет выгодный, хорошо оплачиваемый контракт, а я знал, что группа не будет против этого. Я был рад начать работу, но Мэтт предупредил меня об испытании.
Poison репетировали в огромной квартире, расположенной на Venice в Вашингтоне (Washington) и Ла Бри (La Brea) или что-то вроде того, которая полностью была уклеена их плакатами. Я пришел на встречу, одетый в свой любимый прикид: джинсы, футболку, и, в тот день, пару реально крутых мокасин, которые я купил в фермерском магазине – они не были вышиты бисером, они были из обычной коричневой кожи с короткой отделкой вокруг пятки. Я выучил четыре или пять песен с их записи, которую они мне дали. Я просто убил их, когда мы начали играть их вместе. Они попросили меня прийти еще раз, и я вспомнил Бобби Далла (Bobby Dall), басиста, который смотрел на меня, когда я играл. Энергия была разной, никто, кроме него, не обратил внимание на детали.
«Итак, хорошо, во что ты одеваешься?», - спросил он меня. «Ты ведь не выйдешь в этих туфлях на сцену, не так ли?».
«Вообще я не придаю этому значения», - ответил я. Он выглядел занятым и смущенным.
Я был одним из трех, кого прослушивали в тот день, и внимательно разглядывал другого парня, приглашенного на прослушивание. Он был платиновым блондином в искрящемся кожаном пиджаке и с макияжем, дополненным розовой матовой помадой. Мне было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что он получит контракт. И он получил, ведь это был C. C. Deville. Я играл самые худшие вещи из материала Poison, но это был единственно возможный способ дать им понять, что я из себя представляю.
Никто даже не жаловался, потому что они были настолько шокированы, что потеряли дар речи.
В 1984 Эксл помог мне найти работу в Tower Video и, когда он сделал это, мне пришлось снова встретиться с ним. После того как Hollywood Rose распались, это не составляло особых проблем, но в то время у нас была другая причина для ссоры: Эксл переспал с моей бывшей девушкой Ивонной.
Я встретил Ивонну благодаря Марку Кантеру (Marc Canter) на концерте Ratt, когда они играли вместе с Ингви Мальмстином в Hollywood Palladium. В то время она была девушкой Стевена Пирси (Stephen Pearcy), фронтмена Ratt. Мы зашли в одну из любимых Марком забегаловок, Beverly Hills Café, чтобы перекусить, и там мы с Ивонной посмотрели друг другу в глаза. После этого мы начали встречаться. Ивонна была замечательной – она была таким человеком, кто познакомил меня с Hanoi Rocks и их фронтменом Майком Монро (Mike Monroe), которые были группой, которую я очень ценю. Они повлияли на Guns N’Roses и я до сих пор ценю их как одну из самых уважаемых групп в рок-н-ролле.
Мы встречались с Ивонной какое-то время, но однажды, пока мы не могли быть друг с другом, Эксл переспал с нею. Мне это не понравилось, но не могу сказать, что я очень удивился, когда узнал об этом, потому что он всегда думал о ней. Когда мы снова решили быть вместе с Ивонной, она, разумеется, рассказала мне о том, что произошло под предлогом того, чтобы «быть честной», хотя настоящая причина была месть за то, что я ее бросил.
Я позвонил Экслу по поводу работы в Tower Video, чтобы разругаться с ним. Я был мертвецки пьян.
«Ты переспал с Ивонной», - сказал я. «Что за дешевые уловки?»

ЧАСТЬ 5

Я решил дать Экслу время – он был честен и не пытался отвертеться от разговора. Он сказал, что сделал это, но так как меня рядом с нею в то время не было, что могло ему помешать? Я не посчитал это правильным, и все эти вещи начали назревать до тех пор, пока он не предложил мне приехать и надрать ему задницу. Я собрался поехать и сделать это, но позволил пройти приступу ярости. Стоит ли говорить, что это помогло через какое-то время разрядить обстановку. Однажды, после того, как Эксл узнал, что я ищу работу, он рассказал мне об открытии в Tower вакансии продавцов, которые должны постоянно улыбаться. Эксл обычно выбирал веселые расцветки одежды с изображением выражений лица.
Tower Video располагался на пересечении с улицей, на которой находился Tower Records, где меня арестовали за воровство несколькими годами раньше. Эксл жил вместе с одним из менеджеров, и однажды я присоединился к их команде, но это не позволило мне понять, что я был всего лишь одним тех чокнутых пьяниц среди колоритных героев; я воображал, что мы были самыми смешными и очень небрежными рабочими, которые когда-либо служили в Tower. Мы были такими же великими, как престарелые алкоголики, работавшие за следующей дверью в Tower Classical.
Каждую ночь, около восьми часов, после того, как главный менеджер отдела записей и видео уходил спать, кто-нибудь из нас, работавших в отделе видео, отправлялся в магазин со спиртным, который находился через дорогу, потом мы вставляли порнофильмы в видеосистему и начинали пить. Мы впускали группы наших друзей, которые работали в стерео и полностью игнорировали каждого клиента, который чем-нибудь интересовался .
Камеры наблюдения ничего не могли записать, потому что мы не проводили водку через кассу, поэтому такой трюк проходил в течение долгого времени – я помню, что, если кто-нибудь что-нибудь замечал, то мы прикидывались ленивыми и беспомощными. Мы смешивали наши коктейли прямо в офисе, разливали в пластиковые стаканчики Solo и шли с ними гулять; мы вели себя вызывающе, когда продавали товар, держа в одной руке наши коктейли. Я уверен, что все покупатели понимали, чем мы занимались, в тот момент, когда дышали на них, но никто даже не жаловался, потому что они были настолько шокированы, что потеряли дар речи. Все было продумано до мелочей, мы распугали много людей; они уходили так быстро, как только могли.
К сожалению, один из закомплексованных менеджеров застал нас врасплох. Когда он это сделал, Эксл упал: он притворялся, но мы все были виноваты. Потом я узнал, почему он это сделал: Эксл принадлежит к такому типу личностей и звезд, которые не терпят угроз своим полномочиям; они видели подобных Экслу не как рядовых исполнителей, а как зачинщиков.
По поводу того, что позволило сформировать Guns N’Roses, я почти ничего не помню, потому как, если быть честным, меня тогда с ними не было. Меня не было там, когда начиналась история группы, и, чтобы избежать каких-либо неточностей, я могу рассказать только о своем опыте. В любом случае, в начале 1985 Эксл и Трейси Ганз начали собирать группу вместе; они позвали Оле Бенча (Ole Bench) и Роба Гарднера (Rob Gardner), которые играли на басу и ударных, соответственно, из L. A. Guns. Вскоре после этого, Иззи присоединился к их группе, и это произошло тогда, когда Эксл выбрал название Guns N’Roses по понятным причинам. Трейси осуществил свою мечту – как я уже сказал, он был после Эксла, и Иззи работал с ним в группе какое-то время. Они отыграли несколько выступлений, написали несколько песен – в таком составе.
Я продолжал работать в Tower и не знал, чем еще заняться. Я им завидовал, собирался попрощаться, когда Иззи пришел и дал мне флайер на представление Guns N’Roses в Orange County. К тому времени Дафф заменил Оле; они достаточно выступали и записывали песен. Я был уверен, что в течение выступления в Orange County Трейси и Эксл поссорятся. Это потом уже Трейси стал правильным парнем, тогда Эксл пришел в Tower узнать, интересно ли мне будет работать с Иззи, чтобы написать несколько песен и отыграть несколько выступлений. Я остановился в тот момент, когда задумался о том, что все это значит.
Эксл и Иззи были единым целым, поэтому другим музыкантам, которые набирались в их группу, приходилось одинаково хорошо работать с обоими из них, к тому же Иззи очень быстро ушел из Hollywood Rose и не успел хорошо меня узнать. Мне нравился Иззи. Он был, после всего, первым парнем, которого я знал, чьим стилем я наслаждался, и чьим талантом я восхищался. Имея дело с Иззи, мне приходилось кое-что обсуждать с Экслом. Мы с ним во многом были одиноки, но между нами была существенная разница. Нас с ним притягивало друг к другу, и мы работали вместе достаточно хорошо, но у нас постоянно были противоположные мнения. Иззи (а позже и Дафф) пытались нам помочь. В то время Иззи даже пришлось оказывать давление.
Я пришел в квартиру Иззи через несколько дней после этого, он работал над песней под названием Don’t cry, и я незамедлительно присоединился к нему. Я написал несколько гитарных партий для нее и мы отрабатывали ее весь вечер. Это была крутая сессия; мы оба много джемовали друг с другом.
Мы нашли место для наших репетиций в Silverlake: Дафф, Иззи, Эксл, Роб Гарднер и я. Все друг друга знали, поэтому мы писали и репетировали песни каждый вечер, дело шло достаточно быстро; это был один из тех магических моментов, когда музыканты говорят друг другу настоящие комплименты и группа становится органичным коллективом. Я никогда ничего не чувствовал так сильно в своей жизни. Это было всеми направлениями музыки, которыми я восторгался: грязный рок-н-ролл старых Aerosmith, AC/DC, Himble Pie и Alice Cooper. Каждый выражал свои впечатления в своих творениях, и это не было похоже на типичную лос-анджелесскую группу, имеющую своей целью судебные разбирательства со звукозаписывающей студией. Это не ограничивалось избитыми формами и дурацкими припевами, которые обеспечивали вершины хит-парадов, а также гарантировали бесконечное количество горячих девушек. Этот тип, просчитанный бунтарями, не подходил для нас; мы были кучкой взбешенных музыкальных единомышленников. Мы были горячими, с общей идеей и очень большим чувством прямоты и открытости. И это была разница между нами и ими.