Юрий Круглов aka Drakon v palto 2 страница

Пока мои друзья курили, а враги переговаривались, я, оставшись наедине со своим самокопанием, смог вдоволь им насладиться.

— Эх, грустную историю ты рассказал! — вздохнул через некоторое время Хохмач, обращаясь к Гоблину. — Не умеешь ты истории со счастливыми эндами рассказывать! Как же мы, славяне,все-такилюбим себя помучить…

Тут он попал в точку, как будто прочитал, что у меня в голове творилось.

— Вот у меня история была… — протянул Хохмач.

Настало время обычных сталкерских баек. Я любил слушать Хохмача — врал он складно и весело.

— Было это полгода назад. Ну, или может, месяцев семь. У меня тогда особенно остро финансовый вопрос стоял. В общем, проигрался я в шахматы, а может в карты, в пух и прах. Остался должен крупную сумму наших родных хохлобаксов. Либо отдавать надо было, либо со своим мужским достоинством расставаться — это в лучшем случае. Ну, я так подумал, что лучше деньги на бочке, чем яйца в мешочке.

Мы с Гоблином заулыбались. Все знали, какие проблемы тогда были у Хохмача. Но и тогда и сейчас он переводил все в шутку. Его талант даже в самых критических ситуациях видеть смешное всегда приводил меня в восторг. Один раз я ему даже вслух это сказал. Знаете, что он мне ответил?

— Смешное в критических ситуациях? Хм. Что же может быть смешного в женских месячных? Разве что реклама прокладок?

Вот и сейчас он рассказывал нам реальную историю, которая полгода назад могла бы закончиться его смертью, если бы он не вернул двадцать штук родных тугриков людям Паука, местного пахана.Вообще-то, за глаза все называли его Радионуклидом. Паук держал в руках всю торговую сеть в Зоне, все скупщики артефактов платили ему дань за право работать в этой сфере, а также сдавали самые интересные находки. Говорят, он имел связи также среди военных, ученых и даже в правительстве. Сталкерам он тожекогда-топытался установить дань, только ничего у него не вышло — люди, ходящие под смертью, в отличие от торгашей, ни с кем своими кровными делиться не хотели. Попросту, его сборщиков, что называется, „похерили“. А после этого, не без легкой руки Хохмача, к Пауку приклеилась кличка Радионуклид, которая, впрочем, звучала тихо и только среди своих. В глаза этого никто бы сказать не осмелился, да и никто ни разу не видел Паука, шифровавшегося не хуже любого шпиона, но в наше время везде есть глаза и уши, обидное прозвище достигло ушей авторитета.

Когда Хохмача спрашивали:

— Почему Радионуклид?

Тот всегда потрясающе артистично кривился и отвечал:

— Никто его не видел, но всем от него плохо!

Обычно после этого раздавался взрыв хохота.

Умные люди поговаривали, что тот проигрыш специально был подстроен Радионуклидом, чтобы был повод наказать Хохмача. Никто не знал, как ему удалось выпутаться. И вот теперь я это узнаю.

— Я тогда почти не вылезал из Зоны, за разные темные заказы брался, чтобы нужную сумму скопить. Можно сказать, я даже с местными монстрами породнился. Подходишь вот так к контроллеру, он смотрит на тебя такими доообрыми глазами, как дедушка Ленин на детей, а ты ему и говоришь: „Мы с тобой одной крови — ты и я!“ Он прослезится и пропустит. Да еще эскорт для охраны снарядит — то ли парочку зомби, то ли стаю добрых служебных собачек — это уж кто под рукой окажется. Узнавать даже начали. Приходишь в Зону — а они встречать уже идут, ластятся, как к родному, зубками покусывают, лапками поглаживают.

Мне даже возвращаться не хотелось. Тем более, что только половину денег собрал, а мой добрый кредитор нервничал — у него на жизнь не хватало, голодал бедняга, пока я в сытости и роскоши катался, как сыр в масле. Поэтому он попросил своих друзей поговорить со мной, спросить, не нужно ли чего?

Мы с Гоблином стали посмеиваться. Каждый из нас знал, что Радионуклид за день капусты срубал больше, чем сталкер за год. Да и излагал все Хохмач просто великолепно! И ужасно смешно.

— Ну вот, пригласили его друзья меня вежливо чаю с ними попить. Лимузин за мной прислали, охрану. Доставили с комфортом, в дорогое кресло усадили, стали разговаривать. Душевные ребята попались!

Ну, вначале они попритворялись, будто грубые, я попритворялся, будто смелый. Тогда они сделали вид, что разозлились, я — что испугался. Я был бы рад еще с ними поболтать, но они устали, да и мне пора было сказку на ночь читать. Вот и рассказали они мне, что у их хозяина серьезные проблемы, поэтому денег надо больше. Я им сказал, что где ж мне их взять за одну-тонеделю? Они мне резонно заметили, что если отобрать у меня все лишнее оружие и оборудование, то я смогу побольше из Зоны таскать. И отобрали. И много еще чего из моей конуры позабирали, чтоб я за жизнь так сильно не цеплялся.

Лицо Хохмача приняло более серьезное выражение.

— Я в кабак пошел и напился. Ко мне тогда Кипиш и подрулил, предложил „верняк“. Он тожекое-комудолжен был. А мне что? Я пьяный, мне все по пояс! Я даже деталей не спрашивал. А Кипиш все втирал, что знает, когда „окно“ будет, что мапой Картографа разжился, что дело вернее верного — бабла зашибем! Ну, вы знаете Кипиша… Хвастался, какие у него новые шмотки, винтарь армейский. Я тогда этому значения не придал.

А на следующий день „погоны“ меня за седалище взяли, когда с Кипишом через проволоку лезли. Тот сразукуда-тоиспарился, а меня, как папу Римского опекать стали. Красные шапочки кругом бегают (краповые береты — прим. Серого),какой-тожирнозадый полкан из „бобика“ вылез, приказы раздает. Чего это ко мне такое внимание? — думаю. Как будто убийцу Джона Кеннеди словили.

Меня потом в какой-тобункер привезли, так и так, говорят — или сотрудничать с нами будешь, или под статью пойдешь.

Из Зоны в зону попадать неохота.

— Чегоделать-тонадо? — спрашиваю.

А „погон“ мне и отвечает:

— Вам, — говорит, — як известному, сталкеру, доверяется особо!.. важливое, государственное завданіе. За рідну, неньку Україну!

Мало того, что на суржике говорит, так еще такие непонятные паузы в предложениях делает, что хрен поймешь его.

— Трэба… ото, зафатыть у Зоні карлика, одного… Карлика. Живьем! Для научных экспериментів, тобто.

— Любить вашу маму! — офигел я. — Может, еще контроллеру носки заштопать по дороге? Что ж вы своих военных сталкеров на это особо важное дело не припашете? — спрашиваю.

У того мысль по большому небесному кругу пошла, пока до мозга добралась, он уже успел комплекс мимической гимнастики сделать. В итоге родил:

— Ібо… две наших, группы… зныкли без вести! Мы нэ можемо, більше рысковать, нашимы людьмы.

Меня такое подозрение взяло. Что за задание такое самоубийственное для одного человека? Я, конечно, мужик здоровый, но! Я ведь не самый лучший сталкер! Почему на это дело именно меня подряжают? А если бы меня возле проволоки не взяли? А если бы мне деньги не нужны были, и я дома сидел? Слишком много совпадений. К тому жечто-тоя не помню ни одного упоминания в Зоне о жирном полкане, говорящем на жутком суржике.

И тогда я понял. Весь этот цирк — и мой карточный проигрыш, и Кипиш с его „верняком“ и новым оружием, и полковник этот штабной с его ужасным произношением и большим пузом, задание идиотское — все это подстава! На тот свет меня спроводить решили! И подстроил все это Радионуклид, туды его в качель!

Мы с Гоблином зашипели на Хохмача — рядом были Падла, Сержант и тот незнакомец, что вроде как дрых на своей койке. Не стоило при них упоминать обидное прозвище Паука. Сержант с Падлой и правда при последних словах бросили подозрительные взгляды в нашу сторону, третий их спутник все так же спал.

— Да мне пополам! Типа Радионуклид не знает, что я его так называю, пусть доносят.

— Ну, и ты согласился? — осведомился я у Хохмача.

— А куда деваться? На зоне меня бы быстро шестерки Радионуклида прирезали. Лучше в Зоне „туман“ глотать, чем на зоне срок мотать! В общем, согласился я на эту авантюру. Но за это я с них потребовал новый защитный костюм,FN-200, „Форт -12“, гранаты со снотворным газом, „мухоловку“, сканер, прибор ночного видения и двадцать штук по факту выполнения задания. Полкан аж офигел от такой наглости. Я ему: что, хотите, чтобы я задание выполнил? Так давайте мне снаряжение нормальное! Он помучался малость, подумал своей одной-единственной извилиной. А потом мне с чистой душой руку пожал. Согласились на все, что я просил, контракт подписали, в котором все условия сделки оговаривались. Все чин по чину!

— Не может быть! — не поверил я.

— Я тоже удивился. Ну, я там же, на базе, как смог, проверил все то, что они мне всучили.Домой-томеня никто не пустил, чтоб чего лишнего не разболтал. Военная тайна, любить вас в рот! Оружие, говорят, перед самим заданием получишь. А вот амуницию для ознакомления дали.

Защитный костюм внешне нормальный, сканер тоже ничего, хоть и не последней модели. А вот у „мухоловки“ аккумулятор убитый, прибор ночного видения барахлит. Аккумулятор я заменил быстренько — у них же тихо стянул новый, а вот „ночник“ попросил другой дать. Они там помялись немного, но в итоге дали.

Всю ночь перед ходкой спать не давали, вонючки, инструктаж со мной проводили. Чего можно, чего нельзя, как связываться, к кому на какой блок-пост подойти после выполнения. А утром меня на вертолете (!!!) доставили в самую промежность… В Банку.

Гоблин тихо присвистнул, я подавился воздухом.

Банка — одно из самых опасных мест в Зоне, наряду с Дырой, Кунсткамерой и Колизеем. Такой концентрации аномалий больше нигде не было, как здесь. Все известные разновидности плюс неизвестные. Разрушенные дома, битое стекло, постоянно висящая дымка тумана — обычного вперемешку с кислотным, и ловушки почти на каждом шагу. Там у сканера мозги лопаются от такой концентрации физических искажений. К тому же, это почти в самом центре Зоны, а это значит, что выбраться оттуда почти нереально.

— Я тогда решил, — продолжал Хохмач, — что всем назло выберусь, пусть мне на пузе весь путь проползти придется. Проблемы только со временем были — через два дня Выброс. Первым делом решил из Банки выползти — карликов и в других местах хватает, менее веселых.

Сканер выключил, а то он, бедный, светился весь, как новогодняя елка. Лег. Бросил первую гайку — она как теннисный мячик заметалась — от одной комариной плеши к другой, пока в мясорубку не попала. Тут такой фейерверк начался! Зато путь я приметил. Метра три прополз и еще одну метнул — почти тот же результат, только в конце она в тумане исчезла. Таким макаром метров сорок одолел, пока мне дорогу ржавые полосы не перегородили. Где заканчиваются не видноиз-затумана. Тупик. Пришлось обратно возвращаться. Смекнул я, сколько мне гаек понадобится, чтобы оттуда выбраться, понял, что тут целый слесарный цех нужен. Тогда и стал дорогу мелом помечать. Ползал так часа два, что черепаха, все почти на одном и том же месте. Зато уж нарисовался мелом!

Остановился передохнуть, подкрепиться. А тут ветер поменялся. Чувствую — щипает в горлечто-то, потом и жечь начало. Я тут же маску защитного костюма на лицо. Только оказалось что с ней, что без нее — результат один. Накололи менявсе-такис костюмом. Я маску в сердцах сорвал и швырнул подальше. Она далеко пролетела, метров десять-двенадцать, и спокойненько упала. Я тут же это расстояние и прополз. Так, метр за метром, и вылез оттуда. Всего это у меня часов шесть заняло, хотя, казалось бы — метров триста той Банки!

Вылез.Дай-кадумаю, оружие на всякий пожарный проверю — может с ним тоже чего не так? И не зря! Что в винтовке, что в „Форте“ — стволы забиты. А ведьFN-200штука сама по себе капризная, ухода требует. Ну, думаю, вонючки нехорошие! Даже в этом перестраховались!

Вычистил я их, дальше пошел, а тут воронакакая-токаркать начала.

— Дурной знак! — сказал Гоблин.

— Да, я тоже так вначале подумал. А потом я вспомнил, что плохая примета верить в дурные знаки. Плюнул на это. Дальше, по сравнению с Банкой, было чистоРио-де-Жанейро! На этом я и прокололся. Рано расслабился. Когда шел по железнодорожной насыпи, поскользнулся, упал, разбил нос.

— Тьфу ты! — нервно засмеялся Гоблин. — Вечно ты со своими шуточками!

— Да, а ты знаешь, как это больно? — заулыбался Хохмач и подмигнул мне.

Я тоже невольно засмеялся. Да, умел он рассказывать так, чтобы любую серьезную вещь превратить в хохму.

— Ну вот, добрался до заброшенного хутора, решилгде-нибудьпереночевать. Зашел в самый тихий домик, тихо спустился в подпол, а там… Смотрю — на полу карлик мирно дрыхнет! Это ж надо — так подфартило! Я быстренько его по голове тюк! — и в контейнер, что мне с собой для него дали. Еле туда его запихнул, гада. Они хоть ростом и маленькие, зато в плечах в полтора раза шире меня. Тяжелый, как сволочь! Я тогда еще подумал, что лучше бы мне кравчучку дали, чтобы транспортировать этого ублюдка. Бросил ему туда еще вдобавок гранатку, с газом снотворным, как я думал. А это слеповуха перекрашенная оказалась. Хорошо, хоть я зайчика поймать не успел.

С того места я ушел, чтобы его сородичи вдруг также на меня спящего не наткнулись. До сумерек нашел другое место для ночлега — на крыше ангара. По дороге Жмыха встретил. Он как узнал, что я за спиной несу — так и драпанул от меня!Ха-ха. Обалдетельное зрелище! Ради этого одного стоило за задание браться.

И Хохмач показал нам с Гоблином, как это выглядело. Мы чуть животы не надорвали.

— Ну все, тихо, тихо! — зашикал он на нас, когда мы особо сильно разошлись, и кивнул на „соседей“, недовольно ворчащих на наш шум. — У ребят режим, им спать надо.

Мы взвыли. Я вообще чуть на пол не упал.

— Козлы, — прорычал Сержант и перевернулся на другой бок.

— А сам-тоне трусил — тварь такую за спиной нести? — утирая выступившие от смеха слезы, спросил Гоблин, возвращаясь к рассказу Хохмача.

— Не! Там чемодан оборудован для этого. Карлики ведь дневного света боятся, так там специальные электролюминесцентные панели дневного света в стены встроены. Сидит он там, а свет ему глаз раскрыть не дает, вот он ни о чем другом и думать не может. Простой, но верный способ. К тому же я „мухоловку“ на всякий пожарный включил. Она всепси-излученияулавливает — и мои, и чужие, так что ни одна „муха“ мимо меня не пролетала. Аккумулятор новый, так что можно было не волноваться.

— Умно. Неужто они тебе чемодан не подпортили, как костюм и оружие? — удивился Гоблин.

— Тот, кто все это затеял, все мелочи рассчитал. Хотел, чтобы все достоверно выглядело. А вот то, что мне карлика взять удастся, не учел. Дали бы мне испорченный ящик — и все, хана. Ну да хватит об этом! Слушайте, чего дальше было.

Проснулся утром рано оттого, что опасность почувствовал. Смотрю — недалеко от меня крыса сидит, смотрит на меня. Здоровая! Хотя, в Зоне мелких крыс не бывает. Бывают либо здоровые, либоохренеть-как-супер—здоровые. Так вот эта была здоровая. Лежу, боюсь пошевелиться — не раз видел, как они быстро прыгают. Она тоже не шевелится, понимает, что если промахнется, то второго шанса не будет. Так мы смотрели друг на друга долго-долго — минут двадцать, может больше. У меня рука уже затекла. Я ей пошевелил тихонько, чтобы размять, а крыса это как сигнал приняла. Я в сторону дернулся, куском листовой жести прикрылся. Крыса от нее как отрикошетит! Вниз с ангара упала, только мозги о бетон шваркнули. То бишь, день начался неплохо.

Я уже почти до проволоки дотопал, пара километров осталась, когда стрельбу услышал. Думал поначалу, что это отморозки из „Долга“ мутантов отстреливают, уж очень много шуму. Подошел поближе — гляжу три идиота сквозь толпу зомби напролом прутся. Чудом только выбрались оттуда живые. Ни за что не догадаетесь, чем они дальше занялись!

— Затаились, или быстро ушли в сторону… — предположил Гоблин.

— Ни фига! — покачал головой Хохмач.

— Если бы такой простой ответ был, он бы вопроса не задавал, — вслух подумал я.

— Молоток, Серый, шаришь! — похвалил меня Хохмач.

Я попытался сделать следующее предположение:

— Глупость какую-нибудь? Не знаю…

— Ладно, не рожайте! — остановил наши мучения Хохмач. — Эти придурки уселись и стали впечатлениями о прошедшем бое делиться! Причем все с такими умными и серьезными лицами, какое только может быть у 14-15-летнихпацанов, играющих в крутых взрослых сталкеров.

Мы с Гоблином переглянулись — действительно, придурки!

— Я близко подошел, чтобы на будущие трупы поглядеть, поэтому хорошо все слышал. Это было примерно так: Один спрашивает: „Что вы думаете по этому поводу!“. Второй отвечает: „Я думаю, это было круто!“, третий говорит: „Я думаю, это было опасно…' — единственная здравая мысль. Потом задававший вопрос подвел итог: „Ну что же, похоже, мы здорово повеселились! Идем дальше“.

— Уроды… — в шоке шепчу я, слушая рассказ об этих мальчишках. — Идиоты! Компьютерные дети.

— Да! — с горечью в голосе кивает Хохмач. — Наигрались в шутеры типа Анрыла или Кваки, и с таким же представлением о действительности лезут в Зону! Дебилы!Все-такинаше поколение было более умное, мы не путали реальность с виртуальным миром. А эти… Посидели за компом, почувствовали себя крутыми перцами — и поперлись воевать. Причем из оружия у них — одинАК-47, два „Макара“ и обрез от двустволки. А дорогу перед собой совсем не проверяли — перли, как по Крещатику, даже гайки не бросали. Насмотрелись старых фильмов типа „Брата“ — распилили дедовское ружье и с ним полезли в Зону.

— Я тоже в первый раз с обрезом от двустволки пошел, — вспоминая былое, произнес Гоблин.

— А говорили, что ты со своим мечом и арбалетом пошел, — разочарованно произнес Хохмач. Еще одна легенда оказалась ложью.

— Что я, дурак?Во-первых, это сколько же арбалетных болтов с собой таскать надо,во-вторых, перезаряжается он долго, а стреляет неточно. И в третьих, слишком уж арбалет громоздкий. Я с обрезом в первый раз пошел, — повторился он. — Ну, понятное дело, и меч с собой взял. Я его всегда беру. Но тогда и монстров поменьше было, да и я напролом не лез.

— Слушай, Хохмач, а дальше что было? Ты им помог? — это уже я спросил.

— С чего бы это? — поднял он брови. — Покойный Троглодит говорил мне: „Если человек идиот, то дай Зоне его исправить!“ Если бы я им помог, и вывел живыми, то они только утвердились бы во мнении относительно своей крутости. И в следующий раз пошли снова, а кроме них еще сотни таких же мальчишек.

— Так что же ты сделал? — тихо спросил я.

— Я отошел подальше от этого места, поскольку на шум, который подняли три этих придурка, должно было сбежатьсяпол-Зоны, и стал наблюдать. Когда самый слабый из них вдруг развернулся и выстрелил в своего друга, я понял, что в действие из засады вмешался контроллер. Третий пацан побежал. Он даже не понял, что с ним случилось, когда в комариную плешь попал. Его за долю секунды на салфетки порвало. Тут контроллер первого парня отпустил, но только лишь для того, чтобы его разорвали собачки, которые к тому времени подоспели.

— И ты смотрел на все это? — ужаснулся я такой холодности.

— А что мне было делать? Перестрелять всех мутантов в округе? Я этих долбодятлов туда не тащил, обязательств никаких не брал. У меня своих проблем тогда хватало, помнишь? Что, скажешь, нужно было к ним присоединиться?

Я покачал головой. Он прав. Те дети решили стать сталкерами. А сталкер если пошел в Зону, сам и выбираться должен.

— Ты прав, — повторился я вслух. — Извини.

— За что?- подмигнул мне Хохмач. — Все давно забыто!

— Так ты донес карлика военным? — спросил Гоблин.

— Донес. „Мухоловку“ включил, чтобы контроллеру в лапы не попадаться, короткими перебежками как раз перед самим выбросом и успел. Только пошел я не к блок-посту, как говорил мне полковник, а прямиком к людям Радионуклида. Я ведь Горбатому в карты продулся, вот к нему я и пошел. Раз они из одной шайки все, то какая разница, кому нести?

Захожу, а там и Горбатый, и полкан тот штабной сидят, и еще несколько людей Радионуклида, и куча свидетелей-сталкеров. Ох, и рожи у шестерок Паука тогда были!

Поставил я ящик на стол и гонорар свой потребовал. Полкан и офигел. Они не надеялись, что я живым вернусь, а то, что я еще и груз с собой принесу, вообще никто представить себе не мог, потому так легко они и подписались мне деньги выплатить. А тут гляжу — полковник этотчто-томямлить начал про нарушение секретности, сопли жует, глазами перепуганными хлопает.

Тогда я сказал, что если он не заплатит, то у меня есть два варианта — либо я пойду к военному начальству с этим контрактом, либо открою контейнер прямо там, где стою. Обе этих перспективы, похоже, его напугали до усырачки. В общем, получилось так, что я Радионуклиду его дутый долг его же деньгами и вернул. Да вдобавок капитал скопил, разжился новым оружием и техникой взамен старых.

Потом я Кипиша разыскал, поговорил с ним „за жисть“, по душам поговорил… Теперь он мне „верняк“ предлагать не торопится, и другим не велит.

— Да, — глубокомысленно протянул я, — в тот раз тебе действительно повезло. Только Радионуклид наверняка не забудет обиды. Он снова захочет тебя убить.

Мой друг медленно поднялся, потянулся и с добродушной улыбкой посмотрел на меня с высоты своего почти двухметрового роста:

— Вот за что люблю тебя, Серый, так это за бездонный оптимизм и потрясающую жизнерадостность!

Мы втроем от души рассмеялись. Опять мои пессимистические настроения!

— Однако время позднее! — поднялсяиз-застола Гоблин. — Отбой!

И, наклонившись, сказал уже потише:

— Дежурить будем по одному, каждые два часа. А то, не ровен час, припомнят нам наши шуточки соседи. Серый, ты первый!

Я был не против. Все равно на сон не тянуло — перед каждой ходкой в Зону я несколько суток кряду сплю. На всякий случай. Однако когда подошла очередь Гоблина, я лег на нагретую им койку и уснул, как убитый. Завтра будет тяжелый день…

СЕРЫЙ

Самурай должен прежде всего постоянно помнить — помнить днем и ночью, с того утра, когда он берет в руки палочки, чтобы вкусить новогоднюю трапезу, до последней ночи старого года, когда он платит свои долги — что он должен умереть. Вот его главное дело.

Но если он не помнит о смерти, он будет беззаботен и неосторожен, он будет говорить слова, которые оскорбляют других, тем самым давая повод для споров.

Тогда он может быть убит, имя его господина — запятнано, а его родители и родственники — осыпаны упреками.

Юдзан Дайдодзи.

Я проснулся под громкоголосое пение Хохмача, аккомпанирующего себе под гитару; несколько минут поворочался, не желая полностью проснуться. Но шум, который издавала луженая глотка моего товарища, выхватывала из оков сна так же верно, как гул колокола. Он пел одну из бессмертных песен Виктора Цоя:

Доброе утро — тебе и таким, как ты!

Доброе утро, последний герой,

Здравствуй, последний герой!

— Доброе утро, — тихо прошептал я на это приветствие, и улыбнулся. Хорошая песня.

— Рота, подъем! — крикнул Хохмач во все свое хохмачье горло, увидев, что я все еще не решаюсь окончательно проснуться. — Ну и здоров же ты дрыхнуть, Серый!

— Ну и здоров же ты песни орать! — вторил ему я. — Доброе утро, последние герои!

Гоблин молча кивнул из-за стола, продолжая свою нехитрую утреннюю трапезу из запасов концентратов. Я спрыгнул с койки, протер закисшие глаза и надел очки. Оказалось, что все уже давно встали, кроме меня.

Трое наших соседей сидели с другой стороны стола. Между ними и нами чувствовалась четкая, но невидимая для глаза граница. Чтобы это почувствовать, не нужно быть семи пядей во лбу — отрицательные флюиды пропитали весь воздух бункера. Молчаливый незнакомец, пришедший с Сержантом и Падлой, восседал во главе стола. Стало быть, он у них за старшего.

Нехорошее чувство возникало у меня при взгляде на эту троицу. Я не параноик, нет, но вот что я умею делать хорошо — так это чувствовать людей. Интуиция меня ни разу не подводила. Кто-то когда-то сказал мне, что я — человек-зеркало, отражающий настроение других. Что же, там, в обычном, скучном мире, это было плохим качеством, особенно при приеме на работу. В Зоне же именно благодаря своей чувствительности и, в то же время, незаметности, я оставался в живых. Я всегда знал, где меня ждала засада, почему мне вдруг захотелось свернуть с намеченного ранее маршрута или исчезнуть побыстрее из какого-либо места, кто и как из сталкеров ко мне относится, и вел себя соответственно. Хотя нет, не всегда…

Я тогда только начинал, и сталкерская братия представлялась мне одним дружным, сплоченным коллективом, живущим по законам рыцарства. Пока не встретил Сержанта. Он первый, кто открыл мне глаза. Может, поэтому я его так сильно ненавидел?

В тот раз я вошел в бар после своей третьей удачной вылазки, чувствуя себя крутым и сильным мужчиной, успевшим многое повидать и многому научиться. Поэтому, когда здоровый жлоб беспардонно и грубо толкнул меня, проходя мимо, я, конечно же, возмутился и попросил его быть аккуратнее.

— Тебе что-то не нравится, чмо очкастое? — резко обернулся ко мне тот.

Морда его мне сразу не понравилась. Под ложечкой у меня предупредительно заныло, но я тогда был под впечатлением от собственного успеха, и потому считал себя довольно крутым.

— Смотри, куда прешь! — ответил я ему.

— Я тебе щас ноги поотрываю и в жопу позасовываю, — являя мне свои редкие зубы, улыбнулся мой обидчик под дружный смешок посетителей бара.

— Ну, это еще надо сделать, — усмехнулся я.

Народ придвинулся ближе. Идиотская ухмылка здоровяка сползла с его лица, и он навис надо мной:

— Сиди себе, и не мурлыкай, понял?

— А то что? — не унимался я, несмотря на то, что в голове призывно кто-то кричал: „Молчи, молчи, не нарывайся!“

И тогда… Я думал, что я знаю кунг-фу. Оказалось, чисто теоретически. Да, Нео из меня не вышло. Так что Матрица может спать спокойно.

Когда ребра срослись, а глаза вновь смогли видеть, я опять отправился в Зону. И там вновь почувствовал себя Человеком. С тех пор я изменился. Вернее нет, не так. Я остался прежним, изменилось мое отношение к окружающему миру. Я уже не обманывался насчет сталкерского „содружества“, понимая теперь, что ублюдки встречаются везде. Я больше не считал Зону чем-то чужим, злым и жестоким. Я стал всегда прислушиваться к своим предчувствиям — дурным особенно. И я понял одну очень важную вещь — понял, зачем пошел в Зону. Чтобы быть Человеком, Личностью. Это мне удавалось только здесь. Только здесь я был счастлив. Все остальное — шелуха.

С этими мыслями и воспоминаниями я уселся за единственное свободное место за столом — возле Падлы, поэтому, когда он выдернул из-под меня табуретку, я даже не успел отреагировать. И упал на пол, больно ударившись копчиком. Падла и Сержант довольно и противно заржали, как только могут ржать такие дебилы, как они.

— Уроды… — сказал я, поднимаясь.

— Что?! — выдвинул вперед челюсть Сержант, вскакивая на ноги. Но я уже держал направленный в его сторону автомат.

За столом воцарилось молчание. Падла осторожно косился на мой калаш. В случае чего — он тоже окажется на линии атаки.

— Я сказал, что вы — уроды! — громко и четко повторил я. — Я хотел сказать „казлы', но „уроды“ вам лучше подходит.

— Ах, ты падла! — зашипел Сержант.

— Нет, это твой друг — Падла, — спокойно продолжал я, удивляясь собственной смелости.

— Да я тебя… — дернулся тот.

Я повел дулом автомата, не теряя из вида ни одного из этой троицы:

— Да я сам тебя… Зона большая! Можно затеряться ненароком…

Не известно, чем бы все это кончилось, если бы третий спутник Падлы и Сержанта, совершенно спокойно завтракавший все это время, вдруг не сказал: