Глава 12. Путь к Крунебергу. 1 страница
Покинув Норгард через те же самые ворота, которыми неделю назад вошли в город, путники поднялись на прибрежные холмы. Снег, так напугавший торговый люд своим преждевременным появлением, уже растаял и лишь развёл слякоть. Кони взбирались по тракту с большим трудом, и всадникам пришлось спешиться, чтобы тем было легче.
Неунывающий Бахт и тут нашёл повод для веселья.
– Смотри не упади, а то съедешь на заду обратно в Норгард. Возвращаться – плохая примета! – засмеялся он, наблюдая за товарищем, подошвы которого угрожающе скользили по мокрой глине.
– То снег, то дождь, кошмар, – бурчал тот, вцепившись в луку седла. – Сюда шли, чуть не замёрзли, идём обратно – грязь под ногами хлюпает. Чудесно! Просто чудесно!
– Что же ты хочешь, мой друг? – улыбнулся хонанд. – Капризная северная погода. Привычная для этих мест. Ты потерпи ещё немного, уже почти дошли.
– Он ещё говорил, что я хороший человек?
– Кто?
– Моряк тот. Тогда погода ясная была, когда к острову Берры ходили.
– Ну, да. Действительно, необычно.
– Вот и он так говорил.
– Наверное, у него были на то основания…
– Получается, что теперь я плохим стал? – усмехнулся Царра.
Его спутник хмыкнул в ответ.
– Это вряд ли. Ты такой же хороший как и эта прекрасная погода.
Они справились с подъёмом и уже на вершине холма взобрались на спины коней, которые были признательны своим седокам за то, что те позволили им преодолеть трудный путь налегке. Хотя благодарить было не за что. Будь по-другому, свалились бы в грязь все вместе.
Царра обернулся, чтобы бросить последний взгляд на город.
Тот продолжал жить своей жизнью. Казалось, что он не заметил ухода случайных гостей, которые покинули его, так же, как и пришли. Сколько их было на его веку, этих странников, ищущих что-то на его улицах, и сколько ещё будет. Всех не упомнишь. Как не помнит берег всех волн, что бросаются к нему на грудь и убегают, вновь оставляя его голым.
В тёмном море виднелись паруса рыбацких лодок, снующих средь скалистых островов, над которыми нависло серое небо. Королевская пристань опустела, с неё исчезли громоздившиеся у причалов бесчисленные тюки и бочки. Их взял на борт последний из фернланнских кораблей. Накануне утром он ушёл за горизонт, чтобы вновь вернуться, с началом судоходства. На верхней площадке маяка, попыхивая трубкой, стоял старый смотритель. Чуть сдвинув на затылок широкополую шляпу, он внимательно рассматривал в подзорную трубу окрестности – морской простор и прибрежные холмы. Взгляд его скользнул по тракту и зацепился за двоих всадников. Заметив, что один из них смотрит в его сторону, он поднял руку в прощальном жесте. Тот с улыбкой ответил тем же.
– Да поехали уже, дружище! – окликнул своего спутника Бахт. – Хватить руками размахивать
Царра осторожно тронул пятками бока вороного, и тот начал спускаться с холма, ступая по следам хонандского скакуна. Растущие по обочинам ели провожали их до самого конца склона, помахивая вслед мокрыми ветками, и роняли с иголочек капли талого снега, словно чистые слёзы свои.
Справившись со спуском, путники повернули влево, куда уходил разбитый тракт. Сентиментальный чудак, он бережно хранил следы караванов, чьи повозки всю осень оставляли в его теле глубокие колеи. Теперь они досыта наполнялись талым снегом и мелким дождём. В такую погоду полагается сидеть в тёплом доме, у весёлого огня, и потягивать горячее вино, а не отмерять конным шагом раскисшую дорогу.
Путешественники кутались в плащи и, надвинув капюшоны на лица, старались не говорить попусту. Даже обычно весёлый Бахт не изъявлял особой охоты тараторить в такой обстановке. Каждый из них был наедине с собою, всецело поглощённый раздумьями, живя в своих воспоминаниях. Два мира шли рядом, едва касаясь друг друга. И удивляться здесь совершенно нечему – подобное повсеместно встречается среди людей, не зависимо от того насколько они близки.
День за днём, кутаясь в сырые дорожные плащи, под хмурым небом друзья продвигались к своей цели. Осень всё лила и лила серые дожди, превращая дорогу в размытое непроходимое болото, под копытами коней хлюпала редкая грязь, а из-под капюшонов странникам видны были лишь мокрые гривы и разлетающиеся в стороны брызги раскисшей земли.
Постоялые дворы, отстоявшие друг от друга в дне пути, были настоящими райскими уголками, в которых можно было просушить одежду и выспаться. На одиноких путников с подозрением смотрели королевские ратники, обитающие в сложенных из брёвен сторожевых постах, расположенных на тракте. Тем казалось необычным передвижение не с караваном, а в одиночку. Бравым стражникам повсюду чудились шпионы и разбойничьи уши, но к этим двум путешественникам они не придирались. Останавливали, правда, пару раз, но шутки хонанда и серебряная крона решали всё практически мгновенно. Царре эти служивые были весьма неприятны, ибо чем-то походили на людей Наместника. Всё тот же непонятный взгляд. И не то чтобы на тракте, ведущем в Крунеберг, ратников было много, но, где бы ты ни остановился, присутствие не всегда трезвых стражей бросалось в глаза, подобно паре бродячих псов на пустынной улице. Бахт сразу же заметил, что эти встречи не на шутку раздражают его попутчика, потому что у того, как и у всех прямых людей, всё было написано на лице, и попросил того скрывать свои эмоции. Понимая разумность этой просьбы, Царра пообещал быть сдержанным, но вечером этого же дня нарушил своё обещание.
Когда друзья въезжали на один из так неотличимо похожих друг на друга постоялых дворов, он не удержался от колкого замечания.
– И чего это они вечно такие настороженные? – спросил он.
И спросил потому, что первые, кто встретился им, были именно двое стражников. Те сидели на лавке у стены длинного сарая, укрывшись под дощатым навесом от, казалось, вечного дождя. Между ратниками стояла глиняная бутыль, к которой они по очереди прикладывались и с присущей им бесцеремонностью разглядывали прибывших.
Место, в которое завернули путники, находилось в семи днях пути от северного побережья. Постоялый двор расположился у моста из дикого камня, по которому тракт пересекал лесную речушку. Забор из плохо отёсанных сосновых кольев ограждал вытоптанный участок земли от густого бора, растворившегося во тьме поздней осени. За частоколом по левую руку от входящего находился трактир, прямо располагались сараи, а справа была конюшня – захочешь перепутать, не получиться. Будто какой-то безымянный строитель в своё время прошёл по тракту, поставив на всём его протяжении одинаковые постройки.
– Служивый люд. Чего ты от них хочешь? – Бахт ответил тихо, чтобы не привлечь внимания стражей, но при этом не удержался и подсыпал перцу. – Нелёгкая доля – загнали в глушь и наказали сторожить караваны от разбойников.
– Так от одного двора до другого день пути, – удивлённым шёпотом возразил Царра. – Они же не в состоянии защитить обоз на таких расстояниях.
– Они и не защищают, – хитро улыбнулся хонанд. – У них немного иная задача. Они следят больше за трактирщиками, чтобы те не наушничали. И если что подобное за одним из них приметят, тут же вздёрнут на кривой сосне.
– Вот оно что. Тогда, понятно. Так, и в правду, от них пользы гораздо больше.
– Посылают сюда на службу людей не особо, чтобы храбрых, – сказал Бахт, кивнув на стражника, который, пьяно икая, вышел в этот момент из сарая. Еле выговаривая ругательства, обращенные к встретившим его снаружи дождевым каплям, тот замахал на них руками, как обычно отгоняют мух, и нетвёрдой походкой подошёл к свои товарищам.
С ехидной усмешкой хонанд продолжил:
– Но жутко ответственных. До того ответственных, что они порой провожают караваны до соседнего постоялого двора, что категорически запрещено предписаниями.
– С чего это вдруг?
– Деньги даже в этой глуши остаются деньгами. И очень грустно служивым видеть, как они проплывают мимо. Вот и вынуждены купцы скрепя сердце принимать предлагаемую им охрану.
– Вот ведь дармоеды…
– Тише ты.
Друзья завели скакунов в конюшню и, привычно отказавшись от помощи служки, сами поухаживали за своими верными товарищами. Дав воды и корму, они забрали с собой дорожные сумки и вошли в трактир.
Это заведение ни чем не отличалось от всех виденных ими на Норгардском тракте. Гостиный зал был полон местного и подорожного люда. Здесь собрались крестьяне, для которых трактир был местом встреч и переговоров, а также – ремесленники, ищущие заработка в лежащих на некотором отдалении от большой дороги селениях. Отдельно держались немногочисленные стражники, на куртках которых красовалась варгрикская корона, поддерживаемая двумя стоящими друг против друга медведями – сочетание королевского герба с гербом местного барона. Вместе со служивыми сидели гонцы с кожаными, опечатанными сургучом сумками на плече.
Хозяин постоялого двора, сухощавый мужчина пяти десятков лет, лично ходил среди гостей, живо вставляя слово в их беседы, и, казалось, знал каждого из них по имени. Оно и неудивительно, ведь почти все они если не постоянно, то довольно часто появлялись в его заведении. Заметив двух чужаков, трактирщик сразу же к ним подошёл.
– Что угодно добрым людям? – с простительным любопытством он разглядывал гостей, переводя светлые выцветшие глаза с одного на другого.
– Ночлег и стол, – улыбнулся хонанд.
– Это завсегда, пожалуйста, – трактирщик широким жестом обвёл вокруг себя и с лёгким поклоном показал на стол с одиноким посетителем у запотевшего оконца.
– Стелиться тоже там? – пошутил Царра.
– Что вы, уважаемые, – забеспокоился хозяин. – Комнаты наверху. Чудесные, чистые, тёплые. Одно удовольствие стоять у нас на постое.
– Ну, что же. Это нам подходит, – кивнул Бахт и подмигнул собеседнику. – Потому что мне на полу тоже не очень удобно.
Трактирщик понял, наконец, что гости шутят, и засмеялся, растянув тонкие губы и показав при этом прокуренные жёлтые зубы.
– Какова плата, почтенный? – спросил хонанд.
– Крона, добрые люди. Всего одна крона. И… деньги вперёд.
– Милосердное Небо! Как же я люблю эту цену, – улыбнулся Бахт. – Кто бы только знал!
Он протянул бывшую наготове монету.
Трактирщик взял её, с почтением поглядел на профиль короля и спрятал в один из широких карманов, нашитых на жилетке.
– Покои вам служанка покажет, – сказал он и окликнул находившуюся поблизости девушку, что собирала со стола грязную посуду. – Эй, Трула! Проведи наших гостей на второй этаж, в комнату, что плотник с сыном занимали.
Девушка оставила своё занятие и подошла к ним, опустив глаза, как того требует обычай. До того как она замерла в ожидании дальнейших слов хозяина, Царра увидел необычайную грусть в её взгляде. Не успел он это отметить про себя, как в гостином зале поднялся шум. Посетители за столом, с которого служанка только что убирала тарелки, недовольно загалдели и потребовали, чтобы она немедленно вернулась. Что ни говори, а хмель не добавляет вежливости людям, а уж тех, которые и не имели её вовсе с лёгкостью превращает в скотов.
– Да тише ты, Хеггер, – прикрикнул трактирщик на одного особо разбушевавшегося. – Вернётся и приберёт. Займись лучше своим делом. Пойди, дров наруби. А будешь бузить – закрою в свинарнике, там найдёшь себе компанию достойную тебя.
Недовольно забурчав, пьяный всё же успокоился и вернулся к своей кружке, а вместе с ним и остальные его товарищи. Со слегка торжествующим видом трактирщик повернулся к гостям и, кивнув на стоявшую рядом с ним служанку, сказал:
– Трула покажет вашу комнату, а когда разместитесь, спускайтесь вниз. Я распоряжусь подать ужин.
Согласно кивнув, путники пошли за девушкой наверх. Чуть подобрав полы длинной юбки, расшитой красными нитками, она грациозно ставила ножки на почерневшие от времени ступени, передний край которых был сильно сглажен тысячами проходивших по ним подошв. Светлые, льняные волосы служанки были заплетены в толстую косу, доставая ей чуть пониже спины, как раз туда, куда с многозначительной улыбкой Бахт указал смеющимися глазами. Этим он безмерно смутил и вогнал в краску следовавшего за ним друга. Чувствуя, как пылают его щёки, тот беззвучно цыкнул на хонанда, но от одобрительной улыбки сдержаться не сумел.
Поднявшись на второй этаж, они проследовали к комнате, которую трактирщик предоставил для ночлега. Она оказалась небольшой с двумя кроватями и окном, выходившим в сторону леса. Показав гостям горницу, служанка сразу же вернулась в гостиный зал. Она даже не отреагировала на шутливые замечания одного из них касательно убранства комнаты. Бросив дорожные сумки в угол, путники тоже направились за обещанным ужином.
Они нашли его на месте у окна, которое указал трактирщик. Две тарелки с жареными грибами, кашей и куском варёного мяса уже ждали их. Как только друзья сели на лавку появился кувшин с двумя деревянными кружками. Их принесла Трула, которую хонанд проводил со своей хитрющей улыбкой. Человек, изначально сидевший за столом, оторвался от созерцания объедков на своей тарелке, с безразличием посмотрел на подсевших к нему соседей и снова погрузился в раздумья.
– Ну, что же. Приступим, – с довольной улыбкой потёр руки Бахт. По кружкам он разлил душистый напиток, хорошо знакомый им по предыдущим постоялым дворам.
– Надо честно проедать свою кровную крону.
Они выпили мёда взялись за еду, молча поглядывая по сторонам. Царра несколько раз ловил на себе взгляд молчаливого соседа и тоже стал мимоходом разглядывать его. Не замечать его было просто неприлично. Не бездушный же он предмет, в конце концов. Да и поговорить с кем-нибудь из местных не мешало. Лучше всего было бы расспросить хозяина о здешней жизни, но тот был занят разговором с двумя богатыми крестьянами. Те сидели за столом в центре зала, аккурат под люстрой, сделанной из старого колеса. Какой-то умелец, скорее всего местный кузнец, приладил к нему три цепи и подвесил параллельно полу, не высоко, так чтобы без труда дотянуться до него, но и не низко, чтоб гости головой не бились. На широком ободе и спицах в заплывшие талым воском гнезда были вставлены толстые жёлтые свечи, тускло освещая ровным светом трактирную публику. Царра внимательно её изучил – крестьяне, служивый люд и ремесленники. Их можно было отличить по одежде, труда это не составляло. Грубо сотканные серые рубахи, поверх них вышитые по кайме крупным зигзагом жилеты чёрного и синего цвета, остроносые туфли из грубо выделанной кожи да белые обмотки – это селяне. Странствующие ремесленники, те больше предпочитали сапоги и стеганые куртки. Но даже если в баню всех загнать, то от крестьян их можно безошибочно отличить по трубкам, которые даже погасшие ни на мгновение не выпускаются ими изо рта.
На фоне остальных посетителей сосед Царры по столу, обращал на себя внимание своим убранством – одет он был в штаны из тонкой оленьей кожи и куртку из того же материала. Сапоги на мягкой подошве и безрукавка из медведя, мехом наружу, довершали наряд. Под стеной, на земляном полу, лежала охотничья сумка, а рядом с ней – налучь и колчан на десять стрел. Возраст незнакомца, хотя тот и был далеко нестар, точно определить было сложно, этому мешали давняя щетина и какие-то неимоверно усталые глаза.
Заметив, что их сосед перестал заглядывать в свою кружку, но продолжает сжимать её ручку, хонанд смекнул, что та опустела. Он тут же придвинул кувшин к сотрапезнику и на немой вопрос последнего широко улыбнулся:
– Угощайся, уважаемый.
– Благодарю, – буркнул незнакомец, но к кувшину не притронулся, а протянул свою посуду.
Бахт понял, что к чему и наполнил её до краёв, так, что вспенившийся мёд едва не перелился через край. Глаза незнакомца уважительно блеснули, а хонанд разделил остаток со своим другом.
– За всё хорошее, – сказал он.
Незнакомец хмыкнул и с осторожностью поднёс край кружки к губам. Жадно выпив изрядную часть, он выдохнул в блаженстве и вытер небритый подбородок.
– Яккер, – представился он.
Голос у него был хриплый, какой обычно бывает утром после хмельной гулянки. Бахт по обыкновению представил сначала себя, а после и своего товарища. Видя, что разговор налажен и не желая упустить нить, он сразу же принялся за расспросы.
– Что нового в ваших краях? – задал он обычный для их странствия вопрос.
– Ты разве про старое что-то слыхал? – благодушно усмехнулся сосед.
– Время не стоит на месте. Всегда найдётся, что рассказать.
– Ну, если то, что у мельника волки корову задрали – это новость…
– Давно?
– Неделю назад.
– Что за волки?
– Да. Что за волки? – спросил Царра, вспомнив их недавние приключения.
– Вам не всё равно? – Яккер настороженно посмотрел на собеседников.
Он что-то явно не хотел рассказывать, и те это сразу почувствовали. Хонанд успокаивающе улыбнулся и пояснил:
– Мы имели счастье видеть кое-что на Каменных Воротах.
– Это на старом Бронзовом тракте?
– Именно.
– Что же вы видели? Если это не секрет, конечно же.
– Не что, а кого. Необычайно крупных зверей… Волков…
Услышав это, Яккер переменился в лице. Если быть точным, то оно застыло каменной маской. От хонанда это не ускользнуло, он продолжил, внимательно наблюдая, как бледнеет их новый знакомец.
– Загривок и грудь у них чёрные, и ведут они себя странно…
– Как? – голос соседа ещё больше охрип.
– Как люди.
С хитрой усмешкой хонанд посмотрел на замолчавшего собеседника, который, казалось, лихорадочно перебирает что-то в памяти.
– Ты тоже их видел, не так ли? – спросил он соседа. Тот вздрогнул и оглянулся вокруг, будто хотел убедиться, что их не слышат. Осторожность его была абсолютно излишня, поскольку все были заняты своими разговорами. В однотонном гудении любые слова увязали, как нож в шерсти, и становились неразличимы уже в двух словах от говорящего. Успокоившись немного, он отпил и утвердительно кивнул на вопрос Бахта.
Тот снова спросил:
– Здесь?
– Как я уже сказал, у мельника волки корову задрали.
– Ну, разве это новость, – шутливо съязвил хонанд.
Яккер отреагировал на это весьма напряжённой улыбкой. Она походила на солнечный луч, пробившийся в случайную щель между разорванных осенних туч, когда их гонит быстрый ветер. Робкий, холодный, не имеющий ничего общего с летним собратом.
– Он меня и попросил изловить их, – сказал он, облизнув губы, и пояснил. – Ведь я – охотник. С лесного промысла живу. Бью лосей и оленей для нашего барона, хозяина Лиллабрука и прилегающих деревень. Пушного зверя добываю, лису, бобра с северных гатей. Продаю в Крунеберг. Волков тоже бить приходилось, когда они досаждать начинали, но это не часто случалось, зимой в основном. Задерут лошадь вместе с крестьянином, что через лес рискнёт один проехать. Ну, да ладно. Дело обычное. На этот раз пошёл я выслеживать зверя, покусившегося на корову мельника. Следы сразу мне не понравились – крупные как для волчьих, даже через чур, а у зарезанной скотины вообще пропали, будто зверь в небо улетел. Прошёл я по его следу в ту сторону, откуда он появился и увидел такое, что пожалел о том, что взялся за это дело.
Друзья подождали, пока Яккер не промочил пересохшее от волнения горло и не продолжил свой рассказ.
– Волчий след привёл меня к дальнему хутору. Он верстах в пяти отсюда находиться. Там семья жила – отец с матерью и двое сыновей. Все их знали. Старший, кстати, жених Трулы.
– Этой Трулы? – кивнул Бахт через плечё в сторону кухни, в которую служанка уносила поднос с горой грязной посуды.
– Да, – кивнул охотник, бросив короткий взгляд на девичью фигуру. – Сама она сирота. Отца не было никогда, а мать прачкой у нашего барона работала. Померла она, когда дочке года два было.
– Отчего?
– В прорубь провалилась…
– Утонула?
– Нет, мужики, что рубили дрова у берега, услышали и вытащили, но её лихорадка достала. Сгорела за пару дней.
– Вот беда.
– Да уж. Дочь бароновой прачки трактирщик вырастил. То есть не вырастил, а с голоду помереть не дал. Держит её теперь возле себя и постоянно напоминает о своей доброте.
– Ну, а жених её что?
– А что "жених"? Хороший парень, работящий. Трула рада была его ухаживаниям, своего угла хотелось. Пожениться собирались они этой осенью. Я её жениха хорошо знал. Часто здесь его видел, когда он приходил, чтобы с любимой повидаться.
– Почему говоришь, что знал? – поинтересовался Царра. – Где он теперь?
– Я же говорю, пришёл я на хутор, а там нет никого.
– Дай угадаю, – усмехнулся хонанд. – Кругом следы волчьи, а в хлеву скотина зарезанная. Так?
Яккер обомлел и подозрительно покосился на собеседника. Тот засмеялся:
– Да не беспокойся ты. Говорю же, что мы такое уже встречали.
– Всё так и было, – подтвердил охотник.
– Оттого и Трула такая печальная? – поинтересовался Царра.
– Да. Переживает очень.
– Да уж. Есть от чего переживать… Ну, а ты что по этому поводу думаешь?
– Тёмное дело. Я селянам сказал, чтоб стереглись, и поставил волчьи капканы. Мельник для этой цели двух ягнят не пожалел. Через день прихожу проверять…
Рассказчик опасливо оглянулся и замолчал. Рядом с ними стояла служанка, явно услышав их разговор. Бахт вежливо улыбнулся ей:
– Милая Трула, принеси нам ещё кувшин мёда. А то этот совсем опустел.
Девушка молча кивнула и с заметной неохотой ушла. Посмотрев ей вслед, Яккер вздохнул. Он сокрушённо покачал головой:
– Вот бедняжка…
– Ну, так что ты в капкан поймал? – потормошил его хонанд.
– Поймал. Уж такое поймал, – тот снова оглянулся и тихо сказал. – Руку.
– Какую руку?
– Левую.
– Людскую?
– Ну, а чью же ещё? – засмеялся охотник и торжествующе посмотрел на собеседников. Он допил остатки мёда и, вытерев рукавом губы, сказал:
– И что самое интересное, руку то отгрызли.
– Даже так, – хмыкнул весьма заинтересованно Бахт. Царра ребром ладони протёр запотевшее окно и прошептал:
– Действительно интересно.
Служанка принесла кувшин. Подождав пока она отойдёт, Яккер продолжил:
– Я селянам об этом говорить не стал. Вы первые, кому поведал, потому что люди вы, по всему, надёжные.
– Есть такое, – шутя, засмеялся Бахт и разлил мёд по опустевшей посуде.
– Ну, а всё-таки, сам что думаешь?
– Да оборотень это, и гадать нечего, – равнодушно ответил охотник, поднимая кружку. Его, видно, уже разобрал хмель, и история им же рассказанная перестала казаться ему такой уж таинственной.
– Выслежу зверя и изведу. На этот случай у меня имеется верное средство, – Яккер поднял с пола колчан и вынул из него одну стрелу. – Вот. Заговорённая.
С нескрываемой гордостью он протянул её Бахту. С вежливой улыбкой тот взял и, повертев в пальцах, передал своему другу, который проявил больший интерес к этой вещи.
– Совиное перо, – пояснял Яккер, наблюдая, как Царра изучает стрелу.
Проведя пальцем по упругому оперенью, тот кивнул:
– Я знаю.
– Эти стрелы склеены из четырёх пород деревьев, растущих в священной роще Эльдеверд. А наконечники отлиты из бронзы. Только не простой. Я продал капкан, а вырученные медные монеты расплавил. После добавил россыпного серебра, которое северные дикари добывают.
– Бердары?
– Нет, не эти. Другие. Они живут в непроходимых лесах на севере, в половине пути к Звенящим Горам. Их деревни стоят на сухих местах посреди болот, оттого туда, кроме как по реке на струге, и не дойти. Приплывают они весной и осенью, меняют у наших купцов меха и серебро. Причём ничего кроме соли за свой товар не берут. У них и сменял серебра.
– Почему же крону простую не взял? Денег что ли пожалел?
– Не в этом дело… Тут метал нужен чистый. Понимаешь? Иначе заговор силы иметь не будет.
– Кто же заговаривал? – Царра вернул стрелу владельцу, и она легла в колчан к своим сёстрам.
– Алвис, колдун из Эльдеверд. Сильный чародей. Никто не знает, сколько лет живёт он на этом свете. Ещё прадеды наши ходили к нему за советом и помощью. Даже барон не решается его трогать.
– За что?
– За нарушение королевского указа о запрете всего, с чем не согласны жрецы Храма. Но Алвису это нипочём, люди к нему всё равно идут и идти будут. Да и защитит ли меня молитва в Крунеберге лучше заговора в Эльдеверд? – Яккер скептично усмехнулся. – Это вряд ли.
Он снова промочил горло.
– Стрелы есть. Теперь только осталось найти логово зверя и вогнать одну из них ему в грудь.
– Всего-то делов, – усмехнулся Бахт.
– Ха, знаешь, как я стреляю, – охотник не обиделся на слегка ироничный тон собеседника, лишь благодушно улыбнулся. – Белку могу сбить, когда она с дерева на дерево скачет. И все тебе скажут, кого не спроси в округе, что лучшие шкуры – это шкуры добытые Яккером.
– Верю, верю, уважаемый, – засмеялся хонанд, подливая в быстро пустеющую посуду собеседника.
– И правильно делаешь, – расплылся в улыбке тот. Язык его уже начал заплетаться и все белки в округе облегчённо вздохнули.
Собеседники выпили ещё кувшин мёда, и разговор сам собой затух. Люди в трактире тихо говорили между собой, убаюкивая монотонным гудением, и охотник стал клевать носом. Царра снова протёр запотевшее окно и безуспешно попытался разглядеть что-либо за дождливой тьмой. Бахт толкнул его в бок.
– Пойдём, что ли ночевать?
– Пойдём.
Друзья оставили нового знакомого и поднялись к себе, по пути прихватив с чьего-то стола огарок.
– Скажи, пожалуйста, неужели и сюда добрались? – вслух размышлял Царра, умащиваясь на застеленной овчиною лавке. – Может, это наши?
– Что? – переспросил Бахт, уже начиная дремать.
– Наши, говорю, волки?
– Наверное… Какая разница? Обрадуются они тебе, что ли?
– Как-то странно всё это…
– Не мешай, дай выспаться.
Утомлённые дорогой, друзья заснули.
Царра открыл глаза и не сразу понял, что происходит. Серое утро, предрассветный час и присущая этому времени полная тишина. Даже дождя не было слышно, он, всё-таки устал и решил отдохнуть. В грязное окно смотрел тоненький серп убывающего месяца. Осень, видно, не увидела его в кромешной тьме и, зацепившись, подрала своё платье. Заметив же досадную оплошность, она в огорчении разбросала серые клочья по небу.
– Приснилось, что ли? – удивлённо прошептал Царра, приподнявшись на локтях.
Он прислушался к тишине, хмыкнул и снова прилёг. Но тут протяжно заржал Хиск, а вслед за этим раздался дикий вопль, от которого похолодело в груди. Он сел на краю лавки и зашарил босыми ногами по полу, нащупывая впотьмах свою обувь.
Кричали во дворе. Там послышалось хлюпанье шагов, и бледный отблеск факела проплыл по бревенчатому потолку.
Бахт вскочил с лавки и бросился к окну, пытаясь хоть что-то разглядеть.
– Что там? – встревоженным шёпотом спросил его товарищ, натягивая найденные сапоги.
– Да непонятно, – с досадой бросил хонанд и тоже принялся обуваться, прислушиваясь к нарастающему шуму голосов.
Трактир возбуждённо загудел, заскрипели двери. В конюшне тревожно метались кони. Друзья выскочили из своей комнаты и бросились по лестнице вниз. В гостином зале было полно народу, всех переполошил странный вопль.
– Слышали? Слышали, друзья? – взволнованным голосом спросил Яккер, увидев своих вечерних собеседников. Вопрос был задан под влиянием эмоций и ответа не требовал. Весь трактир был на ногах, разве что, кроме мертвецки пьяного кровельщика, который так и продолжал спать на лавке. Охотник закинул за плечё колчан и выбежал наружу, оттолкнув от дверей нерешительно мявшихся постояльцев, которым хоть и хотелось прояснить ситуацию, но вместе с тем сделать это было слишком боязно. Царра бросился вслед за Яккером, а за ним и хонанд, предоставляя возможность и остальным почувствовать себя храбрецами.
Друзья нашли своего приятеля посреди двора, где он, склонившись, разглядывал бездыханное тело трактирщика. Там же стоял и Хеггер, с лицом, вырезанным из куска мела. В левой руке дровосека был топор, в левой он держал факел, освещая мертвеца, от которого быстро растекались кровавые змейки, переползая от одного волчьего следа к другому.
– Разбудил меня, велел дров нарубить, – бормотал Хеггер, рассказывая, казалось, самому себе. – Иди, говорит, к брёвнам, а я в сарай пойду. Я его обругал, как водиться, и за ним следом во двор пошёл. А тут такое. Откуда-то сверху здоровый волчара как сиганёт старику на спину, как повалит его и в горло… как вцепится. Я и глазом моргнуть не успел. Кинулся на зверя с топором, да куда там…
Подошедшие люди сгрудились кольцом вокруг тела, напирая друг на друга, чтобы разглядеть, что произошло. Бранью расчищая себе дорогу, через толпу пробились двое стражников. Когда их глазам открылась жуткая картина, они с подозрением покосились на Хеггера.
– Да не он это, – усмехнулся Бахт, видя, что те уже готовы скрутить заподозренного в худом деле дровосека.
– Кто же тогда? – сурово насупился один из них, краснорожий здоровяк, явно не веря неизвестному заступнику.
– Оборотень, – тихо молвил Яккер.
Едва он обронил это слово, все присутствующие загудели. Для тех, что ближе стояли, оно прозвучало чётко, задние, не расслышав, принялись переспрашивать у стоящих перед ними, и страшное слово поползло по толпе, как огонь по сухостою. Люди не знали, что и думать. Для них, лучше бы это был Хеггер. Понятно и просто, убил буян хозяина, в петлю его – душегуба, вздёрнуть на придорожном дереве и делу конец.
– В погоню надо, пока далеко не ушёл, – предложил Яккер.