Японские студенты напоминают комсомольцев

В поисках японского духа

Михаил Иванов, «Невское время», 12 мая 2009

Ну, как там, в Японии? – спросили меня десятки раз по возвращении в Россию друзья и знакомые. И каждый раз в интонации вопроса уже звучал намек на правильный ответ: ну, разумеется, Япония – это где гейши и самураи, харакири и камикадзе, каратэ и ниндзя...

Сразу признаюсь, ниндзя не видел. Кажется, их вовсе там нет, хотя, конечно, они невидимки и все такое и один из них запросто мог спрятаться у меня под кроватью в гостинице. Не видел и гейш, хотя они точно есть. Тут все претензии к МИДу Японии, который организовал эту поездку: в программе посещения были депутаты парламента, чиновники разных рангов, простые люди, а вот гейш не было. Про харакири ничего сказать не могу: и сам не пробовал, и другим не советую. А вот самураи были.

Немного об экзотике

Юкки, мой гид и переводчик, крохотная женщина с внимательными и умными глазами, оказалась самурайских кровей. История ее благородной семьи насчитывает три столетия. Она хорошо помнит семейное предание, как ее отец в 1944 году сдал свой самурайский меч на металлолом, потому что стране нужна была сталь, чтобы ковать Победу. Победа досталась союзникам, а вот свой меч скоро после войны отец увидел на одном из престижных аукционов... Его стоимости хватило бы, чтобы семья в трех поколениях не знала нужды. Такое вот бесчестье соседствует в стране рядом с честью.

Юкки – это вообще отдельный разговор. Для меня она – воплощение женского начала Японии. Юкки – педантична, спокойна, вынослива и терпелива. Последнее качество особенно ценно, поскольку понятие российских гостей о дисциплине порой выходит за рамки понимания японцев загадочной русской души. Она часто иронично улыбается. Иронию главным образом вызываю я. Во-первых, я прескверно управляюсь с палочками для еды, а во-вторых, во мне три ее веса, что позволяет мне быть снисходительным даже в ситуациях, где другой сгорел бы от стыда.

Задача Юкки – помочь мне понять, что такое японский дух. Собственно, это моя задача. МИД Японии, думаю, имел более скромные запросы. Японский дух сегодня – это что-то вроде нашей национальной идеи: все об этом знают, но не вполне понимают, что же с этим делать. Японский дух может разрушать и может созидать. Он может пугать и восхищать. Вызывать насмешки и даже презрение. Но об этом чуть позже.

Итак, об экзотике, раз уж без нее не обойтись. Она в Японии есть! Во-первых, тут все водители такси работают в белых перчатках! Ей-богу, не вру и не преувеличиваю. Сами они говорят, что в перчатках руки не потеют, но мне кажется, что это просто красиво, вот они и носят. Японцы, известное дело, любят, когда красиво. Во-вторых, все японцы кланяются друг другу. Я сначала было решил, что это они перед иностранцами манерничают, но потом убедился, что это у них обычное дело. Кланяются они друзьям, знакомым, начальникам, подчиненным. Кланяется портье, кланяется кондуктор в поезде, причем два раза: при входе в вагон и при выходе из него, кланяется официант и депутат парламента... Я тоже начал кланяться уже на второй день. Сначала робко и неохотно, а потом даже с чувством и на сорок пять градусов, как положено по этикету. Могу сказать – ничего, спина не болит, быстро привыкаешь, и даже приятно где-то; чувствуешь себя воспитанным человеком.

Еще японцы улыбаются всегда и всем. Это непривычно и навивает мысли о лицемерии, но опять же, привыкаешь быстро, и закрадываются мысли: а может быть, и ничего, что лицемерно? Зато здоровью полезно и нетрудно вообще-то.

Что еще? Да, в Японии много кнопок. Техника в Японии – это религия. Кнопки везде. На одном только унитазе в моем номере в гостинице я насчитал пять штук. Три из них понял – биде, обдуватель и ароматизатор, – остальные решил не трогать, хотя вполне возможно, что это была медитативная музыка или ласковое почесывание по спине.

Еще вам? В традиционный японский ресторан можно войти только босиком. Это неудобно, согласен, а за японским столиком, если ваш вес за сотню, еще и тесновато, но зато прикольно, когда официантка подползает к вам на четвереньках, да еще раз десять за ужин, потому что блюда микроскопические, но их много.

Ну и, конечно, какая же Япония без театра кабуки. Был. Видел. Ничего не понял, поскольку по-японски говорили, но могу заверить: завораживает. Как древний обряд, в котором скрыт глубокий смысл, доступный только посвященным. Народу в театре было много, рукоплескала публика восторженно, и могу лишь добавить, что артисты театра кабуки (между прочим, только мужчины) – очень популярные в Японии люди. Многие из них носят титулы «Сокровище Японии» – что-то вроде нашего «Заслуженный артист России»

Ох, уж эти острова...

<…>

Японские студенты напоминают комсомольцев

Перед встречей со студентами из Японо-российского центра молодежных обменов Юкки отвела меня в парк. Японский парк в обеденный перерыв превращается в общественную столовую. Скамейки заняты клерками, у каждого на коленях пластиковая коробка с обедом. Такие коробки продаются и в офисах, и на улицах: в магазинчиках и ларьках. Средняя стоимость обеда на вынос – 500–600 йен, или 5–6 долларов. В докризисные времена обед стоил дороже – 800–900 йен. Еда вкусная и сытная, могу лично засвидетельствовать. Встречаются и японские бомжи. Их выдает легкая небритость и философски отрешенное выражение лица. Некоторые чинно сидят на скамейках, некоторые начищают ботинки тряпкой до блеска, может быть, им за это больше подают, может быть, так принято в их бомжатской среде, не знаю. Никто не курит. Я имею в виду бомжей. Про остальных и говорить нечего.

Именно в парке бросается в глаза пристрастие японцев к униформе. Мужчины все сплошь в черных костюмах с белыми рубашками, обязательно галстук. Девушки предпочитают блузки, юбки и гольфы. Немного о японском порядке. Говорят, что три англичанина – это очередь. Три японца – это скорее команда, где обязательно будет лидер. Как это у них получается, не пойму, но получается, причем лидера видно сразу. Он впереди, он дирижирует остальными. Вы можете себе представить такую картину: группа молодых российских сотрудников, ну скажем, Сбербанка возвращается с обеда в офис строем во главе с начальником отдела? Нет? А в Японии это запросто. Я сам видел, как не менее двадцати молодых мужчин (надо ли повторять, что все в черных костюмах, белых рубахах, галстуках?) бойко и слаженно, четко отмахивая руками, прошагали в глубь парка. Увидев на моем лице тревогу и удивление, Юкки пояснила, что молодые люди просто занимаются спортивной ходьбой, причем в свое законное обеденное время, скорей всего, всем отделом. «Чтобы, – тут она неодобрительно посмотрела на мой живот, – не потерять спортивной формы». Надо сказать, что живот мой каким-то образом ассоциировался у японцев с размерами нашей страны, и часто, глядя на него, они начинали свой бесконечный разговор о северных территориях, мол, куда вам столько?!

Здоровье для японца – это тоже религия. Холестерин, сахар и прочую дрянь в организме они отслеживают строго и с государственным размахом. Чиновники всех уровней обязаны время от времени проходить диспансеризацию. Измеряется все, в том числе и ширина талии. Если она зашкаливает (у мужчин пределом считается 88 см), бедолаге выносится первое предупреждение. Это значит – меньше есть, больше работать. Второе предупреждение уже чревато. Могут сократить премию. После третьего предупреждения обжора заносится в черные списки и может не рассчитывать на серьезную карьеру. Да и в деньгах он теряет. «Но ведь это же дискриминация!» – возопил я, невольно почувствовав себя либералом. «Но ведь вы же боретесь с курением, в том числе и мерами жесткого ограничения? – резонно возразила мне Юкки. – Почему же нельзя подобным образом бороться с ожирением?» Что тут скажешь? В Японии действительно самая высокая в мире продолжительность жизни. Это факт. И толстяков среди них почти нет – это тоже факт. Правда, есть и другой факт: Япония занимает девятое место по количеству самоубийств. Связаны ли эти факты друг с другом – не знаю...

Японские студенты мне понравились. Чем-то они напомнили мне наших комсомольских активистов конца 1970-х годов. Вежливые, улыбчивые, знают, что нужно говорить иностранцу. Мир – это хорошо, война – плохо. Смертная казнь вообще-то нужна, ну а если по-гуманному разобраться, то и не нужна вовсе. Принципиальность – это хорошее качество, но нужна и гармония во взаимоотношениях. Спрашиваю, чем живете, молодежь? Разбогатеть, небось, хотите? Нет, отвечают, не хотим. Сначала нужно послужить обществу. Почувствовать себя полезным.

<…>

«Смотрите, какой дядя пришел!»

Мне повезло. Я попал в школу «Такэхая» в знаменательный день – праздник посвящения в первоклассники. Церемония проходила в спортивном зале. Представьте себе классическую баскетбольную площадку под высоким потолком, зарешетчатыми окнами и импровизированной сценой. На деревянном полу расселась вся школа – 480 мальчиков и девочек. Все в аккуратных черных шортиках и белых рубашках, девочки в темно-коричневых гольфах. У первоклашек на рубашках бэйджики.

Мое появление вызвало маленький ажиотаж. Дети постарше деликатно отводят любопытные глаза, самые маленькие смотрят на меня с неподражаемым изумлением. Едва удерживаюсь, чтобы не показать им язык. Директор школы громогласно, со сцены объявляет, что школу впервые за всю ее историю посетил русский гость. Чувствуя себя посланцем доброй воли, стою и кланяюсь под бурные аплодисменты. К счастью, обошлось без речи.

Праздник любопытный. Сначала старшие дети встают, берутся за руки, образуя живой коридор, и первоклашки гуськом проползают между ними – это, как я догадался, обряд посвящения. Затем на сцену выходят девочки из старших классов и торжественно обьявляют, что «в нашей школе не бегают по коридорам, осторожно и бережно обращаются со школьным имуществом, не грубят учителям, не обижают друзей и товарищей». Учителя умильно кивают, директор расплывется в счастливой улыбке. Гость, то есть я, тоже умилен и тронут. Но вдруг темп действа меняется. На сцену выскакивает бойкий мальчик и вопит как заправский шоумен: «Сколько лет нашей школе?! Сто? Триста? Сто девять?!» Правильный ответ последний, и это подтверждает дружный рев зала. Заключает праздник, разумеется, школьный хор, который исполняет песню, не нуждающуюся в переводе.

По окончании торжества ко мне подходит, улыбаясь, заместитель директора господин Танака. Он доволен. Дети обтекают нас говорливыми ручейками; многие хватают меня за руку, приветствуют: «Хелло! Хелло!» Некоторые щупают, из чего я сделан. Господин Танака любезно предлагает стать моим гидом.

Школа «Такэхая» престижна. Многие мамы и папы из далеких районов Токио пытаются пристроить своих чад в это заведение. Однако удача улыбается далеко не всем: конкурс – несколько десятков человек на место. Отбор проводят учителя простым и проверенным дедовским способом – собеседованием. Вообще, надо сказать, в японском обществе ориентация на престижное образование столь высока, что многие родители уже в дошкольном возрасте определяют детей в различные подготовительные классы или приглашают репетиторов, а для поступления в элитный детский сад необходимо сдать экзамены.

В японских школах существуют три ступени, и «Такэхая» не исключение: начальная (дети от 6 до 12 лет), средняя (три года учебы) и старшая – тоже три года (от 15 до 18 лет). Обязательным по закону является 9-летнее образование в начальной и средней школе, однако за последние 20 лет количество поступающих в старшую школу неуклонно возрастает и в 2003 году уже составило 97 процентов.

Школа в Японии достаточно дорогое удовольствие. Особенно престижна частная. Тут цены зашкаливают за 2 миллиона йен в год. Столько же, для сравнения, стоит год обучения в престижном вузе. Хотя уровень знаний, как уверяет господин Танака, везде одинаковый.

При «Такэхая», между прочим, функционирует и детский сад. Он отгорожен от школы забором, и на его территории царит самый настоящий детский трам-тара-рам. Кролики и мелюзга бесстрашно снуют под ногами; храбрецы хватают меня за штанины, требуют чего-то на японском языке и ничуть не удивляются тому, что я отвечаю им по-русски, впрочем, и так все ясно. «Посмотри, что у меня есть!» – кричит мальчонка с черными глазенками, протягивая кубик. «Круто!» – восхищаюсь я. «Смотрите, какой дядя пришел!» – кричит девочка в розовом платье, приседая и топая ножкой от восхищения. Лет через пять взрослые научат их, что есть русские, американские дяди и есть свои, японские, а пока я для них просто большой папа, и в их доверчивости я чувствую невольный упрек миру взрослых.

В школе несколько иная атмосфера. Когда-то в Японии в школах царила строгая дисциплина. Как и в Англии, в частных учебных заведениях до недавнего времени были разрешены телесные наказания. Теперь, конечно, многое изменилось. Но учитель, сэнсэй, – по-прежнему фигура, уважаемая в обществе. Если молодожены – будущие учителя, то про них говорят на свадьбе: брак будет счастливым. Потому как почет им в жизни обеспечен, потому как неплохие деньги будут получать, солидную пенсию. Может быть, поэтому, в отличие от других стран, большинство учителей в японских школах – мужчины.

Впрочем, что это я все о хорошем. Есть, есть в японских школах и недостатки! Ученики стали непослушнее. Больше стало непосед, больше индивидуализма. В 2002 году было зафиксировано 23 119 случаев подросткового насилия в средних школах и 5000 – в старших. Чаще всего это банальная дедовщина и вымогательство денег. Статистика свидетельствует, что больше всего подобных безобразий происходит в средней школе, где учатся дети 12–14 лет. Случается, что доведенные до отчаяния постоянными унижениями жертвы кончают жизнь самоубийством. Господин Танака признался, что раньше учителям было легче. После войны, копируя американскую систему образования, японцы существенно снизили школьные нагрузки. Результат не заставил себя ждать. Количество неумных японцев стало угрожающе расти, стремительно догоняя американские показатели. Пришлось срочно вносить коррективы. Между прочим, господин Танака был страшно раздосадован, когда я задал ему вопрос, который он уже слышал неоднократно: «Правда ли, что в японской традиции воспитания принято позволять детям дошкольного возраста делать все что угодно?» «Не знаю, откуда взялся этот миф! – возмутился господин Танака. – Японские дети с малых лет воспитываются в строгости и послушании старшим!»

Учебный год в Японии начинается в апреле, на каникулы отводится значительно меньше времени, чем в других странах, – 30–40 дней летом, 2–3 недели зимой и 10 дней весной. В 2002 году в стране была введена пятидневная учебная неделя. До этого только две субботы в месяц были выходными.

С большим любопытством я походил по этажам. Могу засвидетельствовать – чисто. Из туалетов не пахнет. Интересно устроены японские классы в начальной и средней школе. Это не наша привычная комната с партами. Это скорее выгородка в рекреации. Ученики сидят на полу, что-то мастерят, между ними ходит учитель. Есть и охранник. Несколько лет назад какой-то псих в Осаке ворвался в школу с ножом и зарезал несколько человек. С тех пор охрана в школах стала обязательной. Старшие классы проходят обучение уже в закрытых помещениях. Классы большие – по 40 человек, разделены, как правило, на две группы.

В частных школах мальчики и девочки учатся раздельно. В частных школах вы можете получить религиозное образование. В частных школах вам привьют хорошие манеры. В остальном, повторяю, государственные школы не хуже.

Два слова о патриотическом воспитании. На школьной линейке каждый ученик и учитель при подьеме государственного флага обязаны петь гимн. Гимн старый, с империалистическим душком, поэтому многие преподаватели протестуют. Не поют. Их не увольняют, но, мне намекнули знающие люди, карьеру строптивцам не сделать. И контракт в случае необходимости могут не продлить. Такие вот дела...

Я прощался со школой «Такэхая» с грустью. Господин Танака проводил нас с Юкки до самой улицы. К этому времени я уже без особого труда отвесил ему прощальный поклон, как и учила Юкки, на добрых 45 градусов.

Женщина всегда права

<…>

– Профессор, вы крупный социолог, скажите, что происходит нынче с институтом семьи в Японии?

– Кризис. Все больше мужчин-холостяков; все больше одиноких женщин. 80 процентов холостяков проживают со своими родителями. Многие из них хотели бы жениться, но, увы, их шансы невелики. Женщины любят деньги. Многие из них желают выйти замуж за успешного мужчину. В этом случае про женщину говорят, что она нашла свое счастье, что она – победительница. А что делать неудачникам?

Краем глаза я увидел недовольство в лице Юкки. Про мужчин-холостяков я уже кое-что знал с ее слов. Она называла их презрительно паразитами. У мужчин-паразитов нет ни стыда, ни совести. Их устраивает скромная, незаметная жизнь с родителями, они не ищут подвигов, чтобы завоевать женскую благосклонность, они ищут покоя и тихих радостей своего бесполезного существования. Их нельзя зацепить за самолюбие, им чуждо тщеславие. По существу, они невидимы и непобедимы, как самолеты СТЕЛС в небе, и поэтому вызывают в женской части ярость и жажду мщения.

– Все меньше женщин стремятся найти себя в работе, – не унимался профессор, в котором, похоже, проснулся бессознательный мужской шовинизм. – На работе тяжело, сидеть дома с ребенком легче, к тому же в случае развода женщина пользуется большими правами.

От себя добавлю – исключительными правами. Например, такая ситуация. Живет себе полноценная японская семья до глубоких лет. Дети выросли, дом – полная чаша. Муж всю жизнь в работе. Жена на кухне. И вот глава семьи выходит на пенсию. Жена по такому случаю готовит традиционный праздничный ужин и, когда муж выпивает первую рюмку сакэ, говорит:

– Дорогой, я решила уйти от тебя, поскольку все эти годы ты вызывал во мне только отвращение. Я терпела ради детей. Теперь я ухожу. Пожалуйста, отдай мне половину пенсии.

У мужчины – глаза на лоб, челюсть – вниз. Он-то бедолага все эти годы думал, что жена души в нем не чаяла, а она, змеюка подколодная, его только терпела... И что же? Ведь ему по японским законам придется отдать ей половину своей пенсии! Такое вот равноправие.

Между прочим, после замужества и в связи с рождением ребенка более двух третей японских женщин оставляют работу. Это объясняется не только глубоко укоренившейся традицией, но и тем, что японские мужчины весьма неохотно помогают им в работе по дому и уходу за детьми. Так, опрос, проведенный в 2001 году в Токио, показал, что 70 процентов мужчин никогда не принимают участия в стирке или приготовлении еды (даже те, чьи жены работают), а 60 процентов никогда не утруждают себя мытьем посуды и уборкой. В среднем же японский мужчина тратит на уборку и готовку 4 часа в неделю. Поэтому в возрасте 30–35 лет работают только 55 процентов женщин.

Однако вернемся к профессору. Он считает, что молодежь в Японии склонна к гедонизму. Слишком легко ей все досталось, слишком много вокруг соблазнов, отсюда и повальный инфантилизм, и склонность к развлечениям. К тому же в последние годы и государство слишком сильно опекало подрастающее поколение, а это уже, извините, социализм.

– «Мои деньги – это мои деньги! А деньги мужа – это мои деньги!» – вот девиз многих современных «женщин-победительниц», как их иногда называют в обществе. Проблема в том, что богатых мужчин мало. На всех не хватает. К тому же богатые мужчины, зная, что их используют, мстят. Они становятся иногда настоящими деспотами в доме. Словно чувствуют, что с приходом пенсии их оставят как использованный... предмет. В бракоразводных процессах суд всегда становится на сторону женщины, почему-то считая ее слабой половиной.

Тем не менее, добавлю от себя, 50 процентов преподавателей в японских вузах – женщины. Правда, в парламенте их по-прежнему мало по европейским меркам – всего 9,4 процента.

К сожалению, драгоценное время профессора быстро истекло, о чем он красноречиво намекнул, взглянув на часы. А жаль, потому что интересная вышла беседа. Правда, мне показалось, что Юкки осталась не очень довольна, впрочем, мне это, видимо, все же показалось.

<…>

Заключение

«Ну а где же мораль? – спросит читатель. – Выводы?» Постараюсь вкратце.

Мы – разные. Больше всего меня в Японии поразила одна сценка. Это было в Киото, на перроне вокзала. Неподалеку от нас с Юкки стоял молодой человек в фуражке и мундире железнодорожника. Подошел поезд, пассажиры сели, поезд тронулся. Молодой человек вдруг театрально вскинул руки и громко, нараспев, что-то прокричал. Поезд набрал ход и покатил себе, а молодой человек в фуражке энергично показывал на него пальцем в белой перчатке и монотонно кричал в след одну и ту же фразу.

– Что он кричит? – спросил я Юкки.

– Он кричит, что поезд ушел.

– И пальцем показывает?

– Да.

– Но зачем?!

Юкки смутилась немножко. Она объяснила, что так положено, что всегда так кричат, когда уходит поезд, чтобы у пассажиров на перроне осталось ощущение порядка и законченности процесса. Я бы не поверил, если бы не видел все это собственными глазами. Нет, вы представьте себе железнодорожника на перроне Финляндского вокзала, который кричит вслед КАЖДОЙ уходящей электричке: «Она ушла! Она ушла, дорогие товарищи!» Долго бы он там простоял (тем более что Военно-медицинская академия рядом)?

Я уже упоминал про японскую вежливость. И все-таки вдумайтесь: японские продавцы мороженого в поезде, прежде чем ВЫЙТИ из вагона, кланяются всем пассажирам. Всегда. Мне возразят, что в этой пустой вежливости, возможно, нет и грамма искренней любви и уважения. Согласен. Ну и что? Меняю искреннее жлобство на лицемерную вежливость, не задумываясь!

Японцы любят учиться. Они готовы учиться чему угодно. Мне кажется, что если японцу на необитаемом острове дать удочку, то он умрет с голоду, если рядом не окажется сэнсэя по рыбалке. И дело не в тупости. Просто каждое дело, считает японец, нужно выполнять на высоком профессиональном уровне, а для этого, как завещал наш классик, нужно учиться, учиться и еще раз учиться. Знаете, сколько учится японская девушка заваривать чай по всем правилам искусства? 13 лет в специальной школе. Я участвовал в чайной церемонии и могу засвидетельствовать, что это не чаепитие – это строгий религиозный обряд, в котором японец удовлетворяет скорее духовную, чем телесную жажду. Да будет вам известно, что, приготовляя чай, нужно ровно пятьдесят раз взболтнуть специальной кисточкой жидкость в чашке, да не просто так, варварски болтать, как мы привыкли, а под определенным углом держать кисточку, иначе чай никуда не годится... Возможно, при этом еще нужно скрестить пальцы ног определенным манером – в тонкости меня не посвящали. Но, помилуйте, – 13 лет! И это не предел. Есть умельцы, которые учатся всю жизнь, тратя на это большие деньги!

Можно было бы над этим посмеяться, если не видеть вокруг все эти скоростные поезда, небоскребы и технику последнего поколения.

Мы – разные, и я вовсе не хочу делать из этого вывод, что мы хуже или лучше во всем. Учиться 13 лет заваривать чай я не стану даже под дулом пистолета; я, пожалуй, обойдусь и без того, чтобы сотрудники нашей славной РЖД орали на перроне, что поезд уходит, – на наших вокзалах и так много нервотрепки. Но правда заключается в том, что Россию окружают страны, где люди умеют и любят работать. Экономический потенциал этих стран стремительно наращивается. На этом фоне мы выглядим до сих пор неудачниками, которые ищут утешение в мазохическом самобичевании. Мы избалованы огромными богатствами, мы разучились не только ценить то, что имеем, но и извлекать из этого прямую прибыль. Страна нуждается в Проекте, который мобилизует наши огромные ресурсы. Такой Идеей для послевоенной Японии стала стремительная модернизация экономики.

И, черт возьми, как же хочется после Японии порядка, господа! Пусть самой лицемерной вежливости! Собранности. Серьезности и ответственности в деле. Ведь подумать только, какая дивная жизнь тогда наступит! Представьте, на улицах – чисто! На дорогах – порядок! Милиционер тебе улыбается не с плаката, а прямо на улице. Чиновник – вежлив. Благодать! И ни копейки денег на это из бюджета не нужно.

А умом и талантами нас Бог не обидел.