Волк и семеро маленьких козлят 6 страница
Подойдя к опушке того леса, где великаны жили, он сказал своим спутникам: «Вы приостановитесь здесь, а я уж один как-нибудь с великанами управлюсь», — и шмыгнул в лес, и стал в нем осматриваться. Немного спустя он и завидел обоих великанов: они спали под деревом и храпели так, что над ними ветки колыхались.
Портняжка, не будь глуп, набил себе оба кармана каменьями и залез на то дерево, под которым спали великаны. Взобравшись туда, он сел на ветку как раз над ними и стал оттуда сбрасывать одному из них камень за камнем на грудь.
Долго не мог он добиться того, чтобы великан это почувствовал, однако все же тот проснулся, толкнул товарища и сказал: «Ты чего меня бьешь?» — «Тебе это, видно, приснилось, — отвечал тот, — я и не думал тебя бить». И опять полегли они спать.
Тогда уж портняжка сбросил камень на второго. «Это еще что? С чего ты вздумал бросаться камнями?» — «Да я вовсе и не бросаю», — отвечал первый великан и стал ворчать. Поругались они между собою, но так как оба были утомлены, то потом замолкли и опять закрыли глаза.
А портняжка опять за то же принялся: выбрал камень поувесистее да и швырнул его изо всей силы в грудь первому великану. «Ну, это уж чересчур!» — крикнул тот, вскочил, как полоумный, и так двинул своего товарища о дерево, что дерево зашаталось.
Тот не остался в долгу, и они оба пришли в такое исступление, что стали вырывать деревья с корнями и теми деревьями побивать друг друга, пока наконец оба не пали мертвые на землю.
Тут и портняжка спрыгнул с дерева. «Еще счастье, — сказал он, — что они не вырвали того дерева, на котором я сидел, а не то пришлось бы мне, как белочке, на другое перепрыгивать: ну, да мы же и проворны!» И вынул он свой меч, и нанес каждому из великанов по два хороших удара в грудь; потом вышел из леса к всадникам и сказал: «Дело сделано! Я их обоих доконал! А жаркое было дело: они деревья с корнем выворачивали и ими отбивались, да ничего не могли против меня сделать, потому что я одним махом семерых побиваю». — «И вы не ранены?» — спросили его спутники. «Все обстоит благополучно, — сказал портной, — они на мне и волоска не помяли».
Те не хотели ему верить и въехали в лес: там нашли они великанов окровавленных, а кругом них лежали вырванные с корнями деревья.
Портняжка потребовал от короля обещанной награды, а тот уже успел в своем слове раскаяться и стал придумывать, как бы ему сбыть этого удальца с рук. «Прежде чем ты получишь руку моей дочери и половину моего королевства в приданое за нею, — сказал король, — ты должен совершить еще один подвиг. В том же лесу рыщет единорог, и много от него терпим мы бед. Вот ты его и излови!» — «Одного единорога я еще менее опасаюсь, нежели двоих великанов. Семерых одним махом — вот это мое дело!»
Он взял с собою топор и веревку, направился в лес и опять-таки велел обождать на опушке тем, кому приказано было его сопровождать.
Недолго пришлось ему искать: единорог вскоре и сам вышел к нему и прямо устремился на портного, собираясь сразу пронзить его своим рогом. «Постой, постой, потише! — сказал портняжка. — Так скоро-то нельзя же!» И в то время как зверь уж совсем на него наскакивал, он проворно юркнул за дерево. Единорог со всего разбега ткнулся в дерево и так крепко всадил в его ствол свой острый рог, что не в силах был его сразу вытащить и очутился как бы на привязи. «Ну, теперь не уйдешь от меня», — сказал портняжка, обвязал веревкой единорогу шею, потом вырубил топором его рог из древесного ствола и преспокойно вывел зверя из леса и привел к королю.
Король и тут не хотел еще удостоить его обещанной награды и придумал третье условие. До свадьбы портной должен был изловить ему в лесу страшного кабана, который наносил большой вред лесу; королевские егеря должны были оказать ему в этом содействие.
«Отчего же не изловить? — сказал портняжка. — Это для нас плевое дело!» Егерей он с собой в лес не взял, и те были этому рады-радешеньки, потому что этот кабан такого нагонял на них страха, что у них отпала всякая охота за ним гоняться.
Когда кабан завидел портного, он, с пеною у рта и оскалив клыки, бросился на него, намереваясь его сшибить с ног; но наш ловкач успел вскочить в часовню, стоявшую поблизости, и из той часовни тотчас же выскочил в окошко. Кабан — за ним; а тот уже успел обежать кругом часовни и захлопнуть ее дверь; яростное животное попалось таким образом, как в западню, так как при своей толщине и неуклюжести оно никак не могло выпрыгнуть в окошко.
И вот портняжка призвал егерей, и они должны были собственными очами увидеть пойманного зверя; а наш удалец отправился к королю, и тот уж, волей или неволей, должен был наконец исполнить свое обещание и отдать ему дочь в супруги и полкоролевства в приданое.
Кабы он знал да ведал, что награждает не настоящего богатыря, а простого портняжку, ему бы это было еще тягостнее! Как бы то ни было, а свадьбу сыграли богато и не очень весело — и вот простой портной стал королем.
Несколько времени спустя молодая королева услышала однажды ночью, как ее супруг говорил во сне: «Эй, малый! Сшей мне жилет и заштопай штаны, не то попотчую тебя аршином!» Туг она догадалась, откуда ее муженек родом.
Стала она на другое утро жаловаться отцу и просила, чтобы тот избавил ее от мужа — простого портного. Король старался ее утешить и сказал: «В следующую ночь не замыкай своей спальни, мои слуги будут уж наготове, и чуть только он заснет, они войдут, свяжут его и снесут на корабль, который его увезет за море».
Королева была этим довольна, но один из оруженосцев старого короля, который слышал всю беседу и притом был очень предан молодому королю, сообщил ему об этой затее. «Ну, я с ним сумею управиться!» — сказал портняжка.
Вечерком в обычный час улегся он в постель, и жена его также. Когда, по ее предположению, он уже уснул, она поднялась, отомкнула дверь спальни и опять легла на свое место. Портняжка только прикидывался, что спит, а сам все это слышал; и вот начал он громко кричать: «Малый, сшей мне жилет и заштопай штаны, а не то я тебя попотчую аршином! Я семерых побил одним махом, двух великанов убил, единорога на веревке к королю привел, кабана изловил — так неужели же тех испугаюсь, которые там за дверьми стоят?»
Когда те услыхали эти речи портняжки, на них напал великий страх и они все бросились бежать, словно бы за ними гналась нечистая сила; и никто уж никогда не задумывал больше поднять на него руку.
Так и случилось, что наш портняжка и на всю жизнь до самой своей смерти остался королем.
Замарашка
Случилось как-то, что жена одного богатого человека заболела, и когда она почувствовала, что ее конец близок, то подозвала к своей постели единственную дочку и сказала: «Милое дитя, будь всегда доброю и Бога не забывай, тогда он тебе будет помощник; а я с того света на тебя смотреть стану и всегда духом буду с тобою». Затем она закрыла глаза и почила.
Дочка каждый день ходила на могилку матери и постоянно была ко всем добра, и Бога не забывала. Пришла зима, прикрыла могилку снежным пологом, и чуть только снег растаял от весеннего солнца, отец сиротки женился на другой женщине.
Мачеха ввела в дом своих двух дочерей, белолицых и красивых с виду, но злых и бессердечных. Тогда наступила тяжелая година для бедной падчерицы. «Неужели эта дура будет у нас в комнатах сидеть! — заговорили мачехины дочки. — Кто хочет хлеба есть, тот поди-ка заработай его: прочь отсюда, судомойка!»
Они отняли у нее хорошие платья, напялили на нее старое серое платьишко и обули ее в деревянные башмаки. «Гляньте-ка на эту гордячку, как она вырядилась!» — заговорили они, стали смеяться и отвели бедняжку в кухню.
Там должна она была с утра до вечера нести на себе всю черную работу, вставать рано, до света, воду носить, огонь разводить, стряпать и мыть. Сверх того, названые сестрицы старались всякими способами ее огорчать, осмеивали ее, высыпали в золу горох и чечевицу, приготовленные для кушанья, так что бедная сиротинка должна была выбирать их из золы по зернышку.
Ввечеру, утомившись от работы, она не имела даже кровати, на которую могла бы лечь: она должна была рядом с очагом ложиться в золу и на ней спать. И так как она от золы была постоянно покрыта и пылью, и грязью, то злые сестры и назвали ее Замарашкой.
Случилось однажды, что отец собрался на ярмарку и спросил своих падчериц, чего им оттуда привезти? «Красивые наряды», — сказала одна из них. «Жемчуг и драгоценные камни», — сказала другая. «Ну, а тебе, Замарашечка, — спросил отец, — тебе что привезти?» — «Батюшка, привези ту веточку, которая на обратном пути прежде всех хлестнет тебя по шляпе; ту отломи и привези мне!»
Вот и закупил он своим двум падчерицам нарядные платья, жемчуг и драгоценные камни; а на обратном пути, в то время как он пробирался сквозь зеленую чащу кустов, ветка орешника хлестнула его так сильно, что и шапку с него сбила долой. Ту ветку он обломил и прихватил с собою.
Приехав домой, он отдал падчерицам то, что им было любо, а Замарашке — ветку орешника. Замарашка поблагодарила его, пошла на могилку матери, посадила над нею свою веточку и плакала так неутешно, что слезы ее обильно оросили эту ветку. И выросла веточка в целое деревцо.
Замарашка каждый день трижды ходила под это деревцо, плакала там и молилась, и каждый раз прилетала на то дерево и садилась беленькая птичка, и стоило только бедняжке высказать какое-нибудь желание, как уж птичка сейчас его выполняла и сбрасывала ей с деревца то, что она пожелает.
Случилось как-то, что король той страны затеял праздник, и праздник тот должен был продолжаться три дня; на этот праздник он задумал созвать всех красавиц со всего королевства, чтобы его сын мог себе выискать между ними невесту. Обе названые ее сестры, услышав, что и они тоже должны явиться на тот праздник, стали поласковее, призвали Замарашку и сказали: «Расчеши нам волосы, вычисти башмаки и закрепи на них пряжки — мы идем на праздник в королевский замок».
Замарашка повиновалась им, однако же заплакала, потому что и ей тоже хотелось идти вместе с сестрами и потанцевать; она даже попросила у мачехи, чтобы та ее отпустила на праздник. «Ты, Замарашка, — крикнула мачеха, — вся ты в грязи и в пыли и тоже на праздник собираешься! Нет на тебе ни платьишка, ни башмаков — и туда же танцевать лезешь!»
Когда Замарашка не стала более просить ее, то мачеха сказала ей: «Вот я тебе высыпала в золу полное блюдо чечевицы, и если ты через два часа сумеешь эту чечевицу из золы повыбрать, тогда, пожалуй, ступай вместе с сестрами на праздник!»
Бедная сиротка сошла по черной лестнице в сад и крикнула во весь голос: «Голубки-голубочки, милые дружочки, и вы все, пташечки поднебесные, слетайтесь сюда, помогите мне, бедной, собрать чечевички:
Те, что годны, в горшочек,
А негодны — в зобочек».
И слетелись на зов ее к окошку кухни сначала два белых голубка, а потом турманы мохноногие, а затем и целые стаи всяких пташечек поднебесных и опустились на золу. И стали голубки кивать головками и начали клевать: пик, пик, пик, пик; и другие тоже: пик, пик, пик, пик — и собрали все годные зерна в блюдо. И часу не прошло, как у них все было готово, и они улетели опять в то же окошко.
Принесла Замарашка блюдо к мачехе с радостью и думала, что вот и ей будет дозволено отправиться с сестрами на праздник.
Но мачеха сказала ей: «Нет, Замарашка, у тебя и платьев не припасено, и танцевать ты не можешь, над тобой только смеяться станут». Когда бедняжка стала плакать, мачеха сказала: «Вот если ты мне два блюда чечевицы в час времени из золы выберешь дочиста, тогда, пожалуй, пойдешь». А сама думала: «Где же ей это сделать?»
Но когда она высыпала ей два блюда чечевицы в золу, девушка вышла черным крыльцом в сад и крикнула: «Голубки-голубочки, милые дружочки, и вы все, пташки поднебесные, слетайтесь сюда, помогите мне, бедной, собрать чечевички:
Те, что годны, в горшочек,
А негодны — в зобочек».
И слетелись на зов ее к окошку кухни сначала два белых голубка, а потом турманы мохноногие, а затем и целые стаи всяких пташек поднебесных и опустились на золу. И стали голубки кивать головками и поклевывать: пик, пик, пик, пик; и другие тоже: пик, пик, пик, пик — и собрали все годные зерна в два блюда. И получаса не прошло, как у них все уже было готово, и все они опять улетели в окошко.
Понесла бедняжка оба блюда к мачехе и радовалась, что вот ей будет дозволено отправиться на праздник с сестрами. Но мачеха сказала ей: «Напрасно ты стараешься: ты не пойдешь с нами; у тебя и нарядов нет, и танцевать ты не умеешь; нам бы пришлось краснеть за тебя».
Повернулась к бедняжке спиной и поспешно удалилась со своими двумя горделивыми дочками.
Оставшись одна-одинешенька в доме. Замарашка пошла на могилу матери под ореховое деревцо и воскликнула:
Встряхнись, встрепенись ты, мое деревцо,
Просыпь на меня злато-серебрецо.
Тогда птичка кинула ей серебряное платье с золотом и туфельки, расшитые шелками и серебром.
Девушка поскорее оделась и поспешила на праздник. А названые сестры ее и мачеха, ничего об этом не зная, подумали, что это какая-нибудь чужая королевна — такой красавицей была она в своем платье, разукрашенном золотом. Замарашка им и в голову не пришла: они думали, что она сидит себе дома да выбирает чечевички из золы.
Сам королевич вышел красавице навстречу, взял ее за руку и все с ней танцевал. Да так и не захотел ни с кем больше танцевать, и руки ее из своей руки не выпустил, и когда подходил к ней кто-нибудь из мужчин, королевич говорил: «Я сам с ней хочу танцевать».
Так и проплясала она до самого вечера. А когда захотела домой вернуться, то королевич сказал ей: «Я пойду с тобою и провожу тебя». Ему смерть как хотелось посмотреть, чья она дочь и из какого дома родом. Но она от него ускользнула и взобралась на голубятню.
Обождал немного королевич, видит, отец Замарашки идет, и говорит ему: «Вот туда на голубятню взобралась одна красавица!» Отец подумал: «Уж не Замарашка ли?» — потребовал топор да багор и надвое рассек голубятню, а в ней никого не оказалось. А когда они домой вернулись, Замарашка по-прежнему лежала в своем грязном платьишке на золе, а около нее на трубе тускло горела маленькая масляная лампа.
Замарашка была проворна: она с одной стороны взобралась на голубятню, а с другой спустилась и мигом под орешиной очутилась; там скинула она свой богатый наряд, положила его на могилку, и птичка снова унесла этот наряд, а сама Замарашка опять напялила на себя серые лохмотья и села в кухне на кучу золы.
На другой день, когда праздник начался снова, и родители с назваными сестрицами опять ушли из дома, Замарашка пошла к орешине и сказала:
Встряхнись, встрепенись ты, мое деревцо,
Просыпь на меня злато-серебрецо.
И птичка сбросила ей платье, еще богаче, еще наряднее вчерашнего. И когда она в этом наряде явилась на празднество, все надивиться не могли ее красоте.
А королевич уж поджидал ее, взял ее тотчас за руку и танцевал только с ней одной. Когда другие мужчины подходили к ней, чтобы пригласить ее на танец, королевич говорил: «Я с ней танцую».
По наступлении вечера Замарашка надумала удалиться, а королевич пошел за нею следом и хотел посмотреть, в какой дом она войдет; но та юркнула в сторону и убежала в сад позади дома. В том саду росло прекрасное большое грушевое дерево, и на нем много было чудных груш; на него-то и взобралась Замарашка, словно белочка, и укрылась в ветвях его; а королевич даже и не знал, куда она подевалась.
Подождал он немного, пока подошел отец Замарашки, и сказал ему: «Вот тут одна красавица от меня ускользнула, и мне сдается, что она залезла на эту грушу».
Отец подумал: «Уж не Замарашка ли это?» — потребовал топор и срубил дерево; но на дереве никого не оказалось. И когда они все вернулись домой, увидели Замарашку, как и всегда, на ее куче золы.
Она проворна была: с одной стороны на дерево влезла, с другой стороны спрыгнула, вернула свой наряд птичке, что сидела на орешине, и опять напялила свои старые лохмотья.
На третий день, когда родители и названые сестры ушли из дома, Замарашка опять пошла на могилку матери и сказала деревцу:
Встряхнись, встрепенись ты, мое деревцо,
Просыпь на меня злато-серебрецо.
Тут птичка сбросила ей платье такое великолепное и так ослепительно блиставшее, что такого еще никто не видал; а к этому платью и туфли чистого золота.
Когда она явилась на празднество в этом наряде, все ей дивились, как чуду.
Королевич только с ней и танцевал, а если подходил к ней кто-нибудь другой, он говорил: «Я с ней танцую».
Когда наступил вечер, Замарашка хотела уйти, и королевич по-прежнему хотел идти за нею следом; но она так быстро от него ускользнула, что он не поспел за нею.
Однако же он заранее пустился на хитрость: велел вымазать всю лестницу смолою. Как сбегала Замарашка с лестницы, одна ее туфелька и пристала к ступеньке. Королевич туфельку поднял, и туфелька та была маленькая, хорошенькая и вся золотая.
На следующее утро пришел королевич с этой туфелькой к отцу Замарашки и сказал ему: «Моей супругой будет только та, которой этот золотой башмачок придется впору».
Услышав это, обрадовались обе названые сестрицы, потому что ноги у них были красивые.
Старшая пошла с башмачком в особую комнату и стала его примерять при матери. Стала примерять и видит: никак не влезает в башмак ее большой палец, потому что башмак ей мал. Вот мать и подала ей нож, и говорит: «Отрежь палец-то! Ведь коли будешь королевой, не придется тебе пешком ходить!»
Послушалась дочка матери, срезала палец, втиснула ногу в башмак, прикусила губу от боли и вышла к королевичу. Тот взял ее себе в невесты, посадил на коня и повез к себе домой.
Пришлось им проезжать мимо могилки; а на орешине сидят два голубка и воркуют:
Гули, гули, гулюшки,
Весь башмак-то в кровушке:
Ножке, видно, нет в нем места!
Это не твоя невеста.
Королевич глянул на ногу невесты и увидал, как кровь из башмачка текла.
Он тотчас повернул коня, вернул старшую дочку родителям и сказал, что это не настоящая его невеста: пусть, мол, другая сестра примерит башмачок.
Пошла эта сестра в особую комнату, и когда стала надевать башмачок, то пальцы-то у нее влезли в него, но пятка была слишком велика. Тогда мать подала ей нож и сказала: «Отруби кусок от пятки! Будешь королевой, не придется тебе больше пешком ходить!»
Дочь отрубила часть пятки, втиснула, кое-как ногу в башмачок, скрыла боль нестерпимую и вышла к королевичу. Тот ее, как невесту, посадил на своего коня и поехал с нею.
Но когда они проезжали мимо орешины, то сидели на ней два голубка и ворковали:
Гули, гули, гулюшки,
Весь башмак-то в кровушке:
Ножке, видно, нет в нем места!
Это не твоя невеста.
Посмотрел королевич невесте на ногу и увидал, как кровь текла из башмачка и закраснелся от нее белый чулочек.
Повернул он своего коня обратно и привез эту невесту к родителям в дом. «Эта тоже не настоящая! — сказал он. — Нет ли у вас еще одной дочки?» — «Нет, — сказал отец, — а вот только еще от моей первой, покойной, жены осталась этакая маленькая, дрянненькая Замарашечка — уж та-то, конечно, тебе не невеста».
Королевич захотел ее непременно видеть; но мачеха отвечала: «Да нет же, она такая грязная, что ее никак и показать не смеем».
А королевич все настаивал на своем, и должны были наконец позвать к нему Замарашку.
Та сначала вымыла чистенько лицо и руки, потом вышла и поклонилась королевичу, который подал ей золотой башмачок. Она тут же присела на скамеечку, скинула свой деревянный башмак и сунула ногу в туфельку, которая по ее ноге пришлась, как облитая, и как она поднялась со скамеечки и королевич глянул ей в лицо, то он тотчас узнал в ней ту красавицу, с которой танцевал, и воскликнул: «Вот она, настоящая-то невеста!»
Мачеха и обе названые сестры перепугались и побелели от досады; а королевич взял Замарашку к себе на коня и повез ее к себе в замок. Когда они проезжали мимо орешины, два белых голубка ворковали:
Гули, гули, гулюшки,
Нету больше кровушки:
Ножке в туфле полно места.
Вот она — твоя невеста!
И как это проворковали, так тотчас слетели с деревца и сели Замарашке на плечи: один на правое, другой на левое, да так и остались у нее на плечах.
Когда пришло время играть свадьбу, лукавые сестрицы тоже явились, хотели примазаться и как будто выказать участие к счастью Замарашки.
Вот свадебный поезд двинулся к церкви, и старшая из названых сестриц шла с правой стороны невесты, а младшая — с левой; и вдруг голубки у каждой из них выклевали по одному глазу.
На обратном пути из церкви старшая шла с левой, а младшая — с правой стороны невесты, и голубки опять выклевали каждой из них по одному глазу.
Так-то и были они наказаны слепотой на всю жизнь за их злобу и лукавство.
Загадка
Жил-был однажды королевич, которому полюбилось скитаться по белу свету, и скитался он один со своим верным слугою. И случилось однажды, что попал он в дремучий лес, и когда наступил вечер, он нигде не мог сыскать себе приюта и не знал, где придется ему провести ночь.
Тут увидел он девушку, которая направлялась к маленькой избушке; подойдя поближе, он заметил, что девушка была молода и красива.
Он вступил с нею в разговор и сказал: «Голубушка, не могу ли я у вас в избушке приютиться на ночь с моим слугою?» — «О да, — отвечала девушка печально, — конечно, вы могли бы там приютиться, да я-то вам не советовала бы; лучше и не заходите туда». — «Почему бы так?» — спросил королевич. «А потому, — отвечала со вздохом девушка, — что моя мачеха чернокнижница — и чужих не жалует».
Тут понял королевич, что он подошел к жилью ведьмы; но так как темнота уже наступала, идти дальше было нельзя, да притом он был и не из трусливых, то он и вошел в избу.
Старуха сидела в кресле у огня и глядела своими красными глазами на пришельцев.
«Добрый вечер, — пробурчала она и потом добавила ласково: — Присядьте-ка да отдохните».
Она вздула уголья, на которых кипятила что-то в небольшом горшочке.
Дочка же предупредила обоих — и королевича, и его слугу — чтобы они ничего не пили и не ели, потому что ее мачеха варит одни только отравы.
И вот они спокойно проспали до утра.
Когда уж они изготовились к отъезду и королевич сидел уж на коне, старуха сказала: «Погодите маленько, я попотчую вас на прощанье добрым питьецом».
Пока она за тем питьем ходила, королевич уж успел отъехать, и слуга его, подтягивающий подпруги у своего седла, оставался один у домика, в то время как злая ведьма вернулась с питьем.
«Вот, снеси-ка это своему господину», — сказала она; но и договорить не успела, как бутылка в ее руках разлетелась вдребезги, ядовитое пойло брызнуло на коня и оказалось таким вредоносным, что конь тотчас пал мертвый.
Слуга побежал за господином, рассказал ему о случившемся, однако же не захотел седла бросить вместе с лошадью и побежал назад к избушке, чтобы снять седло с палого коня.
Когда же он к нему подошел, то на нем уж сидел ворон и починал его. «Кто знает, попадется ли нам сегодня что-нибудь лучше этого ворона», — сказал себе слуга. Он убил ворона и прихватил его с собою.
И еще целый день пробирались они по лесу, и все никак не могли из него выбраться.
Только уже при наступлении вечера наткнулись они на постоялый двор и вошли туда. Слуга отдал битого ворона хозяину и приказал его приготовить на ужин.
А они и не знали, что попали в разбойничий вертеп, и вот, когда стемнелось, пришли двенадцать разбойников, чтобы ограбить и убить заезжих гостей.
Но прежде чем приняться за дело, они сели за стол, и хозяин с ведьмою присели к ним же и принялись за миску с похлебкой, в которую нарублено было кусками мясо ворона.
И чуть только они проглотили кусочек-другой этого мяса, как все разом пали мертвые, потому что ворон-то успел уж поесть отравленной конины.
Во всем доме осталась тогда только одна дочка хозяина, девушка честная и ни к каким злодействам не причастная.
Она открыла королевичу все двери в доме и показала ему накопленные богатства.
Но королевич не захотел ничего взять из тех сокровищ и поехал далее со своим слугою. После долгих странствований приехали они в город, в котором жила прекрасная собою и горделивая королевна, и приказала она объявить всенародно, что изберет себе в мужья того, кто загадает ей такую загадку, которую бы она не могла разгадать: а если разгадает — голова тому долой!
Она выговаривала себе три дня на отгадку, но была так умна, что всегда угадывала предложенные ей загадки ранее определенного срока. Уже девять искателей ее руки погибли таким образом, когда прибыл королевич и, ослепленный несравненной красотою королевны, решился попытать счастья, не обращая внимания на опасность, грозившую его жизни.
Тогда явился он пред королевной и задал ей загадку: «Что бы это было такое: один жил да был — и никого не побил, а от него двенадцать пали». Она не знала, что бы это могло значить, думала и передумывала, но ничего придумать не могла.
Приказала принести все мудрые гадальные карты, перерыла их от корки до корки, да ничего путного в них не нашла. Одним словом, мудрости ее на этот раз не хватило. Не зная, как помочь беде, королевна приказала своей служанке пробраться в спальню королевича и, спрятаться там за занавеской и подслушать, что он во сне будет говорить: авось сонный-то и проговорится, и вскроет свою загадку.
Но умный слуга лег в постель на место господина своего, и когда служанка прокралась в спальню, он сорвал с нее плащ и дал ей отведать розог.
Во вторую ночь королевна послала свою приближенную в надежде, что ей, быть может, удастся подслушать; но слуга и с нее сорвал плащ и прогнал от постели розгами.
Вот уж на третью-то ночь королевич и подумал, что теперь он может спокойно улечься в свою постель; а между тем, в его спальню пробралась сама королевна, окутанная в темно-серый плащ, и присела около его изголовья.
И когда ей показалось, что он уж крепко заснул, то она с ним заговорила и ожидала, что он, подобно многим другим, станет ей во сне отвечать на ее вопросы.
А он-то, между тем, совсем и не думал спать и все прекрасно слышал и разумел.
Тогда и спросила она: «Один никого не побил — что бы это значило?»
Он отвечал ей: «Один — это ворон; поел он отравленной конины и оттого подох». — «А от него двенадцать пали? Это что?» — продолжала расспрашивать королевна. «А это двенадцать разбойников, которые мясо того ворона отведали и, отравившись им, померли».
Уяснив себе смысл загадки, она хотела ускользнуть из спальни, но королевич так крепко ухватил ее за плащ, что она должна была сбросить его в опочивальне.
На следующее утро королевна объявила, что она загадку отгадала, и приказала позвать двенадцать судей, в присутствии которых она загадку разрешила.
Но юноша попросил судей и его выслушать. «Она ночью пробралась ко мне в спальню и выспросила меня, — сказал он, — иначе она не могла бы отгадать загадки моей!»
Судьи сказали: «Дайте нам какое-нибудь доказательство правоты ваших слов».
Слуга тотчас же вынес на суд все три плаща, и когда судьи увидели темно-серый плащ, который обычно носила королевна, то они сказали ей: «Прикажите этот плащ расшить серебром и золотом, он пригодится вам для свадебного наряда».