Глава 16. Битва у Крунеберга. 3 страница

Царра неимоверно устал от такого перехода. Впервые оставив Хиска на Бахта, он пошёл устраивать кров и стол. Хонанд задержался на дворе, беседуя с торговым людом с приставших к берегу ладей и селянами, который возились у подвод, собираясь на ярмарку в Сьольвберг – город у подножий лежащих к востоку гор. Несмотря на ранний час, они щедро делились слухами и местными новостями.

В трактире было пусто, все постояльцы с рассветом собрались во дворе. Небольшой обоз, ночевавший здесь накануне, собирался в дорогу на Крунеберг, и вошедший в гостиный зал путник сидел за столом в одиночестве. Он долго ждал Бахта, но, то ли друг забыл о нём, то ли вообще не собирался идти. Тогда он умылся водой из кувшина, что стоял в углу и окликнул поварёнка, который пробегал мимо него, возвращаясь на кухню со двора.

– Дай-ка чего-нибудь поесть.

Тот кивнул на ходу. Он быстренько принёс с кухни поднос со свежими лепёшками и сковородку, на которой шипела свежим салом яичница. Поставил так же и кувшин с пивом.

– Ещё одну принеси, пожалуйста, – попросил Царра, до краёв наполняя глиняную кружку.

– Сию минуту.

– Ты со двора только что?

– Да.

– Товарища там моего не видал?

– Это которого? На дворе людей полным полно.

– С чёрной бородкой, смуглый такой и шутит постоянно… Хоть последняя примета и не особая.

Поварёнок отрицательно пожал плечами и, перекинув замызганное полотенце через плечё, вернулся на кухню.

– И где же это его носит? – хмыкнул Царра.

Он выпил пива и, разделив яичницу деревянной ложкой, принялся за свою половину. В этот момент в зал вошли двое ратников. Они присели за стол у грязного окна. Появившийся тут же служка поинтересовался у них, чего те желают.

– Нам принеси, как тому господину, – сказал один из стражников, оглянувшись на единственного в зале посетителя.

Последнему голос этого ратника показался очень знакомым. Он оторвался от еды и внимательно посмотрел на говорившего. Тот тоже, очевидно, силился что-то припомнить. Было видно, что он, не слушая своего товарища, сидел в пол оборота и глядел на путника через затёртое плечё камзола. Затем он встал и направился прямиком к нему.

Царра вытер руки о полотенце и сделал два больших глотка, во время которых исподтишка наблюдал за приближающимся ратником.

– Здравствуй, уважаемый, – вежливо, но как-то грубовато поприветствовал тот, присев напротив него. Но, возможно, это просто показалось собеседнику из-за неприятно хриплого голоса?

Царра сдержанно ответил на его приветствие, а ратник продолжил:

– Мы встречались с тобой.

– Разве?

– Точно тебе говорю.

– Где же?

– В Крунеберге.

– Там много народу было. Может и виделись. Извини, но что-то не припомню.

– Зато я хорошо помню.

Тон собеседника настораживал. Притаённая злость сквозила за внешне спокойным голосом.

– Меня зовут Унлак, но имя моё, наверное, тебе ничего не скажет.

– Оно мне действительно незнакомо.

– Действительно, откуда тебе его знать! Как же! – ратник вдруг сорвался в крик.

Царра опешил и встал из-за стола. Наблюдавший за этим разговоров, второй стражник тоже поднялся со своего места.

– Конечно же, ты его не знаешь, – продолжал шипеть Унлак.

Он задрал подбородок, тыча пальцем в странного вида, уже зажившую рану вокруг шеи.

– Как не знаешь, каково это, когда тебя бросают вниз с помоста!

Царра отшатнулся от перекошенного в злобе багрового лица стражника, а тот продолжал со смехом:

– Хорошо, что старый приятель помог палачу с выбором верёвки, и она оказалась никудышней, а не то болтался бы в петле, пока вороньё не проклевало голову.

Царра не знал, что делать и попытался уйти, но тут выскочил поварёнок, решив, что потеряет сейчас свои деньги за заказ.

– А платить кто будет? – закричал он. – Платить!?

– Он хочет уйти, не заплатив, – криво усмехнулся ратник. Он стал на пути Царры и крепко схватил его за рукав куртки.

– Да отвяжись ты, – вспылил тот и оттолкнул от себя Унлака, который не удержался и, ступив шаг назад, споткнулся. Загремела опрокинутая лавка, кувшин перекинулся, и вспенившееся пиво растеклось по столу.

– Эй! Что ты творишь? – опешил второй ратник и выхватил меч, рукоять которого уже давно нервно сжимал.

– Чего стоишь? – сидя на полу, завопил Унлак. – Держи его!

Царра бросился прочь из гостиного зала. Второй стражник устремился за ним, но сразу же умерил свой пыл, увидев грозно сверкнувший клинок. Его обладатель злорадно ухмыльнулся и спиной вышел из трактира, держа в поле зрения всех, кто был в гостином зале. Уже, будучи за порогом и наблюдая за бессильной злобой странного ратника, он вдруг получил неожиданный сильный удар по голове и, потеряв сознание, скатился с крыльца.

Царра пришёл в себя от боли в плечах, когда его под связанные за спиной руки волокли куда-то. Тащили вниз лицом и у него перед глазами плыли чёрные круги, а вместе с ними конский навоз и солома, перемолотая с грязью постоялого двора. Над собой он слышал натужное сопение волочивших его людей.

– В сарай давай, – послышался голос того, кто держал его слева. Не узнать его было невозможно, принадлежал он Унлаку.

– Хорошо, что служка подоспел, – продолжал стражник. – Не то ушёл бы, гад.

Его товарищ угукнул, соглашаясь. Они дошли до сарая и втащили пленника внутрь. Голова у Царры трещала, а место удара влажно пульсировало. Он невольно застонал, когда его бросили на устланный соломой пол.

– Очнулся, кажется, – сказал тот, что был справа.

– Очнулся? – Унлак, который направился было к выходу, остановился. – Ну-ка, давай поднимем его.

Царру перевернули на спину и, подтащив к дощатой стене, прислонили к ней спиной. Он поднял голову и увидел над собой злорадную ухмылку.

– Ну, что? Допрыгался? – прошипел ратник. – Теперь ты мне за всё ответишь. Нападение на королевских стражников это тебе не шутки.

Он вынул меч из ножен и поднёс его к горлу пленника. Тот узнал свой клинок и горько улыбнулся разбитым ртом.

– Хороший меч, – с ехидством оскалился ратник, пристально глядя в глаза своему обидчику.

– Прекрасный, – прохрипел тот.

– Он ещё и шутит, – засмеялся Унлак, повернувшись к своему товарищу, затем приставил лезвие ближе к горлу пленника. – Забавно будет помереть от своего же клинка. А?

– Да какой там забавно, – с горькой усмешкой выдохнул Царра. – Обидно – это не то слово. До слёз обидно.

Со стороны это выглядело, как ненужная бравада, но в действительности было лишь досадой.

– Ты что? Здесь его резать собрался? – испугался второй ратник, видя, как отточенная сталь вдавливается в шею пленника, аккурат у быстро бьющейся яремной жилы. Малейшее неосторожное движение головы или клинка и незамедлительно брызнет кровь.

– Да, нет. – Унлак с заметным сожалением убрал меч. – Нет, конечно. Повесим утром. У дороги. Вот будет потеха.

– За что?

– Помнится мне, наш сотник наказал найти вора, что купцов потревожил давеча. Вот это, стало быть, и есть тот самый злодей.

– Унлак! – опешил второй ратник. – Так нельзя.

– Что? Нашли мы преступника, как нам и было велено. Сотник будет нами доволен. Ему скоро барону докладывать… Или ты хочешь, чтобы я припомнил тебе…, – Унлак ухмыльнулся, вопросительно приподняв брови.

– Не надо, – хмуро буркнул его приятель, видимо, прекрасно понимая о чём ведёт речь собеседник.

– То-то и оно, – довольно усмехнулся тот.

Он ещё раз с ухмылкой посмотрел на своего пленника, сплюнул на пол и кивнул своему сообщнику на дверь:

– Пошли, выпьем. Это событие надо как следует отметить.

Они двинулись к выходу, и второй ратник мимоходом обронил:

– С ним вроде товарищ был.

Унлак остановился и оглянулся на Царру, затем посмотрел на приятеля.

– Почём знаешь? – спросил он с явной тревогой.

– Поварёнок говорил, что твой «злодей» про него спрашивал.

– Ты ничего не напутал?

– Сам у него спроси, если мне не веришь.

– Спрошу…

Унлак вернулся и, оперевшись на меч, присел на корточки перед связанным. Он заглянул ему в глаза.

– Ты не один? – спросил он. – Кто с тобой приехал?

Царра злорадно усмехнулся. Голос ратника всё сказал. Хоть тот и пытался придать ему твёрдости, у него не получилось скрыть испуг.

– Ну что ты скалишься, сволочь? – процедил стражник. В бессильной злобе он ударил связанного по лицу и направился к выходу, бросив на ходу:

– Тогда охрану надо выставить.

– Тебе надо – ты и стой, – скривился его приятель. – Лично я не намерен всю ночь торчать у сарая.

– Постою ради такого дела, – зло ответил Унлак. – Всё равно делать нечего.

Заперев двери сарая, стражники ушли, а пленник остался сидеть на соломе. Тело ломило. Видимо, его здорово отпинали, когда он потерял сознание.

«Где же Бахт?», – с печалью подумал он, слушая, как переговариваются удаляющиеся ратники.

Целый день он с замиранием сердца прислушивался к разговорам во дворе в надежде услышать голос хонанда, но за прелыми досками стенки переговаривались только прибывшие на закате торговцы да местные стражники, которым надравшийся Унлак хвалился своей добычей.

Ещё Царра пытался понять, за что его схватили, и почему на него взъелся этот ненормальный. Ответа он не находил. Да и какая, собственно, разница, повесят же, а там уже совершенно неважно – за что. Обидно только.

« И угораздило же, » – горько усмехнулся Царра.

Встав на ноги, он подошёл к двери и в щель посмотрел на двор. Хонанда нигде не было, только пара служек бегала по делам, да пёс с сосульками из засохшей грязи, свисавших с брюха, бродил по двору, заглядывая под крестьянские телеги. Узник вернулся на солому и устало присел на неё, морщась от боли в связанных руках.

«На совесть, гады, постарались ».

Сумерки неуклонно сменились ночью, двор затих, даже пьяные в трактире угомонились, и только Царра не мог отвлечься от дурных мыслей. Да и как они будут хорошими, когда с рассветом его вздёрнут на придорожном дереве, как бродягу? А рассвет приближается с каждым ударом сердца.

С наступлением ночи пришёл Унлак, чтобы заступить на пост. Царра не видел его, а только слышал, как тот, что-то явно задумав, поначалу пытался открыть дверь, но, видимо, не совладал с замком. Пробурчав что-то себе под нос, он устроился перед входом и тут же захрапел, разморённый вином и счастьем, что утром сможет поквитаться со своим обидчиком. Пленник слушал пьяный храп стражника и давился слезами от своего нелепого положения. Досада душила хуже петли, которая ждала его.

Вдруг снаружи послышался приглушённый стук копыт и знакомое фырканье.

– Неужто Хиск? – с надеждой прошептал Царра, и его сердце зашлось от волнения.

Унлак спокойно спал. Его храп мирно разносился по двору и вдруг, как-то странно смолк, словно захлебнулся. Узник насторожился. Он услышал, как с той стороны кто-то возился с замком. Ему показалось, что длилось это неимоверно долго. К тому же непонятно было, чего следовало ждать от неведомого гостя. Наконец, дверь тихо отворилась, и на пороге показался хонанд.

– Бахт! – шёпотом вскрикнул Царра.

Тот приложил палец к губам и подошёл к нему. Кинжалом, который был в руке, он разрезал верёвки, связывавшие его товарища. Тот обрадовано растёр затёкшие руки и почувствовал на пальцах что-то липкое. Поднеся их к лицу, он узнал запах, ставший до боли знакомым со времени битвы у варгрикской столицы, запах солёного железа, запах крови.

– Бахт…, – с упрёком выдохнул Царра.

Хонанд нехорошо усмехнулся.

– Сон – смерти брат родной. Кажется, так говорят. Пошли.

Друзья, словно тени, выскользнули из сарая. Они прошли мимо Унлака, который продолжать сидеть на перевёрнутом пустом бочонке. Он так и сидел, только чуть покосившись на бок. Подбородок он уронил на залитую кровью грудь, прикрыв перерезанное горло. К стене сарая был прислонён обнажённый меч, а рядом с ним в грязи валялись ножны. Приглушённо ругаясь, Царра забрал принадлежавшее ему оружие.

В этот момент из трактира на крыльцо вышел поварёнок, чтобы вылить грязную воду и увидел, как смуглый незнакомец и вооружённый мечом пленник отходят от отворённой двери сарая.

– Караул! Стража! – с перепугу завопил он и опрометью кинулся в трактир. – Ратника убили!

– Вот гадёныш. Сейчас поднимет всех, – спокойно сказал Бахт, помогая другу взобраться в седло. – Уходим скорее.

Постоялый двор всполошился, но, пока пьяные ратники выбегали, Бахт с залихватским свистом пришпорил своего скакуна и выскочил на тракт, за ним Хиск вынес на себе Царру. В спину им понеслись бранные крики, даже просвистела пара стрел, но погони за ними не было, уж больно ленивыми оказались стражники.

– Что там у тебя приключилось? – спросил хонанд, когда кони унесли их подальше от неприветливого места.

– Сам не знаю. Сидел себе спокойно в гостином зале, тебя ждал. Привязался какой-то сумасшедший ратник.

– Ратник?

– Ну, да.

– Ну, что ратники не люди, что ли? И среди них бывают безумцы.

– Прекращай со своими шутками. Не до них сейчас.

– Не до них, так не до них, – согласился Бахт и оглянулся. – По тракту, я так полагаю, нам теперь идти нельзя. Пойдём окольными путями.

– Да не будут они гнаться, – равнодушно сказал Царра. – Жиром заплыли на своих вышках.

– Это, конечно, правда.

– И где эти сволочи были, когда другие за них сражались у стен Крунеберга? – процедил Царра.

– Известно, где, – попытался пошутить Бахт. – Здесь, на тракте, службу несли.

– Да уж. Несли…

– Не хочу показаться нескромным, но в бой, как мне кажеться, вступают только храбрецы.

– И гибнут тоже, – мрачно ответил Царра.

– И гибнут, – серьёзно согласился хонанд. – Но таковы уж правила.

Его товарищ промолчал, а он, ещё раз оглянувшись, сказал:

– С дороги, всё же, сойти не помешает. Мало ли что.

И они, оставив тракт, пошли по бездорожью вдоль зелёных болот, густо поросших куширём и осокой. Царра всё думал над тем, где же он мог повстречать того странного ратника и, наконец, его осенило. Вспомнил первый свой день в варгрикской столице и «оборванца» – короля. Сбивчивые голоса ратников, уверявших Варга в том, что найдут злодеев. И этот «сумасшедший» Унлак – это один из тех стражников, которых король обещал вздёрнуть, если те не найдут покушавшихся на его бесценную жизнь! Не удивительно, что Царра его не узнал, видел он его мельком и в полутьме, да и голос то у него теперь другой. Что же вы хотите? Когда петля врезается в горло, приятного в том мало. Зато он вспомнил искажённое светом факела и смертельным испугом лицо молодого ратника, а также трёх жутких висельников на городской стене. Их всё же казнили на следующий день, а этому, видишь, повезло. Хотя, повезло ли?

Царра сокрушённо покачал головой и поспешил поделиться с другом своими мыслями.

– Всё-таки правильно мы с тракта свернули, – внимательно выслушав спутника, сделал вывод хонанд и спросил. – Ты почему мне не рассказал о таком приключении?

– Не до того было. А после забыл.

– Ну, знаешь, мне не мешало бы знать каких «друзей» ты себе находишь, – шутя, покачал головой хонанд.

– Ты тоже не спешишь посвящать меня в свои тайны, – с лёгким укором ответил его товарищ. Немного помолчав, он осторожно спросил:

– Можно было его не резать?

– Это ты о стражнике?

– О ком же ещё?

– Хм. Может, и можно было, да кто ж тебе скажет наверняка? Другого выбора у меня не было.

– Так уж и не было?

– Если сделал так, как сделал, значит, не было. Не хотелось мне так с ним поступать, скажу честно. Но как же мне тогда надо было убедить его не вешать моего лучшего друга? – усмехнулся Бахт.

Царра понимающе сжал губы и вздохнул. Ну, действительно, как?

За ночь они миновали болота и к рассвету вышли к опушке удивительного леса, который возник перед ними в лёгкой дымке распускающихся почек. Глядя на него, создавалось такое впечатление, что ветви укрывали не молодые листья, а лёгкие шёлковые шали. Игривый ветер лежал на верхушках деревьев и нежно их гладил, как волосы возлюбленной.

– Что за место такое? – спросил Царра.

– Лес Такигрука, – был ответ Бахта, выведенного словами друга из раздумий.

– Он большой? – поинтересовался его спутник, которому вспомнился Двуденный Лес.

– Ты знаешь, дружище, никто тебе толком и не скажет, – пожал плечами хонанд. – Одни говорят – день пути, другие – три, а кто-то Небом клянётся, что все двадцать можно проблудить по этому лесу.

Затем он спросил:

– Вино и сыр ещё остались у тебя?

– Есть немного, – Царра потянулся к сумке. – Поесть хочешь?

– Да это не мне, – махнул рукой хонанд.

– Кому же тогда? – удивился его друг.

– Знакомцу одному, – загадочно ответил Бахт и сказал. – Ты, смотри, сыр и вино прибереги.

– Хорошо.

Друзья два дня шли чрез весенний лес, а поутру третьего Царра проснулся, но не увидел рядом своего товарища. Он громко позвал его, но того и след простыл. Также не было ни вещей его, ни коня. Целый день он просидел на месте их ночлега, надеясь, что хонанд вернется, но того все не было. Всю ночь не смыкая глаз, он прождал до утра, но не дождался. Тогда Царра собрал вещи и побрел по лесу туда, куда вело его необъяснимое чувство, изредка зовя своего друга по имени. Но в этом лесу даже эха не было, лишь однажды вдали послышался голос Бахта. Хиск пошёл на него, но тот исчез, и снова тишина окутала лес. В конце концов, всадник полностью положился в выборе пути на вороного, и лишь поглядывал по сторонам в надежде, что увидит где-то следы пропавшего хонанда.

В своих поисках он вышел на поляну и не поверил глазам своим – посреди неё сидел громадный чёрный пёс и смотрел на него. Путник инстинктивно потянулся к мечу.

– Это лишнее, – сказал вдруг зверь, и Царра отдёрнул руку от рукояти, словно обжёгся. Он подумал, что это ему снится. И всяк на его месте подумал бы так же.

– Приветствую тебя, путник, – продолжил зверь, внимательно разглядывая человека.

Тот молчал, не зная, что ответить. Пёс усмехнулся и спросил:

– Да ты язык, видно, проглотил?

Царра пришёл в себя и погладил бороду, пряча за этим движением растерянность.

– И тебе мой привет…, – ответил он и запнулся, не зная, как назвать своего собеседника.

– Такигрук, – улыбнулся пёс, поняв смятение незнакомца. – Такигрук – моё имя. И лес этот – мой.

– А я – Царра, сын Ларвая.

– Знаю.

– Меня, похоже, повсюду каждая собака знает, – выпалил путник и тут же осёкся. – Ой. Я не хотел тебя обидеть.

– Ничего, ничего. Я понимаю шутки.

Его собеседник безмерно смутился из-за своих неловких слов. Потому как понимал, что глупость остаётся глупостью, даже если её и снисходительно прощают.

Пёс мгновение помолчал и спросил:

– У тебя поесть ничего нет?

– Чего же тебе предложить?

– Сыра, например. А? Давненько я его не пробовал.

Вспомнив слова хонанда, Царра кивнул и полез в седельную сумку. Он достал из неё кусок овечьего сыра и небольшой винный мех, наполовину опустевший в пути. Спешившись, он взял припасы и, прихватив также глубокую тарелку, подошёл к Такигруку.

– М-м-м, как пахнет, – тот с наслаждением потянул воздух, не спуская глаз со сказочного яства в руках человека. Слегка виляя пушистым хвостом, он терпеливо наблюдал, как тот наливает вино из бурдючка.

– Прошу, уважаемый, – Царра поставил миску перед зверем. На молодую траву он положил сыр.

– Вот это угощение, – заурчал пес, с удовольствием принимаясь за еду.

Всё ещё не веря своим глазам, человек смотрел, как его странный собеседник лакает вино.

– Ну, чего молчишь? – вдруг спросил тот, оторвавшись на миг от миски, чтобы облизнуться.

– А что говорить? – опешил Царра.

– Что говорить? Спрашивай, давай!

– О чём?

– Ну, ты и впрямь, чудак, – настал черёд Такигрука удивляться. – Тебе не о чем спрашивать? Ничего не интересует?

– Интересовать то, интересует, только ты тут причём?

– Ха! «Причём», – изумлённо воскликнул пёс. – Я – Такигрук. Меня многие ищут, приходят из-за гор и с севера, даже из южных пустынь, чтобы спросить о сокровенном.

Царра удивлённо почесал бороду. Бахт ничего не говорил о Такигруке, только намекнул, как всегда.

«Ну, хонанд», – усмехнулся он и, прищурившись, посмотрел на зверя, который всё так же смаковал сыр и вино, растягивая, как видно, удовольствие.

«А вдруг? Была, не была».

– Я ищу Место Без Времени, – сказал осторожно Царра. – Не знаешь, где оно?

Услышав вопрос, пёс чуть не поперхнулся сыром.

– Что ты ищешь? – медленно переспросил он, подняв на человека удивительно синие глаза.

– Место Без Времени.

– Безвременье, – повторил про себя Такигрук, на мгновение оторвавшись от сыра. – Да, уж.

И снова принялся за еду.

– Ты знаешь что-нибудь? – с надеждой в голосе спросил Царра, пытаясь поймать взгляд собеседника.

– Зачем оно тебе вдруг понадобилось? – спросил тот, продолжая лакать вино и искоса глядя на человека. – Ты ещё молод…

– Там моя любимая…

– Тогда можешь не продолжать, – оборвал его пёс.

– Так ты знаешь?

– Знаю, что оттуда не возвращаются, – ответил Такигрук и добавил с улыбкой. – И спешить туда не стоит, всё равно не опоздаешь.

– Так, где же оно? – настаивал Царра.

– А где Страна Сновидений? Сможешь мне объяснить? – с таинственной усмешкой ответил пёс.

– Ну…, – затруднился с ответом его собеседник.

– Вот объяснишь мне, как попасть туда, то надобности мне не будет тебе показывать дорогу в Безвременье.

Такигрук доел сыр, вылизал тарелку, и разговор был окончен. Царра попрощался с собеседником, напоследок спросив у того, как выбраться из леса и поехал в указанном направлении. Хиск же терпеливо вёз своего седока, погружённого в размышления над задачей, которую поставил перед ним говорящий пёс.

Так прошло два дня, и лес наконец-то кончился, открыв взору путника цепочку заснеженных вершин вдали, там, где небо нежно целовало землю. Это были Хатизские горы, за которыми лежал Поххар, город мудрецов.

Путник огляделся вокруг – непроглядная степь, начавшая зеленеть под весенним солнцем, а позади – лес. Он вздохнул и направил Хиска к горным хребтам. Когда они шли по степи, и лес исчез за горизонтом, за спиной вдруг далёкий голос позвал Царру по имени. Он резко обернулся. Никого. Только зеленеющая степь и ветер тихо поёт в разнотравье.

«Почудилось, видно», – решил он и продолжил свой путь в сторону гор.

Не смотря на то, что они казались такими близкими, у него ушло два дня на то, чтобы приблизиться к подножьям заснеженных хребтов, и начать подъем по ущельям, вдоль берегов бурных рек, вверх, к поднебесью. По сравнению с этими местами родные горы казались Царре пологими холмами, и даже две вершины, некогда удивившие его своей высотой, скромно уступали первенство вечным ледникам, скрывавшимися за густыми облаками. Когда путь уходил вверх, становилось жутко холодно и приходилось кутаться в плащ, словно весна ещё не добралась в эти края. Часто приходилось спешиваться и, держась за луку седла, преодолевать крутые подъёмы. Натужно храпя, Хиск вытаскивал своего друга на перевалы, где не хватало воздуха для того, чтобы надышаться, а Царра, ведя его под уздцы, первым пробовал брод в реках и ступал впереди, когда надо было найти дорогу на крутом склоне.

Так они шли, помогая друг другу пройти там, где никогда и ни за что не смогли бы сделать этого поодиночке.

Глава 19. Хйало.

В один из дней одинокий странник встретил на своём пути девушку. Он не мог не встретить. Поднявшись вверх по течению шумного ручья, вороной вынес его прямиком к ней. Когда Хиск вышел из узкой и поросшей шиповником теснины, глазам его седока открылась зелёная долина, над которой господствовала укрытая вечными снегами вершина. Поток, вдоль которого они поднимались, брал жизнь от укрытого молочными облаками ледника, а на его берегу прекрасная девушка набирала воду. При появлении странного вида всадника, она вскрикнула и выронила из рук уже наполненный медный кувшин.

– Не бойся, – смутившись, сказал Царра. – Неужели у меня такой страшный вид?

Не спуская глаз с чужестранца, девушка подняла свой сосуд и вновь до краёв наполнила его, погрузив в прозрачные струи.

Очарованный её красотой, путник спешился и несмело подошёл к ней.

– Кто ты? – спросил он.

Незнакомка смущённо прикрылась шёлковым платком, и лишь её глаза выдавали жгучее любопытство.

– Как зовут тебя? – повторил свой вопрос Царра.

Девушка открыла лицо и улыбнулась ему открыто и доверчиво.

– Мцива.

– Мцива, – произнес путник, не отрывая взгляда от карих глаз и пробуя дивное имя на вкус. – Мцива. А я – Царра, сын Ларвая.

– Ты откуда идешь?

– Из западных земель, что за владениями короля Варга. Знаешь, где это?

Девушка весело и звонко засмеялась. Какое ей дело до королей со всеми их землями? Ведь для неё весь свет – её чудесная долина, которую бережно держат в своих ладонях вечные горы.

Она пригласила путника отдохнуть в её доме, и тот с радостью согласился, не обращая внимания на недовольное фырканье Хиска. Он взял из рук девушки полный кувшин и пошёл за ней, ведя вороного под уздцы.

В тишине, которая царила в долине, звенело что-то необыкновенное. Это была не та тишина, когда нет звуков, а та, когда воздух наполнен покоем, и голоса, долетают к тебе словно издалека. Кто слышал когда-нибудь тёплый вечер середины лета, тот поймёт, какою была та тишина. Она ласково встретила путника, задев тонкую струну в его сердце, и зазвучала с нею в унисон. Стало вдруг близким ему это затерянное в горах, домов на тридцать поселение. Дороги в него не вели, лишь от двора ко двору да к ручью пролегла тропинка, по которой они шли сейчас. На окраине стояла кузница с заколоченными ставнями и тропа, ведущая к ней, поросла травой. Когда они проходили мимо неё, Мцива пояснила:

– Она давно пустует, но ничего. Сын кузнеца уже подрос и скоро здесь снова начнут работать.

Через сад полный ещё дремлющих розовых кустов она провела гостя в свой дом, небольшой и окружённый персиковыми деревьями, почки которых собирались налиться нежным цветом. Вне всяких сомнений, в пору весеннего цветения, он предстанет взору волшебным виденьем, сплетённым из сокровенных грёз. Пока же сад дремал, дом терпеливо ожидал его пробуждения. Внутри него царил порядок, горница, залитая солнечным светом, источала покой, и её хозяйка, как оказалось, жила в ней одна.

– Где же твои родители? – поинтересовался гость, осторожно присаживаясь на краешек скамьи.

Девушка беззаботно пожала хрупкими плечами:

– Я их не помню.

– Как же ты живёшь? Одна.

– Добрые люди помогают. У меня хорошие соседи.

– Хорошие соседи – это и впрямь залог благополучия.

Мцива засмеялась, с интересом разглядывая своего гостя. Забавный он.

– Отдохнёшь в моём доме? – спросила она, расставляя на столе тарелки с едой.

– Если только ты позволишь, – устало улыбнулся Царра.

– Конечно, позволю. О чём речь? Живи хоть всю жизнь.

Странник не собирался оставаться здесь на всю жизнь, решил только переночевать в гостеприимном доме, а утром продолжить свой путь. Но он не продолжил его, ни на следующий день, ни через неделю. В душе его поселился покой, а радушие местных жителей после долгих дней одиночества тешило утомлённое сердце. Глаза Мцивы горели счастьем, и в доме её пахло теплом очага и свежим хлебом.

Царра перезнакомился со всеми соседями, которые оказались милыми людьми, ни о чём в жизни своей не печалящимися. Единственное, что волновало их – заботы о хлебе насущном, но их решала земля, которую они возделывали. Лес давал им дрова, озеро – рыбу. Здесь каждый был сыт и знал, как не остаться голодным. С утра – работа, а вечером – бутыль вина и разговор с соседом. Для тоски не оставалось времени. Вот только с приближением полнолуния заметил путник, что на лицах селян появилось какое-то беспокойство.

– Что такое? – спросил он Мциву. В ответ та только отшутилась. Но от него не ускользнул страх, подобно испуганной горлице забившийся в её карих глазах.

Тогда с тем же вопросом Царра обратился к одному из деревенских жителей, портному, увидев того, когда колол дрова у сарая. Он вогнал топор в изрубленную колоду и, крикнул через невысокий забор:

– Эй, почтенный Джамдуз!

– Здравствуй, сосед, – ответствовал тот, прервав свой спешный шаг.

– Куда это ты так торопишься под вечер?

– К ткачихе иду.

– Что за новость? – засмеялся Царра. – Муж её за дровами пошёл, а ты к ней. Смотри, будь осторожней. Как бы он не вернулся не кстати и не принял тебя за старый пень! Он мастак их корчевать.

– Да, ну тебя, – замахал руками портной, не вняв шутке. – Я к ней по делу.

– Какому такому делу?

– Благовоний хочу попросить, а то у нас закончились, как назло. Моя-то старый запас весь извёла прошлой весной, а новый забыла собрать.

– Зачем они тебе вдруг понадобились? Мцива тоже вчера мешочки с травами перебирала.

– Сегодня же полнолуние, – полушёпотом сказал Джамдуз, и глаза его тревожно забегали.

Поймав этот беспокойный взгляд, Царра спросил более настойчиво:

– И что с того, что полнолуние? Оно каждый месяц бывает.