Рассказывающая о том, как Летающий тигр убил колодкой Бай Сю‑ин и как Чжу Тун Бородач потерял сына начальника уезда
Мы остановились на том, как Сун Цзян предложил выдать Зеленую в один чжан замуж за Ван Ина, как все восхваляли Сун Цзяна за его справедливость и благородство и как по случаю свадьбы было устроено веселое празднество.
И вот во время пира из кабачка Чжу Гуя пришел посланец с донесением:
– На дороге возле леса появился болыпой торговый караван. Когда отряд удальцов пытался задержать этот караван, один из путников заявил, что он командир конного отряда из Юньчэна – Лэй Хэн. Тогда Чжу Гуй пригласил этого человека к себе и стал угошать его, а меня послал доложить вам об этом, – закончил посланец.
Чао Гай и Сун Цзян очень обрадовались этому сообщению и вместе с У Юном пошли встречать Лэй Хэна. Тем временем Чжу Гуй успел перевезти его на лодке в Цзиньшатань и высадил там. Увидав гостя, Сун Цзян низко поклонился ему и сказал:
– Давненько мы не виделись с вами, но я всетда вспоминал о вас. Какими же судьбами вы сейчас очутились в наших местах?
Лэй Хэн поспешил ответить на приветствие и сказал:
– По распоряжениао начальника уезда я поехал в город Дунчанфу, в провинции Шаньдун. А на обратном пути меня остановили разбойниюи и потребовали выкуп. Но когда я назвал свое имя, уважаемый брат Чжу Гуй настоял на том, чтобы я задержался.
– Само небо послало мне такое счастье! – воскликнул Сун Цзян и пригласил Лэй Хэна в лагерь, где познакомил его со всеми остальными главарями.
В честь гостя был устроен богатый пир, который продолжался пять дней подряд. Сун Цзян проводил дни в беседах с Лэй Хэном. Чао Гай поннтересовался, как поживает Чжу Тун.
– Чжу Тун назначен смотрителем городокой тюрьмы в Юньчэне, и новый начальник уезда очень хорошо к нему относится.
Затем Сун Цзян осторожно завел разговор о том, что Лэй Хэн мог бы присоединиться к ним. Но Лэй Хэн отказался:
– У меня на руках престарелая мать, и я не могу остаться с вами. А когда мать умрет, я сам приду к вам.
Поблагодарив хозяев за гостеприимство, Лэй Хэн стал прощаться. Как ни удерживали его Сун Цзян и остальные главари, он твердо решил идти дальше. Ему преподнесли в дар деньги и шелка, а самые богатые подарки он получил от Чао Гая и Сун Цзяна. Все это увязали в большой узел, и Лэй Хэн отправился в путь. Главари проводили Лэй Хэна до берега, где и расстались с ним. А там его на лодке перевезли на другой берег, и он пошел своей дорогой, о чем распространяться больше нет надобности.
Поговорим теперь о том, как Чао Гай и Сун Цзян, вернувшись в лагерь, пошли в зал Совещаний и, пригласив У Юна, занялись распределением должностей между вожаками. Закончив это дело, они разошлись.
А на другой день собрали всех вожаков и сообщили им, кто на какую должность назначен. Сначала распределили обязанности между главарями, которые должны были нести сторожевую службу на внешних постах – в кабачках. Сун Цзян объявил:
– Сунь Синь и его жена, тетушка Гу, раньше тоже содержали кабачок, поэтому они смогут заменить Тун Вэя и Тун Мэна, которые получат другое назначение.
Ши Цяню предложили отправиться на работу в кабачок к Ши Юну, Яо Хэ – в помощь Чжу Гую, а Чжэн Тянь‑шоу в помощь Ли Ли. Итак, в каждый из четырех кабачков: на востоке, западе, юге и севере – было назначено по два человека торговать вином и мясом, принимать приходящих со всех сторон удальцов и переправлять их в лагерь.
Зеленая с Ван Ином должны были жить позади лагеря, в их ведении были кони всего стана.
Тун Вэй и Тун Мэн должны были охранять передовые посты в Цзиньшатане, а на мысе Утиный клюв – дядя с племянником – Цзоу Юань и Цзоу Жунь. Охрана большой дороги перед лагерем была поручена Хуан Синю и Янь Шуню с конным отрядом. Се Чжэнь и Се Бао несли охрану первого прохода в лагерь; Ду Цянь и Сун Вань – второго, а Лю Тан и Му Хун – третьего прохода. Братьям Юань поручалась охрана лагеря на воде, у южного склэна горы. Мэн Кан был оставлен на должности надзирателя по строиггельству боевых судов. Ли Ин, Ду Син и Цзян Цзин были назначены главными хранителями казны лагеря: денег, золота, продовольствия и шелков. Тао Цзун‑ван и Сюэ Юн должны были наблюдать за строительством стен и сигнальных вышек в Ляншаньбо. Хоу Цзянь ведал изготовлением боевых доспехов, одежды и знамен. Чжу Фу и Сун Цин назначались главными распорядителями по устройству различных празднеств и торжеств. Строительство жилых помешений и оград крепости передавалось в ведение Му Чуня и Ли Юна, а вся канцелярия: переписка и рассылка писем и деловых бумат, я также прием гостей поручались Сяо Жану и Цэинь Да‑цзяню. В руках Пэй Сюаня находилось военное управление, он ведал награждениями за услуги и наказаниями за провинности. Остальные вожаки – Люй Фан, Го Шэн, Сунь Ли, Оу Пэн, Ма Линь, Дэн Фэй, Ян Линь и Бай‑шэн должны были отвечать за порядок и спокойствие в лагере на всех восьми участках.
Чао Гаю, Сун Цзяну и У Юну полагалось жить на вершине горы в центре лагеря, Хуа Юну и Цинь Мину – в левой его стороне, а Линь Чуну и Дай Цзуну – в правой; Ли Цзюнь и Ли Куй находились впереди лагеря, Чжан Хэн и Чжан Шунь – за латерем, а Ян Сюн и Ши Сю должны были охранять зал Совещаний и жить в помещениях, расположенных по обе его стороны.
Так были распределены обязанноста между главарями лагеря. В честь этого каждый из вожаков по очереди должен был устраивать пиршество.
А теперь вернемся к Лэй Хэну. Уйдя из лагеря, он взвалил на плечи узел, взял в руки меч и зашагал по дороге к Юньчэну. Возвратившись домой, он поздоровался с матерью, сменил одежду, вынул письма, которые принес с собой, и отправился прямо в уездное управление.
Приветствуя начальника уезда и доложив о выполненив поручения, он передал начальнику бумаги и ушел домой отдохнуть. А затем он, как и раньше, ежедневно являлся в управлеиие для отметки и для выполнения распоряжений начальника.
Но вот однажды, когда он подошел к восточному помещению управления, кто‑то позади окликнул его:
– Когда же это вы господин начальник, вернулись обратно?
Оглянувшись, Лэй Хэн увидел, что это был местный житель по имени Ли Сяо‑эр, который водил знакомство с разными бйздельниками.
– Только позавчера! – отвечал Лэй Хэн.
– Вы очень долго отсутствовали, – продолжал Ли Сяо‑эр, – и, наверно, не знаете, что сюда из Восточной столицы приехала певичка; по красоте и искусству играть на музыкальных инструментах ей нет равных. Имя ее Бай Сю‑ин. Эта бабочка приходила к вам, чтобы засвидетельствовать свое почтение, но вас не было в это время дома. Сейчас она в увеселительном заведении развлекает посетителей разными песенками. Она каждый день показывает свое искусство: танцует или представляет сценки, а то еще играет на лютне и флейте и поет. Из‑за нее там собирается много народу, все хотят посмотреть на певичку. Почему бы и вам, господин начальник, не пойти взглянуть на нее? Она действительно красотка.
Лэй Хэн как раз был свободен и решил пойти вместе с Ли Сяо‑эр в увеселительный домик. Подойдя туда, они увидели, что около дверей висит много шелковых полотнищ с золотыми иероглифами. Были там и знамена на подставках высотой в рост человека.
Лэй Хэн и Ли Сяо‑эр вошли в зал Зеленого дракона. Лэй Хэн занял место слева в первом ряду. Ли Сяо‑эр оставил его здесь, а сам смешался с толпой и, выйдя на улицу, поспешил в игорный дом. В это время разыгрывалась веселая сценка.
На подмостки вышел старик. Голова его была повязана шарфом в виде чалмы, он был в халате из грубой саржи коричневого цвета, в шелковой рубашке и подпоясан черным поясом. Держа в руках веер, он остановился перед зрителями и обратился к ним с такой речью:
– Я родом из Восточной столицы и зовут меня Бай Юй‑цяо. Я уже стар и живу только на то, что зарабатывает моя дочь Сю‑ин своими песнями, танцами и игрой на флейте и лютне. Мы ездим по всей стране, чтобы доставлять удовольствие дорогим зрителям.
После этого раздался грохот барабана, и на сцене показалась Бай Сю‑ин. Поклонившись на все четыре стороны, она взяла палочку и стала отбивать дробь на барабане так, словно горох сыпался. Затем она запела четверостишия, состоящие из семи слогов каждая строка. Песенка эта звучала так:
Если птицы долго нет,
Плачут птенчики по ней.
Станет тощею овца, –
Стать ягнятам пожирней.
Человека не легка
К пропитанию стезя.
Человека ведь сравнить
С парой уточек нельзя.
Лэй Хэн громко выразил свое одобрение. А Бай Сю‑ин промолвила:
– Сегодня объявлена пьеса, которую я сама исполняю. Содержание ее – история чистой любви. Близнецы преследуют Су Цbна из города Юйчжана. – После этого вступления она запела, а потом снова говорила. Зрители бурно выражали свой восторг. И вот, когда она дошла до самого интересного места, Бай Юй‑цяо прервал ее и продекламировал:
Хоть на музыку свою
И не купим мы коня, –
Все же трогает она
Души, полные огня.
Сейчас, когда ты, дочь моя, получила общее одобрение, можно сойти к гостям! Ты сыграла пьеску, за которую платят также и барабанщику.
Тогда Бай Сю‑ин, взяв поднос и неся его перед собой, пошла по рядам, напевая такую песенку:
Я начну с богачей. У обильных земель
Я привал совершу: и я дальше пойду,
Чтоб в богатом краю к процветанью прийти.
Пусть не будет пустым этот скромный поднос,
Что несу перед вами я в этом пути!
– Ступай, дочка, обойди зрителей, – приговаривая старик Бай Юй‑цяо. – Они готовы вознаградить тебя.
И вот Бай Сю‑ин с блюдом в руках прежде всего подошла к Лэй Хэну, тот полез было в карман, но вспомнил, что у него нет с собой ни гроша, и сказал, обращаясь к певице:
– Я забыл захватить деньги, но завтра награжу тебя.
– «Если первый настой уксуса недостаточно крепок, то второй уже кажется безвкусным» – улыбаясь, сказала Бай Сю‑ин. – Уважаемый господин, вы занимаете здесь лучшее место, так покажите пример другим.
– Это совсем не потому, что я не хочу дать тебе денег, – сказал Лэй Хэн, покраснев, – но сегодня я действительно ничего не взял с собой.
– Если вы пришли сюда, уважаемый господин, для того, чтобы послушать мое пение, то почему же вы забыли захватить с собой деньги? – спросила Бай Сю‑ин.
– Мне ничего не стоит дать тебе три или даже пять лян серебра. Но вот сегодня, как на грех, я забыл взять их с собой! – сказал Лэй Хэн.
– Ну, уж если у вас сегодня нет ни чоха, так стоит ли говорить о трех или даже пяти лянах серебра! – промолвила Бай Сю‑ин. – Не хотите ли вы заставить меня, как говорится, «утолить жажду, только любуясь на сливу» или же «насытиться, глядя на нарисованную пампушку»!
– Ну, дочка, ты сама виновата, что у тебя нет глаз и ты не можешь отличить городского жителя от деревенщины! Что с него возьмешь! – вмешался тут старый Бай Юй‑цяо. – Ты лучше обратись вначале к тем, кто умеет ценить искусство.
– Откуда это ты взял, что я не ценю искусство? – сердито спросил Лэй Хэн.
– Да раньше, чем ты поймешь, какие отношення существуют между людьми, у собаки рога вырастут!
Тут старику присоединились все зрители и стали бранить Лэй Хэна.
– Да как ты смеешь оскорблять меня, ничтожная тварь! – накинулся он на старика.
– А что за беда, если я и обругал тебя, пастуха с захудалого двора! – ответил Бай Юй‑цяо.
В это время кто‑то из знающих Лэй Хэна крикнул старику:
– Помолчи! Это чиновник из уездного управления, Лэй Хэн.
– Ах, вот как! Хорошо еще, что не из «ослиного» управления! – воокликнул старик.
Этого Лэй Хэн уже не мог стерпеть. Он вскочил со своего места, прыгнул на подмосжи и стал руками и ногами избивать старика, разбил ему рот и выбил зубы. Видя, с каким ожесточением Лэй Хэн бьет старика, присутствующие бросились разнимать их и уговорили Лэй Хэна уйти домой. После этого, шумно обсуждая происшествие, разошлись и все остальные.
А надо вам оказать, что эта Бай Сю‑ин была возлюбленной нового уездного начальника еще в то время, когда он жил в Восточной столице. Поэтому она сейчас приехала в Юньчэн и открыла здесь свое заведение. И вот эта девица села в паланкин и отправилась прямо в уездное управление, пожаловаться на Лэй Хэна за то, что он избил ее отца и нанес ему увечья.
– Он избил моего отца и разогнал всех посетителей, чтобы нанести мне ущерб! – сказала она.
Выслушав ее, начальник уезда рассердился:
– Сейчас же напиши об этом заявление! – велел он ей.
Такое решение можно было назвать решением, навеянным «колокольчиком около подушки».
Бай Юй‑цяо заставили написать жалобу. После этого были осмотрены раны отца и все это было скреплено свидетельскими показаниями.
Надо вам сказать, что у Лэй Хэна в управлении было очень много друзей, которые хорошо относились к нему, и некоторые из них обратились к начальнику уезда с просьбой как‑нибудь уладить это дело. Но ничего нельзя было сделать – женщина продолжала капризничать и настаивать на своем. Поэтому начальнику уезда не оставалось ничего другого, как выполнить ее желание. Она оставалась у него до тех пор, пока он не послал людей арестовать и привести в управление Лэй Хэна, которого тут же избили палками.
После того как с Лэй Хэна сняли показание, на него надели кангу и повели под стражей по городу для острастки других. Но эта женщина и тут решила настоять на своем: снова отправилась к начальнику уезда и потребовала от него, чтобы он приказал провести Лэй Хэна перед ее заведением.
И вот на следующий день, когда началось представление, туда привели, по приказу начальника уезда, Лэй Хэна. А надо сказать что тюремные охранники, которые вели его, были такими же служащими, как и он, и у них просто руки не подымались связать его. Увидев это, женщина про себя подумала: «Что бы я ни сделала, он все равно будет зол на меня!» И, выйдя из своего заведения, она пошла в чайную и, подозвав к себе охранников, сказала:
– Вы все в дружеских отношениях с ним, потому и даете ему такую свободу! А начальнмк уезда приказал связать его. Вы что‑то очень раздобрились и нарушаете приказ. Ну, обождите, я расскажу об этом начальнику, и тогда посмотрим, что с вами будет!
– Вы не сердитесь, сударыня, – сказал на это один из стражников, – мы сейчас свяжем его, и дело с концом!
– Ну, если так, то вы получите от меня награду! – пообещала Бай Сю‑ин.
И тут охранники, обращаясь к Лэй Хэну, сказали:
– Уважаемый брат! Ничего не поделаешь, придется пока связать вас. – И, связав Лэй Хэна, они повели его по улице.
В толпе они встретили мать Лэй Хэна, которая в это время несла ему еду. Увидев своего сына связанным, она стала плакать и бранить охранников, приговаривая:
– Ведь вы служите в одном управлении с моим сыном! Вот что делают взятки! А кто знает, что ждет еще его впереди!
– Почтенная мать, ты послушай, что мы окажем тебе, – отвечали на это охранники. – Мы хотели было проявить к нему снисхождение, но что можно было сделать с этой женщиной? Обвинительница потребовала от нас, чтобы мы связали его. У нас не было выхода. Не свяжи мы его, она бы пошла к начальнику уезда, нажаловалась, и нам бы пришлось отвечать. Вот поэтому мы и не посчитались с дружбой.
– Да где же это видано, чтобы обвинитель сам следил за исполнением приговора? – продолжала старуха.
– Матушка, – сказал ей на ухо охранник, – у нее очень близкие отношения с начальником уезда, и достаточно ей сказать ему слово, чтобы погубить нас. Здесь дело обстоит не так просто!
Тогда старуха сама подошла к сыну и, продолжая ворчать, стала развязывать веревки.
– Да как же эта низкая тварь смеет пользоваться своим положением и причинять людям вред! Вот я сама развяжу эти веревки, и посмотрим, что она будет делать!
В это время Бай Сю‑ин была в чайной; услышав слова старухи, она вышла на улицду и закричала:
– Что ты только что сказала, старая рабыня?!
А старуха, разозлившись, и тыча в нее пальцем, злобно отвечала:
– Ах ты, подлая сука, тебя всю изъездили кобели! И ты еще смеешь ругать меня!
Тут Бай Сю‑ин, высоко подняв брови и округлив глаза начала отчаянно ругаться.
– Гнида ты старая! – кричала она. – Побирушка несчастная! Да как же ты,низкая тварь, смеешь оскорблять меня!
– И буду ругать тебя! – кричала старуха. – Что ты мне сделаешь? Ведь ты же не начальник уезда!
Рассвирепевшая Бай Сю‑ин бросилась вперед и так ударила старуху по лицу, что та зашаталась и едва удержалась на ногах. Тогда Бай Сю‑ин снова накинулась на нее и стала осыпать ударами.
А Лэй Хэн, увидев, как избивают его мать, так и вскипел от ярости. Не сдержав гнева, он сорвал с себя кангу и с такой силой удария ею Бай Сю‑ин по голове, что сразу же размозжил ей череп, и та рухнула на землю. Все видели, как из черепа ее вывалились мозги, как глаза ее выскочили из орбит. Бай Сю‑ин была мертва.
Очевидцы этого убийства взяли под стражу Лэй Хэна и повели его в уездное управление, чтобы заявить о совершенном преступлении. Явившись к начальнику уезда, они подробно доложили ему о случившемся.
Начальник тут же распорядился отвести Лэй Хэна обратно к месту преступления и приказал чиновникам, ведающим уголовными делами, в присутствии виновного, а также понятых и соседей, произвести осмотр трупа и составить протокол. После осмотра все возвратились в управление. Здесь Лэй Хэн дал показания, не пытаясь оправдывать себя, так что состав преступления был ясен. Старуху, мать Лэй Хэна, отпустили на поруки, а на него надели кангу и отправили в тюрьму.
Как вы уже знаете, смотрителем тюрьмы был Чжу Тун Бородач. Увидев, что в тюрьму привели Лэй Хэна, и не имея возможности чем‑нибудь помочь своему другу, он принес еды и вина и стал угощать его. Затем Чжу Тун заставил надзирателей выбрать камеру почище, подмести ее и устроить там Лэй Хэна. Вскоре в тюрьму пришла мать Лэй Хэна и принесла ему поесть. Горыко плача, она жаловалась Чжу Туну на свою беду:
– Мне, старой, уже седьмой десяток идет, и была у меня только одна надежда – мой сын. Умоляю вас, уважаемый смотритель, в память ваших братских и дружеских отношений с ним, пожалейте его! Будьте для него защитой и помощью!
– Дорогая матушка, – сказал на это Чжу Тун, – вы не отчаивайтесь и спокойно возвращайтесь домой. И еды больше не надо приносить. Я сам все сделаю. И если мне представится возможность, спасу его.
– Если вы, по милости своей, спасете моего сына, – проговорила мать Лэй Хэна, – вы окажете мне самое большое благодеяние! Если же с моим сыном случится беда, то и моя жизнь кончится!
– Я об этом ни на минуту не забуду! – отвечал Чжу Тун. – Идите домой и не беспокойтесь понапрасну.
Кланяясь и благодаря, старуха ушла. Целый день Чжу Тун размышлял об этом деле, но ничего не мог придумать для спасения Лэй Хэна. Все, что он смог сделать, – это попрооить своих друзей пойти в управление и постараться как‑нибудь помочь Лэй Хэну. Чжу Тун решил не жалеть денег и подкупить чиновников – и высших и низших, чтобы они как можно снисходительнее отнеслись к подсудимому.
Однако, несмотря на то, что начальник уезда любил Чжу Туна, он был очень зол на Лэй Хэна за то, что тот убил его возлюбленную Бай Сю‑ин, и слушать ничего не хотел об облегчении его участи. Да к тому же начальник никак не мог противостоять настойчивости старика Бай Юй‑цяо, который не отставал от него, требуя осудить Лэй Хэна на смертную казнь.
Предварительный срок заключения в тюрьме – шестьдесят дней – истек, по делу Лэй Хэна было вынесено решение, и далее он подлежал пересылке в окружное управление Цзичжоу.
Главный следователь, который вел это дело, взял с собой все документы и отправился вперед. А Чжу Туну было поручено доставить туда Лэй Хэна.
Отобрав с десяток стражников, Чжу Тун повел Лэй Хэна в окружное управление. Отойдя от Юньчэна примерно на десять ли, они увидели кабачок.
– Выпьем здесь по две‑три чашечки вина и пойдем дальше, – предложил Чжу Тун.
Они зашли в кабачок и уселись за столик. Вскоре Чжу Тун вывел Лэй Хэна по надобности; отойдя в безопасное место, он снял с него кангу и, отпуская его на свободу, сказал:
– Дорогой брат, беги домой, забирай свою мать и сейчас же уходи куда‑нибудь подальше. А я явлюсь за тебя в суд.
– Убежать‑то мне недолго, – промолвил Лэй Хэн. – Только ты будешь за это в ответе.
– Дорогой брат, да разве ты не понимаешь, что начальник уезда мстит тебе за то, что ты убил его любовницу. Он сделал все, чтобы тебя приговорили к смертной казни. В округе тебя наверняка казнят. А если ты убежишь, – меня за это смертная казнь не ждет. Да к тому же у меня нет ни отца, ни матери, о которых я должен был бы заботиться. И я отдам все, что имею, только бы откупиться. Ты не беспокойся обо мне, а думай только о том, как бы уйти подальше.
Поклонившись своему другу и поблагодарив его, Лэй Хэн через задние ворота окружными тропинками добежал домой, собрал все самое ценное в узел и, захватив с собой старую мать, в ту же ночь отправился в Ляншаньбо. Но об этом мы говорить не будем, а вернемся к Чжу Туну. Запрятав кангу в траву, он пошел к стражникам и сказал:
– Лэй Хэн сбежал, что же нам теперь делать?
– Надо скорее бежать к нему домой и там поймать его, – зашумели стражники!
Но Чжу Тун не торопился, и только, когда, по его расчетам, Лэй Хэн должен был уже отойти далеко от города, он явился с повинной к начальнику уезда и сказал:
– По моей небрежности случилось так, что Лэй Хэн по дороге сбежал, и мы не смогли даже поймать его. Я готов понести за это заслуженное наказание.
Как уже говорилось, начальник уезда любил Чжу Туна и хотел помочь ему выпутаться из беды. Однако в связи с тем, что Бай Юй‑цяо грозил пожаловаться высшим властям на то, что Чжу Тун умышленно выпустил Лэй Хэна, начальнику уезда не оставалось ничего другого, как сообщить в окружной суд о поступке Чжу Туна, родные которого не жалели денег, чтобы подкупить кого следует в областном управлении. А пока Чжу Туна отправили в областное управление.
Там с него сняли допрос и присудили к двадцати ударам палками, клеймению и ссылке в Цанчжоу. На Чжу Туна надели кангу и под стражей отправили в путь.
Само собой разумеется, что из дому Чжу Туну принесли одежду и деньги, и он прежде всего оделил деньгами сопровождавших его двух стражников.
О том, как они добрались до округа Хэнхайцзюнь в области Цанчжоу, не стоит рассказывать. Войдя в город, они прошли прямо в ямынь, где в это время был сам начальник области. Стражники подали ему препроводительные бумаги. Оглядев Чжу Туна и обратив внимание на его темнокоричневое, цвета финика, лицо и пышную длинную бороду, начальник подумал, что это незаурядный человек, и в душе остался этим очень доволен.
– Этого ссыльного в лагерь не посылать, – приказал он. Оставить его здесь, он будет служить в управлении!
С Чжу Туна тут же сняли кангу. Начальник области написал расписку, и стражники, взяв бумагу, попрощались и немедля отправились в обратный путь.
А Чжу Тун, оставшись в управлении областью, ежедневно выполнял поручения начальника. Всем своим сослуживцам – писарям, чиновникам, привратникам, посыльным, смотрителю тюрьмы и надзирателям Чжу Тун сделал соответствующие подношения, и все полюбили его за обходительность.
Но вот однажды, а было это в зале заседаний, начальник области, сидя на возвышении, у ступеней которого стоял Чжу Тун подозвал его к себе и спросил:
– Скажи, почему ты освободил Лэй Хэна? Ведь тебя самого за это подвергли клеймению и отправили сюда в ссылку.
– Да разве я посмел бы умышленно освободить Лэй Хэна? – возразил Чжу Тун. – Все произошло только по моей неосторожности!
– Тогда тебя не следовало наказывать так строго, – заметил начальник области.
– Обвинитель настаивал на том, что я умышленно освободил осужденного, поэтому меня и приговорили к такому тяжелому наказанию.
– А почему Лэй Хэн убил ту потаскушку? – продолжал расспрашивать начальник области.
Тогда Чжу Тун рассказал ему подробно всю историю Лэй Хэна.
– Вероятно, так оно и было, – сказал начальник области, выслушав его. – А ты, видя его почтительное отношение к матери, из чувства справеддивости и освободил своего побратима.
– Осмелюсь ли я обманывать вашу милость! – воскликнул Чжу Тун.
Во время этого разговора из‑за ширмы вдруг вышел мальчик лет четырех. Ребенок был красив и очень важничал. Это был любимый сын начальника области от первой жены. Начальник в нем души не чаял и дорожил им больше всего на свете. Увидев Чжу Туна, мальчик подошел к нему и попросился на руки. Чжу Тун взял ребенка и прижал его к груди. Тут мальчик вдруг сказал:
– Я хочу, чтобы меня носил только этот бородач!
– Сынок, сейчас же отпусти его бороду! – сказал отец. – Нельзя быть таким шаловливым!
– А я хочу, чтобы эта борода поиграла со мной! – настаивал ребенок.
– Ну что ж, я выйду с ним во двор погулять, – предложил Чжу Тун. – Мы немного поиграем и вернемся.
Хорошо, погуляйте, да поскорее возвращайтесь, – согласился начальник области.
Чжу Тун с мальчиком на руках вышел во двор управления. Там он купил конфет и фруктов и дал ребенку. Поиграв с ним, он принес ребенка отцу. Увидев в руках сына сласти и фрукты, начальник области спросил:
– Сынок, откуда ты это взял?
– А это мне дал бородач, – ответил мальчик. – Он купил, когда мы гуляли.
– Где же ты достал денег, чтобы тратиться на покупки для моего сына? – спросил начальник.
– Это лишь ничтожный знак моего уважения к вам, и не стоит об этом говорить, – промолвил Чжу Тун.
Тогда начальник приказал принести вина. Служанка принесла фрукты, кувшин вина и стала разливать его. Чжу Туну поднесли три чашки подряд. Затем начальник области сказал:
– Если мальчик еще захочет погулять с тобой, так ты можешь свободно уходить и гулять с ним.
– Не смею ослушаться вашей милости! – почтительно отвечал Чжу Тун.
И с этого дня Чжу Тун каждый день ходил с сыном начальника на улицу. А так как в кармане у Чжу Туна еще водились деньги, то он, желая доставить удовольствие своему начальнику, тратил их на подарки ребенку.
Так прошло недели две и наступил пятнадцатый день седьмого месяца, когда совершаются жертвоприношения для освобождения блуждающих духов. По обычаю, в этот день ежегодно на реке зажигаются фонари и совершаются разные добрые дела.
Вечером этого же дня кормилица в доме начальника области позвала Чжу Туна.
– Почтенный Чжу! Наш барчонок хочет пойти к реке и посмотреть на огни фонарей. Господин сказал, чтобы вы взяли мальчика и пошли с ним.
– Ну что же, можно! – сказал Чжу Тун.
Вскоре из покоев начальника вышел нарядно одетый ребенок в халате из тонкого зеленого шелка. Волосы его были заплетены в две косички, поставленные торчком в виде рожек, с вплетенными в них бусами. Посадив мальчика на плечи, Чжу Тун пошел к кумирне Будды – спасителя душ, чтобы полюбоваться, как будут пускать по воде фонари.
Было время первой стражи. Чжу Тун с мальчиком обошел все кругом и вошел в беседку, которая фасадом выходила к реке. Тут был устроен пруд, в который народ, по обычаю, пускал птиц или рыб. Здесь же на воду пускались фонари. Мальчик вскарабкался на перила и залюбовался красивым зрелищем. Вдруг Чжу Тун почувствовал, как кто‑то потянул его сзади за рукав и шепнул:
– Дорогой брат! Пройдемтесь со мной, я хочу поговорить с вами.
Оглянувшись, Чжу Тун даже вздрогнул от изумления. Перед ним был Лэй Хэн.
– Спустись‑ка вот сюда, и посиди немного, – сказал Чжу Тун ребенку. – А я пойду куплю тебе чего‑нибудь сладенького. Только смотри, никуда не уходи!
– А ты приходи поскорее, – сказал мальчик. – Я буду с моста смотреть на фонари.
– Я сейчас же вернусь! – успокоил его Чжу Тун. И он повернулся, чтобы поговорить с Лэй Хэном.
– Дорогой брат, как это ты очутился здесь, – спросил он.
Тут Лэй Хэн отвел Чжу Туна в более уединенное место и, поклонившись ему, сказал:
– После того, как ты, уважаемый брат, спас мне жизнь, нигде не мог найти пристанища со своей престарелой матерью. Мне только и оставалось, что идти в Ляншаньбо и просить Сун Цзяна принять меня в горный стан. Так я и сделал и рассказал там о великой милости, которую ты оказал мне, дорогой брат. Сун Цзян тоже припомнил благодеяние, которое ты оказал ему, дав возможность избавиться от наказания. Предводитель Чао Гай и все остальные вожаки очень тебе благодарны и послали военного советника У Юна вместе со мной отыскать тебя.
– А где же сейчас господин У Юн? – спросил Чжу Тун.
– А я здесь! – отвечал У Юн, выходя из‑за спины Чжу Туна и приветствуя его.
Тот в свою очередь поклонился ему, говоря:
– Давненько мы не виделись с вами, учитель. Надеюсь, вы были в добром здравии?
– Все главари нашего лагеря просили кланяться вам. Они отправили меня вместе с братом Лэй Хэном разыскать вас и пригласить к нам в лагерь, где все мы служим справедливому делу. Мы давно прибыли сюда, только все не решались встретиться с вами. А сегодня нам удалось подкараулить вас здесь. Мы просим вас отправиться с нами в лагерь и отправдать надежды Чао Гая и Сун Цзяна.
Выслушав эти слова, Чжу Тун долгое время не мог ничего ответить и, наконец, сказал:
– Учитель, вы ошибаетесь. И лучше больше не говорите об этом, а то кто‑нибудь еще услышит, и случится беда. Брат Лэй Хэн совершил преступление, которое карается смертью. И только ради наших братских отношений я помог ему бежать и спастись от смерти. Деться ему было некуда, вот он и отправился к вам в лагерь. А меня из‑за него сослали сюда. Небо милостиво ко мне, – пройдет год – полтора, и я смогу вернуться на родину и снова зажить, как подобает добропорядочному человеку. Как же я могу решиться на такой шаг и пойти с вами? Нет, прошу вас, уважаемые братья, не задерживайтесь здесь, чтобы не вызывать ненужных разговоров, и возвращайтесь к себе.
– Но, дорогой брат, – продолжал уговаривать его Лэй Хэн, – ведь здесь ты живешь на положении слуги. А пристало ли это мужчине‑воину, такому, как ты? Нет, ты должен пойти с нами и не только потому, что я хотел бы жить с тобой вместе, но и потому, что это заветное желание наших предводителей Чао Гая и Сун Цзяна. Не раздумывай и пойдем!
– Дорогой брат! Ну что это ты говоришь! Ты и не подумал о том, что я помог тебе бежать ради твоей старой матери чтобы ей не пришлось бедствовать. Неужели ты хочешь отплатить мне злом и толкнуть на нечестный поступок?
– Ну что же, брат Чжу Тун, раз вы не хотите идти с нами, то нам остается только распроститься и уйти, – произнес У Юн.
– Передайте от меня благодарность и лучшие пожелания вашим предводителям! – сказал Чжу Тун.
Они вместе дошли до моста. Но когда Чжу Тун подошел к тому месту, где оставался мальчик, он никого там не увидел. В страхе Чжу Тун даже заметался и закричал от отчаяния, не зная, где искать ребенка. Тут Лэй Хэн остановил Чжу Туна и сказал.
– Не ищи его, дорогой брат. Возможно, что два наших спутника, услышав, что ты отказываешься идти с нами, унесли ребенка. Пойдем поищем этих людей.
– Дорогой брат! Ведь это же не шутка! – воскликнул Чжу Тун. – Если с этим мальчиком что‑нибудь случится, то я поплачусь своей жизнью!
– Иди за мной, почтенный брат! – сказал на это Лэй Хэн. Чжу Тун, следуя за Лэй Хэном и У Юном, вышел за город и здесь с беспокойством спросил:
– А где же люди, которые унесли мальчика?
– Брат мой, пойдем туда, где мы остановились, – произнес Лэй Хэн. – И ручаюсь, что мы вернем тебе твоего барчонка.
– Уже поздно, – сказал на это Чжу Тун. – И я боюсь, что начальник области разгневается!
– Наши спутники люди темные, – промолвил У Юн. – И, конечно, они унесли мальчика туда, где мы остановились.
– А как зовут ваших спутников? – спросил Чжу Тун.
– Да я и сам не знаю, – сказал Лэй Хэн. – Я слышал только, что одного из них называют Черным вихрем!
– А не Ли Куй ли это, который устроил бойню в Цзянчжоу? – испуганно спросил Чжу Тун.
– Именно он, – подтвердил У Юн.
При этих словах у Чжу Туна даже ноги подкосились от отчаяния, и он ринулся вперед в погоню за Ли Куем. Отойдя от города примерно на двадцать ли, они увидели впереди Ли Куя, который кричал:
– Я здесь!
Чжу Тун подскочил к нему и спросил:
– Куда вы девали маленького барчонка?
Низко кланяясь, Ли Куй отвечал:
– Разрешите приветствовать вас, уважаемый господин смотритель тюрьмы. Молодой барчонок находится здесь, с нами.
– Сейчас же принесите его и отдайте мне, только осторожно, – потребовал Чжу Тун.
– Украшения, которые были на голове мальчишки, сейчас вот где, – сказал Ли Куй, указывая на свою голову.
– А где же маленький барчонок? – нетерпеливо спросил Чжу Тун, взглянув на голову Ли Куя.
– Я дал ему чуточку дурману, – сказал Ли Куй, – и утащил его из города. Сейчас он спит вон там в лесу. Можете пойти посмотреть на него.
Чжу Тун вошел в лес и стал искать мальчика. При ярком свете луны он увидел на земле ребенка, и когда протянул руки, чтобы поднять его, заметил, что мальчик мертв и голова его расколота на две части.
Неудержимая ярость поднялась в душе Чжу Туна, и он как бешеный выскочил из леса, но никого не увидел. Оглядевшись кругом, он заметил далеко впереди Черного вихря, который, размахивая своими топорами, кричал:
– Иди‑ка сюда, иди!
В отчаянии Чжу Тун не мог больше сдерживать себя. Он разодрал на себе одежду и ринулся вдогонку за Ли Куем. Тот бросился бежать, а Чжу Тун гнался за ним по пятам.
Надо сказать, что для Ли Куя ходить по горам и переваливать через хребты было делом привычным, так мог ли Чжу Тун угнаться за ним? Он уже выбился из сил, но тут снова раздался голос Ли Куя:
– Ну, догоняй, догоняй меня!
Чжу Тун был до того взбешен, что готов был живым проглотить Ли Куя. Но догнать его никак не мог. Однако он преследовал его до самого рассвета. А Ли Куй все время бежал впереди, то ускоряя свой бег, когда Чжу Тун настигал его, то замедляя, когда тот отставал, и даже останавливался, когда останавливался его преследователь. Так они добрались до большой деревни. Увидев ее, Чжу Тун подумал: «Возможно, что у этого мерзавца здесь есть пристанище, но я не успокоюсь до тех пор, пока не покончу с ним!»
Чжу Тун гнался за своим обидчиком, пока тот не исчез в каком‑то помещении, где было расставлено много всякого оружия. У Чжу Туна мелькнула мысль: «Наверно, это дом какого‑нибудь сановника». И, остановившись, он громко спосил:
– Есть тут кто‑нибудь?
На его голос из‑за ширмы вышел человек. И кто бы вы думали это был? Сам Чай Цзинь Маленький вихрь!
– Вы кто такой? – удивленно спросил он.
Величественная осанка и необычный вид этого человека поразили Чжу Туна, и он поспешил почтительно приветствовать незнакомца.
– Я смотритель Юньчэнской тюрьмы – Чжу Тун, – проговорил он, – я совершил преступление, меня клеймили и сослали сюда. Вчера вечером я пошел с маленьким сыном начальника области посмотреть, как пускают по воде фонари, но Ли Куй Черный вихрь убил ребенка. Сейчас Ли Куй находится в вашем поместье, и я умоляю вас помочь мне поймать его и передать властям.
– Ну, если вы и есть тот самый Бородач, о котором я слышал, то прошу вас присесть! – воскликнул Чай Цзинь.
– Осмелюсь спросить, как ваше уважаемое имя и фамилия? – спросил Чжу Тун.
– Меня зовут Маленький вихрь! – ответил Чай Цзинь.
– Я давно слышал о вашем славном имени, господин сановник, но никак не думал, что буду иметь счастье встретиться с вами сегодня, – сказал Чжу Тун и поспешил отвесить Чай Цзиню глубокий поклон.
– О вас, уважаемый господин Бородач, я тоже давно слышал. Прошу вас пройти во внутренние комнаты, и там мы побеседуем.
Войдя в зал, Чжу Тун спросил, обращаясь к Чай Цзиню:
– Но как же этот негодяй Черный вихрь осмелился забежать прямо в ваше поместье и укрыться здесь?
– Разрешите мне ответить вам, – начал Чай Цзинь. – Я всегда поддерживал знакомство с удальцами из вольного люда. Мой предок Чэн Цяо отказался от императорского престола в пользу другого, и покойный император пожаловал нашему роду вечную грамоту, которая является надежной защитой нашему дому. Поэтому тот, кто совершил преступление, может найти у меня убежище и быть в полной уверенности, что его никто не посмеет здесь искать. Недавно у меня был мой любимый друг, – кстати он и ваш давнишний друг. Сейчас он один из предводителей Ляншаньбо. Имя его Сун Цзян Благодатный дождь. Он прислал мне письмо, в котором сообщает, что У Юн, Лэй Хэн и Черный вихрь остановятся у меня в поместье, чтобы уговорить вас отправиться к ним в лагерь и объединиться совсеми ради великой справедливости. Однако, видя, что вы отказываетесь идти с ними, они поручили Ли Кую украсть маленького сына начальника области, чтобы окончательно отрезать вам путь к возвращению, заставить уйти с ними в лагерь и занять там одно из предводительских мест. И тут он позвал: – У Юн, Лэй Хэн, где вы? Что же вы не выйдете и не принесете своих извинений?
Тотчас же из боковой комнаты вышли У Юн и Лэй Хэн и, низко кланяясь Чжу Туну, проговорили:
– Уважаемый брат! Умоляем вас простить нам нашу вину! Но таков был приказ уважаемого брата Сун Цзяна; когда придете в лагерь, сами узнаете это.
– Вот оно что! – сказал на это Чжу Тун. – Вы, конечно, должны были выполнить приказ, но перестарались, избрав столь жестокий способ.
Тут и сам Чай Цзинь стал уговаривать Чжу Туна.
– Пойти‑то я пойду, – сказал тогда Чжу Тун. – Но дайте мне раньше посмотреть на этого Черного вихря.
– Брат Ли Куй! – окликнул Чай Цзинь. – Выходите поскорее и принесите свои извинения.
Из боковой комнаты вышел Ли Куй и, почтительно кланяясь Чжу Туну, приветствовал его. Но когда Чжу Тун взглянул на него, черная злоба снова вспыхнула в его груди, как пламя, и взметнулась ввысь на три тысячи чжан. Не владея собой, Чжу Тун вскочил и ринулся на Ли Куя с намерением схватиться с ним не на жизнь, а на смерть.
Но здесь вмешались Чай Цзинь, У Юн и Лэй Хэн и всеми силами старались успокоить его.
– Хорошо. Я пойду с вами в лагерь, если вы исполните одно мое условие, – проговорил Чжу Тун.
– Да не только одно, а десятки условий готовы мы выполнить, – сказал на это У Юн. – Но разрешите узнать, что же это за условие?
Не выскажи Чжу Тун своего условия, не началась бы в Гаотанчжоу большая смута, не взбудоражился бы лагерь в Ляншаньбо.
А уж это послужило причиной того, что:
Императорский родственник сам совершит преступленье,
Муж, сбиравший возвышенных, в яму тюрьмы попадет.
О том, какое условие поставил Чжу Тун, мы просим вас, читатель, узнать из следующей главы.
Глава 51