Глава 14. На стыке двух дивизий 2 страница

— Буду бить по гусенице! В лоб его не возьмёшь!

— Маленько подожди! Я крикну когда бить! Ты все время гусеницу лови! Командир взвода припал к орудию, а я следил за танком, не отрываясь от трубы.

— Из орудия по танку…. — на распев закричал я. — Огонь!

Пушка вздрогнула, блеснула ярким пламенем, дыхнула дымом, по собачьи как-то тявкнула тоненьким голоском и обдала дорогу облаком пыли. Лейтенант метнулся от пушки через дорогу к подножью нашего бугра (назад) и в два прыжка оказался (по другую сторону дороги) около своих солдат.

— Ну что попал? — крикнул он мне снизу. Я смотрел в стереотрубу. Может и попал. Я точно не видел. Гусеница на танке была цела. Танк продолжал ещё ползти.

— Гусеница не сползла! — крикнул я лейтенанту.

После нашего выстрела танк прошел несколько метров и остановился, повел медленно стволом. Вот он довел ствол до створа сорока пятки, замер на мгновение, рявкнул глухим раскатистым басом. Как бы рыкнул плюгавую дворняжку. Сорокапятку подбросило вверх и в облаке взрыва ствол, щит, лафет с колёсами разлетелись в разные стороны, промелькнув над кустами.

— Видел лейтенант?

— Видел! — ответил я и привалился к наглазникам стереотрубы.

Я знал, что артиллерист без моего разрешения никуда не уйдёт. Он подполз на четвереньках ко мне и лежал чуть ниже (меня). А его солдаты смотрели вверх, ожидая моего разрешения. Политрук Соков насупившись смотрел на них из-под бровей.

Уничтожив нашу пушку, танки остановились. Они видно ждали другого выстрела из амбразуры прорытой под высотой. Но амбразура была пуста, и они это не видели. (На просвет окно амбразуры ничем не закрывалось.) Пушек у нас больше не было.

Я подал команду пулемётчикам и припал к окулярам трубы. Четыре пулемёта захлебываясь ударили по немецкой пехоте. Пули резали все и траву, и кусты, и людей (кругом). В трубу были видны всплески пыли на дороге. Немецкая пехота шла, рассыпавшись по всей ширине пространства дороги. Немцы не ожидали встретить здесь такого плотного огня в упор.

На дорогу легли убитые к раненые. Живые, кто успел, попрятались за остовы танков. Артиллерист лейтенант подполз ещё ближе ко мне

— Пушка разбита! Отпусти нас, как договорились! Я оторвался от трубы, посмотрел на него, увидел на его лице нетерпение и страх. Он верно подумал. что я заставлю его отбиваться от немцев из винтовок.

— Ты же сам сказал! — протянул он жалобно и пискливо |плаксиво |.

— Хочешь взглянуть? Сколько немцев лежат на дороге? Посмотри, это нужно для дела! Лейтенант приник к трубе и отползая немного вниз сказал:

— Да! Вот это дело!

— Ну ладно иди! Забирай своих солдат! Пойдёшь через болото.

— Майору скажешь, что танки подошли к высоте. Пуша разбита. Пулеметчики режут немецкую пехоту. Я буду здесь стоять, пока танки не подойдут к высоте.

— Политрук — крикнул я Сокову.

— Отпусти их! Лейтенант артиллерист в один миг скатился к своим солдатам, те вскочили на ноги, засуетились на месте, вошли в воду и исчезли в кустах. Пулемётчики с сожалением и завистью смотрели в болото, Теперь политрук Петр Иванович пополз ко мне на бугор. Он поправил каску, утёр ладонью вспотевшее лицо и тихо спросил:

— Ну а мы чего будем делать? Одними пулемётами танки держать (не удержишь)! Может, и мы махнём на ту сторону? Свидетелей нет!

— Не спеши Петя! Торопиться нам теперь некуда! Немецкие танки стоят. Уйти с высоты мы в любую минуту успеем.

— Я отпустил лейтенанта. Ты правильно сказал. Я избавился от него. Надеюсь, ты меня понял?

— Сползай вниз и видом не показывай, что ты чего-то боишься.

Я припал к окулярам трубы. Пулеметы продолжали бить короткими очередями.

Скат, обращенный к немцам, совершенно пуст и недвижим. Ничто не мелькнет на нём, потому что мы лежим за обратным скатом. Стрелять из пушек по пустому бугру бессмысленно. Танки вперёд не пойдут. Они подавят на дороге убитых и раненых. Им нужно убрать с дороги убитых и раненых, а этого сделать до ночи мы им не дадим. Но если они тронуться, то рота спокойно успеет всё погрузить на плоты и спуститься в болото. На болоте кругом деревья, белые берёзы и зелёные кусты. Людей и плотов в двадцати метрах не будет видно.

— Пулемётами танки держим! — крикнул я, чтобы слышали все солдаты.

— Мы за обратным окатом! Немцев бояться нечего!

— Главное (сейчас) спокойствие! Не дать им подняться с дороги! Славяне!

Последнее слово я (особенно) по (фронтовому) выкрикнул.

Солдаты видели, что я со стереотрубой лежу выше всех, и это в них вселяло твердость и уверенность. Но по лицам их нельзя было сказать, что они от моих слов воспряли духом, что у них нет ни сомнений, ни страха и они не волнуются.

Миномётов у немцев не было. Козырнуть нас за обратным им было нечем (скатом они не могут). Узкая полоса дороги не позволяла танкам податься в сторону.

Время идёт. Танки стоят. Убитые и тяжело раненые лежат на дороге. Пехота спряталась за танки. Танки без пехоты вперед не пойдут. Они бояться бутылок с горючим, которых у нас нет. Они бояться бокового удара из-за бугра. Не стоит ли у нас за бугром вплотную к дороге заряженная бронебойным снарядом пушка.

Нужно попробовать выкурить немцев из-за двух передних танков. Сделать это просто. Я подал команду убавить прицел. Теперь пули должны пойти под брюхо переднего танка. Они ударят по булыжнику дороги и рикошетом пойдут (ударят) по ногам. Все, кто спрятался за танками, получат порцию свинца. Посмотрим, как они сейчас запляшут.

Пулемётчики стреляли вслепую. Перед ними прицельные колышки. Танков я немцев они не видят. По моей команде они поворачивают лимб.

— Уровень меньше 0-02, 0-03, левее 0-02, пятьдесят патрон, короткими очередями. Огонь!

Смотрю в трубу. Немцы за двумя передними танками заметались. Я вспомнил дуэль немецкой пушки и станковых пулемётов, установленных на обратных скатах под Белым. Я отпрянул от трубы и с удовольствием потёр руки. Теперь мы пулеметным огнем держали немецкую пехоту и танки. Это была невиданная наглость с нашей стороны. И, если хотите, немцы почувствовали в этом нашу (уверенность) силу и для себя ловушку.

Когда было видано, что при виде колоны танков русские не бегут. По какой немецкой науке немецкая пехота с танками несла на дороге потери. Немцы заметались в пыли, когда по ним из-под брюха ударили пули.

Немецкие танкисты шарили своей оптикой по гребню голого бугра, но сколько они не смотрели, ни вглядывались, обнаружить ничего не могли. Пулеметы били с обратного ската.

И что ещё характерно. Я заранее приказал снять с пулемётов стальные щиты, чтобы они не выступали выше стволов. При стрельбе из пулемётов пули шли в начале чуть вверх, к гребню высоты. А затем по кривой опускались к дороге. Бот и вся хитрость.

Пулемёты стояли ниже уровня гребня. Вспышек и дыма от стрельбы пулемётов немцы не могли видеть. Немцы перед собой видели голый бугор, который стоял поперёк дороги. Дорога огибала его зажатая между бугром и большой высотой.

Уничтоженная пушка могла быть приманкой, и немцы видно не решались схода идти на бугор. Из-за бугра в бок танку могло ударить более мощное орудие (более мощного калибра). Получи передний танк выстрел в упор, боковая броня будет навылет пробита. Танк своей громадиной закроет узкий проход. Почему эти русские так уверенно бьют из пулемётов?

Я подал команду пулеметчикам прекратить огонь. Посмотрим, что будут делать немцы? Стрельба прекратилась. Стало совсем тихо. Время как будто остановилось.

Если все мои предположения верны, то дело здесь без авиации не обойдётся. Вечером вряд ли сюда прилетят пикировщики. Они обычно начинают свою работу с утра. Танки пойдут вперёд после бомбежки. Так всегда было. Именно таким манером они разгромили наших под Белым.

А сейчас немцы ждут ночи, чтобы вынести раненых и убрать о дороги убитых. Убитых они давить гусеницами не будут. На живых это действует нехорошо. У немцев вообще покойники в большом почёте. Они их не бросают. Стараются где можно всех их вынести и похоронить с почётом.

Здесь было действительно выгодное место. С одной стороны бугор и болото, с другой подъем на господствующую высоту. Я знал по опыту прежних дней, что немецкие танки остерегались открытых высот. Они выбирали для хода закрытую складками местность.

День подходил к концу и вряд ли они сунуться или что-нибудь предпримут.

Вначале, при подходе немцев пулемётчики струхнули. Шутка ли! Колона танков шла по дороге на них. Сколько раз приходилось наблюдать солдатам своих собратьев с поднятыми вверх руками.

Я оторвал голову от стереотрубы, посмотрел назад, хотел взглянуть на пулеметчиков, как там они. Парамошкин лежал у пулемёта и спокойно почёсывал за ухом. Он ждал моей команды. Он вытянул шею, навострил уши, когда увидел, что я смотрю на него.

Здесь всё в порядке! — решил я. А вот справа пулемётный расчёт старшины Фомичёва копался с пулеметом. Потные, торопливыми движениями рук они перебирали что-то.

— Ну что ещё там? — крикнул я в их сторону, — Фомичёв! Проверь пулемёт сам! Чего у них там руки трясутся?

Старшина Фомичев быстро подобрался к пулемету, поставил затвор на место, хлопнул крышкой ствольной коробки и доложил:

— Пулемет к бою готов, товарищ лейтенант!

Время шло. Немцы стояли. Солдаты осмелели, воспряли духом. Послышались всякие шуточки, появились и неприличные слова.

Солдаты видели, что я лежу на бугре, спокойно и зло покрикиваю и не собираюсь убирать трубу и пятится задом. А это значит, что всё идёт как надо.

Танки стояли. Немцы не высовывались. Пулеметы молчали. Но стоило где-нибудь мелькнуть или шевельнуться немецкой пехоте, я подавал команду, и все четыре пулемёта сразу оживали.

Повеселел народ. Стал смелее смотреть. Политрук Соков, молчавший всё время, подал свой голос. Я позвал старшину Фомичева и велел ему наблюдать в стереотрубу.

— Держи их за танками! Будут высовываться, бей короткими очередями! — Патронами на сори! — Ложись старшина! А я пойду вниз перекурю, пожалуй!

Спустившись вниз, к подножью бугра, я подсел к политруку и закурил (закрутку из махорки).

— Ну что Петя? А ты сразу хотел нырять в болото!

— Помнишь немецкую пушку? То была наша первая проба. А теперь вторая.

— Но не думай, что немцы дураки. Что они свиста пуль испугались. Они ждут авиацию. Немцы воюют по правилам. У них всё делается по науке и наверняка. Они на авось, как мы, не воюют.

— Так вот дорогой Петя, утром вставай пораньше, пока над болотом будет туман. Будь на ногах. Нас с утра ожидает хорошая бомбёжка.

Политрук невольно оглянулся, посмотрел на край болота, где на мокрой глине отпечатался его след сапога. Там в воде, около берега стояли наши плоты.

— Да-да! Ты меня правильно понял! Но только учти! При появлении пикировщиков драпать нельзя. Зайдём в болото и затаимся. Пусть бомбят пустое место. А когда самолёты отбомбятся и пойдут обратно, мы ещё посмотрим в какую сторону нам идти. Мы можем вернуться и опять занять свои позиции. Если, конечно, танки раньше нас не тронуться с места.

— Как тебе нравиться такой план политрук?

Политрук после всего сказанного сгорбился, поднял кверху плечи, и ничего не ответил.

— И вот тебе моё поручение! Обойдёшь всех и поставишь им боевую задачу на завтра. Растолкуй им подробно. Со всех, кто останется в живых, лично сам спрошу за выполнение боевого приказа. И ещё! У старшины Фомичева есть весьма шустрый парень. Он готов всё бросить и драпануть у всех на глазах.

— Так вот! Я буду занят немцами и пулемётами, а ты приглядывай за ним и за всеми. Предупреди его. Если он спаникует, ты лично приведёшь мой приказ в исполнение. Он один может погубить всю роту.

— У тебя есть спички? А то я завернул и прикурить нечем.

— Нет! Спичек давно не давали.

— Эй! Парамошкин тащи сюда свою адскую машину-громыхало. Добудь нам с политруком огонька. А то прикурить нечем!

Пулемётчик, рядовой солдат Парамошкин, удостоенный приглашения в компанию командира, улыбаясь спустился с бугра, засунул руку в карман, достал из кармана кусок кремня, обрубок напильника и завернутый в тряпицу фитиль.

Парамошкин громыхнул напильником по камню, посыпались искры, фитиль задымил, завонял и засветился красным тлеющим огнем. Парамошкин подул на него (его усиленно раздувал). Мы прикурили.

Солдат, понимая что без него не обойдёшься даже в таком плёвом деле, как добыча огня, аккуратно завернул свою адскую машину в тряпицу и с достоинством отправил её обратно в карман. Политрук поправил каску. Я прилёг и с удовольствие закрыл глаза. Да вот как бывает!

В штаб армии наверно доложили, что люди соседнего полка держат дорогу. А здесь стоит гвардейская рота и наводит на немцев сомнение и страх.

Гвардейцы дивизии. Три полка солдат. Топают сейчас по пыльной дороге из Белого на Смоленск. Пленные! А чем они виноваты?

[Это] дело рук Березина, Карамушко, Ковалёва и подобных им в том, что дивизия попала в такое положение. Командиры полков, батальонов сразу разбежались кто куда, побросали роты, солдаты попали в плен.

— Ну, как там немцы? Старшина! — сказал я, подымаясь с земли. Я забылся, казалось на минуту, а пролетел целый час.

— Раненных таскают! Загородились лёгким танком.

— А чего не стреляешь?

— Патроны берегу! Сами сказали. Да и стволы нужно остудить.

— Ладно студи! Только смотри за немцами в оба! Из взвода, который стоял сзади нас, прибежал связной солдат.

— Младший лейтенант спрашивает, что нам делать.

— Передай младшему лейтенанту пусть явиться ко мне.

— Давай быстро, бегом, назад!

Я ничего не сказал солдату на счет танков и пехоты противника, Пусть командир взвода сам придёт и посмотрит. Солдат убежал.

Через некоторое время явился младший лейтенант. Я велел ему подняться к гребню и посмотреть в стереотрубу. Мл. лейтенант припал к окулярам и увидел танки. Он никак не предполагал увидеть их. Спустившись к подножью бугра, бледный и взволнованный, он уставился на меня. Мне даже показалось, что он смотрит и видит меня в последний раз, У него были широко раскрыты глаза.

— Ты понял, что здесь происходит?

Младший лейтенант молчал.

— Вы будете отходить самостоятельно по дороге вокруг болота — сказал я. Участок дороги до поворота преодолеете быстро. Потом по кустам. Немцы вас не увидят. Отход начнете, не дожидаясь моей команды. Но окоп свой покинете только тогда, когда увидите, что нас здесь нет, и когда немецкие танки пройдут этот бугор. Пока танки за бугром, окопа не покидать! Мы можем вернуться назад. Людей собери в одно место. Пусть не болтаются. Имей в виду, что с рассветом могут появиться пикировщики. Они летают низко. Сверху им всё видно. Они могут появиться в любую минуту. Ночью немецкие танки не пойдут. Утром они будут бомбить наш бугор. Вас они не тронут. Главное, чтоб твои солдаты не бегали.

— Вот собственно и всё!

— Ты на фронте новичок. Но скоро привыкнешь ко всему!

— Всё ясно?

— Ясно!

— А раз ясно! Отваливай назад!

Младший лейтенант поднялся и побежал по дороге.

Его сгорбленная худенькая фигура мелькнула над дорогой последний раз.

День подходил к концу. Вечером пикировщики не летали. Все свои черные дела они начинали с рассвета.

Ночь прошла тихо. Немцы периодически светили ракетами. Ракет не жалели. Я раза два поднимался на гребень и смотрел в их сторону. Давал команду дать огоньку. Потом спускался вниз, приваливался к выступу бугра и закрывал глаза. Засыпал мгновенного, спал чутко, просыпался от всякого шороха. Через час, полтора открывал глаза, прислушивался к тишине, поворачивался на бок, окликивал часовых, спрашивал их — Как там?

Рассвет подкрался незаметно. Взошло солнце. И вот со стороны города показались пикировщики. Связь у немцев работала отлично. Танки ждали их. Я велел дать по две короткие очереди из всех пулемётов и грузить их на плоты.

— Всем войти в воду и стоять тихо без толкотни!

— С первым взводом пойдёт политрук!

— Пётр Иваныч забирай взвод, отойдешь на тридцать метров и будешь ждать меня в кустах.

— Отправляйся! Политрук зашел по грудь в воду и стал удаляться. За ним потянулись остальные. Каждый, кто входил в воду втыкал за поясной ремень зелёные ветки. Мы со старшиной в воду вошли последними.

Через некоторое время мы догнали передних (роту). Они стояли и ждали нас. Всем под кусты! Стоять не шевелиться!

— Чего стучишь зубами? Вода теплая!

— Если кто шевельнётся, будете плавать как глушенная рыба кверху брюхом!

У одного солдата затряслась нижняя челюсть, когда он, вытянув шею, взглянул вверх из-под каски. Пикировщики шли у нас над головами.

Казалось, что немецкие лётчики с небольшой высоты рассматривают нас. И теперь тянут время, во всяком случае, так нам казалось.

Я стоял на краю кустов около группы белых берёзок. Отсюда хорошо было видно дорогу, бугор, немецкие танки и пикировщики над головой.

Самолёты шли над болотам параллельно дороге и не меняя курса стали удаляться к нам в тыл. Казалось, что они пошли куда-то дальше, нацелившись на опушку леса, где стоял тот чужой полк.

Но вот они перестроились змейкой. Ведущий заложил крутой поворот. И летели друг за другом и, сделав крутую дугу, теперь не спеша летели назад вдоль дороги.

— Вовремя мы ушли! — подумал я.

И в этот момент я увидел, как один самолёт отвалился из середины строя, отвернул несколько в сторону, пропустил задние самолёты и качнувшись в воздухе резко пошел на дорогу вниз. Остальные подтянулись в линию и продолжали лететь по прямой.

Я перевёл взгляд на тот самолёт, он пикировал на дорогу в то место, где стоял наш взвод. Что могло там у младшего лейтенанта случиться? Почему их обнаружили?

Я перевел взгляд на группу, которая приближалась к бугру. Передний пикировщик вскинулся вверх, перевернулся через крыло и включил сирену. Он целился в гребень бугра.

Один за другим пикировщики срывались к земле, включали сирены и неслись на бугор со страшным рёвом. Взрывы следовали один за другим. Фонтаны земли и пыли поднимались вверх. Рыжее облако росло, нависло над бугром, оно окутало землю, земля гудела и дрожала. Страшный грохот и вой сирен стоял над болотом. Там, где когда-то стояли наши пулемёты, бушевало пламя взрывов и летела земля. Человек не мог бы выдержать такого грохота, если и сидел (бы) под землёй.

Сбросив бомбы, и прострочив бугор из пулемётов, самолёты построились, набрали среднюю высоту и пошли в сторону города. Танки и пехота стояли на месте. Они видно были уверены, что от нас полетели клочья и хотели подождать когда рассеется густая желтая пыль. Я это сразу смекнул (усек и тут же сорвался с места).

— Пулемётчики за мной! Занять высоту! — крикнул я и виляя боками направился к берегу.

Солдаты поняли, что медлить нельзя. Никто не хочет бросаться вперёд других, лезть под (пули, под) снаряды и пули (прямой наводкой) — поджилки трясутся. Но, видя что я был впереди и шел как ошалелый и за мной старшина с пулемётом на плоту, пулемётчики заторопились тоже.

Если солдат не успеет вступить вовремя на берег, то жди грозы. Лейтенант ни за что не простит. Это они знали твёрдо. Малейшее промедление может обернуться напрасными потерями, может поставить всю роту под удар. А раз лейтенант пошел, он знает что делает. За ним поспевай и смотри. (только поспевай. И солдаты, напрягая все силы, бросились догонять).

Высота ещё дымилась взбитой рыжей пылью и вонью немецкой взрывчатки, а солдаты снимали с плота первый пулемёт. (с плота выбрались) Вот они выбрались к подножью высоты. В горле першило и скребло. Нечем было дышать.

— Пулемёты к бою! — услышали они знакомый голос.

— Прицел постоянный! Огонь! — без передыха, — кричал лейтенант.

Первый пулемёт уже бил короткими очередями. Остальные подобрались к гребню по обратному скату. От колышков и пулемётных площадок ничего не осталось. Они примерно на глаз выставили пулемёты и открыли огонь.

Сейчас нужна была не точность, а быстрота действий. Нужно было захватить огнем пулемётов пространство, прижать немецкую пехоту и показать немцам, что после такой бомбежки — (вот) мы сидим живые здесь.

Пусть думают, что у нас здесь подземные капониры. Им в голову не придёт, что мы во время бомбёжки стояли в воде.

Немцы не ожидали встретить снова пулемётный огонь. Бугор был буквально изрыт и перепахан бомбами.

Пока самолёты бомбили, танкисты открыли люки, пехота вышла из-за танков, и смотрели на бугор. И вот теперь, когда всё перемешано с землёй, когда на бугре не осталось живого места, пулемёты опять ударили по пехоте. Немецкая пехота мгновенно убралась за танки. Но на дороге остались убитые. (Теперь они варежки не разевали)

В это время из тыльного взвода прибежал солдат. Он тяжело дышал, встал оторопело, ошалело смотрел на меня широко раскрытыми глазами.

— Ты что? — спросил я, мельком взглянув на него.

— Я товарищ лейтенант оттуда… — и солдат, торопясь, стал рассказывать, что с ними случилось.

— Младший лейтенант и все люди погибли! В пулемётную ячейку попала бомба. Только сейчас я вспомнил, как при заходе самолётов на дорогу от цепочки пикировщиков оторвался один самолет. (и пошел в пике на дорогу).

— Как они вас обнаружили?

— Я товарищ лейтенант был в кустах. У меня живот перехватило. А ребята лежали на траве возле дороги. Грелись на солнце.

— Ну и что?

— Все думали, что самолёты пошли дальше. А когда они повернули обратно (и пошли) (на нас), все вскочили и бросились в окоп. (Немец сверху сразу их засек). Я сидел в кустах, так и остался там. Я побоялся бежать, вот и остался жив.

— Так! Так! — сказал я, обдумывая то, что случилось.

Я припал к стереотрубе и посмотрел в сторону немцев. Танки стояли на месте, немецких солдат не было видно.

Политрук и часть свободных солдат стояли в воде. Лишних людей нужно убрать от сюда — подумал я и махнул им рукой.

— Отойдете в кусты на прежнее место! Ждите нас там и не высовываться!

Немцы уже ведут переговоры по рации, вызывают снова авиацию — подумал я.

Я больше не потирал руки от удовольствия. Я чувствовал, что игра подходит к концу. От усталости и напряжения силы были на пределе.

Теперь я спрашивал себя, зачем я вернулся на высоту. Что толкнуло меня кинуться снова сюда. Возможно первая удача, желание удивить немцев. А может это бессмысленный поступок? Сейчас я могу поставить под удар всех своих людей. Пётр Иваныч никогда бы не пошёл на это.

— Старшина! Передаю тебе трубу! Дерни немцев огоньком! Я сбегаю во взвод младшего лейтенанта. Может, там остались раненые?

— Бежим — крикнул я солдату.

Я бежал по дороге и думал. Солдат с перепугу доложил что все убиты. А там лежат тяжело раненые. Мы можем бросить их.

Когда мы подбежали к пулемётному окопу, я увидел развороченные края глубокой бесформенной воронки. На кустах и деревьях около дороги висели кровавые обрывки солдатской одежда, куски мяса валялись в пыли. Около поваленной берёзы стоял кирзовый сапог наполнений кровавым месивом, поверх него торчала белая кость. Вот собственно всё, что осталось от пулемётного расчета и младшего лейтенанта Лени Пискуна (Гринбера). Все они погибли от взрыва бомбы в одно короткое мгновение.

— Выходит, что они побежали? — спросил я стоявшего рядом солдата.

— Побежали! Товарищ лейтенант. Я видел, как они прыгнули в окоп, и в это время ударила бомба. Меня тоже тряхнуло. Уши до сих пор болят.

Солдат говорил и вздрагивал всем телом, словно на него с высоты падали бомбы.

Я взглянул ещё раз на кусты. На них болтались обрывки кишок, с них ещё капала алая кровь на землю.

Когда мы вернулись назад, все смотрели на нас, как будто мы вернулись из ада, видно у нас был впечатляющий вид.

— Ну что там? Товарищ лейтенант?

— Потом! Сейчас не до этого!

Я решил на бугре оставить один пулемёт и все остальные отправить к Петру Иванычу (заранее) в болото.

— Я, старшина Фомичёв, расчёт Парамошкина с пулемётом останутся здесь! Все остальные следуют в болото к политруку и там нас дожидаются! Идти по кустам, на открытые места не выходить. Дойдёте до места, передайте Сокову, чтобы все шли на тот берег! Нас будете ждать на том берегу!

— Чем меньше нас здесь останется, тем легче нам будет с одним пулемётом отсюда уйти — решил я.

Пулемёты разобрали, проворно поставили на узкие остроносые плоты, последние солдаты спустились в воду и вскоре скрылись в кустах. На воде осталась только рябь от их движения.

Мы лежали под бугром, постреливая из пулемёта и посматривая на горизонт. Вскоре я уловил отдалённый гул самолётов. Со стороны города из-за леса показались силуэты немецких пикировщиков. Они как будто шли мимо болота по той стороне.

Если наши дураки тоже легли сушить портянки, их как раз пикировщики и накроют. Я смотрел и не сводил глаз с самолётов.

— Самолёты на подходе — крикнул я, чтоб все были наготове.

— На прощание, по немцам, полсотню патрон, беглым … Огонь!

Пулемет полоснул длинную очередь. Пулеметчики смотрели на меня.

— Давай! — крикнул я и мы скатились к подножью бугра, встали в рост и спустились в воду.

В этот раз я вместе с солдатами стоял под кустами. Мы подождали пока самолёты пошли на заход, сбросили бомбы на бугор, завывая сиренами.

Картина бомбёжки повторилась. Кверху летели куски земли. Они падали в воду, брызгая в стороны. Пикировщики цепочкой бросились вниз, и над высотой стало подниматься облако рыжей пыли и дыма.

Бомбёжка еще не кончилась, а танки тронулись вперёд. Последние пикировщики, остервенело, всаживали свои бомбы, а к нашему бугру уже подползал передний танк,

— Ну вот и всё! — сказал я вслух.

Услышав "Ну вот" все с облегчением вздохнули. Солдаты засуетились. Кое-кто уже шагнул из-под кустов, чтобы идти.

— Куда! Вы что забыли? Самолёты висят над головой, а они прутся, не разбирая дороги!

— Стоять и не шевелиться! Пока они не уйдут!

Пикировщики построились после бомбёжки и легли на обратный курс. Я подал команду, и мы осторожно не выходя из кустов пошли загребая руками воду к противоположному берегу.

Выйдя из воды на твердую землю, солдаты грязные и мокрые побрели на опушку леса. Здесь под деревьями лежала и ждала нас вся оставшаяся рота.

С солдат текло. Но все повалились на землю, сил больше не было. Они были измотаны пережитым за всё это время.

Я на лицах солдат видел не только усталость, а совсем иное, свое. Они за это время пережили страх и панику, выстояли и не дрогнули. Они не ослабли, а наоборот, окрепли духом и силой. С этими солдатами можно теперь в любой ад спускаться.

|Вместе мы всего ничего, а | За месяц с лишним много пережито и сделано. Главное, теперь у меня была уверенность, что они в любых условиях не побегут. Пойди на них в атаку пехота, они с ней разделаются и без меня. Их можно ставить в любое место одних.

При выходе на опушку леса[158], я предполагал, что здесь занимает оборону тот самый майор. Оглядевшись кругом, я понял, что в лесу пусто и совершенно безлюдно. В лесу было сыро и темно.

Я приказал всем снять сапоги, слить воду и выжать портянки.

— Пётр Иваныч пошевели людей! А то они совсем разомлели. Сейчас еще закроют глаза и уснут.

— Даю десять минут на всю дребедень! Через десять минут быть всем готовым! Приладить сбрую, проверить оружие!

Подозвав старшину, я велел ему послать двух солдат вдоль опушки леса.

— Пройдут с километр и вернуться назад!

Через некоторое время солдаты вернулись. Они доложили, что на опушке нет никого.

Я сел на пенек и закурил. Ну что дальше делать спросил я сам себя. Ко мне подошли старшина и политрук. Они сели возле и повели разговор, что будем дальше делать и куда двинемся ротой.

— Искать полк, который нас сунул под бугор, нет никакого смысла. — сказал политрук.

— В штаб армии нужно идти! Он никак не хотел вливаться в чужую часть.

— Ведь мы гвардейцы! — добавил он. — Пусть нас направят в гвардейскую часть!

— Ладно, посмотрим! — сказал я, выпуская дым махорки изо рта.

Я знал по опыту, что солдаты второпях часто теряют оружие и снаряжение, И когда мне доложили, что потерян один щит, я велел подвести ко мне виновного.

— Он оступился и выпустил щит, — оправдывался политрук. Мы обошли все кругом, щит в ил затянуло. Мы не нащупали его ногами. За солдата говорил политрук.

— А чего ты молчал и сразу не сказал? — спросил я его.

— Думал, потом где-нибудь раздобудем.

— Нужно было за шею верёвкой привязать.

— Глубоко было, товарищ лейтенант. Я боялся отстать от роты.

— Ну вот чего братцы и ты Петр Иваныч политрук. Щит от пулемета должен быть на месте! Хотите, идите в болото, хотите из-под земли, а щит мне достаньте. Меня не волнует глубоко там было или мелко. Тебе поручили, ты должен его нести. Ты можешь выпустить его из рук, когда тебя убьют! А раненый ты или целый, щит подай и выложи мне!

В разговор вмешался политрук.

— В каком месте он утопил его, он и сам не знает. Дай нам время лейтенант. Щит, я обещаю, достанем.

Я посмотрел на политрука, на старшину и солдата. Все они глазами просили меня.

— Хорошо! — сказал я.

— Даю вам на это дело три дня! Через три дня доложите, что щит на месте. Все люди как люди, а он, видите, побоялся, что отстанет от роты.

Солдат понимал свою вину.

— Иди! — сказал я ему, — Срок передвигать не буду!