Роман-фантазия в пяти действиях 3 страница

ей зла, но уж если вы заинтересуетесь произношением человека, так

забываете обо всем на свете. Пойдемте со мной, Элиза.

Хигинс. Отлично, миссис Пирс, благодарю вас. Тащите ее в ванну.

Элиза (неохотно вставая, подозрительно). Невежа вы, вот кто. Не

понравится мне здесь, так я и не останусь, а уж бить себя метлой никому не

дам. Не просилась я в ваш Бэкнемский дворец. А с полицией никогда делов не

имела, никогда. Я девушка порядочная...

Миссис Пирс. Нельзя возражать старшим, моя милая. Вы не поняли этого

джентльмена. Пойдемте, пойдемте. (Ведет Элизу и распахивает перед ней

дверь.)

Элиза (на пороге). А чего там, я правду сказала. И не стану я соваться

ни к какому королю, пусть мне хоть голову отрубят. Знала бы я, что здесь

получится, ни за какие коврижки не пришла бы. Я всегда была девушка

честная, к нему я не лезла, ничего я ему не должна, наплевать мне, не

позволю над собой измываться, и какие у всех людей чувства, такие и у

меня...

Миссис Пирс закрывает дверь, и причитаний Элизы больше не слышно.

Пикеринг отходит от камина и, усевшись верхом на стул, кладет локти на

спинку.

Пикеринг. Простите за откровенный вопрос, Хигинс. Порядочный ли вы

человек в отношениях с женщинами?

Хигинс (уныло). А вы встречали мужчин, которые были бы порядочны в

отношениях с женщинами?

Пикеринг. Да, довольно часто.

Хигинс (опершись ладонями на крышку рояля, подпрыгивает, с шумом

усаживается и авторитетно объясняет). Ну, а я не встречал! Стоит только

женщине сблизиться со мной, как она становится ревнивой, требовательной,

подозрительной и чертовски надоедливой. Стоит только мне сблизиться с

женщиной, как я превращаюсь в тирана и эгоиста. Женщины все ставят с ног

на голову. Впустите только женщину в свою жизнь, и вы обязательно увидите,

что ей всегда нужно одно, а вам - совершенно другое.

Пикеринг. Что же, например?

Хигинс (в нетерпении спрыгивает с рояля). А черт его знает! Вероятно,

женщина хочет жить своей жизнью, а мужчина своей, причем каждый старается

свести другого с правильного пути. Один хочет ехать на юг, другой - на

север, в результате оба вынуждены отправиться на восток, хотя оба не

выносят восточного ветра. (Садится на скамейку у рояля.) Вот почему я

старый убежденный холостяк и, по-видимому, таковым и останусь.

Пикеринг (встает и, подойдя к нему, говорит серьезно). Бросьте, Хигинс!

Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Приняв участие в этой затее, я

беру на себя ответственность за судьбу девушки. Надеюсь, вы не попытаетесь

злоупотребить ее положением? Ясно?

Хигинс. Что? Ах, вот вы о чем! Дело свято - можете быть спокойны.

(Встает и объясняет.) Поймите, она ведь будет моей ученицей, а научить

чему-нибудь можно лишь при условии, что личность ученика - священна. Я

научил десятки американских миллионерш правильно говорить по-английски, а

это самые красивые женщины в мире. Я человек закаленный. На уроке женщина

для меня все равно что полено, и сам я не мужчина, а полено. Видите ли...

Миссис Пирс приоткрывает дверь. В руках у нее шляпа Элизы. Пикеринг

усаживается в кресло перед камином.

(Живо.) Ну что, миссис Пирс? Все в порядке?

Миссис Пирс (в дверях). Если разрешите, мистер Хигинс, я хотела бы

сказать вам несколько слов.

Хигинс. Разумеется, миссис Пирс. Входите.

Она входит в комнату.

Не сжигайте это (он берет у нее шляпу), я хочу сохранить ее как

антикварную редкость.

Миссис Пирс. Только, пожалуйста, поосторожнее, сэр. Мне пришлось дать

девушке слово, что я не сожгу эту шляпу, но немножко прокалить ее в печке

отнюдь не мешает.

Хигинс (поспешно кладет шляпу на рояль). Спасибо за предупреждение! Так

что же вы хотите мне сказать?

Пикеринг. Я не помешаю?

Миссис Пирс. Нисколько, сэр. Мистер Хигинс, очень прошу вас тщательно

выбирать выражения в присутствии этой девушки.

Хигинс (строго). Разумеется. Я всегда чрезвычайно тщательно выбираю

выражения. Почему вас это беспокоит?

Миссис Пирс (невозмутимо). Нет, сэр, вы вовсе не выбираете выражения,

особенно если что-нибудь ищете или теряете терпение. Для меня это не имеет

значения: я привыкла. Но, право, вам не следует ругаться при девушке.

Хигинс (возмущенно). Я - ругаюсь! (С пафосом.) Я никогда не ругаюсь.

Терпеть не могу сквернословия. Какого черта вы имеете в виду?

Миссис Пирс (бесстрастно). Как раз это я и имею в виду, сэр. Вы

злоупотребляете бранными словами. С проклятиями я готова примириться: "к

черту", "на черта", "какого черта", "какому черту" - это еще куда ни

шло...

Хигинс. Миссис Пирс! Что за выражения я слышу от вас! Ну, знаете!

Миссис Пирс (твердо). ...но есть одно слово, которое я самым

настоятельным образом прошу не употреблять. Девушка только что сама

произнесла это слово, стукнувшись о дверь. Кстати, оно начинается на ту же

букву. Девушке простительно, сэр, она с детства ничего другого не слышала.

Но она не должна слышать этого слова от вас.

Хигинс (надменно). Не припоминаю, чтобы я когда-нибудь произносил это

слово, миссис Пирс.

Миссис Пирс пристально смотрит на него. Он вынужден добавить с мнимым

беспристрастием судьи.

Разве в редкие минуты крайнего и справедливого возмущения.

Миссис Пирс. Еще сегодня утром, сэр, вы помянули этим словом свои

ботинки, масло и хлеб.

Хигинс. Вот как! Но это же просто метафора, вполне естественная в устах

поэта.

Миссис Пирс. Как бы это ни называлось, сэр, прошу вас не повторять

этого слова при девушке.

Хигинс. Ну ладно, ладно, не буду. Это все?

Миссис Пирс. Нет, сэр. Присутствие девушки обязывает нас быть особенно

аккуратными и опрятными.

Хигинс. Несомненно. Вы совершенно правы. Это очень важно.

Миссис Пирс. Ее нужно отучить от неряшливости в одежде и нельзя

позволять ей разбрасывать повсюду свои вещи.

Хигинс (подходя к ней, торжественно). Золотые слова! Я как раз хотел

обратить на это ваше внимание. (Отходит к Пикерингу, который наслаждается

этим разговором.) Именно такие мелочи, Пикеринг, имеют огромное значение.

Береги пенсы, а фунты сами себя сберегут - эту пословицу можно в равной

мере отнести и к нашим личным привычкам и к деньгам. (Теперь Хигинс бросил

якорь на коврике у камина с видом человека, занявшего неприступную

позицию.)

Миссис Пирс. Да, сэр. В таком случае я попрошу вас не выходить к

завтраку в халате или, по крайней мере, возможно реже пользоваться им

вместо салфетки. А если вы еще будете так любезны и перестанете есть все с

одной тарелки и запомните, что не следует ставить кастрюльку с овсянкой

прямо на чистую скатерть, то у девушки перед глазами всегда будет полезный

пример. Ведь на прошлой неделе вы чуть не подавились рыбьей костью,

которая ни с того ни с сего очутилась в вашем варенье.

Хигинс (снявшись с якоря, снова берет курс к роялю). Допускаю, что

такое может произойти со мной - по рассеянности. Во всяком случае, не

часто. (Разозлившись.) Кстати, от моего халата чертовски разит бензином.

Миссис Пирс. Верно, мистер Хигинс. Но если вы будете вытирать руки...

Хигинс (вопит). Ну хорошо, хорошо, хорошо! Отныне я буду вытирать их о

свои волосы.

Миссис Пирс. Надеюсь, вы не обиделись на меня, мистер Хигинс?

Хигинс (смутясь при мысли, что его могли заподозрить в столь недобрых

чувствах). Что вы, что вы, миссис Пирс! Вы совершенно правы. Я буду крайне

осмотрителен при девушке. Теперь все?

Миссис Пирс. Нет, сэр. Не разрешите ли мне дать ей пока один из

японских халатов, которые вы привезли из-за границы? Я просто не решаюсь

снова надеть на нее старое платье.

Хигинс. Разумеется, разрешаю. Берите все, что хотите. А теперь,

наконец, все?

Миссис Пирс. Теперь все. Благодарю вас, сэр. (Уходит.)

Хигинс. Знаете, Пикеринг, у этой женщины совершенно превратное

представление обо мне. Я человек скромный и застенчивый. Мне до сих пор

кажется, что я не такой взрослый и внушительный, как другие. И тем не

менее она глубоко убеждена, что я деспот, домашний тиран и сумасброд.

Почему - не понимаю.

Миссис Пирс возвращается.

Миссис Пирс. Ну вот, сэр, неприятности уже начинаются. Пришел мусорщик

Элфрид Дулитл и хочет вас видеть. Он говорит, что здесь его дочь.

Пикеринг (встает). Ого! Ну и ну! (Отступает к камину.)

Хигинс (быстро). Впустите-ка этого прохвоста.

Миссис Пирс. Слушаю, сэр. (Уходит.)

Пикеринг. А может быть, он вовсе не прохвост, Хигинс?

Хигинс. Вздор! Конечно прохвост!

Пикеринг. Прохвост он или нет, но, боюсь, у вас будут неприятности.

Хигинс (самоуверенно). Не думаю. А если уж будут, то скорее у него, чем

у меня. И уж, конечно, мы услышим что-нибудь интересное.

Пикеринг. Насчет девушки?

Хигинс. Нет, я имею в виду его речь.

Пикеринг. О!

Миссис Пирс (в дверях). Дулитл, сэр. (Впускает Дулитла и уходит.)

Элфрид Дулитл - пожилой, но еще крепкий мусорщик в рабочей одежде и в

шляпе, поля которой закрывают шею и плечи. У него энергичные, довольно

интересные черты лица: он производит впечатление человека, которому

одинаково чужды страх и совесть. У него на редкость выразительный голос -

результат привычки давать волю своим чувствам. В данный момент весь его

вид говорит об оскорбленном достоинстве и решимости.

Дулитл (останавливается в дверях, стараясь понять, к кому из двоих он

должен обратиться). Профессор Хигинс?

Хигинс. Да. Доброе утро. Садитесь.

Дулитл. Доброе утро, хозяин. (Опускается на стул с важностью сановной

особы.) Я пришел по очень важному делу, хозяин.

Хигинс (Пикерингу). Вырос в Хоунслоу, мать, вероятней всего, из Уэльса.

(Дулитлу, который смотрит на него разинув рот.) Что вам нужно, Дулитл?

Дулитл (угрожающе). Мне нужна моя дочь, вот что мне нужно. Понятно?

Хигинс. Вполне. Вы ведь ее отец, верно? Кому же она еще нужна, кроме

вас? Я рад, что в вас еще жива искра отцовского чувства. Ваша дочь здесь,

наверху. Забирайте ее немедленно.

Дулитл (встает, страшно обескураженный). Чего?

Хигинс. Забирайте свою дочь! Неужели вы думали, что я буду нянчиться с

нею вместо вас?

Дулитл (протестуя). Ну-ну, погодите же, хозяин, да разве так можно?

Разве так поступают с человеком? Девчонка - моя, вы ее забрали себе, а я с

чем остаюсь? (Снова садится.)

Хигинс. Ваша дочь имела наглость явиться ко мне и потребовать, чтобы я

научил ее правильно говорить, иначе ей не получить места продавщицы в

цветочном магазине. Разговор происходил при этом джентльмене и моей

экономке. (Наступая на него.) Как вы смели явиться ко мне и шантажировать

меня? Вы ее нарочно сюда подослали.

Дулитл. Что вы, хозяин! Я тут ни при чем.

Хигинс. Нет, подослали. Откуда вы иначе узнали, что она здесь?

Дулитл (протестуя.) Легче, легче! Нельзя так сразу брать человека за

горло!

Хигинс. Берегитесь, как бы за вас не взялась полиция! Чистой воды

мошенничество! Он еще мне угрожает! Попытка выманить деньги налицо! Сейчас

же звоню в полицию. (С решительным видом идет к телефону и открывает

справочник.)

Дулитл. Да разве я с вас хоть фартинг потребовал? Вот этот джентльмен

пусть скажет. (Пикерингу.) Сказал я хоть слово о деньгах?

Хигинс (бросает справочник и подходит к Дулитлу). Так зачем же вы

пришли сюда?

Дулитл (заискивающе). Зачем всякий пришел бы на моем месте? Будьте

человеком, хозяин.

Хигинс (обезоруженный). Элфрид, скажите, вы нарочно подослали ее сюда?

Дулитл. Не подсылал, хозяин, чтоб мне с места не сойти. Могу хоть на

Библии присягнуть, я девчонку уже два месяца в глаза не видел.

Хигинс. Откуда же вы узнали, где она?

Дулитл ("сладко, печально"). Сейчас объясню, хозяин, дайте только рот

раскрыть. Я готов вам объяснить, пытаюсь вам объяснить, должен вам

объяснить!

Хигинс. Пикеринг, да этот парень - прирожденный оратор! Обратите

внимание на инстинктивную ритмичность его фразы: "Я готов вам объяснить,

пытаюсь вам объяснить, должен вам объяснить". Сентиментальная риторика.

Вот что значит примесь уэльской крови. Попрошайничество и жульничество

отсюда же.

Пикеринг. Помилосердствуйте, Хигинс! Я ведь сам с Запада. (Дулитлу.)

Откуда вы узнали, что девушка здесь, если не подослали ее?

Дулитл. Вот как получилось, хозяин. Дочка как поехала к вам, так взяла

с собой мальчонку на такси прокатить. Он сынишкой ее квартирной хозяйке

приходится. Вот он и болтался тут, думал, она его обратно тоже подвезет. А

она, как узнала, что вы ее здесь оставляете, возьми да и пошли его домой

за своим барахлишком, а он на меня и нарвался на углу Лонг-экр и

Эндел-стрит.

Хигинс. У пивной, не так ли?

Дулитл. Пивная - клуб для бедного человека, хозяин. Что же тут дурного?

Пикеринг. Дайте же ему договорить, Хигинс.

Дулитл. Вот он и рассказал мне, какое дело вышло. Спрашиваю вас, что я

должен был почувствовать, как поступить? Я же ей отец! Я говорю мальчонке:

тащи сюда ее барахло, говорю я...

Пикеринг. А почему вы сами не пошли за вещами?

Дулитл. Да хозяйка мне их ни в жизнь не доверит. Бывают, знаете, такие

бабы. Мальчонка - и тот, поросенок, пенни сорвал, иначе ни в какую не

хотел доверить. А я человек услужливый. Взял да и притащил вещички сюда.

Вот и все.

Хигинс. Что это за вещи?

Дулитл. Музыкальный инструмент, хозяин, парочка фотографий, кое-какие

побрякушки да птичья клетка. Платьев брать она не велела. Что я должен был

подумать, а, хозяин? Я вас спрашиваю. Что я должен был подумать, как ее

родитель, спрашиваю я вас.

Хигинс. Итак, вы пришли, чтоб спасти ее от позора более страшного, чем

смерть? Не так ли?

Дулитл (с заметным облегчением - он доволен тем, что его так хорошо

поняли.) Именно так, хозяин. Именно так.

Пикеринг. Но зачем же вы принесли ее вещи, если собираетесь взять ее

отсюда?

Дулитл. А разве я сказал, что собираюсь? Заикнулся я хоть раз насчет

этого?

Хигинс (решительно). Вы ее заберете, и заберете немедленно. (Подходит к

камину и звонит.)

Дулитл. Нет, хозяин, не надо так говорить. Не такой я человек, чтобы

собственной дочке встать поперек дороги. Тут, можно сказать, перед ней

карьера открывается, а я...

В дверях, ожидая приказаний, появляется миссис Пирс.

Хигинс. Миссис Пирс, за Элизой пришел ее отец. Он хочет увести ее.

Выдайте ему девушку. (Отходит к роялю с видом человека, решившего умыть

руки)

Дулитл. Да нет, тут ошибка вышла, послушайте...

Миссис Пирс. Он не может увести ее, мистер Хигинс. Ей же не в чем идти

- вы сами велели мне сжечь ее платье.

Дулитл. Правильно! Не могу же я тащить девчонку по улице в чем мать

родила, как какую-нибудь мартышку! Ну, сами посудите, разве это можно?

Хигинс. Вы заявили мне, что требуете свою дочь. Вот и заберите ее. А

если она сидит без платья - пойдите и купите.

Дулитл (в отчаянии.) А где платье, в котором она пришла к вам? Кто его

сжег - я или эта ваша мадам?

Миссис Пирс. В этом доме я, с вашего позволения, не мадам, а экономка.

Я послала за платьем для вашей дочери. Когда его принесут, можете взять ее

домой. Подождите на кухне. Сюда, пожалуйста.

Расстроенный Дулитл идет за ней к двери, затем останавливается и после

некоторого колебания вкрадчиво обращается к Хигинсу.

Дулитл. Да погодите минутку, хозяин, не торопитесь. Мы ведь с вами люди

воспитанные, верно?

Хигинс. Вот оно что! Мы - люди воспитанные! Вам, пожалуй, лучше пока

уйти, миссис Пирс.

Миссис Пирс. Я тоже так думаю, сэр! (С достоинством удаляется.)

Пикеринг. Слово за вами, мистер Дулитл.

Дулитл (Пикерингу). Спасибо, хозяин. (Хигинсу, который пытается

укрыться на стуле у рояля: он избегает чрезмерной близости к посетителю,

потому что от Дулитла исходит свойственный его профессии запах.) А знаете,

хозяин, по правде говоря, вы мне здорово нравитесь. Если девчонка вам так

уж нужна, пусть остается. Ведь если глядеть на нее как на женщину,

ей-богу, она годится по всем статьям - хорошая, красивая девка. А как дочь

- ее прокормить себе дороже станет. Я с вами начистоту говорю и только

одного прошу - не забывайте мои отцовские права! Вы, я вижу, человек

справедливый, хозяин! Не хотите же вы, чтобы я уступил ее просто так, за

здорово живешь? Что для вас пять фунтов? И что для меня Элиза!

(Возвращается к стулу и торжественно садится.)

Пикеринг. Вам следует знать, Дулитл, что у мистера Хигинса вполне

благородные намерения.

Дулитл (Пикерингу). Само собой, благородные, хозяин. Иначе я запросил

бы пятьдесят фунтов.

Хигинс (возмущенно). Вы хотите сказать, бессердечный негодяй, что

продали бы родную дочь за пятьдесят фунтов?

Дулитл. Продавать ее заведенным порядком мне ни к чему. Другое дело,

услужить такому джентльмену, как вы. Тут я готов на все, верьте слову.

Пикеринг. Неужели вы начисто лишены моральных устоев?

Дулитл (откровенно). Я не могу позволить себе такую роскошь, хозяин. Да

и вы не смогли бы, окажись вы в моей шкуре. Да и что тут особенного? Как,

по-вашему, уж если Элизе перепало кой-что, почему бы и мне не

попользоваться? А?

Хигинс (озабоченно). Право, не знаю, что и делать, Пикеринг. Дать этому

типу хоть фартинг - с точки зрения морали равносильно преступлению. И в то

же время я чувствую, что в его требованиях есть какая-то первобытная

справедливость.

Дулитл. То-то и оно, хозяин. Вот и я так думаю. Отцовское сердце, как

ни скажите.

Пикеринг (Хигинсу). Я понимаю вашу щепетильность, но едва ли правильно

будет...

Дулитл. Зачем так говорить, хозяин. Вы на это дело взгляните с другой

стороны. Кто я такой? Я вас спрашиваю, кто я такой? Я бедняк и человек

недостойный, вот я кто. Вдумайтесь-ка, что это значит? А это значит, что

буржуазная мораль не для таких, как я. Если я чего-нибудь захотел в этой

жизни, мне твердят одно и то же - ты человек недостойный, тебе нельзя. А

ведь нужды у меня такие же, как у самой предостойной вдовы, которая в одну

неделю получает деньги с шести благотворительных обществ за смерть одного

и того же мужа. Мне нужно не меньше, чем достойному, - мне нужно больше. У

меня аппетит не хуже, чем у него, а пью я куда больше. Мне и развлечься

надо, потому что я человек мыслящий. Мне и на людях побыть охота, и песню

послушать, и музыку, когда на душе худо. А дерут с меня за все, как с

достойного. Чем же она оборачивается, ваша буржуазная мораль? Да это же

просто предлог, чтобы мне ни шиша не дать. Поэтому я и обращаюсь к Вам,

как к джентльменам, и прошу поступить со мной по-честному. Я ведь с вами

играю начистоту - не притворяюсь достойным. Был я всю жизнь недостойным,

таким и останусь. Мне это даже нравится, если хотите знать. Так неужели вы

обманете человека и не дадите ему настоящую цену за его родную дочь,

которую он в поте лица растил, кормил и одевал, пока она не стала

достаточно взрослой, чтобы заинтересовать сразу двух джентльменов? Разве

пять фунтов такая уж крупная сумма? Я спрашиваю вас и жду вашего решения.

Хигинс (подходит к Пикерингу). А знаете, Пикеринг, займись мы этим

человеком, он уже через три месяца мог бы выбирать между постом министра и

церковной кафедрой в Уэльсе.

Пикеринг. Что вы на это скажете, Дулитл?

Дулитл. Нет, уж увольте, хозяин, не подойдет. Доводилось мне слушать и

проповедников и премьер-министров - потому человек я мыслящий и для меня

всякая там политика, религия или социальные реформы - тоже развлечение. Но

скажу вам одно: куда ни кинь - всюду жизнь собачья. Так что мне уж лучше

быть недостойным бедняком. Как сравнишь различные положения в обществе, то

в моем, ну в общем на мой вкус, в нем хоть изюминка есть.

Хигинс. Дадим ему, пожалуй, пять фунтов.

Пикеринг. Боюсь, он истратит их без всякой пользы.

Дулитл. С пользой, хозяин, лопни мои глаза! Вы, может, боитесь, что я

их припрячу и буду на них жить себе понемножку, не работая? Не

беспокойтесь, к понедельнику от них уж пенни не останется, и потопаю я на

работу, будто у меня их и не было. В нищие не скачусь, можете быть

спокойны. Малость кутну со старухой, сам отведу душу и другим заработать

дам. А вам приятно будет знать, что деньги не выброшены на ветер. Да вы и

сами их разумнее не истратите.

Хигинс (вынимая бумажник, подходит к Дулитлу). Нет, он неотразим. Дадим

ему десять. (Протягивает две кредитки.)

Дулитл. Не надо, хозяин: у старухи не хватит духу истратить десятку. Да

и у меня, пожалуй, тоже. Десять фунтов - большие деньги; заведутся они, и

человек становится расчетливым, а тогда прощай счастье! Нет, дайте мне

столько, сколько я прошу, хозяин, - ни больше ни меньше.

Пикеринг. Дулитл, почему вы не женитесь на этой вашей старухе? Я не

склонен поощрять безнравственность.

Дулитл. Вот вы ей это и скажите, хозяин, скажите! Я-то со всем

удовольствием. Ведь сейчас кто страдает? Я. Власти у меня нет над ней: я и

угождай ей, и подарки делай, и платья покупай. Грех да и только! Я раб

этой женщины, хозяин, а все потому, что я ей не муж. И она это знает.

Попробуйте-ка, заставьте ее выйти за меня. Послушайтесь моего совета,

хозяин: женитесь на Элизе, пока она еще молодая и не смыслит, что к чему.

Не женитесь - потом пожалеете. А женитесь - потом пожалеет она. Так уж

пусть лучше она пожалеет, поскольку вы мужчина, а она всего-навсего баба и

все равно своего счастья не понимает.

Хигинс. Пикеринг, если мы еще минуту послушаем этого человека, у нас не

останется никаких убеждений. (Дулитлу.) Пять фунтов? Так вы, кажется,

сказали?

Дулитл. Покорно благодарю, хозяин.

Хигинс. Итак, вы отказываетесь взять десять?

Дулитл. Сейчас отказываюсь. Как-нибудь в другой раз, хозяин.

Хигинс (вручает ему кредитку). Получите.

Дулитл. Спасибо, хозяин. Счастливо оставаться.

Дулитл спешит к двери, чтобы поскорее улизнуть со своей добычей. На

пороге он сталкивается с изящной, ослепительно чистой молодой японкой в

скромном голубом кимоно, искусно вышитом мелкими белыми цветами жасмина.

За ней следует миссис Пирс. Он почтительно уступает ей дорогу и

извиняется.

Прошу прощения, мисс.

Японка. Провалиться мне на этом месте! Родную дочку не признал!

Дулитл. Лопни мои глаза! Элиза!

Хигинс. Кто это? Она?

Пикеринг. Боже мой, ну и ну!

Элиза. А верно, я как придурковатая выгляжу?

Хигинс. Придурковатая?

Миссис Пирс (у двери). Прошу вас, мистер Хигинс, не говорите лишнего, а

то девушка Бог весть что о себе возомнит.

Хигинс (спохватившись). Ах да, да, совершенно верно, миссис Пирс.

(Элизе.) Черт знает, что у вас за идиотский вид.

Миссис Пирс. Пожалуйста, сэр!

Хигинс (поправляясь). Я хотел сказать, очень глупый вид.

Элиза. Вот надену шляпку, так будет получше. (Берет свою шляпу,

надевает ее и с непринужденностью светской дамы шествует к камину.)

Хигинс. Ей-богу, новая мода! А ведь могло выглядеть ужасно!

Дулитл (с отцовской гордостью). Батюшки, вот не думал, что ее можно

отмыть до такой красоты, хозяин. Она делает мне честь, верно?

Элиза. Подумаешь, великое дело здесь мытой ходить! Вода в кране и тебе

горячая, и холодная, плескайся, сколько влезет. Полотенца пушистые, а

вешалка под ними такая горячая, что пальцы обожжешь, и щетки мягкие есть,

чтобы тереться, а уж мыла полная чашка, и запах от него - ну, что твои

первоцвет. Теперь понятно, почему все леди такие намытые ходят. Мытье им -

одно удовольствие. Вот посмотрели бы они, как оно нам достается!

Хигинс. Очень рад, что моя ванна пришлась вам по вкусу.

Элиза. И вовсе не все мне по вкусу. Уж как там хотите, а я скажу - не

постесняюсь. Вот миссис Пирс знает.

Хигинс. Какой-нибудь непорядок, миссис Пирс?

Миссис Пирс (мягко). Пустяки, сэр. Право, не стоит говорить об этом.

Элиза. Покалечить я его хотела, вот что. Со стыда не знаешь, куда глаза

девать. Потом-то я справилась, взяла да полотенце на него и навесила.

Хигинс. На кого?

Миссис Пирс. На зеркало, сэр.

Хигинс. Дулитл, вы слишком строго воспитали свою дочь.

Дулитл. Я? А я ее и не воспитывал. Так разве постегаешь ремнем для

порядку. Вы уж не взыщите, хозяин. Не привыкла она еще - вот в чем штука.

Поживет у вас, так научится свободному поведению, как в ваших кругах

полагается.

Элиза. Не стану я учиться свободному поведению: я не какая-нибудь, я

девушка порядочная.

Хигинс. Элиза, если вы еще раз скажете, что вы порядочная девушка, отец

заберет вас домой.

Элиза. Как же, заберет! Держи карман шире! Плохо вы моего папашу

знаете. Он сюда пришел, чтобы из вас деньжат выжать да нализаться как

следует - только и всего.

Дулитл. А что мне еще с деньгами делать! В церковную кружку бросить,

что ли?

Элиза показывает ему язык. Он так взбешен этим, что Пикерингу

приходится встать между ними.

Ты у меня язык попридержи да смотри, не вздумай с этим джентльменом

разные штучки откалывать, а то я тебе по первое число всыплю. Поняла?

Хигинс. Не хотите ли вы дать ей еще какие-нибудь наставления, Дулитл?

Или, может быть, благословить ее на прощанье?

Дулитл. Нет, хозяин. Не такой я отпетый дурак, чтобы своим деткам

выложить все, что знаю. С ними и без того не совладаешь. Хотите, чтоб

Элиза ума набралась, возьмите ремень, хозяин, да поучите ее сами.

Счастливо оставаться, джентльмены! (Направляется к двери.)

Хигинс (повелительно). Стойте! Вы должны регулярно навещать свою дочь.

Это ваш отцовский долг. У меня есть брат священник, он поможет вам

направить ее.

Дулитл (уклончиво). Ну как же, как же. Я приду, хозяин. На этой неделе,

правда, не смогу, работаю очень далеко. Но малость попозже можете на меня

рассчитывать. Всего доброго, джентльмены! Всего доброго, мэм! (Снимает

шляпу перед миссис Пирс, но та не отвечает на его приветствие, и он

направляется к двери. Обернувшись на пороге, он подмигивает Хигинсу,

видимо, соболезнуя ему по поводу тяжелого характера миссис Пирс; затем

уходит вслед за ней.)

Элиза. Не верьте вы этому старому брехуну. Да он скорее согласится,

чтобы вы на него бульдога напустили, чем священника. И не ждите - он сюда

скоро не сунется.

Хигинс. Мы не очень жаждем видеть его, Элиза. А вы?

Элиза. А я уж и подавно. Век бы мне его не видеть. Срамит меня только -

с мусором возжается, вместо того чтоб свое дело делать.

Пикеринг. Чем он занимается, Элиза?

Элиза. Людям зубы заговаривает да денежки в свой карман перекачивает. А

сам-то он - землекоп. Бывает, и теперь берется за лопату, когда

поразмяться захочет, и хорошие деньги зашибает. А вы больше не хотите

звать меня мисс Дулитл?

Пикеринг. Простите, мисс Дулитл, я оговорился.

Элиза. Да нет, я не обижаюсь. Просто очень уж это красиво получается -

мисс Дулитл. А можно мне сейчас такси нанять и проехаться по Тотенхэм

Корт-роуд? Я бы там вышла и велела подождать. Вот бы наши девчонки

утерлись - пусть знают свое место. Разговаривать с ними я бы, понятное

дело, не стала.

Пикеринг. Лучше подождите, пока вам принесут новое модное платье.

Хигинс. Кроме того, заняв высокое положение, не следует забывать старых

друзей. Мы это называем снобизмом.

Элиза. Нет уж, вы меня теперь с ихней компанией не путайте. Было время,

насмехались они надо мной почем зря, а теперь я им нос утру. Конечно, если

я получу новые модные платья, можно и подождать. Больно мне заиметь их